На следующий день Ордынцев вновь уселся за свое нудное занятие. Последний месяц он изучал советское законодательство, чтобы иметь возможность квалифицированно оказывать юридическую помощь труженикам, хотя за консультацией к нему пока никто не обращался.
Зарплата была неплохой. Приехав в СССР Николай получил жилье – комнату в коммунальной квартире, бывших просторных апартаментах, разделенных между несколькими семьями и отдельными жильцами с общими кухней, ватерклозетом и ванной, называемыми теперь «удобствами».
Только присел, а в дверях опять Валентина. Директор требует к себе, и немедленно. Николай Арефьевич взял папку с отчетом за последнюю неделю (так было принято), и побрел по коридору в сторону приемной.
Рассказывать о проделанной работе, однако, не пришлось. Еще в «предбаннике» (так Валя называла свое место работы) он обратил внимание на то, что вешалка занята более обычного. Кроме директорского солидного драпового пальто с меховым воротником и «евонного» же (опять секретаршино выражение) картуза, носимого по партийной моде, висели чья-то кожанка и элегантный темно-синий дамский плащ, явно заграничного пошива.
Войдя в кабинет, он застал в нем самого «красного руководителя», сидящего не в своем обычном месте во главе Т-образного стола, а сбоку, причем с очень скромным, даже смиренным видом. Против него расположился мужчина в пенсне с желтым треугольным невыразительным лицом, одетый в гимнастерку, к которой через красный бант был привинчен орден.
Сбоку, не за столом, а в стороне от него, пристроилась обладательница синего плаща, в которой Николай Арефьевич сразу узнал Анастасию, то есть товарища Нарыжную. Он даже не удивился.
Каким-то неуловимым движением она дала понять, что демонстрировать знакомство не стоит, поэтому Николай Арефьевич просто поздоровался, а когда ему было предложено, присел. Директор завода засуетился.
– Товарищи, может быть, чайку, а? Я сейчас распоряжусь… – и директор, встав, направился к двери.
Желтолицый никак не отреагировал на предложение, а Анастасия, повернув голову, но не глядя на руководителя завода, ответила: «Да, пожалуй, можно и чаю. А потом создайте нам условия, будьте добры, для разговора с товарищем Ордынцевым. Без свидетелей. Хорошо?»
«Да-да-да, товарищи, я понимаю, понимаю» – выходя, бормотал высокопоставленный начальник. Через пять минут он лично доставил поднос со стаканами в серебряных подстаканниках и блюдом сушек, после чего удалился, беззвучно прикрыв за собой дверь.
***
– Николай, дело очень сложное. Но ты, я думаю, сможешь нам помочь. Дело в том, что погиб наш товарищ, – затягиваясь папиросой «Пушка», сказала Нарыжная.
– Анастасия, но как я смогу что-то сделать? Я ведь простой заводской юрист, у меня ни экспертов, ни информации, и вообще, кто я такой, чтобы расследовать убийство?
Желтолицый товарищ несколько минут назад вышел, оставив Ордынцева и Нарыжную наедине. Николаю было непонятно, было ли это так задумано, или ему в самом деле понадобилось отлучиться.
– Ну, если тебя беспокоит только это, то не беда. Считай, что возможностей у тебя намного больше, чем было когда-либо. К тому же, в Мюнхене ты кем был? Учителем? – Анастасия помолчала, и добавила свозь папиросный дым:
– В конце концов, ты хотел вернуться, я помогла. У тебя неплохая работа, есть где жить, ты абсолютно свободен… Помоги и ты мне, по старой дружбе, а?
– Хорошо, я попробую разобраться, – сдался Ордынцев, – Но мне нужны все сведения. Хотя, предчувствую, что тут что-то такое, чего лучше и не знать. В общем, рассказывай, с самого начала.
Николая Арефьевича вдруг охватил какой-то азарт, в нем проснулось желание заняться серьезным делом, по-настоящему поработать мозгами, разгадать какую-то шараду. К тому же он понимал, что не за красивые глазки ему позволили вернуться в СССР, а если он откажется помогать новой власти, то путь ему светит не назад в Мюнхен, а куда-то на Восток. Туда, где Макар телят не пас, как говорил один умный человек в Волгске. Анастасия внимательно посмотрела на Николая и начала:
– Слушай. Примерно год назад у одного руководящего товарища возникла идея….