Пролог

Мама готовит завтрак, звенит посудой. До меня доносится запах жареных гренок и какао, мама варит самое вкусное какао на свете. Я дома.

– Тимур, вставай! У-у, лежебока, проспишь всё, – весело кричит мама с кухни.

– Тимур, Тимка, вставай, – кто-то трясёт меня за плечо. Мама? Эх, сон, снова сон. Только не вздумай плакать, этого ещё не хватало!

– Тим, на завтрак опоздаем!

Это Лиза. По-настоящему её зовут Элиза, а я за рыжую гриву зову её Лисёнком.

– Встаю, Лисёнок, встаю!

Коляска ждёт меня, припаркованная у кровати. Нужно напрячь руки, подтянуть тело, сделать рывок – и вот я на своём троне. Перекинуть ноги, и готово.

– Поехали.

Детский дом расположен рядом со старинной усадьбой «Приютино». Раньше всё вокруг принадлежало то ли графу, то ли барону, а теперь усадьба стала музеем, а детскому дому досталось красивое здание с белыми колоннами и большим заросшим садом. Здесь могло бы быть хорошо и уютно, но это детский дом. Казённые кровати, казённая мебель, казённая жизнь. Жестокая жизнь, где каждый за себя. Хотя мне ещё повезло, что после больницы не отправили в интернат для инвалидов. Вот там, говорят, настоящий ад.

– Тимка, сегодня бананы на завтрак дадут! – склонившись ко мне, заговорщически сказала Лиза.

– Тебе повезло, я не люблю бананы, можешь забрать мой.

– Тимка, у тебя рубашка расстегнулась.

Я сжал воротник, прикрывая висящий на шее талисман, осколок прошлой жизни – монетку с изображением женщины, смотрящей на своё отражение в зеркале. На обратной стороне монетки надпись в венке из листьев: «Амальгама». Не переношу, когда смотрят на мой талисман, просто не переношу. Пока я воевал с пуговицей, мы подъехали к столовой. У дверей стояла медсестра Лиана Сергеевна, удивительно красивая женщина. Странно, как она вообще оказалась в этом захолустье. Словно экзотическая птица среди стаи ворон – высокая, стройная, с пышными волосами. Мы все очень любили Лиану Сергеевну за то, что она всегда находилась рядом, когда нужны были помощь или утешение.

– Ну что, неразлучные друзья, явились? – улыбнулась Лиана Сергеевна.

– Лиана Сергеевна, а Тимка мне банан свой отдаст, – похвасталась Лиза.

– Кто бы удивился. Благородный рыцарь! – Медсестра рассмеялась. – Идите, а то всё остынет.

Иногда мне кажется, что я где-то видел её раньше. Словно через дымку – глаза, улыбка, волосы. И то, что я здесь, а не в интернате, как-то связано с ней. Но сколько ни пытаюсь вспомнить – ничего не получается. Такое ощущение, что моя жизнь до аварии затянута густым туманом. Иногда он выпускает кусочек воспоминаний, маленький фрагмент прошлого, и снова поглощает. Белый спрут неизвестности.

Завтрак прошёл в молчании, мне сегодня что-то не хотелось разговаривать. Лиза, маленький барометр настроения, чувствовала это и не приставала. Сны о прошлой жизни высасывали из меня силы.

После завтрака я поехал в сад. Наш сад – единственное место, где можно побыть одному.

– Лисёнок, всё, дальше я сам. Спасибо. Иди.

Лиза не стала спорить, мой маленький добрый друг всё всегда понимала. Не знаю, смог бы я в те первые месяцы не сойти с ума без неё.


Ну что, поехали, Тимур Станиславович, поехали! Мои руки теперь вдвое сильнее. Спасибо Нику, нашему тренеру, а также кочегару, завхозу и садовнику. Ник в детском доме – незаменимый человек, за что ему и прощаются многие слабости. И персонал, и мы всегда терпеливо ждём, когда закончится очередной запой – самая большая его беда, из-за которой он и оказался здесь. Говорят, что в прошлом Ник – известный спортсмен-фехтовальщик с кучей наград. А вот и он сам бредёт с садовыми ножницами по аллее.

– Привет, Тим Бесстрашный!

– Привет, Ник Великий!

Мы пожали друг другу руки. Я посмотрел на его медно-рыжие с густой проседью волосы, на осунувшееся лицо. А ведь Ник совсем не старый. Но сейчас он выглядел, как после тяжёлой болезни.

Ник кивнул и отправился дальше. Он был неразговорчив и никогда не раздражался, его любили все без исключения. Хотя нет, директор Константин Михайлович испытывал к Нику неприязнь. Но терпел – где ещё найдёшь трёх работников в одном лице, которому к тому же зарплату можно платить не полностью. И при этом Ник совершенно бескорыстно тренировал нас.

Директор был патологически жаден. Он умел зарабатывать на всём, что поступало в детский дом, начиная с продуктов и заканчивая половыми тряпками. Константин Михайлович никогда не повышал голоса, но его выдавали глаза – холодные и бездушные. Смотришь в них и вспоминаешь, с каким хладнокровием он убил бродячего щенка, забредшего на территорию детдома. Одним ударом ноги, просто проходя мимо. Я видел, случайно оказался рядом.

Поехали, Тимур, поехали! Нужно размять руки. В кустах сирени спрятана деревянная рапира, Ник выточил её специально для меня. Ясно помню нашу первую встречу, словно она произошла вчера, а не два года назад. На заднем дворе, возле детской площадки, несколько пацанов каждый день занимались фехтованием. На деревянных шпагах, конечно, но с таким азартом, словно это не тренировочный бой, а самая настоящая битва. Я целый месяц наблюдал за ними. Просто наблюдал, разве мог я рассчитывать на что-то большее? Однажды ко мне подошёл Ник и предложил попробовать.

– Тебе нужны сильные руки, они твоё будущее и твоя реальность. Никто не отменял возможности изменить её, но надо научиться смиряться не смиряясь.

Так и началась наша дружба с Ником Великим. Ребята сначала смеялись, старались выбить меня из коляски. Но когда в бою я не дал никому подойти ближе чем на два шага, меня зауважали и признали достойным противником.

– У тебя логическое мышление. Ты умеешь рассчитывать движения противника в ответ на выпад, это твоя сильная сторона. Работай над ней, и у тебя всё получится.

С того дня перед сном я всегда стараюсь разработать схему боя с воображаемым соперником, проигрывая в уме варианты, просчитывая ходы защиты и отступления. И самое интересное, я редко ошибаюсь в своих предположениях. Ник прав, логика сильная штука, и она моё преимущество.

Рапира легла в руку как влитая. Выпад, защита – не буду думать о прошлом! Я могу не думать о прошлом – выпад, защита! И так несколько часов. Пот заливает глаза, но это хорошо. Даже отлично! Я устал, измотался, и воспоминания отступили.

Тренировка закончилась к обеду. Лиза примчалась за мной и, весело щебеча, покатила коляску назад. Я могу доехать и сам, но для неё это очень важно. Забота обо мне создаёт у малышки иллюзию семьи: она не одна, у неё есть старший брат. Лизе скоро семь, она на шесть лет младше меня. Но иногда кажется, что старше, столько в ней мудрости и взрослой рассудительности.

Когда меня привезли в детдом, Лисёнок подошла первой и протянула тёплую ладошку.

– Я Лиза Милаева, а ты мой брат, – уверенно сказала она. И столько надежды плескалось в зелёных глазах!

Лиза даже придумала объяснение тому, что у нас разные фамилии и отчества:

– Просто наши родители потеряли меня, а в детдоме дали другую фамилию. Но теперь я нашла тебя. Правда?

Я смотрел на маленькую рыжую девочку, которая доверчиво заглядывала мне в глаза, и понимал, что не стану её разубеждать. На самом-то деле Лизина мать отказалась от дочери, когда той был всего месяц от роду. Но пусть будет как будет. Брат так брат. А потом именно Лисёнок стала спасательным кругом, который помог мне жить и не терять надежду.

Вечером, перед сном, Лиза всегда читает вслух книгу, устроившись на моей кровати. Сегодня это «Мальчик со шпагой».

– Тим, а расскажи, какая была наша мама? Красивая? – вдруг, прервав чтение, спросила Лиза.

Этот вопрос она задавала тысячу раз, и тысячу раз я отвечал:

– Не помню.

– Как ты можешь не помнить, Тим, разве такое можно забыть?

– Можно.

Я не хотел вспоминать прошлое. В первые же дни в детском доме у меня пропали семейные фотографии, потом по всему саду валялись обрывки, но я даже обрадовался. Мне было бы мучительно больно каждый день смотреть на лицо мамы. Я бы сошёл с ума от этого.

– А я знаю, какой была наша мама, – упрямо продолжала Лиза.

– Откуда ты можешь знать? – разозлился я и сразу же раскаялся, увидев, как её глаза наполнились слезами. – Прости, не обижайся.

– Вот и нет, могу, – улыбнулась Лиза. – Сейчас покажу.

И умчалась в свою комнату, а через некоторое время принесла рисунок:

– Вот, это мама. У неё длинные каштановые волосы, твои синие глаза и нос тоже твой, а брови – мои.

Я молчал, поражённый. Она очень хорошо рисовала, но в этот раз с альбомного листа на меня действительно смотрела мама, сходство было невероятным. Как? Как Лиза, никогда не видевшая её, смогла нарисовать такое? Как будто она заглянула мне в память.

– Похожа?

– Вылитая. Когда вырастешь, станешь точной копией мамы.

– Думаешь? А мне кажется, ты больше на неё похож.

Она жалобно посмотрела на меня.

– Лисёнок, ты вылитая мама! – уверил я.

Лиза обняла меня за шею и пробормотала:

– Почему я не нашла вас раньше, ну почему?.. Успела бы хоть одним глазком посмотреть на маму… хоть один раз.

Я прижал её к себе.

– Лисёнок, сестрёнка моя хорошая, – у меня перехватило горло, – так получилось… Но мама тебя искала, всегда искала и помнила, что ты у неё есть.

– Я знала! Я всегда чувствовала, что кому-то нужна.

– Отбой, всем отбой! Милаева, ну-ка марш на свою половину! – приказала дежурная воспитательница.

Лиза чмокнула меня в щёку и, задумчивая, ушла.

Я повесил рисунок рядом с маминой картиной. Мама была профессиональной художницей, а единственная сохранившаяся у меня миниатюра изображала фантастический пейзаж: деревья, кусты, цветы. Всё сияло всеми оттенками радуги, но эта пестрота почему-то не вызывала раздражения, наоборот, она притягивала взгляд и завораживала.

«В каком сне, мама, ты могла увидеть такое?» – подумал я, укрываясь одеялом с головой.

Постепенно дом затих. На соседней кровати ещё какое-то время возился Ромка, но потом уснул и он.

07:30, 25 мая 2012 года

Тимур открыл глаза. Солнечные лучи, пробравшись сквозь щель в шторах, растянулись по одеялу. «Сегодня в школу не надо!» – подумал Тимур. Спрыгнув с кровати, он прислушался. На кухне играла музыка, мама вполне профессионально подпевала мужскому голосу: «Не уходи, побудь со мною…»

Когда готовилась еда, всегда звучала музыка, а Агата подпевала и пританцовывала. Тимур сразу подключался к чистке овощей, он в свои десять лет хорошо умел это делать. Семейный дуэт Косачевских превращал готовку в весёлое времяпрепровождение.

– Мам, – позвал Тимур, зайдя на кухню. – Ты почему меня не разбудила?

Агата весело махнула сыну рукой. Она была очень красивой – смуглая, с синими глазами, с тонким изящным носом. Мама напоминала Тимуру профили на древнегреческих монетах, особенно когда стягивала свои каштановые волосы на затылке. Тимур часто мечтал над коллекцией древних монет, подаренной бабушкой. Он представлял людей, через чьи руки они прошли сотни лет назад. Кто были эти люди, чем занимались, что покупали? Ему казалось, что, размышляя об этом, он прикасается к чему-то таинственному и мистическому.

– Так почему ты меня не разбудила? – снова поинтересовался Тимур, усаживаясь за стол.

– Не знаю. – Обернувшись, Агата улыбнулась. – Заглянула, а ты так сладко спал. Мне кажется, сегодня будет необычный день… – Её улыбка вдруг погасла.

– Мам, что-то случилось? – тревожно спросил Тимур.

– Нет, малыш, всё хорошо. – Агата ребром ладони убрала упавшую на лицо прядь. На носу остался белый след от муки.

– Ты испачкалась! – рассмеялся Тимур.

– Да ты что? – Мама сделала большие глаза. – Покажи где.

Ничего не подозревающий Тимур шагнул к маме, а она быстрым движением измазала ему мукой сначала одну, а потом другую щёку.

– Так кто тут испачкался?