Лёгкое горное лето;
лужайка цветёт,
улыбается старый двор
и журчание ручья неясное болтает о найденном счастье.
Я прекрасна, ибо выросла в любящем меня саду.
Стояла под весенним дождём, напиваясь желанием,
стояла под солнцем, напиваясь жаром —
ныне стою и жду, раскрылась я.
Твоя любовь затмеваетъ твою звѣзду —
въ моей жизни восходитъ луна.
Рука моя въ твоей не дома.
Твоя рука – похоть,
моя рука – тоска.
За песенки мои предзакатные,
жалобно-смешные, подарено
по весне мне яйцо,
от водоплавающей птицы оно.
Уговорила нарисовать любимого
мой портрет на толстой скорлупке.
Изобразил он лук молодой в земле бурой —
а на иной стороне круглый
мягкий холм пескогрунта.
И спросила королева тайного своего советника:
Кто та подлая женщина, что мужу моему люба?
– Он любит всех женщин, что кровь его жгут.
– Но, с кем из них должна я бороться больше?
– Со своим чёрным нравом должна ты бороться больше.
– Но, как я должна бороться со своим чёрным нравом?
– Пусть посланник поцелует тебя на солнце закатном.
Три девицы шли, держась за руки, в поле.
Повстречался им всадник в доспехах.
Первая дева раскинула руки: любимый!
Дева вторая, упав на колени: пощади меня, смерть!
Дева третья обернулась:
дорога в тот город вправо свернёт.
Пока чёрные тучи затягивали небо,
не сомкнула мать глаз, ребёнок спал.
И клироса пение в ночной тишине
воспевало хвалу всем мирам.
И услышала мать молодая в себе глубоко сокровенное,
будто эхо в ночной тишине прославления:
о, как мир наш разросся, пока малыш спал,
во всех своих проявлениях!
Вот осень и птицы золотистые
летят все домой над лазурной водой;
на берегу я сижу, щурясь, глядя на яркие блики,
и шелестит разлука в ветвях.
Разлука та велика, развод приближается, хотя,
неизбежно вновь единение.
Поэтому спится легко, когда сплю я
с рукой под головой.
Дыхание матери чувствую я на моих глазах,
а матери уста прямо в сердце моём:
засыпайте и спите, дети мои, ибо солнце зашло.
Не подходи слишком близко к мечтам своим:
они есть дым и способны они захватывать —
опасны они и в них можно увязнуть.
Видала ли ты глазами свои мечты:
больны они и не понять ничего —
у них есть лишь только думки твои.
Не подходи слишком близко к мечтам своим:
они есть – обман, им нужно убраться,
они есть – безумство, им хотелось бы остаться.
Кольцо мне жмёт, а моих мыслей круг
вращается вокруг пальца.
Есть что-то тёплое в основе всего
незнакомого округ меня,
будто слабый запах в чаше кувшинки.
Тысяч яблок, висящих в саду отца,
круглых, цельных в самих себе —
так и становится неопределённая жизнь моя:
оформленной, округлой, пышной и ровной
и – простой.
Жмёт мне кольцо, а моих мыслей круг
вращается вокруг пальца.
Эрос, ты жесточайший из всех богов,
зачем ты привёл меня в страну эту тёмною?
Чтоб как девочки подрастут,
отключёнными им стать от света
и быть брошенными в тёмную комнату.
Не парила ли душа моя, как счастливая звезда,
пока не очерченной стала кольцом твоим красным?
Смотри, я связана по рукам и ногам,
знай, я обязана всему своим думам.
Эрос, ты жесточайший из всех богов:
я не жду, не бегу,
а лишь как животное только терплю.
Всеми вечерами принцесса позволяла себя ласкать.
Но тот, кто ласкает, утоляет лишь голод
и тоска её робкой мимозой была, пред реальностью,
удивительно наивной сказкой.
Новые ласки наполняли сердце её горькой сладостью,
а тело её – льдом,
но сердцем ей хотелось большего.
Принцесса знала тела, но искала сердца;
не видала она никогда другого сердца своего окромя.
Принцесса была несчастнейшей во всём том царстве:
в иллюзиях слишком долго жила.
Знала она, что сердце её умрёт и
раскрошиться целиком, ибо правда разъедает.
Принцесса не любила те красные рты,
Они все были чужими.
Принцесса не знала тех пьяных глаз со льдом внутри.
Все они были детьми зимы, а принцесса
с крайнего юга была и некапризна,
неупряма, без вуали и не хитра.
Одним переменчивым мигом
украдено моё грядущее,
на время оно одеревенело.
Я построю его красивее,
таким, как в начале задумала.
Я построю на голодной земле его,
которую назову моей волей.
Вознесу я его на колонны высокие,
чтоб моими назвать идеалами.
Я построю его с тайным ходом секретным,
которым зову мой астрал.
Я построю его с башней высокой,
что зовут одиночеством.
Сдавленное сердце моё покоится в узком ущелье,