В Европе XVIII века сформировался новый концепт топонима, имена стали активной частью общественного дискурса, витриной культурной и политической жизни. После Великой французской революции у среднего класса дошли руки до преобразования карт.
Для революции 1789–1799 годов характерна болезненная семиотизация, проникшая во все сферы жизни, от этикета до гастрономии. Старинные, давно онемевшие адреса вдруг зазвучали и заговорили. Ощущая себя в кольце врагов, как внутренних, так и внешних, революция спешно присваивала всему и всем свои имена. Декретом Национального конвента были упразднены христианская эра и календарные месяцы, вместо недель были введены декады, и каждый день декады получил свое название, а 1792 год был объявлен началом новой эры.
В эпоху Просвещения (начиная с конца XVII века) важнейшим качеством литературы, изобразительного искусства и даже архитектуры, помимо красоты и гармонии, стали признавать воспитательную составляющую. Воспитанию личности посвящено творчество крупнейших авторов эпохи, прежде всего Ж.-Ж. Руссо. Разум, проникающий во все сферы общественной жизни, должен воспитывать и обучать – неудивительно, что эта задача стала главной в топониме Европы, а вскоре и России.
Революция закрыла парижский собор Нотр-Дам и устроила в нем Храм Разума. Площадь в те годы тоже называлась в честь Разума. Нотр-Дам. Западный фасад. 1880–1900 гг. Рейксмузеум, Амстердам
В революционной Франции в изобилии появились новые имена собственные. Широко известен случай мэра Куломье, который поменял свою «деспотическую» фамилию Le Roy (Король) на Dix-Août (десятое августа) – в память о дне взятия дворца Тюильри и свержения монархии – 10 августа 1792 года. Топонимия и антропонимия изобиловали посвящениями историческим фигурам, от античности до современности. Например, в Руане новорожденную девочку могли назвать Fleur d’Orange Républicaine (Республиканский цветок апельсинового дерева) или Amour Sacré de la Patrie l’an Trois (Священная любовь к родине, год третий). Впрочем, большинство из них в сознательном возрасте расстались с этими именами, как и наши российские Электрификации и Оюшминальды.
Революция породила новый тип – мемориальные названия. Мемориала светским лицам в дореволюционную эпоху еще не существовало – так же как не существовало культуры постановки памятников светским деятелям, поэтам и писателям. В Париже в 1790‐е годы появились улицы и площади, посвященные интеллектуалам: улица Жан-Жака Руссо (rue Jean-Jacque Rousseau), набережная Вольтера (quai Voltaire). Вторая важнейшая группа, родившаяся в годы революции и ставшая чрезвычайно важной для Европы и в том числе России, – топонимизация национальных героев. Обратим внимание: с самого начала эта группа была нестабильной, названия менялись из‐за смены политической конъюнктуры: Rue Marat (улица Марата) просуществовала в Париже лишь с 1793 по 1795 год, Rue Mirabeau (улица Мирабо) – один год, с 1791 до 1792 года.
Наряду с этими мемориальными названиями стали появляться символические наименования: мост Человечества (pont de la Humanité, 1793–1795), улица Братства (rue de la Fraternité, 1793–1800), улица Честных граждан (rue des Francs Citoyens, 1793–1800). Площадь перед собором Парижской Богоматери (Parvis Notre-Dame) в 1792–1800 годах называлась площадью Разума – Place de la Raison.
Французские революционеры ввели моду на переименования городов и сел: десятки больших и малых французских населенных пунктов утратили свои старые имена в конце XVIII века, особенно те, названия которых имели отношение к христианству.
Во время революции слово «saint» («святой, священный») не просто бойкотировалось – его вытравливали из сознания населения, спешно убирая с карт – в то время как оно было составной частью многих названий городов и селений. Такая политика объяснялась отрицательным отношением к религии новой революционной власти. Новые наименования, которые давались вместо «идейно устаревших», были непосредственно связаны с символами эпохи Просвещения: Saint-Lô стал Rocher de la Liberté (Скалой свободы), Sainte-Mère-Eglise (святая матерь Церковь) стала Mère-Libre (свободной матерью), Saint-Piense (Святой Пиенции) дали фонетически близкое название Sapience (мудрость). Встречавшиеся в композитных именах слова comte (граф), roi (король) были заменены революционными: Martigny-le-Comte – Martigny-le-Peuple (Мартиньи-Народ), Malay-le-Roi – Malay-le-Républicain (Мале-Республиканское) и Marly-le-Roi – Marly-la-Machine (Марли-Машина, в честь гигантского насоса, который качал воду для садов Версаля и Марли). Saint Symphorien (Святой Симфорий) стал Symphorien (Симфорием), но из‐за созвучия первого слога «sym» слову «saint» город был дополнительно переименован в Phorien.
Марсель, или Город без названия. Фотография Сергея Никитина
Появлялись и названия, демонстрировавшие массовую увлеченность античной тематикой: Montfort-l’Amaury стал называться Montfort-le-Brutus (Brutus – Брут; Замок Брут), Monaco – Fort-d’Hercule (Hercule – Геракл; Форт Геракла).
Принципиально важными для концепта топонима в революционной Франции являются переименования крупных старинных городов: Марсель (Marseille) стал Ville-sans-Nom (город без названия), а Тулон (Toulon) стал Port-la-Montagne (порт горы). Эти города – центры антиякобинских сил – были переименованы «в наказание», после долгих кровопролитных боев. Переименование стало актом своеобразного «очищения» от прошлого после сокрушения врагов. Тулон был синонимом контрреволюции, поэтому от него избавлялись и в других названиях: деревушка Toulon в регионе Овернь стала Mont-la-Loi (гора закона), бургундское село Toulon-sur-Arroux стало Bel-Air-sur-Arroux – «чистым воздухом на (реке) Арру». Эти красивые топонимы напоминают перифразы Санкт-Петербурга: Окно в Европу, Северная Венеция, Колыбель революции, Город Ленина (ср. название, которое получил при переименовании Moussel: Montagne-du-Droit-de-l’Homme, гора прав человека). Неудивительно, что с окончанием революции подавляющее большинство этих переименований были упразднены.
В топонимии Европы Французская революция сыграла огромную роль. К примеру, Наполеон ввел в Европе новую моду: главные площади покоренных городов посвящали Свободе, а в центре площади непременно сажали символическое дерево Свободы.
Таким образом, в революционной Франции конца XVIII – начала XIX века переименование географического объекта было привычным явлением. И эта мода распространялась как на маленькие улочки, так и на крупные города. При этом все чаще встречались топонимические посвящения деятелям культуры, национальным героям и историческим событиям. Революционеры пытались передать в географических названиях свои ценностные ориентиры и новое мировоззрение, в котором значительное место занимали античность… и ботаника.
Революционеры, взяв пример у Северо-Американских Соединенных Штатов, стали сажать деревья Свободы – тополя, которые должны были жить и расти вместе с Республикой. За годы революции посадили 60 тысяч деревьев! А потом, с возвратом монархии, выкорчевывали (как на гравюре в 1850 году) и снова сажали – едва в городе снова побеждала революция! Французы перенесли эту традицию в покоренные ими за годы Наполеоновских войн страны. Виллем Кок, по рисунку Йоханнеса Петруса Ван Хорстока. Дерево свободы, установленное возле ратуши в Алкмаре, 1795. Рейксмузеум, Амстердам
Революция сделала язык географических названий частью общественной жизни, темой активного обсуждения, затрагивавшего все более широкие круги. Переименования продолжались в Европе на протяжении всей первой половины XIX века. Российская топонимия XIX–XXI веков – как часть большой европейской системы – немыслима без новых типов названий, впервые заявленных французами.