Олесина мама всегда была безмерно строга и сурова по отношению к ней. Это касалось всех сторон их жизни. Но особенно тщательно она оберегала добродетель дочери. Можно прямо было сказать, что она стояла на страже ее невинности, как неподкупный цербер, даже и мысли не допускающий о том, что дочь может свернуть с правильной дорожки куда-то не туда.
Причем, Олесину честь мама берегла так своеобразно, что об истинном смысле маминых переживаний Олеся сумела догадаться, лишь став достаточно взрослой.
Начать с того, что все подробности о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной мама рассказала ей очень рано. Олесе тогда было всего десять лет. Конечно, она была очень развитой для своего возраста девочкой, – но, тем не менее, делая скидку на ее еще все-таки достаточно нежный возраст, наверное, с маминой стороны, излишне было заострять внимание на некоторых чересчур интимных моментах суровой взрослой жизни. И уж, тем более, не было никакой необходимости подробно рассказывать о собственном опыте, который, признаться честно, был не слишком радужным.
Правда, в свои десять лет Олеся мамины откровения воспринимала, – или, точнее, заставляла себя воспринимать, – несколько в другом свете. Тогда ей казалось очень лестным, что мама настолько доверяет ей. На самом деле причина тут была, наверное, даже и не в доверии. Не каждой самой близкой подруге решишься рассказать о себе все то, что ее мама выливала на десятилетнюю девочку.
Что ни говори, – но ребенок – это всего лишь ребенок. Каким бы взрослым, умным и развитым он ни был. И ему в таком возрасте, наверное, еще вполне достаточно было каких-то общих сведений об отношениях мужчины и женщины. Это положило бы конец вполне естественному детскому любопытству и помогло бы подготовиться к взрослой жизни и не падать в обморок от пошлых рассказов одноклассников, умудрившихся каким-то образом что-то разведать.
Но в подробностях знать женские интимные переживания взрослой женщины, – собственной мамы!.. – это, поверьте, может шокировать и более зрелого человека с устоявшейся и окрепшей с годами психикой. У десятилетней же девочки это вообще способно вызвать только шок, ужас и отвращение. К собственному отцу, к мальчикам, к мужчинам вообще.
Кроме того, мама всегда делала большой упор на том, что свою невинность нужно сохранить до замужества. Иначе парень погуляет и бросит; иначе муж всю жизнь ненавидеть и мстить будет; короче, иначе счастья просто не видать… Мама делала на этом такой сильный акцент, что слегка переборщила. С ее подачи, Олеся во всех представителях мужского пола, независимо от возраста, стала видеть потенциальных насильников, которые только спят и видят, как бы обесчестить ее и лишить такой драгоценной добродетели, потеряв которую, можно сразу руки на себя накладывать, потому что жизнь просто будет закончена.
Все это было прямо, как в средневековых романах. И достаточно страшно, на самом деле, если честно. Да, юные девушки должны знать, что некоторые мужчины могут представлять для них потенциальную опасность, и поэтому не стоит уходить с незнакомцами, гулять по ночам, – особенно, на пустырях, окраинах и в лесополосах, – и вообще следует соблюдать осторожность. Но все хорошо, что в меру, – и любых предостережений это тоже касается. И настропалить десятилетнюю девочку так, что она еще многие годы в каждом встречном и поперечном представителе мужского рода видела потенциального маньяка-убийцу и не выходила на улицу без ножа в кармане, – наверное, все-таки это не есть хорошо…
В данном конкретном случае, очевидно, стоило просто пойти навстречу желаниям дочери, которая по натуре была очень смелой и спортивной девочкой, и позволить-таки ей ходить в секцию борьбы, о которой она всегда мечтала, чтобы она получила возможность научиться защищать себя и вообще обрела уверенность в себе и в своих силах. А вместо этого мама в подробностях рассказывала ей об ужасах, происходящих с несчастными слабыми женщинами по вине жестоких эгоистичных мужчин, и внушала, что нужно с детства быть готовой терпеть и страдать всю оставшуюся жизнь.
Последствия этого воспитания, кстати, и маминых заветов аукаются Олеське даже спустя десятилетия. Она так и не научилась толком вести себя с мужчинами, как красивая женщина, каковой она, в принципе, и является, и адекватно реагировать на их внимание. Но это связано еще и с ее неуверенностью в своей женской привлекательности, – за что ей тоже, к сожалению, до сих пор приходится благодарить свою маму.
Олеське никогда не запрещалось категорически, например, носить короткие юбки. Будь ее мама, – как бы это помягче сказать?.. – чуть разумнее, что ли, – она просто тактично объяснила бы дочери, что не стоит одевать чересчур открытую и вызывающую одежду, потому что окружающие могут воспринимать это не совсем адекватно. А вместо этого, она умудрилась привить собственной дочери жуткий комплекс неполноценности.
Те же самые короткие юбки ей носить вовсе даже не возбранялось. Просто Олеся сама, с раннего детства, знала, – с молоком матери впитала, наверное, – что эта одежда – не для нее. Потому что ее короткие полные ноги будут выглядеть в этих юбках попросту нелепо. По той же самой причине она никогда не могла позволить себе обтягивающие брюки, – ведь ее большую задницу необходимо было как-то маскировать и обязательно чем-то прикрывать. И она всю свою юность проходила в старушечьих балахонах, напрочь скрывающих ее, в общем-то, весьма и весьма неплохую фигурку. Ей была совершенно не к лицу подобная свободная одежда, которая действительно делала стройную и красивую девушку приземистой, плотной и неуклюжей. Олеся чувствовала себя в ней жутко некомфортно. Но, что ж тут было поделать, – ведь другие наряды она, со своей непутной фигурой, себе позволить не могла.
Приблизительно по той же самой причине ей нельзя было носить распущенные волосы. Ведь они торчали у нее, по словам мамы, как грива у клоуна, – а головка порядочной девушки должна быть аккуратной и причесанной.
Косметикой пользоваться Олесе, вроде как, тоже не возбранялось, хотя она, к огромному сожалению мамы, делала ее лицо вульгарным. Ну, разве что совсем чуть-чуть, чтобы и не заметно было…
Плюсом ко всему этому, к извечному маминому огорчению, шло то, что Олеся была безумно неуклюжей, совершенно не умела двигаться и обладала просто жуткой походкой. Она топала, как мужик, и размахивала руками, как солдат. В общем и целом, картинка получалась совершенно неприглядная. И, прекрасно осознавая все эти свои недостатки, Олеся всегда была искренне уверена в своей жуткой непривлекательности.
Наверное, мама хотела, как лучше, внушая ей все это. Наверное, она пыталась таким образом защитить свою дочь и уберечь ее от возможных ошибок юности. Возможно, она даже и не осознавала, как страшно перебарщивает. Но она своего добилась. В результате ее усилий Олеся выросла закомплексованной и до боли стеснительной. Парни шарахались от нее, как черт от ладана, когда она с чопорным видом проходила мимо. Да на нее даже мухи не рисковали садиться, чтобы не нажить на свою голову неприятностей…
Самое печальное было то, что, в свои девятнадцать лет, при росте 162 см и весе около 50 кг, Олеська на самом деле обладала идеально пропорциональной фигуркой, с воистину осиной талией, стройными ножками и роскошной гривой густых вьющихся каштановых волос. С личиком у нее тоже все было в полном порядке, – зеленые миндалевидные глаза с шикарными ресницами, черные брови, ослепительная улыбка и изумительно ровные белоснежные зубы. Глядя правде в глаза, – ну, ничем ее Господь Бог не обидел!.. При этом она стеснялась лишний раз на улице показаться, ходила всегда в мешковатых одеждах для тех, кому далеко за сорок, – чаще всего, в маминых, – и в старушечьих туфлях на плоской подошве, тщательно скрывая, похоже, за всем этим свою привлекательность, в полном отсутствии которой она была искренне уверена…
Дискотеки, гулянки и прочие молодежные увеселения, разумеется, были, стараниями мамы, исключены из ее жизни полностью. Ведь это же была возможность потенциального знакомства с мальчиками, а всем мальчикам, разумеется, будет нужно от нее только одно… И если она, по глупости своей, уступит какому-нибудь незадачливому кавалеру, то навсегда останется одна-одинешенька, ведь на “непорядочной” и “не девочке” никто и никогда не захочет потом жениться…
Вдобавок к своей несгибаемой добродетельности, Олеся была еще и слишком гордой и независимой, – ну, или считала себя таковой. Так что стоит ли, при таких обстоятельствах, удивляться полному отсутствию в ее жизни хоть каких-то потенциальных женихов?.. Да на нее, как уже было замечено, даже мухи садиться боялись, – а то и падали замертво от одного ее взгляда!..
Но все это были только внешние проявления ее действительно непростого характера, сформировавшегося под большим давлением со стороны мамы. В душе же Олеська была совершенно обычной молоденькой девчонкой, – трепетной, доверчивой, мечтающей о большой и чистой любви… Да, мама сумела твердо вбить в ее глупую головенку, что муж должен быть для нее первым и единственным во всех смыслах и на все времена. Но при всем этом Олеся была совершенно нормальной здоровой девушкой и имела вполне даже определенные желания и потребности, о которых не смела даже и задумываться всерьез. Ведь реализация всех этих желаний была под запретом и вообще смерти подобна. И поэтому глупенькая Олеся честно, верно и преданно ждала своего принца, любимого и единственного, и свято верила, что он оценит ее добродетель и будет потом всю оставшуюся жизнь носить на руках…
И дождалась…