Ольге
Когда конь Гектора сразит мои суставы,[5]
а по хребту прокатятся составы
с гашёной известью и серной кислотой,
и буду я раздавлен на матрасе
за все мои грехи, грешки и страсти, —
в слезах я стану думать лишь о той,
чьё лоно вывело меня из тайной бездны
в наш дивный мир: жестокий, бесполезный,
случайный, глупый, грешный и святой…
Тогда мой дряхлый и больной рассудок,
смешавший годы, дни и время суток,
вдруг прояснится, чтобы дать понять,
что ты, любимая, прожив со мной пол века,
став для меня, как для араба – Мекка,
меня впитала в лоно, как впитать
я смог тебя в мозги, печёнку, чресла,
чтобы опять с тобою мы воскресли…
Мы – друг для друга – и отец и мать!