XIX век был временем поэзии, веком Пушкина и Лермонтова, Жуковского, Баратынского и Языкова, Батюшкова, Веневитинова, Кольцова… Стихи писали Вяземский, Кюхельбекер, Дельвиг, Поливанов, и т. д. В начале XIX века Анна Бунина и Анна Волкова, сумев отбросить стесняющие предубеждения, уже стремились печатать свои стихи, добивались этого и даже прибегали к покровительству не только писателей, но и сановных, придворных лиц. Не затерялись в истории и такие женские дарования, как М. Сушкова, автор «Ироид, музам посвященных», А. Вельяшева-Волынцева, напечатавшая перевод с французского «О графе Оксфордском и Милодии Гербии», княжна Евдокия Урусова, княжна Е. Меншикова. Наши современники, как правило, не знакомы с их творчеством, почти ничего не знают об их интересной и яркой литературной судьбе.
Эти поэтессы первыми в России стали издавать книги своих стихотворений и вступать в существовавшие тогда литературные объединения. А вскоре, в то время, когда русская поэзия, русская литература стремительно обретала присущую ей глубину и блеск, женское творчество стало приобретать общественное значение.
Обрели признание такие женские дарования, как романтическая Евдокия Растопчина, благонамеренная Александра Ишимова, неустроенная Мария Лисицына, сестры Надежда и Серафима Тепловы и многие другие. Не менее тридцати женщин пробовали себя в поэзии и прозе. Поэтессы претендовали на роль, равную роли мужчин; их принимали в своё братство, ценили и даже возвеличивали самые блестящие, крупнейшие деятели тогдашней литературы, начиная с Пушкина и Жуковского, Баратынского и Языкова…
Участь многих из писательниц и поэтесс печальна, творческий путь тернист. В восемнадцать лет ушла из жизни Елизавета Кульм. От чахотки умерла 17-летняя Сарра Толстая, которую Белинский называл «одной из самых странных, самых оригинальных, самых поэтических и по натуре, и по судьбе, и по таланту, и по духу личностей». Он сожалел, что это прекрасное явление «промелькнуло без следа и памяти». Анна Бунина, о которой Карамзин сказал: «Ни одна женщина не писала у нас так сильно», всю жизнь страдала от неизлечимой болезни. Закончила свои дни в «приюте скорби» – сумасшедшем доме – А. В. Зражевская. От нищеты и безысходности затворилась в монастыре Мария Лисицына. И все же лишения – невозможность свести концы с концами, каждодневная забота о хлебе насущном, унижения и непонимание – не помешали развиться таланту многих одаренных пишущих женщин, не убили «души прекрасные порывы».
Даже внешне благополучные обеспеченные светские дамы, дерзнувшие бросить вызов традиционным представлениям, отводящим женщине лишь обязанности дочери, жены, хозяйки, матери и как уступку современным веяниям – сферу чувств, изящной саморефлексии и т. п., – оказывались под прицелом критики и предвзятого отношения общества. В нем царило убеждение, что интеллектуальная и творческая деятельность противопоказана женщине по многим причинам.
Прежде всего, она противоестественна: вредна для здоровья, приводит к бесплодию, уничтожает в женщине все женское и заставляет причислить ее «к разряду чудовищ, которых настоящее место не в будуаре, благоухающем резедой и амброй, а в кабинете естественной истории, рядом со сросшимися сиамцами, с младенцем о четырех головах…»
Женщине нельзя быть писательницей, потому что это бесстыдно. «Женщина, хранительница источников обновления жизни, существо, назначенное владычествовать любовью, желая блистать произведениями своего ума, своей учености, наполовину, если не более, сбрасывает с себя покрывало стыда: тут уж нет того целомудрия, ни того чистого, восхитительного кокетства, которые составляют в женщине необходимые начала этого великого воспроизводительного чувства, самого важного, самого почтенного в природе».
Чтение и сочинительство развращают ум и воображение девушки: выходя замуж, она уже как бы не невинна, у нее слишком большой «опыт» – и потому нормальная супружеская жизнь для нее невозможна, в обществе она невыносима.
Женщина не может быть писателем, так как талант может «выделяться» лишь мужским организмом, – «все эти способности составляют принадлежность той прибавочной четверти фунта мозгу, которая дана мужчине и не дана женщине».
Наконец, общеизвестно, что все писательницы во все времена и во всех странах – от Сафо до Авроры Дюдеван – развратные и опасные уроды.
Добросердечный В. А. Жуковский предупреждал о неприятностях, на которые обрекает себя каждая женщина-писательница, о том, что «авторство выводит женщин из тихого круга, что все женщины-писательницы составляют исключение и очень дорого заплатили за блестящую славу свою, что это нечто такое, что должно иметь влияние на целую жизнь,… что с авторством соединены тысячи неприятностей».
В. Г. Белинский, как и авторы «Библиотеки для чтения», оценивал женщину, вышедшую за пределы своего «назначения», как «существо в высочайшей степени отвратительное и чудовищное», а о женщине-писательнице отзывался, пожалуй, еще более резко, рассматривая ее писательство как тщеславие, «желание… удовлетворять порочным страстям… Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, ни быть женою и матерью!», – писал будущий страстный поборник женского равноправия. Позднее, в «статье неистового Виссариона» от 1843 года «Сочинения Зенеиды Р-вой», опубликованной в «Отечественных записках» и посвященной анализу творчества Елены Ган, он резко пересмотрел собственные патриархатные взгляды и создал традицию нового, серьезного отношения к женской литературе.
Природные дарования многих талантливых женщин «увяли, не успев расцвесть». Но, несмотря на печальные примеры, предупреждения и запугивания, десятки женщин в обеих столицах и в провинции «сбрасывали с себя покрывало стыда» и делали сознательный выбор, рассматривая свое писательство как ремесло, профессию, работу.
Жизнеописания поэтесс XIX века показывают, как тяжело преодолевались предрассудки, как даже передовые мыслители стремились вернуть женщин в привычное прокрустово ложе домостроевских ценностей.
Едва ли не вместе с появлением «женской поэзии» возникло и предубеждение против неё. Ласково-уничижительно звучит эпиграмма 1826 года Е. А. Баратынского:
Не трогайте Парнасского пера,
Не трогайте, пригожие вострушки!
Красавицам немного в нем добра,
И им Амур другие дал игрушки.
Русским поэтессам-первооткрывательницам приходилось тем труднее, что они явились на творческую арену в то время, когда там царил А. С. Пушкин. Его авторитет в поэзии, в стихотворстве был непревзойдённым. Так или иначе поэтессы обращались к нему как к учителю и ценителю, и подробности, детали общения с этими талантливыми женщинами расширяют наши знания о жизни и творчестве великого поэта.
Немногие русские решались признать за женщинами способность чувствовать, мыслить, оценивать, творить наравне с мужчинами.
Впервые о женской литературе как об особом социокультурном явлении русской жизни 1830-х годов писал Иван Киреевский в статье «О русских писательницах». Сын Авдотьи Елагиной, которая «не была писательницей, но участвовала в жизни и развитии русской литературы и русской мысли более, чем многие писатели и учёные по ремеслу», знал не понаслышке, насколько чутки, восприимчивы и часто талантливы женщины-писательницы. Его статья была напечатана в альманахе «Подарок бедным. Альманах за 1834 год, изданный Новороссийским обществом призрения бедных», вышедшем в Одессе. Сама статья представляла собой письмо к А. П. Зонтаг, чьи литературные сказки также публиковались в альманахах в начале 1830-х годов. В ней появление женского альманаха рассматривается как «дело истинно просвещенное», которое замечательно «не только в нравственном отношении, но и в общественном». Важнейшей особенностью женского мироощущения, по мнению критика, является особая органичность мысли и чувства, истина, соединенная с «сердечным убеждением». Эстетическая природа женского творчества видится автору в тесной взаимосвязи жизни и литературы, в преломлении «истинно поэтических минут из жизни некоторых женщин с талантом» «в их зеркальных стихах». Сам феномен «зеркальности» по отношению к женской литературе призван передать ее камерность, дневниковую тональность, автопсихологический характер, узнаваемые биографические детали сюжета.
Несмотря на признание со стороны отдельных прогрессистов, женская поэзия и проза долгое время воспринимались исследователями как литература «второго ряда». Право женщины на место в искусстве и ее художественная дееспособность продолжали обсуждаться и критиковаться с различных позиций и точек зрения.
Биографии незаурядных женщин, пробовавших перо в поэзии и прозе, не побоявшихся пойти наперекор общественному мнению, неразрывно связаны с их писательством. Жизнь и творчество составляют нераздельное целое, совокупность внутреннего и внешнего бытия. Это не просто смена событий, но открытие в каждом из них внутреннего поэтического смысла. Не только тайные дерзания сердца, любовные переживания питали поэтический дар совершенно различных по характеру женщин: события общественной жизни, злободневные вопросы сегодняшнего дня нередко вызывали их живейший отклик.
Выбор представленных жизнеописаний русских поэтесс, расположенных в хронологическом порядке, во многом обусловлен особенностями личного и творческого общения с А. С. Пушкиным, с миром его окружения, его друзьями и недоброжелателями. Но главный «движитель вдохновения» этих талантливых женщин – события их собственного бытия, душевные переживания, потаённая жизнь сердца.