Стихи для Москвы - читать онлайн

Счастье

играет со мной в дженгу

каждый день

вынимаю из него день

ожидая

что все рухнет

Это с птицей прощается ветер

и крылом к подоконнику льнет,

это наши прозрачные дети

тянут руки из синих болот.

Это слово распалось на слоги,

первоцвет заблудился в весне,

это дремлет в приюте безногий

спотыкается в радостном сне.

Это рыба на сушу выходит,

задыхаясь на трудном пути,

это что-то проходит-проходит

и никак не умеет пройти.

Во сне

напялила цветные колготки.

Ноги были длинные и толстые

как трубы парохода,

как те деревья в Ясной Поляне,

куда нас привезли на пыльном автобусе,

и один маленький мальчик плакал и кричал,

что не хочет смотреть,

как жил великий писатель.

Моя первая учительница

Шалтай Болтай

Александра Васильевна

живет в синей папке с завязками

у нее есть только

черно-белый портрет

лицо в овале

окруженная

детскими овалами

она выглядит гордо

как королева-матка

в муравейнике школы

Спите спокойно

Александра Васильевна

нету у нас больше

ни спичек

ни сигарет

ни поцелуев под лестницей

мы вымерли

так и не вылупившись из яйца

захлебнулись в проявителе

нам не хватило вашего тепла

вашего света

и теперь мы

глянцевы и покорны.

Вздыхал натруженный причал

пустотами вбирая влагу,

и ты на cтанции встречал

с цветком завернутым в бумагу

На новой плоскости земли

почуяв новые тропинки

нас по булыжнику вели

невозмутимые ботинки

И город c площадью пустой

кустом топорщился у входа,

и в номер чистый и простой

звала усталая природа.

Всё медленно

невыносимо медленно

будто ты в самолете

идешь вслед

за тележкой с напитками,

глядя на номера рядов,

на шею бортпроводницы

со свежим укусом.

Рыба или мясо?

Они каждый раз

спрашивают об этом,

пока ты в воздухе

давай поиграем в эту игру на земле.

Я устала от мяса животных,

от птиц и рыб,

от людей снаружи

и внутри.

Приятно знать,

что спасательный жилет

под моим креслом.

Деревья и заборы пролетали

и деревень кладбищенские виды,

когда везла тебе из серых далей

окрепшую на воздухе обиду

в вагоне пахло пеплом и грибами,

старик никак не мог найти билета

и всё ровнял дрожащими руками

набухшую от осени газету

все электрички шли по расписанью,

и стрелочник в каморке привокзальной,

теряя смысл твердил, чтобы позвали

какую-то неведомую Таню

луна на вcё светила бесполезно

и поводя сухим янтарным веком,

cледила, как нутро змеи железной

исторгнет на платформу человека.

Ты хотел мальчика

но у меня в животе

были только американские горки

ночь несла нас

как сломанная карусель

деревья сливались

птицы сливались

ты хотел темноты

но фонари крепко держали моё лицо

в своих желтых щупальцах

ночь кудахтала

и хлопала крыльями

пока утро не свернуло ей шею.

Дней убывающих холодное свеченье

у кухонной плиты хозяйки силуэт

и кофе-чай, и в вазочке печенье

а человека нет.

Стояли и курили, ждали чуда

но осень желтый выдала билет

покоя нет, и счастья тоже нет

мне б просто унести себя отсюда

троллейбус полз по мокрой мостовой

и шевелил ленивыми рогами

чужие угощали пирогами

своим хватало просто, что живой

любовь текла в израненном стволе

томилась в хирургических отходах

свистела в легких мертвых пароходов

и окликала лезвием в спине

в надломе поднебесной тетивы

тугую книгу мальчик раскрывает

и снова упоительно читает

мол, жили-были кто-то

но не мы.

Мама говорит,

что Москва – злой город.

Что Питер на костях,

а Москва еще хуже.

Она души забирает.

Но это же полная ерунда.

Просто человек

с годами портится.

И чем лучше он живет,

тем сильнее портится.

А в Москве люди хорошо живут.

И от этого говнистее становятся.

А душу мужики забирают, а не Москва.

Любить надо осторожно, как по болоту идешь.

А я, когда сюда приехала, совсем дура была.

Мне, вообще, почти все нравились.

Мне и сейчас почти все нравятся.

Только я им уже нет.

Все что-то консервируют

и маринуют

а мне что

моя зима сытнее лета

пойду в лес

выразить соболезнования деревьям

куплю шашлык

у старика в черном

и буду смотреть

как таджикские дети

носятся на самокатах

по усадьбе графа Шереметьева

так ему и надо

нельзя жениться на крепостных

глупый глупый

старик Жемчугов.

Не пропадай. В какой унылый край

Земная ось качнула это лето?

И почему-то женщин очень жаль,

Когда их сумочки подобраны по цвету

К плащу. Печален неба свод,

И листья каждой жилкой кровоточат

И всё желтеет, тлеет и гниет,

Но сдаться увяданию не хочет.

Ты плачешь оттого, что ты живой,

А всё прошло. Пчелою пролетело.

Так плачет дерево под медленной пилой,

Цилиндрами своё теряя тело,

Так плачет мать, кроватку теребя,

Невыбранное имя повторяя,

И я как никогда люблю тебя,

И я как никогда тебя теряю.

Сегодня никто не купит

цветы на рыночной площади

старуха в большой шапке

уйдет печальная

квадратные часы

замрут от удивления

баянист на Katrinasiela

не поднимет глаз

cлишком рано для прощания

зачем мы покидаем Вентспилс?

простреленная голова фонтана

смотрит с укоризной

цветные спины коров

остывают на ветру

никто не погладит

траурные бока сухогруза

с белым клеймом

мы покидаем Вентспилс

руки женщины

взбивают в мансарде подушку

и она забывает твой затылок

ночной шепот

повис между рамами

город ускользает

из рук

как мелкая рыба

и соль остается на чемоданах.

Что там, на горизонте так сияет

Осколки звезд? Разбитого стекла?

А батюшка венчает, отпевает

С одним и тем же выражением лица.

Ведь жизнь проста. И смерть опять проста.

Все сложности лишь только в различеньи

Небесного и местного свеченья.

Не замирай. Учись читать с листа.

Когда меж огородов дач и вилл

бродило лето бедрами качая,

тебя любила я, и ты любил,

и шевелились лодки на причале

И темный колебался водоем,

и ласточки так низко гнезда вили,

мы шли на нерест – люди нас палили

как двух блядей под красным фонарем

Любимый, дерни, выдави стекло

к чему нам паcторальные картины,

гарпун держать ровней поможет спину,

согреет пульс электроволокно

пока на кафедре физических наук

какая-нибудь Белла или Ада

не зафиксирует реакцию распада

стучи хвостом, мой серебристый друг.