Стихея - читать онлайн

Глава 1 Нагая душа

В обстановке вычурного кабинета ничто не намекает на то, что его хозяйка – убийца. Самая изощренная убийца двадцать первого века, на совести которой двадцать одна загубленная душа. Элизабет вела им счет. Каждая смерть – очередной флакон с ноготок на полке орехового книжного шкафа в углу комнаты. Несколько грамм праха – вот содержимое разноцветных пузырьков, но лишь избранные знают, для чего он нужен и кому принадлежит.

На рабочем столе зазвонил стационарный телефон, и Элизабет кончиком острого ногтя, который будто окунули в кровь, нажала на кнопку громкой связи. Кабинет наполнился звуком мужского голоса:

– Пленница доставлена. Прикажете исполнить казнь?

Элизабет чуть задержала дыхание и раздраженно прищелкнула языком. Ее перманентно яркие карминные губы искривились.

– Ждите! ― Она отключила связь. – Я сама. Всегда сама, – в тишине сказала Элизабет и улыбнулась, но в раскосых глазах наметился болезненный блеск.

Она встала из-за стола и провела ладонями по своей худощавой фигуре с выпирающими тазобедренными косточками. Черное траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами только на Элизабет сидело так, словно она в нем родилась. Ее кожа смотрелась еще бледнее, а волосы – чернее. И все же невозможно было оторвать глаз от болезненной худобы женщины и ее бледности, отливающей синевой, а во взгляде Элизабет таилась страсть, которая сметала любые преграды. Но больше всего она гордилась кольцом – золотой печаткой на указательном пальце правой руки с выгравированным на ней язычком пламени.

Элизабет коснулась губами кольца и ухмыльнулась картине, висящей напротив. Молодая девушка сидела на троне с львиными головами, она была в полупрозрачной серой вуали, покрывающей ее тело на греческий манер. В одной руке жезл, в другой – чаша.

Элизабет подошла ближе и изучала картину так долго, словно ждала, что та оживет под ее взглядом.

– Моя дорогая Цирцея, – нараспев произнесла Элизабет, – каково тебе каждый раз наблюдать, как я убиваю твоих дочерей? – Она выждала пару секунд и вздохнула. – Очень жаль, что ты не можешь ответить…

Элизабет подошла к книжному шкафу, и каждый ее шаг сопровождался стуком каблуков. Потянула на себя красный фолиант. Послышался звук открывающегося засова, и через мгновение книжная стенка отъехала, открыв взгляду потайной лифт.

– Я сама, – вновь прошептала Элизабет и зашла в тесное пространство.

Лифт дернулся и медленно пополз вниз, погрузив ее в темноту. Лишь мерцающая наверху лампочка дребезжала, напоминая Элизабет, что она спускается вовсе не в ад.

Двери разъехались, и она оказалась в овальной зале, посреди которой высилась колба из жаропрочного стекла высотой в два человеческих роста.

Элизабет с блаженным вздохом опустилась в кресло с красной обивкой, почти кожей ощутив прикосновения предыдущих владельцев. Любовно провела пальцем по рычажку управления на подлокотнике. А это устройство сделали специально для нее.

– Ведите! – приказала она, хотя кроме нее в комнате никого не было.

Невидимые слуги прятались за стенами, шуршали, словно крысы, перебегая по узким скрытым коридорам, которые пронизывали здание сверху донизу. Пол в колбе опустился, и через некоторое время поднялся обратно, неся на себе драгоценный груз. В стеклянную ловушку попала связанная девушка. Она была измождена, в ее застывших глазах больше не плескалась жизнь; пленница могла лишь стоять на коленях. На безобразно худом лице глаза цвета неба казались огромными. Вместо одежды серый саван, подпоясанный потертой веревкой – дань уважения традициям священной инквизиции.

Элизабет в возбуждении сжала рычажок и чуть подалась вперед, впитывая обреченность и страх пленницы.

– Сознаешься ли ты, дочь Цирцеи, в колдовстве и сговоре с Дьяволом? – на одном дыхании спросила Элизабет.

Девушка лишь кивнула, и ее слабого покачивания головой было достаточно, чтобы надавить на рычажок. Сверху разгорелся огонь, а затем ржавые струи пламени окутали пленницу, и ее визг разнесся по овальной зале, достигнув ушей Элизабет сладким пением.

Эта жертва была двадцать второй.

Глава 2 Пленники зла

Мари еще раз перечитала жуткое четверостишие, выведенное золотыми буквами на застекленной табличке. Затем подняла взгляд на памятник инквизиции, стоящий посреди двора перед зданием главного колледжа Вэйландского университета – старинным замком, увитым плющом. На деревянном помосте стоял грубо обтесанный столб, а к нему обугленным канатом было привязано чучело, набитое сеном, в грязном холщовом саване. В довершение картины на горизонте темнело небо, тучи наполнялись водой, готовясь обрушить мощь ливня на маленький студенческий городок.

– Мне это снится, – пробормотала Мари и невольно пошатнулась.

Ноги ослабли, и она села на тяжелый чемодан, который тащила за собой по брусчатке от самого вокзала.

Начало сентября в Вэйланде – настоящая осень. Ветер просачивался под одежду и холодными пальцами ласкал горячую кожу. Листья на деревьях еще держались на ветвях, но уже потеряли сочный зеленый оттенок, скручивались и блекли. Через неделю-другую они лягут на землю красно-желтым покрывалом.

Любимое время года Мари больше ее не радовало.

Не радовала возможность вырваться из-под надзора отца, который и отцом-то был всего последние полгода. Не радовала свобода от нудных единокровных братьев и их постоянного соревнования «Кто больший брюзга». Не радовало даже то, что она почти год не будет видеть брезгливую гримасу мачехи. Все приятные мелочи, которыми обещала наполниться жизнь Мари, теперь тускнели перед интуитивным ужасом.

В ушах звучали слова отца, сказанные незадолго до ее поступления в университет:

– Тебе уже восемнадцать, Мария. Поэтому я не могу заставить тебя учиться в Вэйланде, ты вольна выбрать любой другой университет. Но я и без того был чертовски плохим отцом, так что… Я оплачу твое обучение, если захочешь туда поступить. Поверь, после Вэйланда перед тобой откроются все двери мира. Это меньшее, что я могу для тебя сделать…

Теперь его навязчивая забота не казалась наигранной. Потайное дно вскрылось, и гниль вырвалась наружу. За сладкими речами отца, который бросил Мари, когда ей исполнился всего год, крылась истина:

– Ты похожа на свою мать, и я даже не могу взглянуть тебе в глаза без содрогания. Она называла себя ведьмой, умоляла принять ее такой, какая она есть. Но я не смог. Не смог полюбить и тебя – родную дочь. И все же я хочу попытаться помочь тебе стать нормальной. В Вэйланде ненавидят таких, как ты… Это поможет тебе научиться не выделяться, быть как все. Ради твоего же блага, поверь.

– Медвежья услуга, – пробормотала Мари.

Подумаешь, инсценировка сожжения ведьмы. Никто не узнает, кто она, а даже если и узнает, то в двадцать первом веке не так-то просто сжечь человека безнаказанно.

– Впечатляет, не правда ли? – раздался позади грудной голос, и Мари обернулась. – Тебе стоит привыкнуть. Вэйланд кишит подобными памятниками. Я – Джорджи!

Длинная и тощая как жердь девушка подмигнула и протянула Мари листовку. На вытянутом лице губы казались слишком большими, зато модная прическа отвлекала от непропорциональной фигуры. Черные волосы с красными прядями она перекинула на левую сторону, оголив выбритый иероглифами висок.

– Мари. – Она встала и с нервной улыбкой рассмотрела листовку – старуха на метле летела на фоне луны и надпись: «Добро пожаловать в Вэйланд!» – Мило…

– Ты первокурсница, верно? – Джорджи согнула правую ногу в колене. Узкие джинсы каким-то чудом держались на ее мальчишеских бедрах. – Не видела тебя раньше.

– Верно. Заселяюсь.

– А жить будешь в главном колледже? Тебе ведь уже прислали распределение?

– Да, у меня двести четвертая комната. – Мари снова глянула на кубический замок. Подумать только, она будет жить в самом настоящем замке! – Это здесь снимали Гарри Поттера?

Джорджи закатывает глаза:

– Точно первокурсница. Попав сюда, все задают этот вопрос. Нет, не снимали. Но хотели. Короче, – она указала острым ноготком на листовку, – раз ты живешь в главном колледже, то жду тебя сегодня на этом же месте в полночь.

От неожиданности Мари приоткрыла рот:

– В полночь? Здесь? Шутишь?!

– О, да! В позапрошлом году я тоже на твоем месте ошалела. – Джорджи хихикнула и хлопнула Мари по плечу. – Будет посвящение в студенты, поэтому присутствие обязательно. И да, тебе не о чем переживать, если ты не ведьма, – заверила она и расхохоталась.

«Если ты не ведьма…» От этой фразы Мари тихо вздохнула. Куда она попала?

Джорджи отвлеклась на идущего вдалеке парня. У них были похожие прически, а еще он был похож на настоящую фотомодель. Джорджи ему помахала, но он лишь скользнул по ней равнодушным взглядом. Она поджала губы и тут же старательно улыбнулась, но боль в глазах скрыть не удалось.

– Мне надо бежать. Еще кипу листовок раздавать. Не забудь в полночь! – Джорджи сделала шаг, однако замерла и завистливым взглядом окинула волосы Мари. – Не могу не спросить: они у тебя наращенные или родители постарались?

Мари привычным жестом пропустила густые искрящиеся солнцем волосы между пальцами. Они, как всегда, были распущены и тяжелым полотном закрывали спину до самой талии. Стоило ей собрать их в хвост или косу, как она чувствовала себя голой.

– Мама, – прошептала Мари, из последних сил сдерживая тоску в голосе. И не только волосы… Вся она походила на маму.

– Круто, – кивнула Джорджи и почти бегом спустилась с пригорка к распахнутым воротам, за которыми заканчивалась территория замка и после гравийной парковки начинался городок. Кажется, именно в ту сторону шел парень с обложки журнала.

Мама…

Почти полгода прошло с тех пор, как она исчезла, а в груди до сих пор жгло. Вместо сердца – дыра. Вместо слез – песок в глазах. Время идет, а мамы все нет. И уже не будет…

Мари тряхнула головой, прогоняя мысли, от которых живот скручивало и кололо в сердце. В последний раз посмотрела на помост с чучелом ведьмы и запихнула листовку в задний карман джинсов. Целых восемнадцать лет ей удавалось скрывать свое происхождение. Прожить четыре года среди ведьмоненавистников – что может быть проще?

Мари подхватила ручку чемодана и подошла к высоким арочным дверям. Центральный вход в главный колледж Вэйланда. Здесь ей предстояло жить и, судя по расписанию, здесь же вели такие модули, как история и искусство. А вот остальные предметы преподавали в филиале, который еще называли современным отражением замка. Да, Мари здесь понравится. Должно понравиться. В конце концов, это был единственный университет, который согласился оплатить отец. А без него ей светило бы будущее официантки в той же забегаловке, где мама работала поваром. Мама…

Мари снова глубоко вздохнула и толкнула тяжелые двери. Они на удивление легко распахнулись, наверняка оснащенные пневматикой.

Мари попала в фойе или холл. Как называются подобные комнаты в средневековых замках, она понятия не имела, но прямо перед ней открывался вид на широкую каменную лестницу, а прямоугольная комната, в которой Мари очутилась, больше напоминала музейный зал.

– О, Дьявол меня забери!

– На стенах раньше они явно были каменными, но теперь прятались под бордовыми обоями, висели различные репродукции картин. Мари даже боялась посмотреть на них пристальнее, потому что иначе она простояла бы перед ними до глубокой ночи. Студенты, как пчелы, сновали по лестнице, заседали с книгами в укромных нишах. Из каждого уголка доносились то декламация стихов Блейка, то жаркие споры на философские темы из разряда: что первично – дух или тело?

Их голоса, сливающиеся в монотонный шум, давили на Мари, как бы намекая: ты лишняя. Перед глазами засверкали искры, и в гости пришла знакомая мигрень, как всегда не вовремя. А значит, скоро Мари явится «слово».

Мама называла ее способность видеть слова даром и требовала, чтобы Мари училась им пользоваться. Мария же считала это обузой, потому что слова, а иногда целые фразы, казались полной несуразицей, которые ничего, кроме головной боли и мушек перед глазами, ей не давали. Никакие обезболивающие и медитации не могли унять мигрень. В детстве Мари могла часами плакать в подушку от боли. Но со временем она нашла способ облегчить свой проклятый «дар» – скетчбук и карандаш. Зарисовывая слово, Мари чувствовала, как волна обезболивания охлаждала ее беспокойный разум.

Мари прошла в центр зала, пытаясь сообразить, в какой стороне находится ее комната, и сердце сделало кувырок. Затем пропустило удар и словно упало вниз живота, когда Мари заметила его.

По лестнице спускался парень. Его черные волосы вились, а из-за доброжелательной улыбки проступали ямочки на щеках. Поверх белой рубашки на плечах был завязан джемпер в синий ромб. Настоящий студент-англичанин. Он шел вальяжной походкой, а правая рука была небрежно засунута в карман брюк. Туфли были начищены до блеска.

Мари никогда раньше не реагировала на парней вот так – застыв как вкопанная, забыв про кислород и про то, что наверняка выглядит полной дурой. Но одна ее часть жаждала подойти к незнакомцу и прикоснуться хотя бы к его руке, а вторая – тянула обратно в Лондон. И ни одна не могла победить, они были равны. Мари разрывало пополам, но она могла лишь стоять на месте и беззвучно открывать и закрывать рот.

Незнакомец подошел ближе. Их взгляды пересеклись. У него были синие глаза. Как море, волнующее, игривое. И аромат его духов окутывал морским воздухом, наполненным солью и горячим песком. Запах донесся до нее, когда парень прошел мимо, ненароком коснувшись кончиком мизинца тыльной стороны ее руки. Крошечное прикосновение обожгло, но когда Мари нашла в себе силы обернуться, незнакомец уже исчез. Его не было поблизости, и только рука продолжала гореть, а сердце выскакивало из груди.

Мари не считала себя влюбчивой. За восемнадцать лет она ни разу ни с кем не встречалась и считала себя здравомыслящим человеком. Поэтому не понимала, что сейчас произошло. И откуда взялись ужас и трепет, разрывающие душу?

На втором этаже Мари свернула налево и попала в коридор, выстланный протертым ковролином. По нему ходили бесчисленное количество ног. Девушки и сейчас перебегали из комнаты в комнату, перекрикивались, со смехом выгоняли парней, затесавшихся в женскую обитель, и выпроваживали их на этаж выше. От приятной суматохи Мари пришла в себя и позволила себе задерживаться возле картин, которые висели между дверьми.

Живопись Ван Еренберга, Гойи, Уотерхауса, Брейгеля… Даже гравюры Альбрехта Дюрера, показывающие двойственную природу ведьминской красоты: с одной стороны молодой и привлекательной женщины, а с другой отвратительной старухи, скачущей задом наперед на козле. И да, разумеется, все картины были с сюжетом о ведьмах, но Мари, похоже, начинала привыкать к этому местному помешательству.

Она нашла свой номер и с облегчением приложила магнитный ключ к замку, который был выслан ей вместе с пакетом документов. Ее встретила безликая комната, в которой ей предстояло жить ближайший год. Взгляду даже было не за что зацепиться. Единственное яркое пятно – это настольная лампа с абажуром цвета апельсина на столе ее соседки. Явно принесенная извне. А так две половины комнаты отражали друг друга с занудной точностью. Односпальная кровать, застеленная синим покрывалом, стол, стул…

Мари открыла дверцы шкафа с левой стороны, резонно предположив, что раз правая кровать уже завалена учебниками, значит, она занята.

– Приветики! Ты уже здесь? Прости, я задержалась. – В комнату зашла девушка ростом на голову ниже Мари. Такая миниатюрная куколка, точно балерина из музыкальной шкатулки.

Ее глаза прятались за прямоугольными очками, на губах дерзко алела помада. В сочетании с классическим брючным костюмом и рыжей шевелюрой ее образ напоминал стриптизершу в костюме строгой учительницы. Такую девушку точно не пропустишь в толпе.

– Вообще, я должна была встретить тебя внизу, но в библиотеке такая очередь, что я не успела. Так что, надеюсь, ты никому не скажешь, что я с первого дня профукала обязанности куратора. – Она искренне улыбнулась и протянула руку. – Айви.

– Мари, – она с опаской пожала тонкие, будто детские пальцы. – Ты мой куратор? – Мари поморщилась от легкой головной боли, которая начинала стучать острыми молоточками по вискам.

– Да. Разве тебе не присылали письмо? К каждому первокурснику приставляют второкурсника на первый год, чтобы тот ввел его в курс дела, – Айви скинула лакированные туфли на высоком каблуке и еще сильнее уменьшилась в росте, но ее это не особо беспокоило. – Кстати, тебе повезло больше, чем мне. В прошлом году моя кураторша приревновала меня к парню, хотя на тот момент он еще встречался с Джорджи, а не со мной. – Она рассмеялась. – Надеюсь, ты не станешь отбивать у меня женихов. – Айви подмигнула.

– Не планировала. У вас и без меня мексиканские страсти бушуют.

Мари начала разбирать чемодан, продолжая игнорировать нарастающую мигрень. Когда же ей уже явится это чертово слово!

Айви устроилась на кровати между учебниками и закинула ногу на ногу:

– Ого, впервые вижу так лаконично уложенный чемодан. В моем обычно творится хаос. – Она со знанием дела постучала по стопке книг.

Мари слабо улыбнулась и пошатнулась. Перед глазами поплыло, очертания предметов смазались. Странно, обычно она могла терпеть дольше, но не в этот раз. Она опустилась на колени и достала из чемодана записную книжку. Маленьким карандашом, который едва умещался между пальцами, Мари выплеснула терзавшее ее слово на крафтовую бумагу. Ее обезболивающая таблетка. Мигрень мгновенно отступила, а зрение прояснилось. Чертов дар вновь продиктовал свои условия, и попытка не выделяться – провалилась.

На странице, окаймленное завитками и узорами, было написано слово.

Очередная загадка. Почему именно оно?

Мари опустила голову, прячась за волосами, и встала с пола. Словно издалека услышала звонкий голос Айви:

– Ты что-то сочиняешь?

Мари заставила себя посмотреть ей в глаза. В них читалось искреннее любопытство. Айви даже подалась вперед, но Мари поспешно закрыла блокнот.

– У меня есть одна странность.

О, не переживай. Я привыкла к странным людям. Мой дядя Бернард носит носки из разных пар, причем один должен быть однотонным, а другой – в полоску. А мама так обожает день святого Патрика, что не в силах ждать целый год, а потому празднует каждый месяц. – Айви ухмыльнулась. – Видишь, во мне течет кровь странных ирландцев, так что уверена, твои закидоны меня не испугают.

Мари поморщилась, взвешивая за и против, и села на свою кровать, устремив на Айви твердый взгляд, от которого та нервно поежилась:

– Иногда меня мучает мигрень, и спасает только леттеринг. Когда выводишь буквы, отвлекаешься. Головная боль может напасть внезапно, поэтому не пугайся, если я вдруг начну бегать в поисках блокнота.

– Пф-ф! Я то думала, что-то серьезное.

– Ну, еще я пишу стихи, – смущенно добавила Мари, и Айви вдруг оживилась:

– Прочти, пожалуйста!

Шелестящий шепот сорвался с губ Мари, но на этот раз она опустила взгляд вниз, рассматривая педикюр Айви ядовито-зеленого цвета:

– Красиво! Я обожаю поэзию! – Айви от восторга похлопала себя по коленям.

– Да. Я тоже. Если бы не мои приступы мигрени, было бы вообще супер. На тебя смотрят как на сумасшедшую, если ты вдруг среди толпы останавливаешься и начинаешь что-то рисовать в блокноте, – пробормотала Мари. – Жуть, короче.

– Не переживай, – улыбнулась Айви. – В Вэйланде любят сумасшедших. Только если они не ведьмы. Так что на Хеллоуин лучше нарядись… м-м-м… Святым Патриком, на худой конец. Но не ведьмой, не оценят, – сухо добавила она.

Ну вот. Второй раз за час Мари услышала эту фразу. Отец удружил так удружил. Мари этого вовеки не забудет.

– Хорошо, спасибо за совет.

В дверь яростно постучались, и на пороге возникла темнокожая девушка с планшетом в руках. Ее волосы были заплетены в мелкие косички, и вся она напоминала плетеную булочку. Сдобную, мягкую и фигуристую.

– Моя задница все слышит! – крикнула она за дверь, и в ответ раздался гулкий хохот. – Итак, – она посмотрела на Мари с Айви и сделала какие-то пометки в планшете, – меня интересует Мария Ребекка Бэсфорд. – И снова взгляд темных глаз устремился на Мари. – О, да! Шикарно!

– Что шикарно?

Мари заметила, как Айви с незнакомкой обменялись многозначительными взглядами, и нахмурилась.

– Моника возглавляет театральный клуб и традиционно в начале учебного года проводит набор новичков, – пояснила Айви. – Я тоже вхожу в клуб, – добавила она и сгребла книги, чтобы расставить их на столе.

– Через полтора месяца бал первокурсников, и мы ставим спектакль. Ты должна играть в нем главную роль! – простонала Моника и стиснула в объятиях планшет, явно не переживая, что его раздавит. – Ведьму!

Мари в этот момент достала из чемодана стопку аккуратно сложенной одежды и чуть не уронила ее на пол:

– Я?

Над ней что, издеваются? Она не готова играть саму себя в месте, где ненавидят ведьм.

– Почему? – уточнила Мари, когда, кроме сияющих глаз Моники, не получила иного ответа. – Вы даже не знаете, умею ли я играть. И вообще, у меня боязнь сцены, – пробубнила она.

– Ну, во-первых, у тебя шикарные волосы. Я, как увидела, обомлела. Жаль, конечно, что не рыжие, но не беда. – Кажется, Моника села на своего любимого конька, потому что теперь ее было не остановить. – В конце концов, наш спектакль про то, как ведьма осознала, что она несет людям зло, и добровольно взошла на костер. Так что ведьма-блондинка будет даже очень в тему!

– А во-вторых? – уточнила Мари и не глядя засунула вещи в шкаф.

– А во-вторых, никто не хочет играть ведьму, – понуро объяснила Моника и плюхнулась на кровать Айви. Та возмущенно запищала, вытаскивая из-под подруги учебник по истории. – Все боятся, что их затравят после этой роли. Хотя это полный трэш.

– Почему в Вэйланде так ненавидят ведьм? – Мари с удивлением обнаружила, что успела разложить все вещи, и теперь чемодан зиял пустотой. Она затолкнула его ногой под кровать. – В Салеме, например, инквизицию превратили в прибыльный бизнес, а здесь словно остановилось время и средние века никуда не уходили. Того и глядишь и правда сожгут какую-то нерадивую студентку. – Она умолкла, заметив взгляды Моники и Айви. В них горел блеск подозрения, и волоски на руках стали дыбом.

– Она в Вэйланде первый день, – с улыбкой заметила Айви. – Со временем освоится.

Обстановка разрядилась, словно Мари ничего и не говорила.

– Да, ты права! – Моника хлопнула себя по бедрам и встала. Достала из кармана смятую листовку. – Ты хотя бы заскочи на отбор. Буду ждать!

Она исчезла в коридоре, наверняка в поисках других первокурсников, быстрее, чем Мари успела сказать «пока».

– Пора коллекционировать листовки. – Она вытащила из кармана приглашение на посвящение.

– Это ты еще не встречалась с Огненными девами, – засмеялась Айви. – У них отдельный колледж.

– Огненные девы?

– Тебе еще многое предстоит узнать, так что не забивай голову раньше времени.

Мари кинула листовки на стол и выглянула в окно. Тихо вздохнула при виде искрящейся в лучах солнца реки. Она сверкала, как серебристая подкова вокруг полуострова, на котором возвышались Вэйландский замок и руины некогда величественного собора. Густая листва деревьев нависла над рекой, и даже из окна было видно, что набережная уже заполнена студентами. Они явно соскучились по природе университетского городка.

– Кстати, насчет Джорджи. Она нормальная девчонка. Только не смотри в сторону Эллиота, и вы подружитесь. – Айви скинула пиджак на стул и задумчиво изучала содержимое шкафа в темных сдержанных тонах. – Эллиот – ее парень или экс-парень. Они сами до сих пор не разобрались. Утром расстались, вечером помирились. Но беда в том, что за день Эллиот успевает склеить дюжину девчонок, которые автоматически записываются в список врагов Джорджи. Вот так мы и поссорились. – Айви снова рассмеялась, видимо, нисколько не расстроенная этим фактом.

– Спасибо за совет, – кивнула Мари и прищурилась.

На набережной группа студентов столкнула девушку в реку. Интересные у них игры.

Мари вернулась на кровать и впервые за сутки улеглась, вытянув ноги:

– А этот Эллиот, случаем, не носит джемпер поверх рубашки?

– О, точно нет. Он вообще предпочитает щеголять обнаженным, – фыркнула Айви.

Не смущаясь Мари, она быстро переоделась в обтягивающее платье скромного серого цвета.

– М-м-м… – Айви прикусила нижнюю губу. – Я знаю только одного парня, который так одевается. Наш профессор истории средних веков Уильям Чейз. – Она томно вздохнула.

– Профессор? – Мари подскочила на кровати.

– Ага. По нему сохнет добрая половина университета. Та, которая не завербована Эллиотом. А почему ты спросила?

– Да так. Столкнулась с одним на выходе, а он даже не извинился, – солгала она.

«Неужели профессор?»

А, тогда это не профессор Чейз. Он галантен, как рыцарь. Грациозен, как бог. Красив, как Ахилл. И умен, как Аристотель. Он бы не только извинился, но и донес бы твой чемодан до комнаты. – Айви снова мечтательно вздохнула и, кажется, улетела мыслями далеко-далеко.

А Мари вновь прокрутила в голове встречу с парнем и молча посмотрела на потолок. Странно, но его имя никак не отозвалось в ее душе. Так, словно бы оно ему не принадлежало. Возможно, это не Уильям Чейз.

Но вряд ли.

По углам коридоров прятались тени. Живые, объемные, они колыхались в темноте, трепетали при появлении человека, но стоило подойти ближе, как они растворялись, сыграв с подсознанием злую шутку.

Перед тем как лечь спать, Айви предупредила Мари, что в честь приезда первокурсников в замке выключают лампы и единственным освещением будут служить факелы, как в средневековье. Только она забыла упомянуть, что их повесят лишь у входа, а всю дорогу по коридору и вниз по узкой боковой лестнице, цепляясь плечами за холодные каменные стены, предстоит пройти при лунном свете. Ну, или в полном мраке. И с помощью фонарика в мобильном телефоне, который Мари предусмотрительно взяла с собой.

– Да, отец, ты выбрал самый подходящий для меня университет, – пробормотала Мари, когда, наконец, нашла распахнутые центральные двери. Возле них в стенах горели факелы, и Мари ненадолго остановилась, чтобы погреть руки у волнующегося пламени.

Возле помоста с чучелом ведьмы уже собирался народ. Мимо Мари, тихо переговариваясь, прошмыгнули две девушки. Слышались смех и характерный хлопок открытой пивной бутылки. И только Мари не разделяла их радость. Наверное, потому что она и была настоящей ведьмой. А таких в Вэйланде не просто не любят – ненавидят.

Мари вздрогнула. Позади нее раздался шорох. Дуновение ветра всколыхнуло волосы и принесло чей-то тихий стон. Она оглянулась и заметила в углу мигающую табличку над кривой деревянной дверью. «Пыточная» – гласила надпись.

Вот черт. – Мари покачала головой и вышла на улицу.

Свежий ночной воздух взбодрил, но не прогнал невольное сожаление, которое поселилось в душе. Сожаление о том, что ее определили именно в главный колледж. Лучше бы отправили к Огненным девам, хоть Айви и упомянула их с каким-то странным выражением лица. Ну, или в колледж «Белой розы». Это название Мари услышала чуть позже. Короче, куда угодно, только не в мрачный готический замок, где по углам могли прятаться вампиры, а из «Пыточной» доносились стоны. И не потому что ей страшно, а потому, что жизнь здесь напоминает ту, которая была у нее с мамой. И от этого тоска только сильнее грызла душу, как язва пожирает тело.

Мари опустила голову, помимо воли все глубже погружаясь в воспоминания десятилетней давности.

– Когда ей исполнилось восемь лет, мама впервые призналась, что они из рода ведьм…

Знаешь, глупо скрывать от тебя дальше. – Ее голос звучал, как тихое журчание воды. Она всегда говорила с Мари на равных. – Ты ведь и сама уже догадалась.

– Мы не такие, как все?

Их спальня, в которой оживали сумерки, а красные шторы напоминали стекающие на пол кровавые водопады, перестала казаться безопасной.

– Наш удел – жить, скрывая свой дар. Ты можешь околдовывать взглядом, чувствовать травы, слышать голоса, но за это нужно платить, и наша плата – вечное одиночество.

А если я не хочу? – почти умоляла Мари, понимая, что после этих слов даже такое странное детство, как у нее, – без кукол, без глупых игр с другими детьми – исчезнет.

– Не имеет значения, чего ты хочешь. – Мама коснулась невесомой ладонью ее головы. Единственная ласка, которую Мари получала. – Судьба ведьмы – быть сильной и одинокой.

– Ребята, подходите сюда! – Окрик Джорджи вернул Мари к реальности, и она неохотно присоединилась к толпе первокурсников.

Навскидку их было человек двадцать, но, как сказала Айви, в главный колледж определяли меньше всего студентов. Остальных раскидывали по другим колледжам, так что Мари счастливица. Чем-то она зацепила руководство университета. Вот только счастье явно в кавычках.

Рада всех видеть! – Джорджи взобралась на помост рядом с чучелом. А ее помощница, темноволосая невзрачная студентка, похожая на сонную сову, пряталась в тени подруги.

– Кто не пришел, тот лузер! – засмеялась Джорджи. – Итак, без лишних слов – эта ночь ваша! Сегодня вы станете настоящими вэйландцами! Хотите вы этого или нет.

Но не такой, как вы. Вы же из Древних, верно? – крикнула стоявшая рядом с Мари японка, благоухающая сакурой сильнее, чем сама сакура. Девушка даже сложила ладони перед грудью в жесте, полном благоговения.

Джорджи отмахнулась и заправила прядь волос за ухо:

– Да, но это совсем неважно, – произнесла она так, словно это было чертовски важно. – Сегодня ВЫ – главное событие этого года. Пора развлечься и стать настоящими студентами!

Мари оглянулась, но, казалось, ее одну смутило слово «Древние».

– Этой ночью в лесу скрывается настоящая ведьма. – Джорджи перешла на зловещее шипение и сделала длинный взмах в сторону раскидистого леса, который вел к набережной. – И как истинные вэйландцы, вы должны схватить ее и сжечь на этом костре!

Мари сунули в руки мантию.

– Ведьма настоящая? – Вопрос сорвался с губ раньше, чем Мари успела подумать.

Джорджи отыскала ее взглядом и улыбнулась:

– Привет, Мари. Рада, что ты пришла. Нет, ищем чучело, наподобие этого. – Она кивнула в сторону экспозиции. – К счастью, настоящих ведьм давно не существует. Остались одни шарлатаны.

Мари поморщилась. Долгий день сказался на ней, болела каждая мышца спины. Пальцами она размяла шею, но Джорджи растолковала ее жест иначе:

– Ты не согласна? – Ее улыбка померкла, а взгляд стал холодным.

Нечто подобное Мари видела на лицах Моники и Айви, но они и рядом не стояли с ледяной ненавистью Джорджи.

– Не совсем понимаю, почему здесь так ненавидят несчастных женщин, которых несправедливо сжигали, вешали, уничтожали? – Мари не стерпела.

Она честно сдерживалась целый день, но не подозревала, что жить в окружении ненависти так тяжело.

Первокурсники удивленно переглянулись. В их перешептывании Мари услышала слова одобрения, но такие слабые и невнятные, – неудивительно, что лишь она осмелилась высказаться вслух.

Мы живем в спокойное время, Мари. В наши дни нет гонений на ведьм, мы можем спать спокойно. Нашим предкам повезло меньше. Так что цени это, когда снова будешь жаловаться на свою сущность.

Ох, мама, ты не бывала в Вэйланде.

Несправедливо? – Джорджи скорее была ошарашена, чем разозлена. Ее тонкие брови взлетели вверх, а губы невольно округлились. – Они крали детей, насылали болезни, порчи! Можно долго перечислять, но я тебя не виню. Почти все первокурсники рассуждают так же, как ты, кроме коренных вэйландцев. Современный мир развращает мышление, он превратил ведьм в мучениц, но мы знаем правду. – Она гордо вскинула подбородок. – Ведьмы – истинное зло. И скоро вы все примете это!

– А если я не хочу участвовать в вашем фарсе? – Мари мысленно вздохнула, коря себя за неумение удержать язык за зубами, но было уже поздно.

Ты – упрямая, как и твой отец. Это плохо для ведьмы. Ты никогда не можешь понять, когда нужно остановиться.

Что, если я считаю иначе и не хочу менять свое мнение?

Шокированная Джорджи молчала, и Мари, позволив бушующему внутри нее гневу выплеснуться, начала декламировать:

Вокруг Мари образовалось пустое пространство. Первокурсники боязливо отступили от нее, словно страшились заразиться неведомой им болезнью.

А Мари продолжила:

Голос Мари наполнился неведомой ранее силой и зазвучал разными оттенками женского голоса. В нем проскользнул гнев и боль узниц замка скорби, в котором ей предстояло учиться. Он был то мягким и нежным, то властным и дерзким. И только когда прозвучал последний слог, ярость покинула Мари, и она превратилась в пустой сосуд, не способный даже пожалеть о сказанном.

– Ты – космос! – услышала она позади себя тихий и явно восхищенный голос.

Эллиот?! – Джорджи спрыгнула с помоста и быстро вклинилась между Мари и своим парнем.

Мари обернулась и тихо вздохнула. Она-то надеялась, что совет Айви насчет Эллиота ей не пригодится. Но перед ней стоял тот самый парень с обложки журнала. Пшеничные волосы были уложены, как перышки, один к одному, на висках выбритые иероглифы, подозрительно похожие на символы в прическе Джорджи. Но в остальном Эллиот был слишком безукоризненным. Улыбка, как светодиодная лампочка, глаза, как изумруды. Понятно, почему Джорджи сходила с ума.

– Что ты здесь делаешь? – Джорджи схватила его за руку и попыталась отвести от толпы любопытных глаз, но он даже не дернулся с места.

Пришел полюбоваться на первокурсниц. – Эллиот подмигнул Мари. – А здесь такие таланты. Даже мурашки по коже.

– Прекрати паясничать!

А я и не паясничаю, – он перевел взгляд на Джорджи и вмиг стал серьезным. – Между нами все кончено, и я сыт по горло качелями, в которые превратились наши отношения.

Джорджи фыркнула и скрестила на груди руки. Нервно топнула ногой.

– Бред несешь. Иди выспись.

– Только в обществе прекрасной поэтессы. Как твое имя, детка? – снова повеселел Эллиот.

Мари не успела ответить, потому что Джорджи окончательно загородила ее спиной. От греха подальше Мари смешалась с толпой. Стать объектом любви одного и ненависти другой в первый же день просто мастер-класс «Как влипать в неприятности».

– Эллиот, иди домой! Потом поговорим.

Парень тяжело вздохнул и развернул Джорджи за плечи лицом к студентам:

– Слушайте все! Я больше ни за что не стану встречаться с Джорджи Чарлсон. И пусть у меня отсохнет… – он многозначительно замолчал и со смешком посмотрел себе под ноги, – если я нарушу клятву.

На Джорджи было больно смотреть. Она сморщилась на глазах, побледнела, посерела, и медленно, но верно стала превращаться в каменную статую. Перед тем как уйти, Эллиот прошептал ей пару слов на ухо, затем подмигнул японке, послал воздушный поцелуй в толпу и растворился в тени замка так же быстро, как и появился. Словно его и не было.

Пару минут Джорджи молчала. Ее помощница попыталась привлечь к себе внимание толпы, но гомон между первокурсниками только нарастал. О выходке Мари все уже позабыли.

А потом среди деревьев раздался гул, словно кто-то дунул в охотничий рог, и Джорджи ожила:

– Найдите ведьму и приведите ее на костер инквизиции! – протараторила она заученную фразу, не вкладывая и малой толики той экспрессии, что должна бы.

И студенты неохотно поплелись в сторону леса в поисках не зная чего. Мари включила фонарик на телефоне, и не только она, но и протоптанные тропинки между деревьев осветилась бледными лучиками света. Вокруг разносились перешептывания, но после своей выходки Мари не рискнула примкнуть ни к одной из групп. Поскорее бы кто-нибудь нашел уже это чучело, потому что от усталости веки будто магнитом притягивало друг к другу. Недавняя встряска, устроенная Эллиотом, улеглась, и теперь Мари хотела лишь одного – спать.

До Мари доносились шепотки идущей впереди парочки. Девушки, одна с короткими светлыми волосами и в зеленой толстовке, а другая с необъятной фигурой, замотанной в сине-красный плед, крепко держали друг друга под ручки и явно не собирались искать чучело ведьмы. Сплетни интереснее.

– Он просто бог! Как жаль, что нельзя верить его заявлениям, что он расстался с Джорджи.

– Ага. Но он был очень серьезен. – Плед в клетку колышется в темноте.

Мой куратор сказала, что не стоит обращать на это внимания. Эллиот и Джорджи тысячи раз расставались и каждый раз серьезнее некуда. – Блондинка теснее прижалась к подруге. – А та девушка с длинными волосами…

Мари напряглась и ускорила шаг, чтобы не потерять их из виду.

– Ага, волосы шикарные. Жаль, у меня таких нет. Да и фигуры тоже…

– Я не про то. Она странная. Такое чувство, что она не знала, куда поступала. О Вэйланде всегда шла слава, что здесь живут и учатся ярые ненавистники ведьмовства. Лучше вообще не заморачиваться на эту тему.

– Ага… – только и бросила ее подруга, теряя интерес к разговору.

– А она вела себя, как еретик среди христиан. Пф-ф, нечего было сюда поступать.

Под ногой Мари треснула ветка, и она невольно замерла. Однако девушки даже не оглянулись и вскоре скрылись среди деревьев.

Мари оглянулась. То тут, то там мелькали лучи света, мельтешили белые мантии, слышались девичий смех и возгласы парней. Первокурсники пытались получать удовольствие от сомнительного задания, а вот Мари – нет. По собственной дурости она стала изгоем в первый же день.

Она вздохнула полной грудью свежий, слегка морозный воздух, наполненный ароматами зелени и речной воды. Нашла дорожку, ведущую вниз к набережной. Мари охватило странное чувство нереальности происходящего. Еще полгода назад она даже не думала, что будет учиться среди ненавистников ведьм. Не думала, что окажется одна. Не могла и представить, что мать исчезнет.

Мари подошла к каменному ограждению и навалилась на него сверху. Шершавый камень холодил руки и тело сквозь одежду, зато река при полном сиянии луны была прекрасна. Словно нимфа в травяном одеянии распустила серебристые волосы, и они дугой огибали замок, искрясь в лунном свете.

Мари наклонилась ниже, пытаясь разглядеть в тихих водах свое отражение, но, кроме темноты и лунного диска, ничего не было видно. Она упустила из виду, что сегодня полнолуние. Особый день для ведьм.

Нахлынуло еще одно воспоминание.

– Мама, мы – ведьмы, но ничего не умеем… – Мари сжимала сильную ладонь матери, но все равно едва поспевала за ней.

Колкий дождь бил по лицу, но у них не было зонта. Как говорит мама: «Вода – не огонь. Потерпишь».

– Мы можем многое. И одновременно малое. Но запомни: слова в устах ведьмы – это могущественная сила, ею нельзя разбрасываться. Поэтому сейчас все, что ты должна, это научиться дружить с травами и знать, у какой из них просить помощи.

– А сейчас мы куда спешим?

– Сегодня полнолуние, Мари. Мы спешим на шабаш. Сегодня ты станешь настоящей ведьмой.

Мари отошла от ограды и силой выбросила мысли из головы. О том, что произошло в ее первый шабаш, вспоминать не хотелось.

– Черт! – Она вновь посмотрела на полную луну.

Пошло оно все… Мари идет спать, а эти чудики пускай рыщут по лесу в поисках чучела.

Мари вернулась на тропинку и вдруг остановилась, когда луч фонаря выхватил из темноты женскую фигуру в грязном саване. В горле пересохло, сердце учащенно забилось, и где-то с минуту они с незнакомкой смотрели друг на друга. Девушку окутывали длинные черные волосы, но они выглядели до такой степени спутанными, что им помогли бы только ножницы. По ее ногам стелился густой, как смог, туман. То ли вдалеке, то ли в голове у Мари зазвучали ритмичные удары. Бой барабанов нарастал, становился звучнее и опаснее.

Мелькнула мысль, что это постановка для первокурсников, но чутье ведьмы не обманывало: перед Мари – не человек. Незнакомка не шевелилась, лицо было бесстрастно, и только в ее глазах горел огонь. Пламя инквизиции.

Мари сглотнула, пытаясь вспомнить, что бы сказала мама, но острая боль в затылке лишила ее зрения, и она погрузилась во тьму…

Мари открыла глаза и почувствовала лицом холодную землю. Мелкие камни кололи щеку, пальцы впивались в почву. Голова привычно гудела, как в моменты приступов, но слова не пытались сорваться с губ. Наоборот, в голове стучало, теперь яростно и злобно.

Мари дотронулась до макушки и поморщилась. Странно, чувство, будто ее ударили по голове, но не было ни раны, ни крови. Она в один миг отключилась и провалялась без сознания неизвестно сколько времени. Сквозь барабанный бой до нее донеслись крики.

Мари с трудом поднялась на ноги. Ни незнакомки, ни тумана больше не было. Только ритм, который слышала лишь она одна, напоминал о странном знакомстве.

Пошатываясь, Мари пошла по тропинке вверх. Теперь крики усилились, но барабаны все равно стучали громче. К нему присоединился хор женских голосов, от которого перед глазами заплясали черные пятна.

Мари мутило от слов жуткой песни, но она ничего не могла с этим поделать. Только слушать и молча проталкиваться сквозь толпу, которая собралась в центре парка. Сначала Мари заметила знакомый плед в клетку, сброшенный на землю. Его хозяйка стояла на коленях, закрывая лицо руками в беззвучном крике.

В воздухе болтались белые кроссовки на тонких, странно вялых ногах. Такие же безвольные руки. И лицо. Кровавая пена на губах, широко раскрытые глаза…

А затем Мари поняла, что видит девушку с короткими волосами, которая любила посплетничать. Любила… Теперь ее тело болталось на толстой ветви дуба, а вокруг шеи была обмотана веревка, подобная той, которой было привязано чучело на постаменте.

Девушка была мертва.

Обучение в Вэйланде началось.

Глава 3 Крамольные мысли

Убийство потрясло маленький городок настолько, что не проходило и дня, чтобы Мари не услышала чьи-то перешептывания и домыслы. На три дня в Вэйланде наступил траур, наполненный затишьем и тихой печалью.

Полиция дотошно допросила каждого, кто присутствовал на посвящении в студенты. Но никто не видел, что произошло. Новоиспеченная подруга покойной, которую Мари запомнила по клетчатому пледу, твердила одно: они заплутали в лесу и из-за густого тумана потеряли друг друга из виду. Позже она нашла ее повешенной на дереве.

Родители кляли преподавателей за то, что те разрешили студентам шляться в полнолуние в лесу.

Конечно же, легенды и байки не заставили себя ждать. Одна из версий гласила, что девушку повесили ведьмы. Но официально постановили, что она повесилась из-за разбитого сердца. Как бы сильно вэйландцы ни ненавидели ведьм, даже они отказывались признавать их существование в реальности.

Мари поняла, что их ненависть к ведьмам – нечто вроде кружка по интересам. В Вэйланде находится клуб инквизиторов, вот и весь секрет. Поэтому к концу первой недели она уже не обращала внимания на их идиотские замашки, к тому же ее мысли были заняты другим. А именно – той незнакомкой, которую она видела в полнолуние. И чем больше Мари об этом думала, тем сильнее ее мучила мигрень.

Мари удобнее обхватила стопку книг, которую ей выдали в библиотеке, и вышла на узкую дорогу, выложенную брусчаткой. С двух сторон теснились двухэтажные каменные дома, навалившиеся друг на друга, как старые выпивохи. С их крыш свисали полотна плюща, и некоторым хозяевам приходилось обрезать зелень, чтобы освободить окна.

Над одной из дверей Мари заметила вывеску в винтажном стиле с черными выжженными буквами.

«Магазин пряностей и трав».

От неожиданности Мари остановилась и невольно огляделась. Она ожидала увидеть гневных селян с вилами. Но, похоже, владельцы не боялись, что их обвинят в колдовстве.

Мари пригнулась и вошла в низенький проход. Над головой мелодично звякнул колокольчик.

– Добрый вечер, – тихо позвала Мари, но никто не спешил выйти ей навстречу.

Прилавок пустовал, зато деревянные стеллажи вдоль стен были заставлены товарами, от аромата которых закружилась голова. Баночки с куркумой, паприкой, корицей, скрученной в трубочки… Сушеные пучки мяты, шалфея, лаванды и бесчисленного количества трав, которые Мари узнавала с восторгом и трепетной ностальгией, живописно свисали с потолочных балок.

– Добрый, добрый, – послышалось позади Мари, и она быстро обернулась. – Пришли полюбоваться или хотите что-нибудь купить?

За прилавком появилась женщина, которая словно только что шагнула из портала времени и переместилась в Вэйланд из эпохи хиппи. А еще она чем-то напоминала спаниеля – ощипанные на концах светлые волосы и длинный нос, на который водрузили круглые очки в желтой оправе.

Пока полюбоваться. – Мари подошла ближе к продавщице. – А вы не боитесь торговать травами в Вэйланде?

Женщина засмеялась:

– Сразу видно, ты только поступила. Нет, деточка, я торгую для туристов, а их манит все колдовское. И коренные жители Вэйланда не такие предвзятые, как студенты. Юношеский максимализм, что поделать… – Она нырнула под прилавок и вытащила пучок сухоцвета с темно-сиреневыми цветочками. – Держи, это подарок. Судя по всему, грядут темные времена. Темнее, чем четыреста лет назад. – Зеленые глаза женщины блеснули за стеклами очков.

– Душица? – Мари одной рукой неловко взяла сушеное растение и понюхала. Запах, знакомый с детства. Ароматы трав окружали ее с момента исчезновения матери. – Хороший оберег от злых сил.

– Разбираешься в травах? – восхитилась женщина.

– Немного. – Мари оглянулась на дверь. – Мне пора идти. Зайду, как будет время.

– Приходи, приходи, деточка. Нам есть о чем поболтать. И запомни: меня зовут Тина, – крикнула женщина, но когда Мари повернулась, чтобы ответить, за прилавком вновь было пусто. В напоминание о Тине остался лишь сухоцвет, одиноко лежащий на стопке учебников.

Мари вышла из магазина и благодарно вдохнула свежий воздух, наполненный речной прохладой. После ядреных сочетаний специй и трав кислород казался еще более свежим, чем раньше. Но она успела отойти лишь на пару домов, как сзади послышался знакомый голос.

– Эй, поэтесса, постой!

Похоже, душица плохо оберегала, потому что возле Мари возник Эллиот. Тот самый фотогеничный парень, от которого она хотела бы держаться подальше.

– Помочь? – Он с улыбкой попытался выхватить у Мари книги, но она увернулась.

– Помоги: оставь меня в покое, пожалуйста.

– Э, нет, коварная девчонка. Это выше моих сил. – Он развел ладонями и шустро забрал у Мари часть учебников. Она лишь успела подхватить пучок душицы, чтобы он не полетел на землю. – А ты знаешь, что нам разрешено скачивать их в электронном виде на планшет? И не надо таскать целую кипу.

– Знаю. Но Айви говорит, что читая бумагу, лучше усваиваешь материал. И я с ней согласна, – Мари подавила вздох и ускорила шаг. Чем быстрее она вернется, тем быстрее отвяжется Эллиот.

– Твой куратор – Айви? – Его лицо забавно скривилось. – Уверен, она уже рассказала обо мне кучу гадостей. Но поверь мне – это все ложь. Я не душу собачек и не ворую у бабушек вставные челюсти.

Мари подавилась смехом. Узкая дорожка между старинными домами с атмосферой Прованса закончилась, и перед ними вновь вырос угрюмый, скалистый замок.

– Конечно, мы говорим лишь о тебе. У нас ведь нет других тем для разговора, – фыркнула она.

– Не будь злюкой, пупсик, – подмигнул Эллиот.

Мари заскрежетала зубами.

– Пупсик у тебя в штанах, а теперь отдай книги и сделай одолжение – оставь меня в покое. – Она почти силой вырвала у него учебники.

– Про пупсика не обидно ни капли, – хмыкнул Эллиот и, захватив пальцами прядь ее волос, легонько потянул на себя. – Пупсик. Я не могу называть тебя по-другому, потому что не знаю твоего имени.

Половина слов Эллиота смазалась и пролетела мимо Мари, потому что внутри нее взорвался ком ярости и все, что она видела – это как его пальцы держали ее волосы.

– Отпусти, – прошипела она.

– Что? – слегка опешил Эллиот из-за смены тона. Но пальцы разжал, и прядь упала тяжелой нитью.

– Никогда больше не прикасайся к моим волосам, – холодно бросила она и отвернулась, пока не наговорила лишнего.

Мари поспешила прочь, прижимая к груди стопку книг и вдыхая эфирный аромат душицы. Она боялась обернуться, боялась увидеть в глазах Эллиота омерзение. Ведь только настоящая ведьма запрещала прикасаться к своим волосам. И в таком месте, как Вэйланд, об этом точно знали.

Мама бы сказала, что только глупая и недальновидная ведьма могла так отреагировать на поступок Эллиота. Мама бы сказала, что Мари должна была сдержаться, несмотря на то, что каждая ведьма знает: волосы – это святое, в них сила, в них вся колдовская сила. В любом случае, все, что могла сейчас Мари – это додумывать, что бы сказала мама.

Неважно. Главное – никто не должен увидеть, какого цвета ее кровь.

Мари наклонилась над раковиной и плеснула холодной воды в лицо, а затем впилась взглядом в собственное отражение. Мария Ребекка Бэсфорд. От столь громкого имени осталась лишь бледная тень, которая вынуждена скрываться среди людей, мечтающих сжечь ведьму на костре. Ее преследовал озабоченный парень, и скоро на голову посыплются проблемы со стороны ревнивой Джорджи. Вроде бы это и есть жизнь обычного подростка, но вот повесившаяся девушка и исчезновение матери…

Мари протерла лицо и внимательно всмотрелась в темно-карие глаза, которые ей достались от матери. Один в один. Словно на нее смотрит мама. И раздраженно говорит: «Держи себя в руках. Ты же ведьма! Будь сильной. Будь собой…».

– Куда? Куда же ты исчезла? – прошептала Мари.

Полгода назад ее жизнь перевернулась, когда она обнаружила пустую квартиру. Вещи матери лежали на месте, телефон со стертыми кнопками валялся на диване, а на кухонном столе – разлитый кофе. Осколки вишневой кружки были разбросаны по темно-зеленому кафелю, как крупные капли крови. И сломанный дверной замок – вот и все, что ожидало Мари дома. Ни спустя день, ни два, ни три мама не вернулась. Зато в ее жизни возник отец с новой семьей, и тогда все привычное и родное, что Мари знала, исчезло следом за матерью.

Мари вернулась в раздевалку к своему шкафчику, стараясь не вспоминать прошлое, но голова как была чугунной, так и осталась, и даже бодрящий душ не помог. Снаружи опустился густой вечер, и, возможно, вечерняя прогулка в компании Айви помогла бы ей развеяться.

Мысль приободрила, и Мари быстро натянула джинсы и хлопковый свитер грубой вязки. Стащила полотенце с влажных волос и расчесала их пальцами.

– Черт… Ну почему я не сдержалась? – пробормотала она, снова вспомнив разговор с Эллиотом.

– Потому что ты – шлюха!

Она не успела отскочить, как Джорджи с необычайной силой схватила ее за волосы и дернула на себя. Мари до крови прикусила губу, чтобы не закричать, и знакомый металлический привкус проступил на языке.

– Думала увести у меня парня на глазах у всех? Знаешь, скольких я уже проучила? Ты не первая, кто переходит мне дорогу и спотыкается!

Джорджи намотала ее волосы на кулак и потащила за собой по холодной плитке. Мари упала на колени, продолжая молчать. Голова горела так, словно с нее сняли скальп.

– Что, нечего сказать?

Джорджи замерла и наклонилась к Мари, чтобы заглянуть в лицо:

– Плачешь?

– Нет, – прошипела Мари и поймала взгляд Джорджи в свой плен.

«Мы можем многое…» – снова прозвучал в голове голос матери.

С лица Джорджи схлынула кровь, и она испуганно разжала пальцы. Спотыкаясь, она попятилась назад, пока не прижалась спиной к стене.

– Пожалуйста, не надо, – почти жалобно простонала она.

Ее кожа посерела, а глаза превратились в огромные впадины.

– Не надо – что? – вкрадчиво поинтересовалась Мари, поднимаясь с колен.

Руки дрожали, а в груди клокотала ярость. Джорджи прикоснулась к ее волосам без разрешения, унизила, причинила боль, и сейчас Мари едва сдерживалась.

– Вот это вот… – промямлила Джорджи и заплакала, закрывая лицо руками.

После ее слов злость внезапно утихла.

Мари вздохнула и бросила усталое:

– Проваливай.

Дважды просить не пришлось. Уже через минуту Мари в полном одиночестве села на длинную скамью между шкафчиками.

«Вот это вот», – как выразилась Джорджи, возникло у Мари после исчезновения матери.

Первый ей об этом сказал отец:

«Не смотри на меня так. Ты словно вскрываешь мои потайные страхи и заставляешь испытывать их все одновременно. Я даже не могу описать то, что чувствую. Твой злой взгляд в точности, как у твоей мамы. Когда мы ссорились, она не могла его скрывать, а я не мог его выносить. Я предпочел бросить семью, лишь бы не испытывать этот ужас снова и снова. И вот сейчас я готов вновь сбежать, только бы не сталкиваться с тобой. Ты никогда меня не поймешь…».

Но Мари понимала. Тот безотчетный ужас, который вызывал взгляд разъяренной ведьмы, способен убить, если его не контролировать. Его может вынести только другая ведьма или колдун. Либо человек, потерявший голову от любви. Джорджи не была ни первой, ни вторым, ни тем более третьим. А вот Мари была ведьмой. И после этой стычки за ней точно явятся, чтобы сжечь на костре.

Мари опоздала на первую лекцию по истории Средних веков. Айви прожужжала ей все уши про то, что к занятиям профессора Чейза лучше прочитать весь заданный материал, либо не явиться вовсе.

Он на интуитивном уровне вычисляет не подготовившегося студента. Отыщет тебя в кромешной тьме.

Но получить «неуд» на первом же занятии не так пугало Мари, как узнать в профессоре того самого парня, с которым она столкнулась в день приезда.

«А если узнаю, что с того? Я просто устала после дороги, переволновалась из-за памятника инквизиции, да мало ли что там себе напридумывала. Может, он вообще не существует… Может, это галлюцинации?»

С такими мыслями Мари пришла на лекцию спустя пятнадцать минут после начала и села с самого края возле прохода. В аудитории царил полумрак, а профессор Чейз стоял спиной к студентам и водил лазерной указкой по огромному слайду, который проецировался на стену через проектор.

Мари прищурилась. На экране горела картина, которую она уже видела в коридорах замка. Кажется, «Саул и Аэндорская волшебница»[1]. Сгорбленный мужчина в белой мантии, каким обычно изображали тень пророка Самуила, явился к колдунье, но женщина в ужасе попятилась к каменной статуи, а израильский царь Саул пал ниц перед пророком. И при чем здесь Средневековье, если картина XIX века?

Это Аэндорская волшебница из Ветхого Завета, – громко подтвердил догадку Мари профессор и переключил слайд. Теперь на стене горела красивая девушка в сером платье с чашей в руках. – А это Цирцея, дочь Гелиоса, что опоила друзей Одиссея и превратила их в свиней. Несчастная, одинокая женщина… Меня просили начать именно с ведьм, потому что мы учимся в Вэйланде, – со смешком добавил профессор и обернулся.

Луч проектора высветил его лицо, и Мари со стоном сползла ниже под стол. Это был он. Профессор Уильям Чейз.

Его взгляд пробежался по лицам студентов, и Мари показалось, что он обратил на нее внимание.

– Знаете, я здесь преподаю второй год, а все равно не понимаю местной зацикленности на ведьмах. Даже ваша учебная программа построена так, чтобы показать ведьм истинным злом. – Он вздохнул. – Ладно, переключаюсь, а то меня закидают помидорами. По одной из легенд, – он снова повернулся к картине, – самые знаменитые ведьмы – это реинкарнации Аэндорской волшебницы. Когда Саул пришел к ней и попросил вызвать дух царя Соломона, она выполнила его просьбу. Но в Ветхом Завете умолчали, что колдунья поплатилась за свою помощь. Ее сожгли. Напоминаю, что это только легенда. – Профессор включил лампы и погасил проектор.

Яркий свет ударил по глазам, и студенты недовольно поморщились.

– А теперь вопрос: что связывает Аэндорскую волшебницу и Цирцею? – профессор уселся на край стола и скрестил руки на груди. На этот раз он был только в белой рубашке, хотя Айви шутила, что Уильям Чейз родился в джемпере.

По залу пронеслись перешептывания, но никто не рискнул поднять руку.

– Ну же! Все логично. Считайте, что я чуть раньше уже ответил на вопрос.

Профессор Чейз вздохнул, когда молчание затянулось. Он снова пробежался взглядом по рядам, и на этот раз Мари не показалось: его глаза почти что впились в нее.

– Мисс?.. Да-да, вы, в чудесном зеленом свитере.

Это вообще-то был цвет морской волны, но Мари придержала язык.

– Мисс Бэсфорд.

– Замечательно. А по имени?

– Мария.

– Мария, – повторил за ней профессор Чейз, словно пробуя ее имя на вкус. Судя по улыбке, ему понравилось. – Как вы считаете, что общего между этими двумя колдуньями?

– Цирцея – реинкарнация Аэндорской волшебницы, – сухо ответила Мария.

– Браво! – Он захлопал в ладоши. – Может быть, вы сталкивались с этой легендой раньше и расскажете, для чего сжигали ведьм?

Мари мысленно вздохнула. Она не читала книг, которые профессор задал к первой лекции. И если она скажет «нет», а там говорится про эту легенду, то это скажется на ее отметке. Но если получится наоборот, то у остальных появится лишний повод подозревать ее в колдовстве. В принципе, хуже уже не будет. После косяков с Джорджи и Эллиотом…

– Слышала, – решилась Мари и увидела, как брови профессора Чейза поползли вверх.

Ну, вот. Он не ожидал, что она знает, но отступать поздно.

– Продолжайте.

– По легенде, существуют тексты, вырезанные из Ветхого Завета. В них говорится, что из праха ведьмы можно сделать целебную мазь, которая заживляет любые раны, как физические, так и душевные. Панацея от всех болезней. – Мари старалась не обращать внимания на косые взгляды.

Кто-то из студентов остервенело листал книгу про инквизицию, но, видимо, в ней подобной информации не содержалось. Конечно, они ведь не ходили на шабаши со своими матерями.

– Браво! – Профессор Чейз даже не пытался скрыть изумление. – Вы первая, кто ответил на этот вопрос. Браво. А скажите, Мари, вас ничего не смущает в этом факте? На одной чаше – ведьмы, на другой – целебная мазь. – Он перевернул руки ладонями вверх и изобразил весы.

На его лице читалось откровенное восхищение. Глаза блестели, а на губах блуждала теплая улыбка.

Мари почувствовала, что у нее горят щеки.

– Смущает. Не понимаю, как истинное зло может спасать чужие жизни?

– Согласен. Что ж, таким коварным образом устроено многое в нашей жизни. Добро и зло тесно связаны, и, изучая историю, мы увидим это переплетение на примерах. Мисс Бэсфорд, задержитесь после лекции, а сейчас продолжим изучать ведьм.

И профессор Чейз снова погасил свет с помощью пульта и включил проектор. Темнота вовремя скрыла разгоревшееся лицо Мари и спасла ее от любопытных взглядов. Но не спасет в будущем. Мари вовсе не жаждала задерживаться после лекции и тем более находиться в аудитории наедине с профессором. Она хотела быть тише воды, ниже травы, но где бы она ни появилась, приковывала к себе всеобщее внимание. А как иначе…

«Знаешь, почему многих ведьм так быстро распознавали? Очень сложно скрывать ведьминскую суть. Она искрится в наших глазах, звучит в нашем голосе, управляет нашими эмоциями. Да, можно все отрицать, но ведьмы все равно будут выделяться из толпы. Сейчас ты еще слишком мала и не понимаешь. Но когда вырастешь, все изменится, и ты вспомнишь мои слова».

«Все изменилось, мама. Очень быстро».

Остаток лекции Мари молчала, игнорируя вопросы профессора Чейза, а он будто и забыл о ее существовании. Изредка она делала записи и параллельно прикидывала, как бы успеть сбежать раньше всех. Но стоило прозвенеть звонку, как профессор тут же повернулся в ее сторону и с улыбкой махнул, подзывая к себе.

Мари спустилась к нему, напряженно прижимая к себе учебник с тетрадью. Профессор Чейз складывал свои конспекты в черную папку и вблизи казался Мари еще красивее, чем издали. Сердце гулко забилось в груди. Ее окутал морской аромат, от которого закружилась голова.

– Многие студенты предпочитают планшеты, – заметил профессор Чейз и кивнул на ее учебник.

– Вы не первый мне это говорите. – Мари старалась говорить спокойно, но голос скрежетал, будто ржавое железо.

– Верю. Скажите, мисс Бэсфорд, откуда вы знаете эту легенду? Она очень редкая.

– Не помню, наверное, наткнулась в интернете, – солгала Мари.

Она отступила, надеясь, что так ей будет спокойнее, но волнение продолжало дрожью охватывать тело. Мари сосредоточилась на груди Уильяма, лишь бы не смотреть ему в глаза. Верхние пуговицы рубашки были расстегнуты, и она заметила старинный перстень на серебряной цепи, который висел на шее профессора. И странное чувство дежавю волной прокатилось по спине.

– Хм, сомневаюсь. Ну, раз не хотите говорить, не буду настаивать. Что-то мне подсказывает, Мария Бэсфорд, что вы еще удивите меня, и не раз.

Мари вздохнула и через силу посмотрела на него. В синих глазах Уильяма таилось нечто загадочное. То, что Мари не могла описать. Как не могла дать объяснение своим чувствам к нему.

– Я могу идти? – охрипшим голосом спросила она, и профессор кивнул.

Мари бросилась вон из аудитории и только в коридоре прижалась спиной к стене, шумно выдохнув. Она должна прийти в себя, иначе вся ее размеренная жизнь, которую она бережно выстроила после исчезновения матери, превратится в пепел.

Сколько лет прошло? Пятьдесят три, пятьдесят пять или пятьдесят девять? Время слилось в один бесконечный день, и иногда он терялся в годах. Весна сменяла зиму, а осень – лето. Когда становилось невыносимо, он уезжал в другую страну, менял привычки, менял облик и снова пытался вернуть вкус к жизни. Иногда не помогало и это, и тогда он в очередной раз пытался покончить с собой. Но, кроме боли, попытки умереть ему ничего не приносили. Только раны, которые затягивались в течение пары дней, оставляя на память новые и новые шрамы. Однажды он отчаялся настолько, что нашел палача, чтобы умереть через гильотину. Не смог – лезвие затупилось о его шею. И неважно, сколько крови он потерял. Раны затянулись. Душевная боль осталась.

Это его проклятье, и он будет нести его до скончания времен. По сравнению с вечностью он еще младенец, ему всего лишь триста пятьдесят лет. Но в этой вечности был один человек, благодаря которому он еще не потерял надежду и человечность. Девушка. Любовь всей его долгой тоскливой жизни.

Он со вздохом открыл потертую от времени шкатулку из красного дерева и достал оттуда заламинированную вырезку из американской газеты одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года. На ней была запечатлена девушка с короткими светлыми волосами, которые вились вокруг острого лица, будто ангельский нимб. На черно-белой фотографии не разглядеть ее чарующих карих глаз. Но он помнил их цвет наизусть. Помнил, потому что буквально сегодня, спустя пятьдесят девять лет, он вновь в них заглянул.

Каждый раз она немного другая, и все же это она.

Сердце защемило, и он провел дрожащими пальцами по заголовку статьи.

«Известная поэтесса Люсинда Гилл покончила с собой».

Он не смог предотвратить ее самоубийство, не смог. Он столько раз ошибался, но самую главную ошибку допустил в одна тысяча шестьсот девяносто втором году. И он расплачивается за нее до сих пор.

Покатая крыша филиала Вэйландского университета сверкала в лучах солнца. Футуристичное здание так разительно отличалось от замка, что первые минуты Мари не могла пошевелиться от восторга. Филиал напоминал воздушное безе серебристого цвета. Люди, как маленькие фигурки на витрине, сновали за стеклянными стенами, и казалось, что сейчас придет великан и заберет свой игрушечный домик.

– Посторонись!

Мари едва успела отпрянуть, когда мимо нее по дорожке, выложенной песочного цвета брусчаткой, пронесся парень на скейтборде. У него в руках была стопка университетских газет, а еще он задорно выкрикивал, привлекая внимание:

– Семь повешенных черных кошек! В Вэйланде продолжают твориться безумства! Неужели грядет конец света?

Студенты провожали его удивленными взглядами, и лишь немногие покупали газеты. Большинство лезли в профиль газеты в интернете.

– Теперь еще и кошки? – пробубнила Мари, поднимаясь по широкой лестнице.

В фойе ее встретили стены лаконично серого цвета, украшенные абстрактным искусством. Картины с геометрическими рисунками, статуи – смесь античности и современности.

Мари нашла на плане актовый зал и поспешила подняться на второй этаж, но не увидела ожидаемого столпотворения. На дверях висел одинокий плакат с призывом попробоваться на роль главной героини – ведьмы, и, видимо, этого уже было достаточно, чтобы отпугнуть желающих.

Мари осторожно отворила бежевые двери и заглянула внутрь. Зал как зал. Ровные ряды невзрачных сереньких стульев, сцена нейтрального кремового цвета. По ней сейчас носилась Моника и, судя по ее крикам, дела обстояли плохо:

– Черт бы побрал этого анонимного автора! Зачем он написал сценарий про ведьму? Нельзя было сделать главную героиню феей, ну или гоблином, на худой конец?! Никто не хочет, никто! Придется самой играть… – И она понуро уселась на край сцены.

– У тебя уже есть роль, и ведьма из тебя так себе, – фыркнула Айви. Мари заметила ее рыжую макушку в первом ряду. – О, а давай предложим Джорджи?

– Древняя в роли ведьмы? Скажешь тоже! – отмахнулась Моника, но потом все равно захохотала. – Конечно, я бы не отказалась на это посмотреть.

– Кто такие эти Древние? Уже который раз слышу, но все забываю спросить. – Мари с щелчком закрыла за собой двери и подошла к девушкам.

Ее шаги эхом разносились по пустому залу. Последующий визг Моники оглушил Мари и прокатился по потолку звуковой шаровой молнией, если такие вообще бывают.

– Ты пришла, пришла, пришла! О, Боже, Айви! У нас есть ведьма, слава богу, есть ведьма. – И Моника с облегчением распласталась на сцене.

Ее фраза про ведьму резанула по ушам, но именно за этим Мари и пришла. Если она будет играть ведьму, то ее замашки можно будет списать на сценический образ. Самый лучший вид маскировки – это быть на виду.

– Ничего себе реакция. – Мари смущенно заправила волосы за уши.

– Приветики, Мари. – Айви улыбнулась. – Ты не представляешь, как мы рады, что ты все-таки решила присоединиться к нам! Монику уже силы покинули, – засмеялась она, кивая на обездвиженное тело подруги.

– Я ведь только зашла. Разве не надо… эм-м… сцену сыграть? Отбор пройти?

– Умоляю тебя, нам даже выбирать не из кого, разве что нас осаждает толпа глухонемых невидимок, – оживилась Моника и спрыгнула со сцены. Покопалась в большой мятой сумке и достала рукопись: – Сейчас дам тебе сценарий, а послезавтра первая репетиция.

– А если я абсолютный бездарь и испорчу вам весь спектакль?

– Не привирай. Мы видели, как ты читала стихи на посвящении в студенты. Так что с актерскими данными проблем точно нет, – подмигнула Айви.

– Видели? – Мари на секунду зависла.

Айви, заметив ее ошарашенный взгляд, достала из сумочки смартфон и открыла видео:

– Вот. Какой-то первокурсник вчера выложил. Видимо из-за… кхм, – она закашлялась, – из-за той трагедии он забыл про твое выступление, но вчера реабилитировался. Детка, ты бесподобна!

– О, нет! – простонала Мари, не в состоянии оторвать глаз от видео, на котором она, словно богиня войны, пылает взглядом и декламирует огненную поэму.

Она вернула телефон и обессилено упала в кресло.

– Удачное начало года.

– Забей, все круто! Хоть какая-то радость, а то смерть на смерти. Сначала та бедняжка, теперь придурки повесили семь черных кошек… – Айви поежилась. – И фиг бы с ним, но у всех кошек есть хозяева, а это значит, неизвестный чел за одну ночь проник в семь жилищ, выкрал кошек, которые, между прочим, сдачи могут дать, причем нехило так, и повесил их на заборе каждого из домов.

А, да, я слышала что-то похожее. – Мари нахмурилась.

Семь черных кошек? На ум вновь пришла таинственная незнакомка. Через пару недель очередное полнолуние, неужели она снова явится Мари?

– Давайте не будет о грустном, – вклинилась в разговор Моника. – Я так рада, что нашла главную героиню, что больше не хочу печалиться. А то сначала меня профессор Баркли ошарашил тем, что мы будет ставить сценарий какого-то анонима, затем бесконечные поиски ведьмы… Скоро бал, надо поторопиться.

Да уж, были готовы даже Древнюю звать на роль. – Айви захохотала, и Моника присоединилась к ее смеху.

– Кстати, кто такие эти Древние? – повторила Мари.

А, это прямые потомки Вэйландских инквизиторов, – объяснила Айви. – Тех, кто заправлял в Вэйланде инквизицией в семнадцатом веке. Они не были священниками, так что плодились, как и все смертные. В наши дни потомков осталось немного, может семь-восемь. В университете Джорджи такая одна. Так что она у нас вроде знаменитости. Потомственный инквизитор, хотя что здесь почетного, сложно сказать. Но это помогло ей захомутать первого красавчика.

– Ох, да… – вздохнула Моника и прижала к груди сумку, из-за чего та смялась еще больше. – Кстати, удивительно, что они до сих пор не сошлись.

– Бывает, холодная война между ними затягивается, – фыркнула Айви и встала. – Но, может, пойдем в кафе и расскажем Мари, что мы хотим от нее увидеть в спектакле? Как тебе идея?

– Хорошая, – согласилась Мари.

Пальцы на автомате перебирали страницы, но мысли унеслись далеко.

Инквизиторы. Прямые потомки. Что бы сказала на этот счет мама?

Мари поежилась и на секунду прикрыла глаза. Она прекрасно знала ответ.

Публика бурно зааплодировала, и стройная, как колос пшеницы, поэтесса сделала кокетливый реверанс. Светлые кудряшки на голове и белое платье, расшитое бисером, делали ее похожей на безе. Сладкая, воздушная девушка.

В литературном салоне, где собралась самая разношерстная публика, от газетного писаки до маститого автора, она выделялась, как яркая звезда посреди белого дня.

– Браво, Люсинда! – выкрикнул низкорослый мужчина в ядовито-зеленой жилетке, которая едва застегивалась на необъятном пузе. – Читает свои дрянные стишки и искренне верит, что ею восхищаются, – шепотом добавил он. – Знала бы она, что на самом деле восхищаются ее богатым папочкой, который готов финансировать безумные затеи дочери. Даже издание ее низкопробного сборника. «Сосуды»! Черт возьми, это ж надо такое название придумать!

– А по-моему, в вас говорит зависть, мистер Руг, – заметил молодой мужчина в бежевом костюме, для ушей которого и предназначалась презрительная тирада. – Стихи Люсинды Гилл издают, декламируют и любят. А ваши повести отказались печатать даже за деньги. – Он усмехнулся.

Черные волосы вились на концах, а синие глаза смотрели прямо и дерзко. Такой взгляд мужчины бы назвали наглым, а женщины раздевающим. Этому парню явно все было нипочем – особенно мнение общественности.

– Ну вы и наглец, мистер Блэк, – вспыхнул Руг.

– А вы оправдываете свою фамилию[2]. Жулика видно по глазам, – хмыкнул Говард Блэк. – И не забудьте, я – журналист в престижной газете и могу сделать так, что даже те рассказы, которые вы умудрились издать, никто читать не будет.

С этими словами он отошел от мистера Руга, явно опасаясь, что тот лопнет от переполняющей его ярости.

Говард быстро отыскал в толпе Люсинду Гилл и, лавируя между официантами и высокими вазами с благоухающими цветами, подошел к ней со спины, надеясь остаться незамеченным.

– Прошлым летом мы отдыхали с отцом в Греции. Незабываемое путешествие! Афины – просто город вдохновения. Эти улочки, старинные церкви, некрополь и акрополь! – восторженно щебетала Люсинда. Бисерная юбка покачивалась в такт ее плавным движениям.

Говард прислонился к стене и скрестил руки на груди, изо всех сил стараясь не выдать волнения. Хотя он все равно явился на ее выступление, а значит, проигрывал эту битву. Говард не должен был быть здесь. Хватило их прошлой встречи, после которой он решил, что нет, он не станет портить ей жизнь. Не в этот раз. Люсинда Гилл будет жить долго и счастливо. Хотя бы один раз.

А эта встреча станет прощальной. Он просто в последний раз посмотрит в ее теплые шоколадные глаза и… исчезнет.

Словно прочитав его мысли, Люсинда обернулась. На ее лице тотчас расцвела чарующая улыбка, и она быстро вырвалась из круга почитателей.

– Говард Блэк! Не передать словами, как я рада вас видеть! Пришлось даже просить папу разыскать вас и заманить на эту вечеринку, а то вы слишком хорошо от меня спрятались, – пожурила его Люсинда.

Кто-то сел за стоявший в углу рояль, и по залу разлилась легкая джазовая мелодия «Одинокая леди».

– И как же вы меня заманили сюда? – Говард нервно сглотнул.

Так тяжело было смотреть в ее лучистые глаза и знать, что видишь их в последний раз. По крайней мере, в этой жизни.

– Папочка поместил объявление о моем выступлении в газете «Все времена». Ставлю сто долларов, вы его видели. – Люсинда лукаво подмигнула и подхватила Говарда под руку. – Прогуляемся? Здесь так душно.

Говард криво улыбнулся и позволил увести себя во внутренний дворик. От ее легкого прикосновения к рукаву пиджака по его телу пронеслась волна мурашек.

В летнем сумраке дышалось легче, чем в замкнутом пространстве. Но рядом с Люсиндой сердце все равно сдавливало от невыносимой боли. По его груди словно водила скальпелем неопытная рука, срезая кожу.

– Почему вы сторонитесь меня, Говард? Я еще в прошлый раз дала вам понять, что вы мне нравитесь, – Люсинда смотрела на него без тени улыбки.

Как всегда, прямолинейная и упрямая. Ее взгляд пронзал насквозь, от него лихорадило и становилось не по себе. Он никогда не менялся. И все же Люсинда была другой.

– Мы столкнулись с вами на вечеринке Бакстеров? У его жены был день рождения, – задумчиво произнес Говард, делая вид, что старательно вспоминает. На самом деле в памяти отпечатался каждый миг. – Перекинулись парой ничего не значащих фраз. С чего вы решили, что вы мне нравитесь?

– Перестаньте увиливать, мистер Блэк. Вы почувствовали то же самое, что и я, – серьезно сказала Люсинда.

Как больно разбивать сердце, когда вместе с ним разбивается и твое?

Говард стиснул зубы и медленно высвободил свой локоть из ее хватки.

– Люсинда, вы ослепительная женщина. И да, я захотел с вами переспать. Если вы тоже почувствовали желание заняться со мной ни к чему не обязывающим сексом, тогда зачем мы тратим время? Я приехал на машине. – Он криво улыбнулся, в то время как Люсинда мертвенно побледнела.

– Вы лжете, – прошептала она.

– Нет. Уж поверьте, я сюда не ваши стишки пришел слушать, – раньше, чем Говард опомнился, сорвались с губ слова завистливого мистера Руга.

Люсинда отшатнулась и зажмурилась, но из ее глаз все равно брызнули слезы.

– Я вас ненавижу! – выкрикнула она и бросилась обратно в дом, оставив Говарда наедине с гнетущими мыслями.

Ему мгновенно опротивел пустой и неприветливый двор с полуголыми деревьями.

«Я вас ненавижу!»

Ее голос эхом звучал в голове.

«Что ж, поздравляю тебя, Говард. Ты добился, чего хотел».

Надо было уходить, но ноги будто приросли к земле. Время снова перестало существовать.

– Мистер Блэк, – окликнул Говарда обладатель низкого, хриплого голоса, вернув реальность, и он неохотно повернулся к незнакомцу. – Я отец Люсинды, она рассказала мне о том, что между вами случилось.

Мистер Гилл выглядел, как наседка над цыплятами. Полный, а вместо пристойной прически – копна курчавых седых волос. Почтенный мужчина, он напоминал крестного отца мафии. Черный мешковатый костюм подчеркивал его дородную фигуру. Да, он очень поздно стал отцом. Явно не ждал, что у него появится красавица-дочь. И сейчас смотрел на Говарда так, словно хотел вцепиться ему в глотку.

– В том и дело, мистер Гилл, что между нами ничего не произошло. – Говард устало вздохнул. – Я – не очередная игрушка вашей дочери. К сожалению, по-другому она не понимает.

– Люсинда привыкла получать то, что хочет, – упрямо возразил мужчина и выпятил нижнюю челюсть.

– Что ж, рано или поздно она столкнулась бы с разочарованием. Всего хорошего, мистер Гилл. – Говард вежливо склонил голову в прощальном кивке и пошел прочь.

– Не смейте ей отказывать! Ее сердце не выдержит! – прогремел отец Люсинды.

Говард на секунду притормозил, но потом продолжил идти. Они не понимали, почему он так поступил. И видит Бог, Говард не понимал тоже…

Темно. Ее никто не видел. Даже одинокие машины проезжали мимо, освещая ее желтыми фарами, но никто не остановился. Она была совершенно одна на мосту «Золотые ворота»[3]. Люсинда перегнулась через перила и заглянула в темные воды пролива, в которых отражались лишь отблески тусклых фонарей.

Один шаг – и больше не будет проблем. На этот раз отец ее не спасет. Больше никто и никогда не разобьет ей сердце.

Люсинда зарыдала и упала на колени, обняв железные столбы. Почему ей так больно жить? Почему она не может просто забыть Говарда Блэка? Почему она так несчастна?..

Пустые бутылки из-под виски захламили кофейный столик перед продавленным диваном. На нем лежал полуобнаженный человек, и по карте из шрамов на его спине можно было догадаться о нелегкой судьбе. Под лопаткой виднелось пулевое ранение, удары плетью оставили рваные полосы, правый бок когда-то был пробит кинжалом, а под темными волосами вдоль шеи тянулся тонкий, побледневший спустя долгие годы шрам.

Говард со стоном приподнялся на локтях и сел. Сквозь криво задернутые занавески солнце било ему прямо в глаза. Он тут же сморщился и отвернулся. Взгляду попалась раскрытая на середине газета. Один лист был залит виски, но самое главное осталось нетронутым. Фотография юной поэтессы Люсинды Гилл с того самого вечера, на котором Говард разбил ей сердце.

– Не-е-ет… – то ли всхлипнул, то ли простонал он.

Люсинда прожила так мало, а ведь Говард сделал все, чтобы ее жизнь не оборвалась. Но он ее не уберег. Вновь.

– Я больше не могу. – Он откинулся на диван, и его плечи задрожали от рыданий. – Не могу! – вдруг заорал он, но в пустой квартире ответом ему послужило лишь одинокое эхо.

«Люсинда Гилл бросилась с моста в минувшую пятницу. Девушку не успели спасти. Ее отец отказывается давать комментарии о самоубийстве дочери».

Строки из статьи бились в голове друг о друга. Где-то внутри теплилась надежда, что все еще можно изменить. Но это была ложь. Говард в аду, и он никогда из него не выберется.

– Я ненавижу тебя, Мелисса… – прошептал он и потянулся к последней бутылке виски, на дне которой плескались остатки алкоголя.

Смерть в полнолуние.

Элизабет прикрыла на минуту глаза, пытаясь взять под контроль желание что-нибудь разбить. Она не думала, что новый учебный год начнется со смерти. Да и еще в полнолуние. Черт возьми!

Элизабет ударила ладонью по окну, за которым пожелтевшая листва деревьев скрывала от нее реку.

– Все хорошо, все хорошо! – прошептала она, но обмануть себя не получилось.

Смерть в полнолуние означала лишь одно – в Вэйланде появился некто, запустивший доселе спавший механизм проклятья. А именно – ведьма.

Внутри Элизабет медленно разгоралось пламя. Вэйланд – ее дом, ее крепость. Она не позволит злу запустить в него свои щупальца.

Она вернулась за рабочий стол и вытащила из ящика ксерокопию дневника Люциуса Берггольца. Оригинал был настолько старинным, что хранился под стеклом в архиве Вэйландского филиала. Там были созданы все необходимые условия для продления жизни ветхих страниц. А Элизабет предпочитала пользоваться ксерокопией, которую не жалко перечитывать и мять, а также оставлять пометки между неровных строчек.

Если бы в течение почти четырехсот лет род Берггольц сохранил мужскую линию, то Элизабет сейчас бы носила эту фамилию, а не Кэрролл. Но ее утешало, что в душе она была самая настоящая Берггольц. Потомок человека, который положил начало инквизиции в Вэйланде и основал тайное общество «Sang et flamme». Элизабет и есть сердце Вэйланда.

Она пробежалась глазами по черно-белым страницам, на которых мелкий несуразный почерк несколько веков назад вывел слова старо-английского языка. Когда она читала дневники Люциуса в первый раз, то поняла лишь малую часть. Расшифровать весь дневник потребовало много времени. Но оно того стоило.

Элизабет открыла нужную страницу и с содроганием прочла подчеркнутый красной пастой абзац:

«Стихея вернется. Не знаю, сколько пройдет лет или десятилетий, а может, и больше… Надеюсь, на моем веку мне ее уже не встретить. Но она вернется в Вэйланд. И горе тому Берггольцу, кто вступит с ней в схватку. Горе всем жителям Вэйланда, ибо зло, истинное зло возвращается не для того, чтобы снова уйти. Оно возвращается, чтобы остаться. Навсегда».

Элизабет протерла взмокший лоб и нажала на кнопку акселератора:

– Приведите ко мне Метаксаса. Срочно! У меня для него новое задание.

Глава 4 Беленые кости

Жизнь так завертелась, что Мари выбралась на пробежку по набережной лишь спустя месяц после приезда. Листья окончательно пожелтели, и бо́льшая их часть ярким покрывалом укрыла землю.

В шесть утра под ногами стелился сизый туман, похожий на сигаретный дым. Он легкой вуалью прятал узкую каменную дорожку, которая вилась вдоль реки и огибала полуостров, на котором возвышался замок.

Мари вдыхала сырой воздух и бежала уже третий заход. Когда она добиралась до конца, то разворачивалась и бежала обратно. Но в этот раз остановилась и согнулась пополам, восстанавливая дыхание. Судя по зарослям, до конца дорожки мало кто добирался. Здесь даже осыпалась в воду ограда. Мари подошла к самому краю и вгляделась в спокойную и темную гладь реки. Солнечные лучи уже начали пробиваться сквозь густые облака.

В ночь посвящения Мари встретила призрак ведьмы. Но в это было страшно поверить. Призрак ведьмы – не к добру. Ведьма никогда не сулит добро. От подобных мыслей Мари усмехнулась.

Она вглядывалась в речную гладь, которая темным шелком струилась вдоль берега. На той стороне над рекой также склонились ветвистые деревья, поредевшие к осени.

Вода завораживала, и вот уже Мари не могла оторвать от нее взгляда, а все вокруг подернулось зыбкой пеленой. Как серая органза, застилающая зрение.

«Ты сделал выбор, Ноэль!»

Фраза прогремела в сознании, будто выстрел, и Мари недоуменно моргнула. Но не смогла даже повернуть голову.

«На твоих руках кровь. Не только ее, но и моя… Все изменилось. И больше не будет, как прежде».

В груди сперло от нехватки воздуха. Мари покачнулась. Земля под ногами заскользила. Оцепенение спало, но Мари лишь беспомощно взмахнула руками, потому что ухватиться было не за что. Она падала в реку.

Из груди вырвался крик скорее удивления, чем страха. Мари начала заваливаться назад, но темные воды не успели к ней приблизиться. Чьи-то сильные руки обхватили ее за талию и дернули наверх. А затем прижали к крепкой и теплой груди. Пару секунд Мари только дышала, боясь пошевелиться. Но знакомый морской парфюм, мгновенно окутавший ее, дурманил не хуже легкого испуга перед падением.

– Вам повезло, мисс Бэсфорд, что я тоже люблю пробежаться ранним утром.

Профессор Чейз! – Мари отпрянула от него и растерянно провела ладонью по волосам, заплетенным в толстую косу.

В кобальтовом спортивном костюме он выглядел не как профессор, просто симпатичный молодой парень на пробежке. Неофициальный стиль очень молодил Уильяма Чейза. Сейчас он казался немногим старше Мари.

– Что же вы так неосторожно? – Он улыбнулся и, не дожидаясь ответа, плавным движением указал на дорожку. – Не хотите составить мне компанию и прогуляться? Думаю, это отличная замена плаванию. – Его глаза сощурились от сдерживаемого смеха.

Мари улыбнулась. Напряжение отпустило, плечи расслабились. Они не спеша пошли вдоль реки.

– Вы сорвали мои коварные планы искупаться в холодной воде, – поддержала она диалог. – Лучше бы присоединились ко мне.

– Ах, так вы пытались заманить меня к себе? А я и не понял, – хохотнул Уильям.

Да, сложно было не забыть, что он все-таки преподает у нее историю, а не учится вместе с ней.

– Заманить? – Мари озадаченно нахмурилась. На нее накатило дежавю, и стало тяжело дышать.

– Я неверно выразился, – тут же исправился Уильям и сменил тему: – Как вам в Вэйланде? Вы здесь почти месяц, но почему-то в ваших глазах не видно восторженного блеска, как у других студентов.

Наверное, это из-за спектакля к балу первокурсников. Я играю главную роль, – полушутя ответила Мари.

Солнце уже скользило лучами по верхушкам деревьев, а когда Мари с Уильямом подошли к главной тропинке, ведущей к памятнику инквизиции, замок стал оживать. Кто-то спешил на занятия, но были и заспанные студенты, бредущие со стороны города после жаркой ночи, полной алкоголя и танцев.

– Ведьму? – удивился профессор Чейз.

– А вы откуда знаете?

– Ну, – он смущенно растрепал волосы, – скажу по секрету, что автор сценария – я. Меня, можно сказать, вынудили написать его для бала, но я попросил остаться анонимным. Так что, надеюсь, вы не выдадите мою тайну.

Мари озадаченно замолчала.

Да, я припоминаю, – после некоторой паузы произнесла она, – Моника ругала анонимного автора сценария, который заставил ее искать актрису на роль ведьмы.

Уильям захохотал. Они вышли в главный двор и остановились друг напротив друга так, будто только что встретились. Теплый взгляд Уильяма скользил по Мари, и она не знала, как реагировать. В голове опустело, а вместо мыслей разрасталась боль.

– Я… Мне надо идти, – прочистив горло, сказала Мари и сделала неловкий шаг в сторону замка. – И спасибо, что спасли меня от… купания в реке.

Улыбка сползла с лица Уильяма, и он кивнул:

– Мисс Бэсфорд, если понадобится помощь, всегда буду рад помочь.

– Хорошо. Спасибо.

Горло окончательно сдавило, и Мари быстро направилась в замок. Сердце почти вылетало из груди, а перед глазами плыли красные круги.

Она не помнила, как добралась до комнаты. Очнулась лишь на своей кровати, держа в руках блокнот с разрисованной страницей.

Очередное слово, в котором крылись ее тайные чувства? Или предзнаменование?

– Скоро полнолуние. Говорят, будет новая жертва…

– С чего ты взяла? Меньше собирай сплетни!

– Ну-ну, вот увидишь, я окажусь права. Может, никто и не умрет, но что-то точно случится.

– Ты еще скажи, что на Хэллоуин прилетят ведьмы и сожрут нас вместо стейка.

– Да ну тебя… Вот увидишь, вот увидишь. Вэйланд уже меняется. Даже ведьме главную роль дали.

– О, да… В ней и правда есть что-то злое. Лучше не смотри ей в глаза…

– Верно, верно. Жуть полная…

Мари нервно сглотнула, но постаралась ничем не выдать, что слышала перешептывания девчонок, играющих крестьянок, которые сидели на два ряда позади нее. К подобным разговорам она уже привыкла, но новости насчет полнолуния действительно пугали. А вдруг девушки окажутся правы?

Мари уткнулась взглядом в сценарий и заставила себя переключиться на спектакль. Предыдущие репетиции прошли довольно удачно, а вот с этой почему-то вышла заминка. Моника до сих пор не пускала Мари на сцену, и ее партнера, который играл главную роль, нигде не было видно.

Спектакль назывался «Отвергнутая» и соответствовал всем нормам приличия в Вэйланде, если так можно было выразиться. Юная ведьма Мелисса влюбилась в молодого помощника инквизитора, и эти отношения погубили влюбленных. Главный инквизитор не потерпел подобного «грехопадения» и казнил помощника, а Мелисса в порыве ярости наслала на него проклятье, и инквизитор ослеп. Но потом ведьма поняла, что именно она – источник всеобщего горя, и добровольно взошла на костер, чтобы избавить жителей деревни от зла, что таилось внутри нее.

Мари передергивало от отвращения, и она поверить не могла, что автор этого опуса – профессор Чейз. После одного из занятий она задержалась, чтобы переспросить. В ответ он только засмеялся и сказал, что сюжет ему диктовала вице-канцлер университета. Единственное, что ему разрешили выбрать, – это имена.

– Мари, дуй сюда, – крикнула Моника со сцены. Она балансировала на самом краю, перекатываясь с пятки на носок. – Прогоним знакомство с возлюбленным ведьмы. Как его там зовут? Ноэль, точно.

Последнее имя догнало Мари по пути к сцене, и она даже споткнулась.

– Ноэль? – переспросила она.

– Ну да, ты что, прошлые репетиции проспала? – недовольно пробубнила Моника.

Мари поднялась на сцену, а в голове, как надоедливый писк комара, крутилось воспоминание: она стоит у реки, а в ушах гремит злой, как рев тигра, голос:

«Ты сделал выбор, Ноэль! На твоих руках кровь…».

Она так и не нашла объяснения этим словам. С другой стороны, почему ведьма не может страдать галлюцинациями и слышать то, чего не существует?

– Мари, вернись к нам. – Моника пощелкала пальцами перед ее лицом. – У нас замена в актерском составе.

– Замена?

Из-за кулис размашистой походкой вышел Эллиот, и студенты, участвующие в постановке, притихли, хотя в зале до сих пор стоял монотонный рокот.

– Привет, пупсик. Хотя я, наконец, узнал твое имя, Мари-недотрога Ребекка Бэсфорд.

– Боюсь, ты его неправильно запомнил, – вздохнула Мари, не зная, плакать ей или смеяться. – Так это и есть замена? – Она перевела взгляд на Монику. – А что с Джейкобом? Он неплохо справлялся.

Он отказался. – Моника пожала плечами и выдернула у Мари помятый сценарий. – А Эллиот добровольно решил разнообразить свои будни. Секс-символ Вэйланда в главной роли. Черт, да в зале не будет свободных мест!

– Моника, напомни, почему я за тобой не приударил? – подмигнул ей Эллиот.

В футболке с черепами и черных джинсах он напоминал рок-звезду. А Мари казалась себе нищенкой в сером залатанном платье для репетиции.

– Потому что я для тебя слишком красива, – фыркнула Моника. – Надеюсь, ты успел выучить первую сцену?

– Ну, типа того…

– Сейчас и проверим. Кстати, в следующий раз будь добр надеть сценический костюм, я хочу, чтобы вы как следует вжились в роли. – С этими словами Моника сбежала со сцены, оставив Мари и Эллиота вдвоем.

– Ты усложняешь мне жизнь, – покачала головой Мари и скрестила на груди руки.

– Точнее, привношу в нее перчинку?

Мари снова вздохнула и попыталась сосредоточиться на репетиции. Но из-за прикованных к ним взглядов, из-за того, что Эллиот то прижимал к себе Мари сильнее, чем требовалось, то улыбался невпопад, приходилось начинать сцену заново раз за разом, пока Моника не осипла от криков.

– Думаю, на сегодня хватит, – сквозь зубы прорычала Мари, когда Эллиот в очередной раз вместо реплики героя вставил дикую шуточку.

Оставив его на растерзание Монике, у которой глаза горели красным от ярости, Мари скользнула за кулисы, чтобы снять с себя «средневековое» платье. В голове звенело чужое имя, которое раньше не скрывало в себе ничего странного, но теперь сердце ухало в груди, стоило ей подумать: Ноэль.

Мари свернула в узкий коридор позади сцены и прищурилась. Светодиодные лампы недавно перегорели и вдалеке мигала одинокая лампочка, свисавшая с потолка.

Ноэль!

Мари ускорила шаг, мечтая поскорее добраться до гримерной, переодеться и спрятаться в своей комнате.

Ноэль!

На этот раз она чуть не споткнулась.

– Мари!

От громкого выкрика ее имени она резко вскинула руку, и острая боль обожгла тыльную сторону кисти. Мари застонала и схватила себя за запястье, но даже в полумраке было понятно, что она зацепилась за торчащий из стены гвоздь.

– Поранилась? – Эллиот, виновник ее испуга, подбежал к ней и направил на руку фонарик смартфона.

– Нет! – вскрикнула она, но было поздно. Яркий луч выхватил ее запястье, залитое черной кровью.

– Эй, я не хотел тебя напугать, – пробормотал Эллиот, но Мари различила в его голосе удивление и… недоверие.

– Все в порядке, – солгала Мари и спрятала руку за спину. – Небольшая царапина, – она быстро развернулась и побежала прочь.

– Постой, я хотел…

Но конец фразы потонул в шуме грохочущего в висках пульса. В затхлой, заставленной вешалками с костюмами гримерной Мари нашла ненужный кусок ткани и замотала руку, чтобы остановить кровь. Черную кровь.

– Черт, черт, черт! – Мари устало села на диван.

Вэйланд словно издевался над ней и подставлял подножку за подножкой.

Над ухом зашелестел голос мамы из прошлого, и к горлу подкатил тошнотворный ком:

– Мари, запомни. Никто не должен увидеть, какого цвета твоя кровь. Кровь ведьмы черная, как чернила. Черный цвет присущ дьяволу. Если люди увидят, то начнут задавать вопросы. А ответы знать не захотят.

– Чего такая задумчивая?

Мари оторвала невидящий взгляд от книги и уставилась на Айви. Та по-турецки сидела на кровати и занималась массажем лица, который якобы спасал ее от морщин. В девятнадцать лет.

– Да нет, все в порядке. С чего ты взяла? – Мари села на кровати и подложила под спину подушку.

– Потому что ты держишь учебник по философии вверх ногами и упорно читаешь его уже минут пятнадцать, – хмыкнула Айви. – Я все жду, когда ты заметишь, но, видимо, не дождусь.

Она приблизила лицо к овальному зеркалу и указательным пальцем надавила на точку между бровями. В пижаме с мишками Айви выглядела по-домашнему уютно. Она была из тех людей, которые располагали к себе. И Мари тем сильнее жалела, что не может доверить подруге свой главный секрет.

Ты права. – Мари вздохнула. – Во всем виноват Эллиот. Он почему-то решил, что нравится мне, и теперь преследует днями и ночами. Чего стоит его появление в спектакле! Уверена, Джейкоб не просто так отказался от роли, а теперь Эллиоту надо впопыхах учить сценарий, ведь спектакль уже через три недели… – Ну что ж, она сказала хотя бы часть правды. – Еще вот руку поранила…

– Ага, Эллиот пообещал ему отдать свой постер с автографом Рики Джеферса. Это какой-то местный рок-певец. – Айви вытянула губы трубочкой и тут же зевнула.

– Откуда ты знаешь?

– Да все знают. И Джорджи в том числе. Он запал на тебя нереально. Они впервые так долго не сходятся. Это и круто, и страшно одновременно. – Айви отложила зеркало и забралась под одеяло. – Не могу больше, иначе засну сидя… Странно, недавно ведь кофе выпила.

– Почему меня твои слова не радуют? – простонала Мари и захлопнула книгу.

– Послушай, но ведь Эллиот нереально сексуальный? У него отец – грек; видимо, наградил сына греческой красотой. Может, дашь парню шанс? – Айви снова широко зевнула. – А Джорджи, она хоть и гавкает, но ничего тебе не сделает. Кстати, за ужином она подсела ко мне, такая душка-душка. Угостила меня капучино и давай расспрашивать про тебя и Эллиота. – Голос Айви становился все глуше. – А я что? Говорю, что ничего нет, так что… – Ее глаза закрылись.

– Так что? – повторила Мари, но ответа не дождалась. Айви уже сладко спала, даже не выключив настольную лампу. Мне бы твой безмятежный сон.

Мари переоделась в длинную черную футболку.

– Спокойной ночи, Айви. – Она погасила свет и забралась в кровать.

В полумраке, из-за света уличных фонарей во внутреннем дворе замка, проблемы не отступили, а напротив, лишь обострились. Как Мари могла так оплошать? Она сжала в кулак перебинтованную руку. Нет, ей определенно стоит держаться от Эллиота подальше. И от профессора Чейза тоже.

Уильям, Уильям…

Веки почти слиплись, а в голове словно далекое эхо пронеслось: Ноэль, Ноэль…

Ее сон прервали резко и бесцеремонно. Мари как будто швырнули в ледяную воду, и она проснулась с глухим рыком, но больше не смогла издать ни звука. Три смутные тени расплывались перед глазами, но, судя по слаженным движениям, они все спланировали заранее.

Мари залепили скотчем рот, так же грубо замотали руки и ноги, не заботясь, делают ли ей больно. Она могла лишь молча брыкаться и мотать головой, да издавать нечленораздельное мычание. Но спящая на соседней кровати Айви только тихо посапывала.

Из-за участившегося пульса заболело сердце, а в желудке поселилась каменная тяжесть. Мари перестала дергаться. Ее словно парализовало, все вышло из-под контроля. Один человек схватил ее под руки, а другой – за ноги. Третья тень исчезла, и вскоре Мари уже перестала понимать, что происходит. Она предпочла зажмуриться, чтобы не видеть фигуры в балахонах.

Кажется, ее несли вниз. Но Мари думала лишь о том, как болит кожа под скотчем, как крутит живот и как холодно, потому что кроме длинной футболки и трусиков на ней ничего не было.

– Сюда!

Хриплый голос, который пытались неумело изменить, приказал теням, что несли Мари, и они положили ее на пол. Просто разжали руки, и она грохнулась, ударившись затылком о камни. Перед глазами заплясали звездочки.

– Мы искореним зло, поселившиеся в Вэйланде. Ведьмам не место среди праведных людей.

Тени окружили Мари. В тесной комнате пахло сыростью, а единственным освещением служил старинный факел на стене. Как ни старалась, Мари не могла разглядеть лиц. Но ведьминская интуиция подсказывала правильный ответ.

Мари согнула колени и ударила ближайшую тень по ногам. Та отпрыгнула и зашипела:

– Стерва!

А вот этот голос Мари точно не слышала раньше.

– Отклейте скотч, чтобы она могла отвечать за свои поступки! – снова приказала первая тень, и на этот раз Мари безошибочно узнала голос Джорджи. Да и та, видимо, опьяненная успехом, забыла его изменить.

К Мари наклонились и безжалостно сорвали скотч. По губам будто хлестнули огнем. Но она сцепила зубы, не позволяя себе закричать.

– Мы – Огненные Девы, ведьма. Какое зло ты успела совершить на землях Вэйланда, дьявольское отродье? – с пафосом произнесла Джорджи.

Мари прищурилась и сплюнула под ноги одной из девушек:

– Ты обкурилась, Джорджи? Вообще-то, это называется похищением, и я на вас могу подать заявление в полицию, – прохрипела она. – У тебя помутнение из-за Эллиота, что ли? Никак не можешь смириться, что он тебя кинул?

Дрянь! – взвизгнула Джорджи и пнула Мари в живот.

Боль хлестнула по телу плетью, и в темнице вдруг стало светло, как днем. Дыхание перехватило, с губ сорвался крик.

– Таким способом ты его точно не вернешь, – простонала Мари, понимая, что тем самым подписывает себе смертный приговор.

– Ведьма!

Джорджи как обезумела. Она наносила удар за ударом по животу, по ногам, по груди… Затем схватила Мари за волосы и влепила пощечину, расцарапала ногтями щеку. В Джорджи говорил уже не гнев брошенной женщины, а страх. Мари сейчас расплачивалась за то, что сама сотворила с ней, когда заглянула ей в глаза.

Сообщницы едва смогли оттащить ее от Мари. А Джорджи продолжала истерически визжать:

– Я видела твой взгляд! Ты ведьма! Ведьма!

– Тихо! – Другая девушка зажала Джорджи рот, и на некоторое время повисла тишина.

В ушах звенело, а тело болело так, словно по Мари прошлось стадо бизонов. Она перевернулась на бок и свернулась калачиком, уже боясь говорить, потому что не знала, выдержит ли очередную порцию ударов.

– Наверху кричат. Иди проверь, что случилось.

Шепот девушек доносился до Мари словно сквозь толщу воды.

Через какое-то время снова послышалось:

– Снаружи пожар. Там толпа народа. Нам не вынести ее обратно!

– Твою мать! Надо убираться, пока нас не засекли. Я не подписывалась на исключение из университета.

– Никто не узнает. А вот ты зря раскрыла свое имя.

– Да пошли вы, – огрызнулась Джорджи. – Я ее не боюсь. Они не посмеют меня исключить.

– И что, мы просто бросим ее здесь?

– Она это заслужила. – Джорджи присела на корточки перед Мари и намотала на кулак ее волосы: – Тебе повезло, ведьма, сегодня ты останешься в живых. Но мы еще не закончили.

Мари открыла глаза и устремила взгляд на лицо Джорджи, скрытое тенями:

– Ты права, Древняя. Мы еще не закончили.

Джорджи отпрянула от нее, будто перед ней кобра распустила капюшон. А Мари снова закрыла глаза, погружаясь в пучину боли, наполненную голосами ведьм.

Огненные буквы пылали на земле центрального двора, отражаясь красными бликами в окнах замка.

«Sang et flamme». Кровь и пламя.

Уильям не думал, что общество еще существует. Он надеялся, что оно давно уничтожило само себя. Да, остались преданные последователи, но без былой силы и власти. Кажется, на руке вице-канцлера он видел знакомое кольцо…

Уильям коснулся перстня, который висел у него на шее. Снаружи уже появились пожарные, возле ворот стояла машина с красно-синей мигалкой. Скоро от огня останется лишь выжженная трава, а руководство университета бросится на поиски хулигана. Но вряд ли его найдут.

Странное чувство тревоги, как дикая кошка, завертелось под ребрами, и Уильям заставил себя оторваться от окна. За долгие годы он научился безраздельно доверять интуиции, вот и сейчас он, не раздумывая, натянул свитер и джинсы и сбежал вниз по винтовой лестнице. Спуск казался слишком долгим, и Уильям мысленно считал круглые лампы дневного света, чтобы не потеряться во времени. Хотя он не понимал, куда идет, пока не столкнулся с тремя девушками в алых мантиях колледжа «Огненные девы».

– Здравствуйте, профессор Чейз, – машинально пролепетали они, но он не успел им ответить. Девушки быстро затерялись в недрах замка.

«Огненные девы»? Ночью? В пыточной?

Уильям заглянул на узкую лестницу, освещенную ночными лампами. Что они здесь забыли? Интуиция толкнула его в спину, и вот он уже сбегал вниз по ступеням. В бывших темницах пахло сыростью и веяло прохладой. Железные двери были раскрыты в разные стороны, как кривые зубы. Земляной пол непривычно бугрился, а из освещения – лишь старая мигающая лампа накаливания. Сюда не добирался даже лунный свет.

Уильям включил фонарик на телефоне и стал осторожно пробираться по коридору. По коже бегали мурашки, а в горле встал ком отвращения. Он давно сюда не спускался. Раньше здесь не было так тихо. Все было иначе. И сам Уильям был иным.

Когда он увидел в последней темнице в трепещущем свете старинного факела сжавшуюся в комок девичью фигуру, то чуть не выронил телефон.

– Мария, – сорвалось с губ.

Сложно было не узнать длинные распущенные волосы, которые окутывали девушку покрывалом.

Уильям дрожащими пальцами засунул смартфон в карман и подхватил Марию на руки. Он не знал, как поднять ее, чтобы не причинить боль, и в итоге она все равно застонала, когда Уильям прижал ее к себе.

– Боже, девочка, что они с тобой сделали?

В груди скрутился тугой узел гнева, который, казалось, опалял внутренние органы. Человеческая жестокость в очередной раз проявилась во всей красе.

– Почему ты? – шептал он.

Глаза привыкли к полумраку, и Уильям нес Марию почти вслепую. Ноги сами вели его к выходу, и когда он вышел из темницы, сначала зажмурился из-за яркого света, который заливал фойе. Пожар потушили, и теперь возле входа столпились преподаватели, живущие в замке, как и Уильям. Кто-то был в халате и ночном чепчике, кто-то кутался в плед. Уильям заметил среди них Элизабет Кэрролл, но поспешил подняться по боковой лестнице на второй этаж, в медпункт. С вице-канцлером он успеет пообщаться позже и рассказать ей, что в стенах ее университета избивают студенток.

А сейчас главное – помочь Марии. Уильям еще раз посмотрел на ее бледное лицо и только сейчас понял, что не развязал девушку. Не снял скотч. И сердце снова наполнилось темной яростью не только к ее мучителям, но и к себе. Уильям уже видел Марию связанной. И в прошлый раз он ей не помог.

Ее нес на руках профессор Чейз. Уильям. И в его объятиях ей было не страшно. Она знала, что больше никто не причинит ей боль. Мари помнила сон так, словно он был явью. Или это и была реальность?

– Ну, милая, как ты себя чувствуешь?

Солнечный свет заливал уютную палату в пастельных тонах и переливался на седых волосах медсестры. Ее пухлое лицо с узкими светлыми глазами напомнило Мари одуванчик, на который дунешь – и он разлетится.

– Сносно, – ответила она и приподнялась в постели.

Тело тут же отозвалось ноющей болью. По Мари явно пробежалась стая волков, или стадо лошадей, или толпа обезумевших людей, дорвавшихся до распродажи в торговом центре.

Тебе повезло. Только синяки и ушибы, переломов нет, – защебетала медсестра и достала из тумбочки шприц. На ее бейдже Мари разглядела имя: Сара Поттс. – Поставлю тебе обезболивающее, и можешь возвращаться в свою комнату. Только дождись куратора. – Она протерла плечо Мари спиртовой ваткой и нежно уколола. Комар и то больнее жалит. – Ах, да… – Мисс или миссис Поттс выпрямилась и закивала сама себе: – Профессор Чейз просил сообщить, когда ты очнешься. Пойду позвоню. И, кстати, твоему отцу я тоже звонила, – она нахмурилась, – но он отреагировал весьма странно. Сказал, что ты взрослая девочка, сама справишься со своими проблемами. – Миссис Поттс (Мари все-таки решила, что она миссис) пощелкала языком. – На мой взгляд, милая, отцы себя так не ведут, когда узнают, что их дочь избили. Но мое мнение никому не интересно… – жалостливо добавила она.

– Вы сказали, профессор Чейз, – успела вставить в тираду медсестры Мари прежде, чем та ушла, – просил сообщить ему. Но… зачем?

– Так это он тебя сюда принес, милая. Чудом заметил, что из темницы кто-то выбегает, и заподозрил неладное. Ай-ай-ай, изверги! Бросили бедняжку в пыточной.

Сердце Мари дрогнуло. Ей не приснилось, все так и было. Щеки запылали, и она сама удивилась своей реакции. Впрочем, с их первой встречи ничего не изменилось. Но теперь Мари больше не могла лгать самой себе: она испытывает к профессору Чейзу чувство намного сильнее, чем уважение.

Ты была без сознания, руки-ноги замотаны скотчем! Отвратительно, отвратительно! А ты, милая, знаешь, кто на тебя напал? У нас в Вэйланде такого сроду не было.

«У вас в Вэйланде сроду не училась ведьма».

– Нет, – слабым голосом отозвалась Мари, – они были в красных мантиях. Лиц не видела, было темно…

«Только голос Джорджи».

– Огненные девы, – задумалась миссис Поттс и печально покачала головой. – Я не слезу с мисс Кэрролл, пока она не найдет, кто это сделал! И профессор Чейз, уверена, тоже не оставит это дело. – Гневный голос медсестры уже доносился из соседней комнаты.

Послышался писк кнопочного телефона, и миссис Поттс радостно известила профессора о том, что Мари в добром здравии. Судя по голосу, медсестра очень разочаровалась, что преподаватель не собирается навестить свою студентку, и Мари охватило двойственное чувство: радость вместе с печалью.

Мари откинулась на подушки и устало прикрыла глаза. Ее больше ничего не интересовало, кто такая мисс Кэролл, почему ее спас именно профессор Чейз и что бы с ней сделала Джорджи, если бы Огненных дев не спугнул пожар… Пожар? А что горело?

Лекарство притупило боль, мысли спутались, и Мари сама не заметила, как погрузилась в сон. А где-то вдалеке звучал мерзкий хохот Джорджи.

– Мне так стыдно, Мари, – в третий раз повторила Айви.

Она сидела на стуле, обхватив руками рыжую голову, и ждала, пока Мари оденется в зеленое платье с длинными рукавами и высоким воротом, чтобы скрыть синяки, и расчешет запутавшиеся волосы.

– Я спала, как убитая… Не понимаю, почему меня так срубило, но я ничего не слышала, честное слово! Еле встала пару часов назад, голова, как гиря, и мне сразу сообщили о тебе. – Айви подняла на Мари взгляд побитого щенка. – Я даже не проснулась, когда случился пожар, и до сих пор не знаю, что произошло.

– Верю.

Мари сцепила зубы и стала расческой распутывать волосы, стараясь не думать, сколько человек к ним прикасались за последнюю ночь. Радовало хотя бы то, что медсестра не обратила внимания на цвет ее крови.

– Ты знаешь, кто это сделал? – понизив голос, спросила Айви.

Мари замерла и пронзительно посмотрела на подругу. От ее взгляда та побледнела.

– Ты мне друг? – прошептала Мари.

– Конечно, друг!

– Тогда ты знаешь, кто на меня напал. Кому я насолила больше всех…

Айви в ответ только недоуменно уставилась на Мари, а потом резко закрыла ладонью рот, чтобы сдержать писк.

Мари быстро заплела волосы и потащила Айви за руку прочь из медпункта. По внешнему виду и не скажешь, что ночью ее жестоко избили. Лишь ссадины на подбородке и следы от ногтей на щеке. Их пришлось замазать тональным кремом, чтобы не привлекать внимание к цвету крови. И никто не знал, что каждый шаг давался ей через силу и отзывался волной боли по телу.

– Мари, если это Джорджи, то ты обязана рассказать вице-канцлеру, – горячо прошептала Айви.

Она вышла во двор, и Мари блаженно вздохнула. На погоревшей траве остались черные зигзаги, которые складывались в буквы, но прочитать было уже невозможно. Часть была затоптана, возле более-менее отчетливых слов толпились студенты. Айви с любопытством огляделась.

– Сказать, что меня избила девчонка из уважаемой Вэйландской семьи? Древняя? – усмехнулась Мари. – Причем, голословно, без доказательств. Спасибо, но у меня и так проблем хватает.

– Да, ты права… – задумалась Айви. – Не думала, что Джорджи зайдет так далеко. Хотя и с Эллиотом они впервые так долго порознь. Может, ему и правда надоели эти качели? Кстати, куда ты меня ведешь? – очнулась Айви, когда они спустились к воротам и вышли на городскую дорогу. – Тебе надо отдыхать.

– Да-да. Сейчас сходим в магазин трав.

– Магазин трав? Впервые слышу. А зачем?

– Хочу сделать себе успокоительного чая из ромашки и мяты, – уклончиво ответила Мари.

– А, ну окей…

На узких, уютных улочках Вэйланда Мари стало по-домашнему спокойно. И даже боль в ребрах поутихла.

– Расскажи мне про Огненных дев. – Мари скосила на Айви взгляд.

Та пожала плечами.

Так называется один из колледжей Вэйланда. Там самые отъявленные фанатики, воспевающие идеологию университета, – ответила она, тщательно подбирая слова.

– Ненависть к ведьмам?

– Борьбу против зла. – Айви обиженно поджала губы.

Мари вздохнула. Знала бы ее подруга, с кем дружит…

– Но они, конечно, совсем того. – Айви постучала пальцем по голове. – Однажды затравили девчонку, потому что решили, что она – ведьма. Джорджи не вступила в их колледж только потому, что она – Древняя. А Древние всегда обучались в главном корпусе университета. В замке.

– Но, несмотря на это, они прекрасно ладят, – пробормотала Мари.

Они свернули с центральной дороги направо, где среди увитых плющом коттеджей уже виднелся магазин, но тут Айви окликнули проходившие мимо девушки.

– Ой, Мари, я переговорю с ними. Хоть узнаю, что за пожар случился ночью.

– Хорошо, – кивнула Мари.

Так даже лучше.

Айви остановилась поболтать с однокурсницами, а Мари спустилась еще ниже и зашла в магазин. Ее окутал знакомый аромат трав, и она позволила себе прислониться к стене и перевести дыхание. От прогулки боль усилилась, либо перестало действовать обезболивающее, и Мари уже пожалела, что не отложила поход в магазин на попозже.

– Ромашка и календула хорошо обезболивают. – За прилавком, как обычно, незаметно появилась Тина и качнула длинными серьгами в виде рыбок.

– Да, но, помимо них, мне нужно кое-что еще. – Мари оторвалась от стены и подошла к продавщице. – Семена клещевины обыкновенной.

Глаза Тины блеснули за очками:

– Они ядовитые.

– Не всегда, – ответила Мари.

Тина улыбнулась так, словно они с ней заговорщики:

– Хорошо, сейчас подготовлю.

– Черт! – Мари хлопнула себя по бедрам в поисках карманов и вспомнила, что она без денег. – Я…

– Потом заплатишь, я запишу в долг, – отмахнулась Тина и исчезла в недрах магазина.

Мари прикрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Боль, усталость, злость, растерянность. Возможно, она пожалеет о том, что собирается сделать, но по-другому нельзя. Джорджи должна заплатить.

– Вот. – Тина вынырнула из подсобки и положила перед Мари аккуратный сверток из пергаментной бумаги. – Используй с умом, – предостерегла она.

– Спасибо. – Мари прижала кулек к груди. – На днях занесу деньги.

Тина только улыбнулась, будто это ее вообще не интересовало, и вдруг спросила:

Мари, а ты слышала словосочетание «Кровь и пламя»?

Мари словно окатило ледяным дождем и перед глазами завертелись воспоминания.

…Первый шабаш, мама, которая больше не мама, хохот, кровь и страх… А еще зловещий шепот змеиных уст: «Берегись “Sang et flamme”, ведьма».

Танец ведьм вокруг костра завораживал и пугал одновременно. Полуобнаженные фигуры в прозрачных одеяниях извивались на фоне пламени, как ядовитые змеи, шипящие в клубке. На черном, бездонном небе горела полная луна. Потусторонние песнопения на непонятном Мари языке ласкали слух. Хотелось расслышать каждое слово, понять его смысл, впитать в себя, испить запретную чашу до дна.

Сегодня было полнолуние. Шабаш.

Мари жалась к маминым ногам, когда к ним подошла высокая женщина с блеклыми глазами, которые казались еще бесцветней по сравнению с ее густыми смоляными волосами.

– Ты уверена, что она готова, Ребекка? – обратилась она к матери Мари. – Как только она пройдет посвящение, Охотничьи Псы учуют ее запах.

Мама лишь развязала тесемки плаща на шее. Он упал на землю, и она осталась в такой же прозрачной тунике, как и другие ведьмы. Мари увидела очертания груди мамы и смущенно отвернулась. На ней, в отличие от взрослых, было простое белое платье из грубой плотной ткани.

– К этому нельзя подготовиться, Несса, – тихо ответила мама.

Несса, наконец, посмотрела прямо на Мари, и от ее взгляда и зловещей ухмылки скрутило живот:

– Похожа на тебя. Мамина дочка, – удовлетворенно заметила ведьма и тут же сощурилась: – Тогда слушай, Мария Ребекка, слушай внимательно! – И она махнула рукой в сторону извивающихся ведьм.

Мари в страхе уставилась на них и поначалу никак не могла уловить смысл их пения, но потом в руках ведьм появилась чаша с темной жидкостью, и они стали поочередно обмазывать ею лицо, грудь и бедра прямо поверх одежды. Ткань еще сильнее облепила тела, оставляя ведьм почти нагими.

Мари с ужасом задержала дыхание, и их слова вдруг обрели ясность. Голоса зазвучали ярче и громче:

Несса повернулась к Мари, и в ее глазах отражались яркие языки пламени:

– Сегодня тебе будет страшно, Мария Ребекка, но не так страшно, как если ты попадешь в руки «Sang et flamme». Бойся их. Они сожгут тебя, а твой прах превратят в исцеляющую мазь… Мазь, замешанную на крови ведьм.

– Мари, я тебя потеряла!

К ней подбежала запыхавшаяся Айви. Мари уже давно ушла из магазина и теперь медленно брела по дороге, прижимая к груди сверток с травами.

Вопрос Тины привел ее в ужас, который внушали годами, который впитался с молоком матери. Ведьмы боятся тайного общества «Sang et flamme», потому что одно их название уже несет смерть.

– Купила что хотела?

Мари кивнула.

Да, подруга, выглядишь ты не очень. Бледная, как вампир. И трясешься, как наркоманка. Пошли в комнату, а то мне влетит от миссис Поттс за то, что я позволила тебе столь долгую прогулку. – Айви подхватила Мари под руку, и они медленно зашагали в сторону замка.

– Да, мне сейчас не помешает травяной чай и сон, – едва ворочая языком, произнесла Мари.

Странно, что разговор с продавщицей будто вытянул из нее все силы. Да еще это ужасное воспоминание… А теперь голову разрывает мигрень, намекая на то, что скоро Мари вновь явится слово.

Странно, что я не слышала про магазин трав раньше. Потом покажешь. Представляешь, – тут же переключилась Айви, – девчонки жаловались, что еле уговорили родителей не забирать их из университета. Вот до чего дошло!

Айви стала тараторить про пожар, но до Мари долетали лишь обрывки фраз.

«…Твои дни сочтены… кровь и пламя… виновного не нашли… снова в полнолуние…»

– В этом году черт что знает творится в Вэйланде! – заключила Айви. – В первый раз слышу про это общество. Девочки сказали, типа это охотники на ведьм. Ну, тогда весь Вэйланд это «Кровь и пламя», – усмехнулась она. – А ты слышала про них?

Мари мотнула головой. Если сказать правду, придется долго объяснять.

– Разве охотники на ведьм не должны были сгинуть после того, как завершилась инквизиция? – Мари еле набралась сил, чтобы спросить.

Перед ними уже виднелся замок и центральные ворота. Мари уже сто раз пожалела, что поддалась злости и отправилась в магазин. Теперь каждый шаг казался ей подвигом.

А еще эти мысли, сводящие с ума: «Тебе здесь не место. Тебе здесь не место».

– Инквизиция инквизицией, но это же Вэйланд. Здесь сжигали ведьм и позже… В последний раз, кажется, в семидесятых годах.

– Двадцатого века? – опешила Мари.

– Ага.

Мари еще сильнее повисла на руке подруги. Ведьмы не боятся, ведьмы бесстрашные, но правда в том, что Мари не такая сильная, как ее мать.

– Конечно, это был самосуд и «инквизиторов» потом посадили, но здесь они остались героями. Если интересно, думаю, в архиве библиотеки можно найти газеты того периода.

– Господи, но ведь это, можно сказать, было совсем недавно…

– Да, жуть, – согласилась Айви.

«Мне здесь не место».

Теперь мысль прозвучала утвердительно. А мигрень, которая тупыми ударами стучала между бровями и по вискам, только подтверждала.

Они шли по двору, и теперь Мари стала замечать косые, испуганные взгляды студентов. Кто-то пытался скрыть их, а кто-то откровенно глазел. Да, новости в Вэйланде разлетаются быстро. Джорджи явно этому поспособствовала. Рассказать, что Мари считают ведьмой, да еще заволокли в темницу и избили, – для нее все равно что наесться меда. Подумать только, за два месяца в Вэйланде у Мари появился заклятый враг, который настроил против нее почти весь университет.

– Мне мерещится или на нас все пялятся? – прошептала Айви.

– Конечно, мерещится, – невесело рассмеялась Мари и закашляла от боли в легких.

Всего лишь ушибы и синяки, а кажется, будто у нее сломана каждая кость.

Они подошли ко входу, и из-за колонны вышел Эллиот, преградив им дорогу. Он встревожено хмурился, и его взгляд пробежался по Мари, словно сканируя.

– Я урывками слышал, что произошло. – Он заложил большие пальцы за ремень джинсов. – Как ты?

– А ты как думаешь? – прошипела Айви.

– Почему ты смотришь на меня, словно это я ее избил? – тут же ощетинился Эллиот.

– Потому что так и есть!

Айви, – Мари предостерегающе сжала ее руку, – не надо. Лучше пойдем в комнату, а то я сейчас упаду.

Они обогнули Эллиота, и Мари даже не посмотрела ему в глаза. Его навязчивое внимание привело к тому, что́ Мари собирается сделать с Джорджи. Если кто и виноват, так это он.

В комнате Мари упала на кровать, а Айви убежала к Монике за чайником, чтобы заварить травяной чай. Рукой Мари нащупала под подушкой заветный блокнот с ручкой и почти на автомате стала зарисовывать на чистом листе слово. Она яростно штриховала бумагу, стараясь поскорее покончить с «даром», чтобы избавиться от головной боли. Стоило ей вывести последнюю букву, как мигрень схлынула с нее волной, уступая место облегчению. А на странице красовалось третье слово, явившееся ей в Вэйланде.

Мари пролистала блокнот, чьи страницы полнились неясными фразами и словами, применение которым она до сих пор не нашла в своей жизни.

«Это не дар, это проклятье, мама…»

И только здесь и сейчас, в тишине и одиночестве, с губ Мари слетели стихи, а из глаз брызнули слезы горечи, обиды, боли и унижения…

Она отомстит этим закоренелым фанатикам. И Джорджи, и Огненные девы заплатят за все. И даже «Sang et flamme» ей не помешают…

Глава 5 Кровавые слезы

Сколько Мари проспала, не имела понятия, но боль в теле никуда не ушла, наоборот, словно разрослась и превратилась в огромный огненный шар.

Двери с треском распахнулись, и все, что успела осознать Мари, прежде чем ее схватили, то, что Айви нет на месте. А Мари снова тащили по коридору неизвестные люди, и яростные выкрики из толпы оглушали:

– Ведьма! Сжечь ведьму!

Перед глазами заплясали красные круги. Сжечь? Айви же говорила, в Вэйланде запретили самосуд… Где же она?

Происходящее казалось Мари абсурдом. И будто не ее волокли по лестнице, а затем на улицу под порывы холодного ветра. Не ее привязывали к столбу, где еще недавно висело чучело.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – скандировали озлобленные студенты, но, как ни старалась, Мари не могла разглядеть ни одного знакомого лица.

Возле ног уже занялся хворост, огонь начал лизать голые ступни, и к горлу подкатил страх. Из груди вырвался истошный крик. Мари запрокинула голову, вглядываясь в бездонное чистое небо. Умереть в такой погожий день. Какая ирония.

– Мари!

Она услышала среди озлобленных людей знакомый голос, и в надежде заскользила взглядом по толпе, выискивая рыжую макушку.

– Мари!

Айви трясла ее за плечо, вырывая из трясины кошмара:

– Проснулась? Ты извивалась на постели, как уж в кипящей воде. – Она села на свою кровать рядом с Моникой, которая, видимо, заглянула к ним с утра пораньше.

– Правда? – сонно переспросила Мари, просто потому, что надо было что-то сказать.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Моника.

– Как уж в кипящей воде…

– С таким настроением жить будешь, – улыбнулась Айви.

Мари покачала головой и медленно встала. Одеваться было еще больно, но не больнее, чем когда ее избивали.

– Ты сможешь выступать? Особенно после того, что случилось, – вдруг затараторила Моника, и ее темная кожа даже побледнела от напряжения. – Мне надо знать, потому что остается не так много времени, чтобы найти новую актрису и отрепетировать все сцены.

– Хочешь сказать, ты сможешь найти еще одну желающую на роль ведьмы?

Моника натянуто засмеялась:

– Ну, с учетом того, что главный герой Эллиот, возможно, согласится Джор…

Моника ойкнула, получив тычок под ребра от Айви.

– Кхм… Достойная замена. – Мари взялась за расческу и с тоской оглядела потрепанные волосы. Кто к ним только ни прикасался за последнее время. Даже профессор Чейз… При мысли о профессоре по телу побежали мурашки.

– Вообще-то, Моника в курсе, кто тебя избил, – с нажимом произнесла Айви, укоризненно глядя на подругу. – Но не верит.

– Не то, чтобы не верю. Просто в это сложно поверить, в принципе, – отвертелась Моника и переплела пальцы.

– Они считают меня ведьмой. Помимо ревности, это достойная причина для травли в Вэйланде, – съязвила Мари.

Она расчесала волосы и вздрогнула от воспоминания, как безжалостно с ними обращались. В них текла ее жизненная сила, и чем больше чужих рук к ним прикасались, тем слабее становилась Мари.

Не надо обобщать. – Айви скрестила руки на груди и нахмурилась. – Во-первых, надо быть идиотом, чтобы принять тебя за ведьму. А во-вторых, ведьм больше нет, – словно молитву произнесла она и встала. – Пошли в столовую, а потом я проведу тебя в кабинет вице-канцлера. Мисс Кэролл хочет с тобой поговорить о случившемся.

Взгляды Мари и Айви пересеклись, и почему-то Мари показалась, что встреча с руководством университета ничем хорошим лично для нее не закончится.

Мари представляла вице-канцлера университета иначе. В голове сформировался образ низкорослого лысоватого мужчины, обязательно в очках. Поэтому когда из-за стола встала изящная и тонкая, как ветвь дерева, темноволосая женщина в черном платье, которое идеально подошло бы жене Дракулы, Мари слегка опешила.

– Добрый день, мисс Бэсфорд. Присаживайтесь. – И мисс Кэролл указала на кресло.

– Добрый день, – пробормотала Мари и послушно села, зажав ладони между коленями.

– Примите мои сожаления. – Мисс Кэролл поморщилась, и уголки ее губ потянулись вниз. – Этот год печалит меня все больше. Сначала самоубийство той бедняжки, теперь ваше похищение…

Она осталась стоять, тяжело опираясь руками о стол. По лицу мисс Кэролл было сложно определить ее возраст. Ненавязчивый макияж, укладка. Шею скрывает высокий воротник. Ухоженная женщина. И Мари ни за что бы не догадалась, что ей уже сорок пять.

– Вы не могли знать, что такое случится.

– А должна была! – сурово возразила мисс Кэролл.

– Странно, что она так и не вышла замуж. Да, ее сложно было назвать красавицей, которые улыбались со страниц журналов. Но ее бледная кожа и черные волосы, ярко-алые губы, ястребиный взгляд все это создавало образ вамп-женщины, перед которой невозможно устоять.

– Мисс Бэсфорд, расскажите, что вы помните? Вы узнали нападавших?

Мари покачала головой:

– К сожалению, мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала медсестре. На них были алые мантии, а лица скрывались под капюшонами.

Огненные девы! Они позорят честь нашего университета! – Вице-канцлер ударила кулаком по столу. По просторному кабинету пролетело гулкое эхо. – Они сами выдадут мне зачинщиков, иначе я расформирую их колледж.

Грудь мисс Кэролл тяжело вздымалась, а ногти скребли полированную поверхность стола. Мари даже не ожидала увидеть такой праведный гнев.

– Вы ведь играете роль ведьмы в спектакле? – вдруг уточнила мисс Кэролл.

Мари осторожно кивнула.

Видимо, это и послужило причиной их ненависти, – задумалась вице-канцлер. – Вы будете писать заявление в полицию? – Взгляд стал пронзительнее.

Конечно, она не хотела огласки. Как и Мари. В этом их желания совпадали. Ведь, чем больше внимания, тем тяжелее скрывать свою суть.

Мари коротко качнула головой, и мисс Кэролл слишком шумно выдохнула:

– Тогда не буду вас задерживать, Мари. Вам следует отдыхать. Я свяжусь с вашим отцом, и мы выплатим компенсацию в качестве наших извинений.

Мари встала. Женщина, которая, по сути, и взращивала ненависть к ведьмам, к не таким, как все, казалась даже слишком адекватной.

– Спасибо. – Мари развернулась к двери и наткнулась на портрет женщины с чашей в руке. – Это… – она недоуменно обернулась, – Цирцея?

Мисс Кэролл вышла из-за стола, размеренно стуча каблуками по паркету:

– Понимаю, о чем вы. – Она остановилась рядом и сложила на груди руки. Ее взгляд потяжелел, между бровями залегла складка. – Портрет ведьмы в моем кабинете. Это чтобы помнить, кто твой враг.

Адекватность вице-канцлера рассыпалась в прах. Даже не будь Мари ведьмой, она бы все равно не приняла культ ненависти в Вэйланде. Ненавидеть, потому что так положено. Потому что так сказали на лекциях, внушили на практических занятиях. Пропаганда ненависти к другим людям – вот что это такое. И ведьмы здесь ни при чем.

– Понятно, – пробормотала Мари, и взгляд зацепился за перстень на среднем пальце мисс Кэролл. Внушительная печатка с выгравированным на ней язычком пламени.

В голове зашевелились воспоминания: нечто похожее она уже видела. Но вот где и на ком?

Мари попрощалась с вице-канцлером и, выйдя в коридор, столкнулась нос к носу с профессором Чейзом. Дыхание перехватило, но все, что она смогла выговорить, это короткое: «Здравствуйте».

Профессор кивнул, улыбнулся и вошел в кабинет, слегка коснувшись рукой плеча Мари. Вот и все. Словно они незнакомы. Словно это не он ее спас.

За спиной закрылись двери, отрезая от Мари удушающую атмосферу наигранной благожелательности вице-канцлера.

Недели потекли незаметно. Мари залечивала раны и прокручивала в голове план мести, не зная, решиться ли на него или нет. На лекциях она старалась не высовываться, на практических занятиях – отмалчиваться. Джорджи тоже пропала. До Айви дошли слухи, что та «свалилась» с температурой и уехала на время к родителям в город. Видимо, выбрала наилучшую тактику – затихнуть, пока буря не уляжется.

На Мари почти перестали коситься, и ее скандальная известность сошла на нет. Кому интересна жертва травли, когда ее перестали травить?

Отец даже не позвонил. Хотя мисс Кэролл наверняка выплатила ему компенсацию. Мог бы хоть спасибо сказать.

Единственное, что терзало Мари, – тот факт, что она до сих пор не поблагодарила профессора Чейза, а его лекции вовсе стала пропускать. Она сама не могла объяснить свое поведение.

После лекции по иностранной литературе, она, задумавшись, не заметила, как поднялась в восточную часть замка, где в башне располагался кабинет профессора.

Мари огляделась и невольно прикусила нижнюю губу. Здесь даже обои выглядели потертыми и уставшими от жизни. Кажется, сюда редко захаживали студенты, потому что весь этаж был отведен под кабинеты преподавателей.

«Нет».

Мари решительно мотнула головой. Она не готова ко встрече с профессором Чейзом. Она не готова к своим чувствам. Достаточно того, что Мари думает о нем днем и ночью…

Она не успела развернуться. Горячая, сильная ладонь закрыла ей рот, а вторая рука обвилась вокруг тела, зажав в стальной капкан.

Мари не могла даже дернуться. Сердце встрепенулось, и в голове пронеслась отстраненная мысль: «Опять?»

А затем над ухом раздалось:

– Ты должна исчезнуть. Уезжай из Вэйланда и никогда не возвращайся.

От шипения незнакомца по телу пронеслись ледяные мурашки, и Мари попыталась вырваться из тисков, но хватку невозможно было разжать.

– Уезжай! Иначе ты погибнешь.

На лестнице, ведущей в восточную башню, послышались шаги, и через мгновение в коридоре показался профессор Чейз. Сначала его глаза расширились от шока, а затем он прытко, без единого звука, бросился к Мари, но незнакомец швырнул ее прямо в его объятья. Она не удержалась на ногах и повалилась на пол, утянув за собой Уильяма. Он было дернулся, чтобы кинуться за неизвестным, но тот уже исчез. Как будто растворился в стенах замка.

Мари лежала на полу, ее локоны разметались вокруг головы и частично закрыли горящее от испуга и смущения лицо. Профессор Чейз оказался сверху, опираясь на руки. И не сводил с нее пристального взгляда:

– Как ты? – прошептал он и легким касанием убрал волосы с лица Мари.

Она глубоко вздохнула, и трепет пронзил ее, будто электрический ток, от макушки до пальцев ног.

– Нормально… – больше Мари ничего не смогла выговорить.

Уильям кивнул, продолжая смотреть ей в глаза. Мари все ожидала, что он вот-вот испугается и отпрянет, но этого не происходило. Перед тем как подняться, он на секунду прикрыл веки, словно собираясь с силами, а затем встал и притянул Мари к себе.

– Вы не ранены?

Мари покачала головой и потерла ладони, которые вдруг стали ледяными. На тыльной стороне правой руки темнел недавно заживший порез.

– Тогда предлагаю выпить чая в моем кабинете и обсудить случившееся, – произнес Уильям, и Мари, наконец, услышала в его голосе смущение.

В кабинет профессора Чейза, который находился в башне, они поднимались по винтовой лестнице. Внутри оказалось уютно: запах старинных книг, парфюм с морскими нотками, клякса чернил на пергаментной бумаге, картины в багетных рамах, кресла с потрескавшейся от времени кожей и арочные окна, пропускающие узкие полоски света.

Пока Уильям заваривал чай и разливал его по антикварным чашкам с позолоченными краями, Мари застыла возле одной из картин. На ней рыжеволосая девушка с точеным профилем стояла на коленях возле рыцаря в доспехах. Она держала его за руку и взглядом молила о чем-то, что было известно только им двоим.

– «Ламия и солдат», Джон Уильям Уотерхаус. Одна тысяча девятьсот пятый год, – произнес за ее спиной Уильям.

Знаю, – кивнула Мари. – Ламия была любовницей Зевса, потому Гера отомстила ей, превратив Ламию в змееподобное существо, которое могло превращаться в прекрасную девушку, чтобы соблазнять мужчин и пить их кровь.

– Да вы и правда разбираетесь в живописи! – восхитился Уильям.

Мари заглянула ему в глаза и тут же отвела взгляд:

– Да, мне нравится изучать картины. Когда я на них смотрю, то мне кажется, что я… дома. А реальная жизнь для меня – все равно что поход в гости.

– Вы знаете, кто на вас напал? – Вопрос Уильяма оказался столь неожиданным, что некоторое время Мари не могла думать ни о чем, кроме как о синих глазах профессора.

– Нет. Наверное, в Вэйланде такая мода пошла – нападать на меня. – Мари усмехнулась и коснулась щеки, на которой еще виднелись царапины от ногтей Джорджи. – Я уже и привыкла.

– Это не смешно. – Уильям прищурился. – Он вам что-то сказал?

Мари уже собралась ответить, но запнулась. Если признается, то лишь встревожит Уильяма. А уезжать она точно не собирается.

– Что-то прошипел про мою роль в спектакле. Теперь я поняла, почему никто не соглашался играть ведьму. Вот из-за таких индивидуумов. – Она потерла переносицу, разглаживая сердитую морщинку. – Знаете, я шла поблагодарить вас за то, что вы спасли меня в прошлый раз. А в итоге вы спасли меня снова. Боюсь, теперь я ваша вечная должница. – Она засмеялась, а потом неловко умолкла, когда Уильям даже не улыбнулся.

Вместо этого он, казалось, жадно впитывал ее смех.

– Я не скажу мисс Кэролл о произошедшем, если вы пообещаете, что будете осторожны. И перестанете ходить в одиночестве. А в случае чего обязательно обратитесь ко мне за помощью. – Он порывисто коснулся ее плеча.

Горячие пальцы обжигали даже через вязку свитера. Мари только и смогла, что кивнуть. Почему-то на профессора Чейза не действовал ее взгляд, но вместо того чтобы обрадоваться, она чувствовала себя обнаженной.

– Чаю? – непринужденно предложил Уильям, и Мари с радостью опустилась в кресло. Ноги окончательно ослабли.

Она впервые пила чай с молоком из позолоченного сервиза, с кусочками сыра с плесенью.

– Я поклонник «Рокфора», – признался Уильям. – Обычно его подают к вину, но я его ем в таких количествах, что давно бы спился. – Он улыбнулся. – Приходится заменять чаем.

«И почему у него такая красивая улыбка?»

Уильям потянулся к сахарнице, и Мари заметила цепь в расстегнутом вороте рубашки. Цепь, на которой висел уже знакомый перстень.

Неприятный холодок пробежался по спине. Теперь она вспомнила, где видела кольцо, как у мисс Кэролл.

– А какое еще творчество, кроме живописи, вам импонирует?

Витиеватый вопрос Уильяма заставил Мари смутиться еще больше.

– Поэзия. – Она крепко обхватила ладонями кружку.

– Если честно, я знал. – Уильям откинулся на спинку кресла. Правой рукой он лениво помешивал ложкой чай, и тихое монотонное позвякивание убаюкивало.

– И ждали, что я признаюсь?

– Я был готов пытать вас, пока не выбью признание.

Мари улыбнулась:

– А теперь ждете от меня декламацию?

Уильям вновь подался вперед и переплел пальцы, словно опасаясь, что может снова дотронуться до Мари.

– Очень, – прошептал он.

Сердце Мари снова забилось с удвоенной силой, а губы бессознательно зашевелились, словно только и ждали, когда Уильям попросит об этом:

Глаза Уильяма потемнели, он склонился к Мари. Он был так близко, его дыхание обжигало горячим дуновением, и трепетная дрожь сдавливала горло. Лицо Уильяма все приближалось, и Мари могла разглядеть четко очерченные губы, наверняка теплые; маленькую родинку возле правого уголка рта; тонкий, едва заметный шрам на подбородке. Ее окутал морской аромат, захватил в свои магические объятия. Сердцебиение замедлилось.

Волшебство растворилось, как утренняя пелена тумана. Он резко отстранился от Мари и встал, засунув дрожащие руки в карманы брюк. Мягкий, чувственный Уильям вдруг превратился в холодного профессора Чейза.

– Простите, Мари, но вам лучше уйти. У меня много работы.

– Много работы… – глухо повторила она.

Заторможенными движениями она медленно поставила чашку с недопитым чаем на блюдце и поднялась на онемевшие ноги.

– До свидания, профессор Чейз.

Он кивнул, не глядя при этом на Мари. Ледяная стена, которую он возвел между ними за считанные секунды, казалась нерушимой. И лишь перед тем как Мари открыла дверь, он холодно бросил:

– Не забудьте про свое обещание, мисс Бэсфорд.

Мари стиснула металлическую ручку и молча вышла.

Бал первокурсника ждали многие, особенно спектакль, где должны были сжечь ведьму.

Мари выглядывала из-за кулис. Свет софитов слепил, поэтому полный зал сливался в темное однотонное пятно. Она могла разглядеть лишь преподавателей, которые сидели на первом ряду. Среди них вице-канцлер Кэролл, профессор Чейз. На секунду их глаза встретились, хотя он никак не мог узнать Мари, и она поспешно отступила.

Привычного волнения, как перед выступлением, не было. Вместо этого на Мари нахлынуло жуткое чувство дежавю, от которого кружилась голова. Поэтому, когда настал черед выйти на сцену, Мари словно слилась с ролью. Осталась лишь героиня – Мелисса.

Эллиот играл безупречно. Помощник инквизитора Ноэль, влюбленный в юную ведьму, очень правдоподобно изображал страсть. В середине спектакля он притянул Мелиссу к себе и поцеловал. А затем пытался углубить поцелуй, за что Мари слегка прикусила ему язык. Все-таки она не до конца растворилась в своей героине. Эллиот даже не скривился. Профессионал, что сказать.

И вот близился финал. Инквизитор Люциус, которого играл чернокожий третьекурсник, казнил Ноэля, а Мелисса наслала на Люциуса проклятье слепоты. Мысленно она смеялась, потому что по сценарию надо было махать руками и бубнить заклятия. Ведьмы так не колдуют. Они не могут использовать слова, иначе никакое общество «Sang et flamme» им было бы не страшно.

Но спектакль на то и спектакль. И все же Мари не покидало чувство, что все не так. Что сценарий врет и все было иначе. Был другой Люциус. Зеленоглазый, улыбчивый. Был другой Ноэль – страстный и принципиальный. И была другая Мелисса. И не только она. Был кто-то еще…

Спектакль завершился. Мари сыграла главную роль с блеском, но в последней сцене едва не лишилась сознания. Алые шелковые ленты, поддуваемые снизу, извивались вокруг Мари, когда ее привязали к столбу. А она кричала от настоящей боли и чувствовала запах собственной горелой плоти. Он горькой пленкой осел в горле, ни сглотнуть, ни смыть; в носу стоял едкий дым, выжигающий глаза.

Зрители были в восторге от актерского мастерства Мари, и никто не догадывался, что она не играет. Как во сне, она поклонилась и ушла со сцены. А теперь она пряталась в гримерной, сгорая от стыда и омерзения к себе. Мама учила ее быть сильной ведьмой, а она чуть не умерла от страха.

– Все закончилось, все закончилось, – шептала Мари.

В ушах звучал гром аплодисментов. Ей хотелось, чтобы он стих, но грохот становился громче. Как бой барабанов, который преследовал Мари с первого дня появления в Вэйланде. От шума, казалось, вот-вот лопнут перепонки и кровь потечет из носа. Пульсация в висках стала невыносимой, давление ударило по глазам, и Мари крепче обхватила колени, забиваясь в угол гримерной. Под пальцами скользила холщовая ткань серого савана, голые ступни мерзли на холодном полу.

Хохот, последовавший за стихотворением, Мари узнала бы даже пьяная, даже в бреду. Злость, которая взорвалась в мозгу, опалила сознание, затмевая разум.

– Джорджи, – прошипела она.

В гримерной раздались хлопки, и вешалка с одеждой отъехала в сторону. Последняя разделительная линия между ними исчезла.

– Как тебе моя декламация «Макбета»? Шекспир был бы доволен. По крайней мере, наш профессор по классической литературе поставил мне высший балл. – Джорджи самодовольно улыбнулась. Кончики ее волос на этот раз были выкрашены в синий, под цвет кожаного платья на тонких бретельках.

Мари встала с пола и гордо расправила плечи. Но как она ни пыталась поймать взгляд Джорджи, та ловко ее избегала. Она то смотрела на настольную лампу в зеленый горошек – единственное освещение в гримерной, то разглядывала серебряные пайетки на одном из костюмов. Изредка Джорджи пробегалась глазами по Мари, но так быстро, не дольше секунды.

– Не хватает искренности, – заметила Мари холодно.

Джорджи скривилась:

– Конечно, до тебя мне далеко, ведьма Мелисса. Ох, прости, – она наигранно прикрыла пальцами рот, – Мари. Перепутала имена.

Не страшно. Мне даже нравится имя Мелисса, особенно когда меня так зовет Эллиот. – Мари криво ухмыльнулась.

Джорджи порывисто дернулась в ее сторону, но вовремя остановилась. Она обхватила себя за плечи, а лицо покрылось багровыми пятнами. Ноздри яростно раздувались. Взглядом она упорно прожигала дыру между ключицами Мари, ни сантиметром выше.

– Тебе здесь не место, – ледяным тоном сообщила она. – Я надеялась, ты это поймешь после того, что с тобой случилось.

– Ты про экскурсию в темнице? Спасибо, было занимательно. Некоторые синяки до сих пор не прошли.

Гнев ядовитой струей перетек от Джорджи к Мари, и теперь уже она едва сдерживалась, чтобы не вцепиться в крашеные волосы противницы.

– Тебе придется смириться, Джорджи, что я никуда не денусь, – тихо добавила она.

– Тогда верни мне Эллиота! – взвизгнула Джорджи и саданула кулаком по шаткому столу, за которым Мари наносила грим перед выступлением.

– Он не вещь, чтобы его возвращать.

– Он мой!

– Видимо, Эллиот не в курсе, – фыркнула Мари.

Она понимала, что каждым словом провоцирует Джорджи, но ей этого хотелось. Мари хотелось, чтобы та набросилась на нее и она смогла бы выпустить бушующий страх, который остался внутри нее после спектакля.

– Ты не понимаешь… – вдруг прошептала Джорджи, и ее лицо скривилось, будто она съела целый лимон.

– Ты права. Я не понимаю твоей одержимости Эллиотом. Парень бросил тебя, смирилась бы и жила дальше. А ты ползаешь за ним и донимаешь каждую девушку, на которую он посмотрит.

– Ты никого не теряла! Ты никогда никого не теряла! – заорала Джорджи и, забывшись на короткое мгновение, заглянула в ее глаза.

В глазах Джорджи Мари увидела потерянного, запутавшегося ребенка, который сам не знал, чего хотел.

– Откуда ты знаешь? – За спиной Джорджи раздался голос Айви. Через приоткрытую дверь до них донеслась ритмичная танцевальная музыка. – Каждый человек кого-то терял, чем ты лучше других, Джорджи?

Айви обошла ее и встала рядом с Мари, обняв рукой за плечи.

– Не влезай, Айви. С тобой мы все решили еще в прошлом году, – процедила Джорджи.

– Вот поэтому я и влезаю, потому что была на месте Мари. Хотя в этот раз ты превзошла саму себя, Древняя, связавшись с Огненными девами.

Айви, я справлюсь… – начала Мари, но та ее перебила:

– Не сомневаюсь.

– Эта наша с Мари битва! – Джорджи шагнула было к Айви, но все же побоялась подходить слишком близко. Зато ей в глаза смотрела без страха.

– Как пафосно. – В гримерную бодро вошла Моника и, толкнув Джорджи плечом, встала по другую сторону от Мари. – Вашей битвой это перестало быть, когда ты приплела Дев. Так что, если тебе нужна Мари, сначала разберись с нами.

Мари от неожиданности уткнулась взглядом в пол. Веки защипало, в горле встал ком.

– Вы даже не представляете, кого покрываете, – прорычала Джорджи.

– Проваливай, Древняя. А то от твоих монологов уже тошнит, – усмехнулась Айви.

Джорджи смерила их презрительным взглядом и вышла, громко хлопнув дверью.

Мари выдохнула и засмеялась. От недавнего страха, вызванного приступом дежавю, не осталось и следа.

– Ты чего, кукушка съехала? – Моника подозрительно посмотрела на Мари.

– Ага, от усталости, – солгала она и улыбнулась.

Мари побоялась сказать правду. Сказать, что теперь она знает, что такое дружба.

Безумные сны не давали спать. Мари проснулась посреди ночи и уже час лежала в темноте, глядя, как на потолке шевелятся лунные тени от ветвей деревьев.

Снилось, что она бродит вокруг Вэйланда и ищет окно в восточной башне. Ищет предателя. А все ее нутро сгорает от жажды мести. Это чувство, когда каждая клеточка тела превращается в маленький фитилек и тлеет бесконечно долго – невозможно назвать по-другому. Жажда крови.

Мари перевернулась на бок и положила ладони под голову. В ее чемодане прятались засушенные травы ромашки и календулы. Они помогли ей залечить телесные раны, но семена клещевины Мари покупала с другой целью. Чтобы отомстить.

Черт, она ведь так и не занесла Тине деньги! Столько всего приключилось. Голоса, Огненные девы, угрозы неизвестного, приступ дежавю на сцене…

Особенно имена: Ноэль и Мелисса. Когда она слышала их, каждый раз умирала внутри. Иногда хотелось закричать – прекратите! Но все и без того считают Мари странной. А кто-то вроде Джорджи и вовсе ведьмой.