Все вокруг стихло. Улицы укутал девственный мрак, который свойственен летней ночи. Тучи окончательно стянулись над головой. Хоть и было ранее утро, но я уже плохо видел перед собственным носом. Кирпичи и бетон стали призрачно серыми, сливаясь с общей блеклостью. Это место никогда не хвасталось изобилием света, но теперь его не было вовсе. Дорога под ногами растекалась неясной кляксой, и было боязно ступать по ней. Болото теней и холода. Струя ветра окатила мои ноги. Воздух, пробравшийся в легкие, утяжелял и без того прерывистое дыхание. Небольшие газетки и пакеты крутились в еле заметных вихрях пыли. Я крутился в своих мыслях.
Все теперь походило на старую фотографию – настоящее, степенно переходящее в прошлое. Ты смотришь на него и вроде вот оно – перед тобой, но сделан снимок был вчера, год назад или прошлым столетием. Наследие было немым наблюдателям для меня. Такое же черно-белое и безмолвное как старая пленка. Была словно жизнь, а сейчас я наблюдал темные трупы. Дома не стали гробами людям. Они сами умерли. Ушел блеск и некий румянец кирпичей. Свет внутри погас, и все наполнилось пустотой. Я чувствовал, как то, что не имеет души, ее потеряло.
Автотрасса не стала исключением. Еще утром гулкие машины стояли словно каменные. Замолкшие табуны железных коней замерли в ожидании. Могли ли они на что-то надеяться? Брошенные и никому ненужные. Они стояли довольно плотно друг к другу, словно животные, сбитые страхом. Теперь уже никому не будет дела до правил дорожного движения или тем более трезвости за рулем. Линии дорожных разметок перестали иметь какое-либо значение, ибо все движение, которое уже давно стихло, было направлено прочь из этого проклятого места.
От такого окружения невольно задумался о том, что я один. Царящее здесь опустошение было намного пугающим, чем одиночество по жизни. Раньше за окном то и дело мелькали силуэты. Небольшие и иногда противные. Но они были. Соседи вечно жаловались друг на друга и ворчали по чем зря. Но они существовали. Нельзя было понять, что вот ты отдан судьбе без кого-либо в сопровождении. Кто-то копошился рядом. Сейчас рядом был холод, легкий шум ветра и отголоски того, что раньше было огромным, шумным городом. Кладбище – молчаливое и забытое. Среди его могил шел я, словно единственный оставшийся в живых родственник. А ведь действительно, сил мне хватало лишь на то, чтобы скорбеть.
Витрины магазинов чуть блестели от луча моего фонарика. К своему счастью, он лежал в рюкзаке и даже смог пережить побег по лестнице. Свет чуть дергался в моих трясущихся руках. От этого казалось, что кто-то рядом скачет или маячит. Было довольно некомфортно направлять фонарик в стороны. Хоть луч высвечивал безжизненные улицы, я осторожничал – не хотел тревожить неизвестность. Призрачность города обострялась с каждой минутой лишь оттого, что я не привык к его пустоте. Это сравнимо с тем, как мы не можем смириться с утратой того, что секунду назад проявляло все признаки жизни. Я с тяжестью выдохнул.
Наверняка не стоит так копаться в своих мыслях. Это молчание должно чем-то разбаляться, но не нарастающим отчаянием. Я сложил губы в трубочку и аккуратно начал свистеть себе под нос незамысловатый мотив. Город отвечал мне едва различимым эхом. Я не был музыкантом или человеком, близким к пониманию музыки, но все же теперь сложилось впечатление, что мне подпевают. Неявно. Исподтишка, пытаясь меня не спугнуть. Мой голос аккуратно тек между стенками домов и прямо по улице, а в ответ мне возвращалась его блеклая копия. Это явно не было чей-то дурной игрой, однако, даже этот осторожный мотив сбил меня. Я замолчал.
Мне было трудно идти. Я потерял счет времени, но ощущал тяжесть пройденного пути. За мной оставались километры, но остановиться и отдохнуть я не смел. Даже не оглядываясь, я понимал – Оно по-прежнему идет за мной по пятам. Небо давало об этом знать. Порой блестели молнии, раздавался приглушенный гул и под ногами становилось неспокойно. Словно кто-то очень сильно ударял кувалдой по земле, а потом останавливался поглядеть на результат. Я не хотел видеть, что происходит за моей спиной, но воображение рисовало четкие картинки: громадная Черная линия, усеянная шипами, ехала на своих адских гусеницах и хоронило под собой все, что попадалось на пути, а ее жадные Башни глазели на землю в поисках хоть какой-то плоти.
Да, Башни именно глазели. Когда я впервые их увидел, я поймал на себе именно чувство взгляда. Тяжелого, внимательного и оттого хищного. Это было похоже на тупой взор голодной собаки. Все равно, кто ты и что ты – Оно голодно, а ты вполне годишься для еды. Эти улиточные усики тянули за собой всю эту Громаду ища меня. Ища таких, как я. В самые трудные минуты я оглядывался и видел этот ужас. На металле гусениц виднелись запотевшие бордовые пятна. Может, это было ржавчиной или моим больным воображением, но даже сквозь пелену тьмы я смог их различить. А что, если это следы тех, кому повезло меньше меня. Колосья, сгинувшие под комбайном, который бороздит поля. От этих мыслей мне стало особенно не хорошо, и я решил повнимательнее следить за дорогой.
В какой-то момент мне подумалось нечто умное, как тогда могло показаться. В нашем городе работало небольшое метро. Оно, конечно, не хвасталось протяженностью и множеством веток или своим удобством, но зато подходило, чтобы схорониться. В конце концов, пока на улицах царило сумасшествие, там, внизу, можно было спокойно наладить пункт эвакуации и вывозить людей из опасной зоны к окраине города. Рядом как раз находилась станиця, которая вела к такому месту.
– Если я не ошибаюсь… – рассуждал сам с собой, водя фонариком в разные стороны перед собой, – то станция Глуховская где-то здесь.
Я напряг глаза, чтобы изучить местность. Брошенные машины, пустые бордюры и… Вот, наконец-то. Среди темноты фонарик выцепил значок метрополитена, и я уже радостно сжал кулаки. Осталось только дойди до входа и тогда можно перевести дух и забыть на время об опасности. Свет тихонько отклонился от красной буковки «М» и перетек на какие-то кучки заваленного бетона. Я неспешно подошел к ним, осмотрелся вокруг и понял довольно неприятную вещь. Это и был проход в спасительное подземелье. Его завалило.
Мне не было до конца ясно, что здесь могло произойти. Люди специально завалили проход? Зачем? Нечто наверняка не залезло бы следом за ними. Это вышло случайно? А какая должна была произойти случайность, чтобы засыпался целый проход. Я оглядел улицу в поисках ответа. Могло случиться так, что какой-то идиот не справился с управлением машины и залетел прямиком туда, но нет. Машины по-прежнему стояли ровно, без единого намека, что кто-то мог вылететь.
В небе снова раздалась вспышка. Гул заставил меня неожиданно вскрикнуть, и я отскочил в сторону. Земля под ногами вновь сотряслась, и бетонная куча, которая лежала недалеко от меня, завалилась еще сильнее вглубь входа. Я тревожно и со злобой глянул в сторону гула. Даже о такой мелочи как метро эта чертова Стена смогла позаботиться. Даже если кто-то и действительно надеялся там спастись, то надежды оказались более чем бессмысленные. Теперь железные пути подземки люди имели возможность копать только вниз. Да и то до тех пор, пока очередной удар не обрушит еще один туннель на головы тех, кто там остался. Жутко, наверное, провести остаток жизни взаперти без шанса на спасение. Отмечать каждый день по наитию, так как непонятно, утро сейчас или ночь. Хотя, даже находясь на поверхности, я тоже не был уверен, что сейчас.
– Не такое и хорошее место для пряток от конца света, – сказал я уныло и глянул на вход в новую братскую могилу.
Опустив голову, продолжил свой путь. Теперь мне на уровне подсознания хотелось упростить свою дорогу. Надежда жглась от прошлой мысли, и я не мог с ней долго бороться. Сесть, да и уехать. Кто бы мне помешал? Нет тут больше ограничений, нет и правил. Всё стало в каком-то смысле свободным. Мой взор невольно падал на оставленные полчища автомобилей. Тут тебе и красотки с иностранных салонов и всем родные отечественные крошки. Одна была краше другой и тот, кто явно разбирался в этом деле по больше моего смог бы найти достойный вариант. Это было покруче автовыставки. Всего было настолько много, что это и стало главной проблемой.
Брошенный транспорт хаотично валялся на улицах, и его было так много, что проехать не представлялось возможным. Приходилось пробираться по обочине. Конечно, можно было бы найти какую-нибудь маленькую японскую машинку и выжимать на полную там, где раньше шли люди. Теперь-то некого сбивать, но тут появлялся другой повод. Благодаря нашему «любимому» главе города, а если точнее, его амбициозным целям по благоустройству на тротуарах стояли фонарные столбы и бетонные клумбы самых разных мастей. И даже если с двумя этими пунктами с горем пополам можно было бы не считаться, то огромные стволы деревьев точно становились серьезной помехой.
– На мотоцикле было бы проще, – подумал я и вздохнул. – Но ездить на таком я не умею.
В какой-то момент, я ощутил, как повязка с моего лица постепенно сползает. Долго с ней идти мне не пришлось, и уже через секунду другую я любовался на испачканную кровью тряпку. Несомненно, кровь больше не текла, но оставлять порезы без обработки не хотелось. Да и к тому же, хорошо бы найти воду. Район, по которому я шел, был мне более-менее знаком, и я точно знал, куда можно зайти. Совсем недалеко находилась аптека, в которой я чаще всего закупался по дороге домой. Это чуть меняло мой путь, но я верил, что с моей форой мог позволить себе сделать небольшой крюк. Перекись и небольшой комплекс витаминов не помешали бы.
Неоновый крест больше не мерцал. Надпись «Добро пожаловать» мимоходом бросилась в мои глаза. Дверь распахнулась и внезапно по всему помещению раздался громкий звон. Я отскочил в сторону и мигом обернулся к выходу. Колокольчик над дверью метался из стороны в сторону, трезвоня как ненормальный. Рука потянулась к нему, и в крепко сжатой ладони он успокоился. В этом городе право на звук имела только Стена. Но я испугался привлечь чье-то внимание. Это наверняка звучало глупо – пока шел, не встретил ни души, – но резкое чувство одиночества иногда все же прерывалось беспокойством. Словно в городе был кто-то еще. Я просто их не видел. И это не жители. И встретиться с ними мне хотелось меньше всего. Фонарик уткнулся в витрины и начал по ним медленно скользить. Еле различимые упаковки препаратов больше походили на что-то не нужное и забытое – хлам с мусорки. Внезапно луч дошел до прилавка и отбросил тень на небольшой кассовый аппарат. Внутри что-то дернулось. Появился соблазн.
Я неспешно подошел к прилавку, легким движением приподнял перегородку. Встав за место продавца, начал тщательно оглядывать ящики с лекарствами, но ничего нужного не находилось. Я спешил. Никто точно не смог бы сказать, каким временем я располагаю. Наконец нашлись перекись, вода и… «Да, бинты не помешают». Мое лицо наверняка походило на чучело из какого-нибудь кошмарного ужастика. Я был рад, что так и не наткнулся на зеркало, хотя при обработке травм пригодилось бы. Можно, конечно, было заглянуть на склад и обшарить его, но на двери, ведущей к нему, висел большой замок, ключи от которого тут вряд ли остались. Возиться не было желания и смысла.
Одна пачка таблеток сменялась другой, но я не мог найти еще один препарат. Ценники иной раз удивляли. Такие цифры иногда за выпивку не увидишь, а тут что-то жизненно необходимое. На одной упаковке число содержало три нуля. Если бы только была возможность все это унести, а затем продать… Скотские мысли пришли на ум. Так делать однозначно не стоило. А вот если бы мне такое пригодилось? Придет какой-то зачуханный работник офиса и будет мне, больному, за бешеные деньги предлагать ингалятор. Разве это будет нормально? Не будет.
Пальцы еще пару секунд покрутили дорогущий препарат. Нет, я так точно не стану делать. Вернул упаковку на место.
Фонарик медленно брел между полок, стеллажей и тумб, помогая различать названия. Чего мне там только не попадалось, но все было мимо. Вдруг краем глаза я заметил небольшую коробочку, лежавшую под кипой каких-то бумажек.
– Антисептики… Ага, наконец-то нашлись! – прошептал я.
Я выдвинул со скрипом деревянный короб и вытащил парочку флаконов и баночек. Йода и перекиси мне должно было вполне хватить. Покрутив склянки в руках, я приметил ценник и невольно улыбнулся. Выходило вполне недорого.
Выпрямившись, размял затекшие мышцы шеи и плеч. Спина ныла, как сумасшедшая, и я жалобно закряхтел. Ну почему у аптеки такая неудобная сортировка? Еще бы в пол вмонтировали ящики, ей Богу. Теперь становилось понятно, почему я вижу тут в основном молодые лица фармацевтов. Брови нахмурились. Видел. Сделав шаг назад, я надеялся как-то успокоить спину. Под ногами что-то страшно зашипело, и я незамедлительно направил туда свет. К счастью, это оказалась бутылка газировки, которая выпала из… Глаза поднялись чуть выше, и я обнаружил холодильник с водой. Замечательно. Я перешагнул через упавшую бутылку и начал внимательно оглядывать то, что мне представилось на выбор.
– Чистая, родниковая… Прямо с гор. Забавно, учитывая, где у нас ближайшие горы. Водичка, получается, путешествует дальше, чем я когда-либо мог себе позволить. «Задумайся, Ник, что ты сделал в своей жизни не так, что даже минералка видела больше мира, чем ты?» – иронически улыбнувшись, причитал я.
Глаза вновь опустились на цену. Меня все устроило. Лекарств полно, вода есть. Было бы здорово тут залечь и все обождать. Еще бы еды сюда натаскать и живи в свое удовольствие. Ни простуда тебе не страшна, ни грипп…
Глаза брели по полкам, оглядывая, чем еще богата аптека, и неожиданно для меня самого замерли на контрацепции. Нежелательная беременность. Ну это мне и без этого не грозит. Да и когда у меня вообще была девушка? Ужас какой-то. Бутылка начала крутиться в руках.
– Еще не хватало, чтобы бутылка имела отношения, в отличие от меня. Где тут у тебя графа о семейном положении? Состав… – произнес я, пытаясь себя развеселить.
Жаль, конечно, что все эти мысли лишь мысли. Оставаться тут даже на лишние десять минут было опасно, не говоря уже об ожидании спасения или просто выживании. Я больше не видел мрачного неба, которое иногда озарялось молниями, но ощущал небольшую и еле заметную тряску. Оно все так же ехало по улицам, пожирая их без следа.
Выбранные лекарства полетели в рюкзак. Оставалось найти бинты и витамины. Вспомнил, что, освещая полки при входе, я где-то видел что-то похожее на бинты. Они находились с противоположной стороны. Я направился в сторону прилавка, перешагивая через вытащенные мною коробки и разбросанные до меня упаковки. Кафель приятно трещал под ногами, а проспиртованный воздух наполнял ноздри. Витамины так и не нашлись. Все стеллажи и коробки с ними были абсолютно пусты. Видимо, их либо заранее раскупили, либо еще не было свежего завоза. Кто мог ожидать, что в нашем городе такой спрос на витамины? Мне думалось, я один любитель всякой кислятины, но, вспоминая, чем питаются такие, как я, было неудивительно. Все горожане любили быстрые углеводы. Думать о фруктах и овощах у них не было времени.
Дойдя до прилавка, я обнаружил бинты в самом неожиданном месте. Плотно упакованные и набитые доверху в картонную коробку, они лежали на полу. Некоторые упаковки валялись просто рядом с ней. Глянув чуть в сторону, я заметил открытую дверку витрины, куда, судя по всему, должны были складывать их. Выходит, что люди в этом районе не сразу застали появление… Этого. В горле сразу же пересохло. Вероятно, сотрудники готовились открывать пункт. Да, если бы не этот коробок, я бы и не понял, что тут кто-то спешил убраться. В том смысле, что уйти. Боюсь представить, что было в их головах, когда они поняли, что происходит. Пол слегка потрясло, и я вжался в стоящий позади меня шкаф. Глаза лишь на секунду повернулись в сторону двери, и в голове пробежала ядовитая мысль: «А разве такое можно понять?»
Отбрасывая эти ненужные демагогии, я присел и взял пару упаковок бинтов. Закинул их в в рюкзак. Можно было поворачивать обратно, но что-то блеснуло с краю. Фонарик словно пробежал по фотобумаге. Я поднес к источнику проблеска свою свободную руку и, отодвинув лежавшие пачки бинтов, обнаружил какую-то карточку. Это была фотография.
Грудь внезапно потяжелела, и меня чуть прибило к земле. Со снимка на меня смотрела семья: родители и ребенок. Их довольные улыбки выражали счастье. Статный и деловой мужчина в костюме с густыми усами, и невысокого роста женщина в ярко-красном платье в горошек, на руках она держала младенца в одеяле, перевязанном розовой ленточкой. Они стояли около родильного дома. Он не был похож на наши. Совсем неожиданно я ощутил влагу на щеках. Капли медленно стекали на пол. К плечу кто-то прикоснулся. Моя рука задрожала, и фотография выпала из нее.
– Ник, мы всегда с тобой, – прозвучал прямо над ухом женский голос.
– Пожалуйста, веди себя аккуратнее. Все будет хорошо! —твердил голос на другое ухо. Я заметил мутный силуэт.
– Мы любим тебя, золотце! – прозвучало так, словно кто-то уже стоял передо мной.
– Вас нет. Вас ведь нет? Кто вы?.. – в тревоге и смятении вопрошал я.
Направив свет в сторону, откуда доносился голос, я заметил еле различимое пятно, которое растворилось в луче. Словно никого и не было. С плеча пропала небольшая тяжесть, и я с напряжением вздохнул. Воздуха мне сейчас не хватало больше всего. В голове еще звучали сказанные слова и даже мелькали какие-то картинки. Все это было похоже на приступ безумства. В глазах все блестело и мерцало. Мне было трудно понять происходящее. Еще секунда, и я буду валяться на полу еле живой.
Я вцепился в край кассы, пытаясь откинуть лишние мысли. Через какое-то время удалось себя пересилить. Глаза цеплялись за еле различимые силуэты, но этого оказалось достаточно, чтобы правильно сориентироваться. Наконец-то уловив баланс, я полез в карман своего рюкзака и достал кошелек. Положил на прилавок скомканные бумажки в сто пятьдесят рублей. В этом действии наверняка было мало смысла. Я бы мог с легкостью уйти, не оставив даже копейки. Но иначе я не мог. Так воспитали.
Перед тем как уйти я глянул на пол, пытаясь найти ту фотографию, которую выронил. Однако осмотр ни к чему не привел, а оставаться тут еще дольше я не хотел. Так и сгинула та семейная пара, которая нашла пристанище в моей голове. Молодая, счастливая и, надеюсь, еще живая. Я вновь приоткрыл перегородку и вышел из-за прилавка. Запах спирта потихоньку сменился пылью, которую занесло следом за мной. Нос невольно зачесался и злобно нахмурившись я побрел в сторону выхода. На этот раз колокольчик не застал меня врасплох, но его звон не стал от этого более приятным.
С того момента я прошел немалый путь. Мне все так же встречались брошенные дома и магазины. Луч фонаря пробивал темень и плохо различимые, но явные куски колбасы, которые смотрели на меня крайне вызывающе. Ну а у кого в детстве не было желания очутиться в пустом городе и брать все, что захочется? Некоторым даже пустота не мешала. Взял шоколадку с полочки, сунул в шапочку и пошел мимо продавца. И кто ж тебя осудит? Да никто, ибо не видно было, что у тебя под шапкой. Возможно, в моем взгляде тоже читалось что-то такое. Ощущение безнаказанности еще больше обострялось. Такие потребности стоили своего удовлетворения, но пока в моих руках сохранялась хоть капля воли, желание не перейдет границы. Совесть меня окрикивала нужными словами и мыслями.
У меня было незавидное детство, да и семья была не самая богатая. Однако острой нехватки чего-либо я не испытывал. Мы всегда были сыты и одеты. Кому-то это может показаться странным, но мне тогда было грех жаловаться. Пока я прилежно учился, мои ровесники не единожды знакомились с представителями органов правопорядка. Они не испытывали в чем-то нужды. Некоторые из них даже были из более благополучных семей, чем я. Дело тут явно было в другом. В том, что сейчас испытывал я, – чувство ложной свободы. Никакой тебе полиции и суда. Грабь, воруй и правь! Вот что сейчас можно делать. Однако мой отец был хорошим юристом и довел до меня одну интересную мысль – каждый человек в праве делать то, что захочет, но он будет обязан нести за это ответственность. Перед судом или перед самим собой. Я долго усваивал это правило, но глядя иной раз на моих знакомых, которые занимались хулиганством, после чего оказывались в наручниках, осознание приходило само собой.
Тяжко фыркнув, я поджал кулаки. Пока нужда не бьет по мне, я не стану действовать как какой-то дикарь. Магазины будут целы, а их товары будут лежать на своих местах. В крайнем случае, я оставлю что-то равное – свои вещи. Не могу я иначе и делать не буду. Сколько бы во мне не вопило, не дергало и не умоляло. Это все лишь слабость, которая есть в каждом из нас. Ни блеск ювелирных магазинов, ни таблички банков не могли нарушить мои принципы. Разумеется, я ощущал всю тяжесть положения: насколько бы сильным человек не казался, соблазн прокрадывался в мысли. Всякий на моем месте испытывал бы такое давление и стремление к хаосу. Было очень трудно, но никто и не говорил, что человеком быть легко.
Я довольно редко ходил пешком. Даже посещая аптеку, я сходил на ближайшей к ней остановке, а потом уезжал оттуда же дальше. Пользовался в основном троллейбусами, хотя раньше можно было встретить и трамваи. К счастью или к сожалению, они совсем недавно пропали с улиц, оставив после себя только железные пути. Сейчас мне ясно виделось насколько город огромен. Раньше я этого не замечал. Угрюмые лица вечно недовольных людей так плотно прилипали к друг другу, что пространство можно было едва различать. Впервые отреченность людей от истинных масштабов их жизни меня напугала.
Через пару часов я вышел к парку. Совсем небольшая зеленая зона, которая теперь больше походила на сумрачный лес. Несмотря на его громоздкость и молчаливость, смотрелось все красиво. Здесь царило спокойствие. На входе меня встретила металлическая арка с подписью: «Парк им. Саши Зеленого». Слышал я и о парке, и об этом загадочном Саше. Можно сказать, что это был один из первых людей города. Он вел какую-то активную деятельность по защите экологии и часто становился объектом обсуждения газет и телевидения. Может быть, мне удалось бы проникнутся к нему хоть каким-то уважением, если бы не последний о нем сюжет. Его фонд оказался просто способом отмывания денег. Однако даже несмотря на такой исход, я сейчас нахожусь в парке, построенным благодаря ему.
Навстречу мне подул ветер. На этот раз я не ощутил в нем холода, да и дул он мне в лицо, а не из-за спины. Приятная свежесть окатила лицо. Кроны деревьев тихонько зашуршали своей листвой и редкие кусты последовали их примеру. Я прошел вперед и окунулся в непередаваемую атмосферу. Заброшенные, но довольно чистые дорожки мелькали перед моими глазами. Лавочки неутомимо ждали новых посетителей. Мусорные бачки едва заметно покачивались и были абсолютно пусты. Я набрал полную грудь воздуха и впервые ощутил умиротворение. Здесь даже было посветлее чем в остальном городе, и тени уже не были такими устрашающими. Все словно было призвано успокоить. Я наслаждался этим.
Время тут текло по-другому. Более лениво. Но это не смогло затупить мою интуицию. Я понимал, что уже прошел достаточно много. Парк оказался довольно-таки длинным, и, обходя очередную клумбу, я наткнулся на карту. Судя по ней, я находился где-то в середине. Тут были и беговые дорожки, и велосипедные. Много беседок, расставленных почти по всему периметру, а недалеко от меня возвышалась главная достопримечательность – статуя. Я прикинул свой путь до ближайшего выхода, который приведет меня к нужной части города, и понял, что смогу пройти мимо монумента одного знаменитого человека. Я еще раз поразился размерами и масштабами, понимая, сколько было потрачено места на эти зеленые зоны. Но ведь вместо этого какой-нибудь олигарх мог влепить сюда завод или очередной ненужный магазин. И того и другого у нас было более чем достаточно.
Раньше я не верил, что природа может так успокаивать. Все это зрелище вызывало во мне чувство облегчения и даже сонливости. Маленький клочок первозданного мира. Зря я раньше так воротил нос от поездок в горы или к рекам. У меня, если вспомнить, было более чем достаточно возможностей куда-нибудь съездить. Но нет, я же человек городской, я не знал покоя. Я его не понимал. Благо сейчас он не вызывал тревожных мыслей. Рассуждая об этом, я завернул в небольшой сквер, после чего вышел на круглую площадь, в центре которой красовалась статуя. Я прошел мимо и сел напротив нее. Ногам требовался отдых – с непривычки ощущалась сильная нагрузка.
Я стянул с лица остатки майки вместе с запекшейся кровью, и раны вновь начали кровоточить. Я внимательно обыскал всю сумку и нашёл небольшой кусок от разбитой кружки. Додумался же я взять именно стеклянную. Сквозь трещины в нем увидел, что вся физиономия была украшена небольшими шрамами и царапинами. Я с отвращением поморщился, хотя кто-то явно счел бы подобное признаком мужественности. Врут те, кто говорит, что шрамы украшают мужчину. Как по мне, это след чего-то ужасного. Что человек с удовольствием хотел бы забыть. Я не имею в виду, что шрамы нельзя сгладить или хотя бы частично убрать, нет. Я говорю о том, что случившееся, что их нанесло, более не является тем, над чем мы властны. Выбор между забыть и принять. Потому что это вопрос не только физического, но и душевного характера. Как бы мне не хотелось, но окна в моей жизни наверняка встретятся мне еще не раз. Пусть в душе и будет тревога, но ставить крест из-за этого я не собирался.
– Мне очень хочется верить, что я еще смогу увидеть окна, – с досадой в голосе произнес я.
Прошуршав в рюкзаке, я достал все, что мне было нужно для обработки. Бутылка чуть брызнула, после чего крышка с легкостью открылась. Я хорошенько намочил руки, а после принялся умывать израненное лицо. Бинт закрутился в моих руках, я неторопливо собрал его в небольшой квадратик и налил перекись. Раны хищно зашипели, и мои мышцы невольно сжались. Какая же гадость была на моем лице, что кожа так страшно горела? Пальцы то и дело напрягались от очередного мазка, но постепенно боль ослабевала. Буря на моем лице стихла, и я откупорил баночку с йодом. Легкий хлопок, еще один кусочек бинта, и вот мое лицо превратилось в загорелую пародию себя. Конечно, в голове проскочило еще одно сравнение, но оно могло прозвучать оскорбительно для некоторых людей. Далее, я старательно развязал бинт и, глядя в зеркало, начал обматывать лицо. К моему счастью, запасенных мною пачек хватило. Теперь я походил на Тутанхамона.
Я закинул голову вверх, чтобы полюбоваться облаками. Но вместо чувства свободы, ощутил тяжесть. Хотелось бы позабыть, что ныне городом правит буря, которая ведет за собой грозовые тучи. Вся эта темная масса текла, словно грозные айсберги по морю. Было что-то в их резких контурах. Громоздкость и некая злоба. Что-то явно таилось там, пытаясь сдавить меня, как жалкого червяка. Тело внезапно вжалось в лавочку, и я ощутил, как мне становится не по себе. По небу проскочила вспышка, и я прищурился.
За моей спиной послышался шелест. Затем я услышал, как что-то хрустнуло. Это было похоже на ветку. Дерево надо мной дрогнуло, и какое-то черное пятно промчалось над головой. Плечо загадочной статуи заняла птица. Это был ворон. Его глубокие темные глаза глянули на меня. Они очень походили на то, что висело над городом, но в них еще чувствовалась мудрость. Хотя нет, это были вовсе не грозные тучи. Ночное небо, в котором тонули звезды. Вид птицы давал понять – птица довольно старая – дряхлые и измученные перья, сгорбленная даже по меркам птицы осанка. Складывалось ощущение, что он знает о мире больше, чем я. Воронов считают предвестниками беды. Мои знакомые всегда встречали их недобрым словом. Падальщики и глашатаи самой смерти. Я никогда не пытал к ним особой симпатии, но сейчас он был мне как советчик. Единственное живое существо, которое я встретил за все мое странствие.
– Ворон живет триста лет… – пропел я слова старой песни – …а нам с тобою немножко, пока не выключат свет… – с грустным тоном, закончил строку.
– Кар! – будто в подтверждение моих слов звонко прозвучало от старой птицы.
Мне уже не было так одиноко, как в самом начале. Пустота улиц больше не напрягала, да и к тому же в парке я чуть успокоился. Однако теперь во мне зародилось совершенно новое беспокойство. Я оглядел памятник с ног до головы и снова остановил взор на птице. Даже если сказанное в песне правда, то что такое триста лет для мира? Теперь меня заботила скоротечность происходящего. Парк – это монумент памяти. Его упоминания будут в архиве, документах, накладных. Все, что в нем находится, занесено в справочники: цветы, деревья, птицы и зверье. Даже имена тех, кто его строил, будут помнить. Есть списки сотрудников и должности, которые сохранят бумаги. Чего уж там, сам Саша Зеленый смотрит на нас своими медными глазами с пьедестала. Его уже нет в живых, но вот его след. Люди будут помнить его, хотя он уже не жил с ними в одно время. Все это объединяет людей. Смогу ли я в него попасть?
Желудок предательски заурчал. Великие мысли требуют энергетических затрат. Я прервал свои размышления и трепетно похлопал по рюкзаку. Еда была, но немного. Аккуратно выстелив небольшую бумагу, я выложил все свои припасы перед собой. Даже человеку, далекому от поварского дела, было ясно – из этого выйдет прекрасный бутерброд! Нарезав хлеб, чуточку овощей и батон хорошей, жирной колбасы, я почувствовал, как в нос ударил приятный аромат. Желудок завопил громче, и вот заветный кусочек залетел в рот. Тщательно прожевав сей чудный обед, как мне казалось, я успокоил своего дружка. Давно еда не казалась настолько вкусной. Возможно, стоит почаще голодать, чтобы получать удовольствие от еды. Запив все несколькими глотками пива, я ощутил на себе чуткий взгляд. Ворон явно хотел присоединиться. Оторвав небольшой кусок хлеба, я бросил его перед собой. Черная фигура подлетела так быстро, что я даже не успел среагировать.
– Ешь, друг. Ты помог мне задуматься о важном, – сказал я, растянув рот в улыбке.
Не отвлекая ворона от его трапезы, я шустро закинул остатки к себе в рюкзак и застегнул его. Вспоминая карту, я прикидывал, куда мне надо будет идти. От площади было совсем недалеко до нужного выхода, который был прямо перед нужной мне улицей. Лицо статуи блестело. В его уголках губ читалось счастье, взгляд был устремлен в небо. С явной надеждой на будущее смотрел он туда. Даже громоздкие небесные скалы не портили его уверенность. Меня это вдохновило. Конечно, когда его ставили, весь мир был другим, но даже несмотря на то, как все изменилось, в меди было запечатлено то, каким нужно быть: стойким и не терять надежды на будущее. Я обошел памятник, направляясь в нужную мне сторону, после чего, сделав небольшой жест в его сторону, сказал:
– Спасибо за отдых, Саша. Я тебя помню.
Второй мой друг уже куда-то исчез. Ветви слегка зашелестели, и парк вновь утонул в тишине. Я же направился к намеченной цели. Выйдя из-за менее пафосной арки, чем была при входе в парк, я оказался около двора нужного дома. Перед моим лицом открылся вид на многоэтажное здание с очень знакомой рельефной картиной политика. Тут жил мой спаситель. Я внимательно оглядывал окна второго этажа, пытаясь заметить хоть в одном свет. Если Вячеслав и был дома, то он обязательно держал свет включенным. Не мог он смотреть на свои заветные карточки или еще какие-то коллекционные вещицы без должного освещения. Можно корить меня за глупость. Какой свет, когда в городе творится такой ужас? Но вы просто не знали моего друга. У него даже на такие случаи были припрятаны козыри. Мрак чуть рассеялся небольшим свечением. Вот оно! Это точно Вячеслав!
О нем я могу рассказать многое. Относительно тихий человек. Почему относительно? Да потому что на самом деле Вячеслав был человеком-вечеринкой. Просто для этого ему нужны были определенные условия. Он был помешан на темном фентези и мог играть в настольные игры часами напролет. Шкафы его были набиты всяким разным: он являлся любителем косплея. Там тебе и доспехи паладина, и плащ мага из его возлюбленной «Дэ-Эн-Дэ». Для него такой гардероб был абсолютной нормой. Мечи, которые висели у него над головой, были не просто какими-то игрушками, нет, они были из настоящего металла. Ему их делал на заказ кузнец, с которым он познакомился на своих фанатских сборищах. Как он их провозил сюда – остается хорошей загадкой. И среди этого бессчетного количества копий, у него были любимые – пара мечей, о которых от отзывался кратко:
– Один для людей, другой для монстров.
Я тихо засмеялся. Он был довольно приятным человеком. Многие осуждали его за такой образ жизни. Его увлечение многим казалось детским, но среди моих знакомых он был реально лучом света. Наверняка в них говорила зависть. Его хобби делало его счастливым. Как за такое можно было осудить? В отличие от нас, его жизнь была намного осмысленнее и оттого счастливее. С ним можно было отдохнуть от работы и рутины. Посмотреть старый фильм, который он уже знал наизусть, или вместе сыграть в хваленные настольные игры. Это время всегда отзывалось теплом в моем сердце. Я ощущал себя не какой-то серой мышью, а вполне живущим человеком. Мне казалось, что с ним жизнь становилась более реальной, нежели за монитором с кучей отчетов под носом.
Выйдя из своих приятных воспоминаний, я начал стремительно приближаться к подъезду. Маленький домофон показался слева от двери. Я нехотя поклацал по нему, ожидая, что из этого ничего не выйдет, однако тот затрещал под моими пальцами. Электричество все-таки было. Наверное, в этом районе города электросети еще не пострадали. Динамик противно захрипел, и я начал томиться в ожидании. Взгляд мой упал прямиком на название домофона, на который я раньше не обращал никакого внимания. Теперь скука позволила расширить свои знания.
– Богатырь? – с искренним удивлением послышалось от меня. – Забавно, наверняка, сперва бьют, потом спрашивают, – тихо посмеявшись подытожил я.
Смешно было от интересного факта. Кто бы с подъезда не выходил, от этой двери получал. Либо механизм был уже староват, либо темные силы затаились в петлях, но чтобы уйти целым – не было такого. Когда я первый раз пришел к Вячеславу, сразу заявил, что после такого больше не появлюсь у него. Уже пять лет прошло, и мы по-прежнему виделись, а я только сейчас вспомнил об этом.
– Что есть музыка жизни? – послышалось из динамика.
Я подскочил от неожиданности и прилип к микрофону, рассматривая, с какой квартиры спрашивают.
– Вячеслав? Это ты? Слава богу, ты здесь… – проговорил я в трубку, но в ответ послышалось молчание.
Я нервно отпрянул от домофона, ожидая, когда откроется дверь, но этого не происходило. Неужели он меня не узнал? Это было бы абсурдно. Кто, по его мнению, еще может прийти? Я постоял в нерешительности еще несколько минут и постучал прямо по домофону, требуя Вячеслава хоть как-то отреагировать. Динамик противно трещал. Ну как же так? Вот я на месте, и он мне не открывает. Чертов город! Ну не могло же мне это померещиться? Свет горел, голос его я услышал. Внезапно по моей коже пробежали мурашки. Вспомнилось зловещее присутствие Теней в моем доме и в аптеке.
– Не поймаешь! Не поймаешь!.. – вдруг по-детски раздалось за моей спиной.
Я невольно обернулся. Детская площадка, утонувшая в тенях мрачного дня, стояла в полной пустоте. Ветер слегка трепал плохо закрепленные алюминиевые листы, которыми были оббиты горки. Покрутил головой, пытаясь различить отдельные силуэты, но кроме еле видимых пятен, ничего нельзя было разобрать. Вот горка, вот песочница, а вот навсегда замершие качели, которые… Дуновение ветра стихло, и мой голый торс едва прикрытый курткой его более не ощущал, но качели ходили в стороны. Ноги сами собой пошли вперед, пытаясь понять, какие силы движут там. Вот еле заметный запах дерева ударил в нос, и я уже стоял около площадки.
– Здесь точно никого нет, – произнес я с такой интонацией, словно больше спрашивал, чем утверждал.
Подойдя еще ближе к качелям, я заметил, что они замедлились. Не желая дальше наблюдать за этим действием, я схватился за железный шест и остановил безобразное движение. «Мои нервы просто шалят, вот и кажется, что происходит что-то непонятное. Я наверняка просто уже привык к ветру и не замечаю его. Да и какая вообще разница, почему качели качаются? Тем более, я их уже остановил. Проблемы больше нет». – Все эти мысли давали толику спокойствия, пока я не ощутил в своей второй руке что-то холодное и очень маленькое.
– Дядя, а вы мою маму не видели? – донесся голос.
Я застыл как вкопанный. Передо мной стояла маленькая девочка. Посреди пустынного города. Одна. Мне очень хотелось разжать свою руку, но холодная ладошка сжала ее еще крепче.
– Я ее давно не видела. Мне так холодно без нее. Давайте поиграем? Согреемся! – радостно произнесла девочка.
Мне не хотелось ей ничего отвечать. Мурашки побежали по коже, и я осознавал странность этой ситуации. Ну просто не бывает у людей такой холодной кожи. Было ощущение, что я держу в руках лед, а не ручку ребенка. Я привел свои мысли в порядок и все же решился на контакт.
– А как выглядит твоя… – проговорил я, оборачиваясь к девочке, но на ее месте обнаружил лишь таящую фигуру.
В ладони больше не было ничего холодного, но на душе царил такой мороз, что было трудно передать словами. Я вздохнул с сожалением и уже было хотел пойти дальше, как вдруг по мне ударила сильная дрожь. Качели закачались с противным скрипом еще сильнее, и слева от себя я ощутил ужасную тяжесть. Голова сама собой повернулась в сторону скрипа и я увидел маленькую девочку в белом платье. В ее руках была маленькая и потрепанная игрушка. Она смотрела на меня внимательно своими голубыми глазками. Ее бледная кожа больше походила на снег. Маленькие бровки изогнулись, выражая печаль. Мне мгновенно стало ее жаль.
– Дядя не сможет играть со мной. Еще не пришло время, – слетело с ее маленьких бледных губ, и по щекам потекли слезы.
Я тут же хотел броситься к ней и уберечь от грусти, но по небу внезапно раскатился гром. Девочка исчезла, словно ее никогда и не было. Я попятился назад. Где-то вдалеке снова послышался страшный гул. Теперь нельзя было медлить и тратить свое время на всякое. До этого тоже, конечно, нельзя было.
– Что есть музыка жизни? – вновь затрещал динамик.
Я ругнулся. Снова он со своим вопросом. Я напряг свою голову, пытаясь вспомнить ответ. Он плавал где-то на поверхности, и я был уверен, что вот-вот его выхвачу. Если бы Вячеслав только знал, как дорого время, он бы не стал заниматься этим.
– Тишина! Точно, тишина! Открывай быстрее, Славик, у нас времени не так много! – закричал я в динамик, нервно постукивая в дверь.
Домофон помолчал в нерешительности. Через секунду раздался щелчок, и дверь открылась. Как и ожидалось, мне прилетело по самому мягкому месту. Однако вместо оскорбительных возгласов, я что есть силы дернул дверь в сторону и залетел прямиком внутрь. Минуя лестничный проем, я добежал до знакомой мне двери и начал сильно колотить в нее.
– Ник? Гаденыш, это ты? Извини, что сразу не узнал. Богатым будешь! – говорил Вячеслав, ковыряясь в дверном замке. – Сейчас открою!
Двери легонько приоткрылись, и я залетел в квартиру моего друга с большим усилием. Даже не представляю, как бы я шел до конца города, если бы Вячеслава тут не оказалось.
– Славка, черт дранный, ты даже не представляешь… Господи, наконец-то, живой человек! – говорил я прерывисто и запинаясь.
Он осмотрел меня с ног до головы, и в его глазах отчетливо виднелся испуг. Честно говоря, я уже и забыл, как выглядел со стороны. До этого момента мне не перед кем было стыдиться. По телу прошла странная дрожь, и меня будто унизили.
– Ник, – обеспокоенным тоном начал Вячеслав, – что стряслось? Тебя словно мясник какой-то изуродовал. Еще и без майки, там ветер такой страшный ходит.
– Уже не ходит, Славка. Еще будет время тебе рассказать, там слишком много. Извини, честно, я бы рад поделиться, да устал чертовски. Я, в целом, в порядке, ты не переживай. Дай мне только присесть. Я отдохну и… – тараторил я ему в ответ, пытаясь не свалиться с уставших ног.
– Не заливай. Это ж какой порядок в мире, что твое «в порядке» выглядит именно так? У тебя все лицо в бинтах, а тело в небольших шрамах и засохшей крови. Я боюсь представить, что творится на улице, что ты явился таким. Не пойми неправильно, ты определенно молодец, но мне просто жаль, что ты в таком состоянии. Сейчас я быстро поменяю тебе бинты и дам нормальную одежду, ты только не отключайся, хорошо? – говорил Вячеслав, параллельно сажая меня на диван.
Глаза моего друга бегали суетливо и встревоженно. Хоть по его словам не всегда сразу определялось, но Вячеслав был впечатлительным. Я принес в его оплот безопасности смуту. Стало немного совестно. Не хотелось лишний раз беспокоить Вячеслава, но я был уверен, что это спасет нам обоим жизни.
Вернувшись из своей спальни, он кинул мне новую одежду из своих вещей и, подойдя ко мне поближе, начал старательно снимать бинты.
– Тут такая суматоха была, Ник, просто ужас, – говорил он, водя рукой вокруг моей головы. – Сперва шум странный на улице поднялся. Знаешь, словно что-то в небе взорвалось, а потом тряска ужасная… Помнишь, как в Челябинске? Когда метеорит упал. Я от этого как раз проснулся, но особого значения не придал. У нас часто на заводах что-то «хлопает», но потом, – его руки еле заметно задрожали, – Ник… Весь дом начал орать как сумасшедший. На улице не лучше было. Людской гомон вперемешку с сигналами машин. Плач. Такой звонкий и пронзительныый. Он до сих пор отзвуком в моих ушах отдается. Я в окно выглянул, а там толпа и все бегут куда-то. Все с твоей стороны. И плевать им друг на друга – толкают, роняют и топчут! – Глаза его покрылись еле заметными слезами, и он вдруг замолчал.
– Я понимаю тебя, Славик. Ужасно все это звучит.
К концу своего рассказа он уже закончил реставрировать мое лицо, и бинты мне больше не были нужны. Раны зажили и больше не кровоточили. Кожа чуть расслабилась, и морщинки на время покинули мое лицо. Я похлопал Вячеслава по плечу и предложил ему сесть рядом. Мы оба понимали, что ситуация не завидная, но я знал, что паника нам не поможет.
– У нас началось рано утро, – начал я свой рассказ. – Только вот, все тихо было. Без единого писка. У меня окно открылось, и я от холода проснулся. Сперва ничего необычного. Закрыл окно, оделся, стирку заложил. Да и на улице паники не было, – мой голос немного дрогнул. – А вот потом… Стоял я у окна. Слышу, на лестничной площадке паника. Бегут, кричат. На улице то же самое. Дом трясти начало. Я уже плохо помню детали, но затем послышался страшный грохот. Стену спальни пробило…
– Пробило? – спросил Вячеслав обеспокоенно.
– Да, пробило, – продолжил я, чуть замявшись. – Только не считай меня психом, ладно?
Вячеслав молча кивнул и как-то напрягся.
– Я глаза протер. Когда трясло, с ног сбило. С пола встал, а у меня на всю комнату шип. – Взглянул на Вячеслава, но на удивление, он просто ждал продолжения, хоть и был довольно удивлен. – В общем, долго я терся у него, ничего не понимая. Затем пролез под ним и уже тебе звонить хотел. Но телефон… – неловко почесав руку, запнулся я, – сломался он, в общем. Потом голоса…
– Какие голоса? Ты не один был? – начал перебивать Вячеслав, и мне вдруг стало неудобно.
– Звуки какие-то. Они меня обратно в комнату завели. Я как зачарованный к камню прилип, а потом… Кхм. Говоря коротко, я увидел на нем труп, – сказал я, после чего нас передернуло. – Дальше вкратце. Услышал стиральную машину, очнулся. Быстро собрался и давай к двери, а из нее прямо на меня еще шип вылез. Ну я давай в окно, на пожарную лестницу. Там окно собой выбил. Ты сам видел результат. Пока спускался, здание рушилось, и лестница в какой-то момент от стены отскочила… Повезло, что большая часть уперлась в соседнее здание, и я смог до конца добраться.
Вячеслав как-то грустно опустил глаза. «Эх, дурак ты, я ж не хочу выставить себя большей жертвой. Надо просто, чтобы ты был в курсе дела. – Так хотелось вслух ему это все сказать… – Да нет. Отнекиваться начнет. Не из-за этого он грустит. А про Тени я ему лучше говорить не буду. Если дойдет до этого, сам спросит. А там уже не до молчания будет. Все скажу, как на духу».
– Дальше я вышел из переулка и увидел Стену. – Вячеслав заинтересованно поднял глаза. – Она очень громадная, Славка. Из нее торчат эти копья, и она рушит под собой здания. Мой квартира сгинула под ее гусеницами. Это все звучит бредово, знаю, но ты просто мне поверь, хорошо? Вместе мы даже это дерьмо переживем, ты только нос не вешай! – говорил я, пытаясь его взбодрить.
– Шипы, огромная Стена… Это все трудно усвоить, но я не то чтобы не верю тебе, Ник, но… – Он чуть помялся и снова отвел взгляд. – Я уверен, страшные вещи творятся в городе. Давай чуть попривыкнем к обстановке, а потом снова обсудим этот момент с… Стеной? Хорошо?
– Конечно, Славка. Не бери сейчас в голову, – сказал я, скрывая досаду. – Ты только не кисни. А то как нам с тобой к логову Врага пробираться?
Вячеслав искреннее посмеялся. Меня это тоже развеселило, и я более уверено расположился в диване.
– Властелин колец… Да-да, мистер Фродо. А как же? Я не кисну, просто запутался немного, – попытался оправдаться Вячеслав. – Меня просто еще новости смутили.
– Ты видел утренний выпуск? – резко спросил его я.
– Да. Экстренный выпуск. Там ничего стоящего не было сказано. Сидите дома, никуда не выходите. Правительство ищет способы решения проблемы… А какой проблемы? Так никто и не сказал. Вот я и остался тут сидеть. Экстренные службы ждать.
В мыслях проскочила злоба. Ничего стоящего об обстановке сказано не было. Кажется, даже верхушка не понимает, что произошло. Чего уж нам тогда думать? Я немного сконфузился и напрягся. Вячеслав это заметил. Ему стало еще тревожнее, чем до этого. Да, от реального мира трудно ожидать подобного. Это тебе не мифические побегушки, где всегда побеждает рыцарь в белых доспехах. «Пока я не пришел, тебя, наверняка, успокаивала сказка, которую ты построил в своем доме, Вячеслав. Это сыграло с тобой злую шутку, когда ты встретился с реальностью».
– Видимо, тебя это сильно беспокоит, – наперекор моим мыслям начал Вячеслав. – Ты явно понимаешь в происходящем побольше моего, но не волнуйся. Вместе мы что-то да сделаем. Спасибо, что пришел. Мы всегда были дуэтом, и наша встреча будто была спланирована высшими силами, – улыбаясь, закончил он.
– Так оно и есть, Славик. Только не стоит тебе отыгрывать свою роль по настольной игре. Тут тебя из мертвых никто не поднимет. Так что давай договоримся: никаких смертей, хорошо? – подыгрывая ему, ответил я.
– Не могу обещать, сам знаешь мою натуру, – он издевательски засмеялся.
Наши руки сжались в крепком рукопожатии. Еще один договор между нами. Все-таки я недооценил крепость убеждений Вячеслава. Они по-прежнему смогли его выручить. Он с неимоверным энтузиазмом принялся бегать по квартире, собирая нужные вещи. Может, он и не поверил в Стену, но убраться отсюда хотел не меньше моего. Шорох усилился на кухне. Эльфийским дорожным хлебушком мы не располагали, так что надо было собрать продуктов ровно столько, чтобы было нетрудно нести, но и чтобы мы не съели все за один день. Тут Вячеславу можно было довериться. Он был еще тем любителем перекусить.
Наконец-то мои мысли пришли в порядок, душа успокоилась и можно было свободно подумать. Угроза нас еще не миновала, но мы уже намного ближе к спасению, чем я утром. Мой взгляд упал на полки с оружием. Понятно, что главную опасность таким не одолеешь, но разве на улицах может еще что-то угрожать? Тени… Они вроде безобидны, хоть и пугали до чертиков, а кроме них, я никого не видел. Все абсолютно пусто и безлюдно. Сгинули все. Убежали. Наверняка, если кто-то и остался кроме нас, находился в другой части города и мы точно с ними не встретимся. Только если около главного въезда. Там удобнее всего покинуть город.
Мыслительный процесс внезапно вызвал дремоту. В парке я так и не смог осуществить желаемое, а тут словно все к этому располагало. Пристыдился, что, пока Вячеслав суетится, я тут лентяйничаю, но мне точно стоило расслабиться. Сколько я шел по этим улицам? Напряжения во мне больше, чем в электростанциях. Это не позволительно. Тем более, дело даже не в физической боли, а в моральной тяжести. Психически я был вымотан. Глаза начали активно мигать, а тело потихоньку валиться на диван. Так удобно, что просто не оторваться. Все начало тускнеть, и я почувствовал легкость.