Ночь.
От крепкого сухого мороза звенят высоковольтные провода, «перешептываются» между собой звезды. Я слышу все эти звуки, несмотря на то, что нахожусь в приемном покое больницы в кресле. Пытаюсь вздремнуть. Сквозь узкую зарешеченную щелку окна в кабинет робко заглядывает красавица-луна. Не доверяйте ей – за ее молчаливой невозмутимостью скрываются тайны. Когда-то ее возлюбленным был сам Зевс. Бедные «лунатики». Говорят, серебристый диск Селены действует на них магнетически – примерно так, как часы на цепочке в руках гипнотизера.
Небольшое помещение приемного покоя расположено в цокольном этаже старого деревянного здания, потолок низкий, темный и какой-то «сутулый». Когда я откидываюсь на спинку старого зубоврачебного кресла, принесенного сюда, бог знает кем, и откуда, перед моими глазами всплывает серое «брюшко» отсыревшего и местами провисшего потолочного перекрытия. Иногда я с ужасом представляю себе, что может случиться, если потолок рухнет. Встревоженная фантазия рисует, как «брюшко» скидывает на меня десант ошарашенных пациентов из наблюдательной палаты, которая, по моему мнению, находится ровно над моей головой. И в памяти проносится песенка про адское дно: «Прислушался, а снизу кто-то стучится». Что ж, в психоневрологической клинике атмосфера должна быть особой. Ночной санитар – это солдат на боевом посту.
Свет в помещении обычно я выключаю вечером, оставляю уличный фонарь, который болтается на ветру и скрипит, как плохо смазанные качели. Все звуки ночью наполняются мрачными ассоциациями. Вспоминается детство и первые страхи под одеялом после чтения сказок Гофмана. Однако ко всему привыкаешь – даже к страху. И когда привыкаешь, то небольшой дозы этого «возбуждающего коктейля» в привычной обыденности уже не достает.
Мне двадцать пять. После службы в армии я поступил в медицинский институт, но по причинам семейным не закончил его. На третьем курсе женился…
После полуночи завыла собака. Этот проклятый пес скулит каждую ночь. Рядом с больницей находятся частные домики и старые деревянные бараки, хозяева которых держат живность. Иногда я просыпаюсь от пения петуха на заре, но чаще от лая собак.
В эту ночь пес выл так, будто у него помер хозяин. С жалобными протяжными песнями, адресованными, очевидно, гипнотической Селене.
Я мысленно обругал хозяина пса и решил заварить себе крепкий чай. То есть такой, чтобы ложка в стакане с разбухшей заваркой стояла как в сметане. Несколько глотков полученного напитка – и сон пропадает до утра. Такой «чифирь» меня научили заваривать в армии. В больнице я узнал еще один способ употребления чая – всухомятку. Пациенты лишены возможности самостоятельно разогревать воду, а потому просто «закидывают на кишку» горсть чаинок и запивают сырой водой. Чайными церемониями они не балуются. Из сухих чаинок вытягивают бодрящий кофеин единственно доступным способом – через ферментацию в собственных желудках. Возможно, поэтому у многих больных бурые под цвет чая лица.
…………..
Иногда приходится с одного дежурства сразу заступать на другое. Когда есть возможность приработать, я не упускаю ее. Молодая семья… После такого рабочего марафона даже крепкий чай не бодрит. Нужен сон, пусть короткий, но сон.
Впрочем, выспаться в полном понимании этого слова на дежурствах никогда не удается. Дежурства суточные. Ночью больных доставляет психиатрическая бригада скорой помощи.
Бывают дни, когда «психический нерв города» на время словно утихает. За сутки ни одного пациента. Тогда я занимаю себя чтением учебников психиатрии или открываю архив и вытягиваю какую-нибудь пухленькую папку истории болезни наугад. Должен признаться, что самые увлекательные детективы могут показаться пресными по сравнению с выписками из жизни патологий. Особенно, если на лицевой стороне истории болезни стоит красный значок «социально опасного и бредового пациента».
Одна из таких историй меня особенно увлекла. Раньше не встречал такого удивительно насыщенного полифонического бреда. Пациент страдал редким заболеванием – раздвоением личности. До сих пор мне доводилось только слышать об этом, читать в учебниках по психическим патологиям, смотреть американские триллеры, в которых носитель этого диагноза обычно превращается в кровожадного монстра и убивает, душит, режет, а потом …благополучно забывает о своих «подвигах». На деле все оказалось не так просто.
Если любопытно, взгляните сами – передаю с фотографической точностью. Это его дневник. Похоже, что он вел его с предельной откровенностью. Исповедальный тон иногда зашкаливает. Однако бред есть бред. Даже когда он литературно изысканный. Философски глубокий. Бред, в котором иногда не совсем ясно, где начинается граница здравого смысла. И, напротив, заканчивается бред. Скажу откровенно, я так и не нашел, где именно проходит граница между психическим здоровьем и развитием патологии. Прочтите. Может быть, вам удастся проникнуть в смысл закодированного послания Господу Богу. Во всяком случае, очевидно, что больной общался со своим Дневником, как с исповедником.
Единственное, что я изменил, это имена, фамилии и места событий.
Слышал, что пациент находится в специальной больнице на пожизненном лечении.
Надеюсь, что он никогда не узнает, что я опубликовал его тайну.
Надеюсь…
И вы никому не расскажете.
Господь не выдаст, свинья не съест.