Леночка
Сегодня мы с мамой учили буквы и цифры. Это очень сложно. Но я запоминала. Ведь мама достала очень красивую книжку, а там картинки.
– А-арбуз, – говорит мама.
Я рассматриваю полосатый зеленый шар.
– Это ягода, большая, сочная, внутри красная и очень вкусная.
– Как малина?
– Нет, вкус другой.
– А можно попробовать? – спрашиваю маму.
– Я не знаю, – она отворачивается, глаза грустные, – у папы спрошу, – говорит тихо.
И мы продолжаем.
– Тебе нужно знать все буквы из алфавита, их тридцать три, и считать до ста. Если я не ошибаюсь, наверное, и таблицу умножения тоже знать, через год тебе уже в школу.
– Как это "в школу"? – Смотрю на маму.
– В школе учатся различным наукам, там много детей.
– Много детей? Как на улице? – Я готова подпрыгнуть и захлопать в ладоши, но помню, что так делать нельзя, папа будет ругаться.
– Да, как на улице, и даже больше. – Мама улыбается.
– И мне можно будет с ними поговорить? – я произношу это тихо, шепотом, хоть и знаю, что папы дома нет, но вдруг он услышит, он всегда все слышит.
– Конечно, милая, ты обязательно пойдешь в школу и будешь учиться.
Мама обнимает меня и гладит по голове. Я люблю, когда она меня обнимает, мне становится спокойней. Когда папа дома, меня обнимать нельзя. Папа говорит, что так я буду избалованная. И я стараюсь папу не расстраивать.
Мама дает мне разноцветные карандашики. Я радуюсь и тут же пытаюсь выхватить их из маминых рук, я давно не рисовала, а так люблю это делать. Папа говорит, что нельзя рисовать слишком часто, что я буду баловаться, но я ничего не могу с собой поделать, это же так интересно. Вот только мама тогда плакала, когда я нарисовала нас всех на листочке. Я хотела папе показать, но мама не разрешила, сказала, что папа не любит рисунки.
– Леночка, ими нужно пользоваться аккуратно. У нас больше не будет, ты же знаешь?
– Да, мам, я аккуратно.
Осторожно достаю из коробочки новые карандаши.
– Нарисуем арбуз?
Я киваю, уже достаю зеленый и салатовый. Цвета я выучила уже давно. Мама книжку приносила, там много красочных картинок. Вывожу круг, получается неровный, хочу взять другой листик.
– Ничего страшного, давай мы его немного подкруглим?
Мама помогает мне сделать арбуз круглым. У нее получается лучше, красивее.
Я уже беру салатовый, чтобы нарисовать полоски арбузу, как слышу, как в двери поворачивается ключ. Мы с мамой вздрагиваем. Мама забирает карандашики, складывает их в коробочку. А я прячу Лялю, папа не должен знать, что она у меня есть. Ляля мой друг, а друзей не предают. Я сижу тихо-тихо, пока мама в коридоре встречает папу. Папа заходит в комнату. Он большой и страшный.
– Елена. Как прошел день?
– Хорошо, – отвечаю папе.
– Что делали с мамой?
– Буквы учили и цифры.
Я не говорю о карандашиках. Знаю, что папа будет зол, а мама будет плакать, папа маме будет делать больно.
Папа гладит меня по голове, рассматривает комнату. Мы с мамой убрались, папа не будет злиться. Мне страшно. Мама на кухне готовит папе ужин. Папа подходит к комоду и проводит по нему пальцем. На пальце пыль.
Я вскакиваю и бегу в ванную за тряпкой. Прибегаю, начинаю вытирать. Папа смотрит внимательно, кажется, он доволен.
– Молодец, Елена. Только пыль нужно было вытирать не при мне, а днем. Иди вставай в угол.
Я стараюсь не плакать, но мне все равно обидно. В углу стоять грустно и долго и спать все время хочется, а садиться нельзя. Не сдерживаюсь и швыркаю носом. Замираю, оборачиваюсь и радуюсь: папа не слышал, он уже на кухню ушел к маме. Уношу тряпку в ванную и иду в комнату, встаю в угол. Думаю о Ляле, ночью возьму ее к себе спать. Она со мной хорошо спит. А если ей мысленно что-нибудь сказать? Мама говорила, что можно придумывать и говорить с Лялей мысленно, она как будто услышит понарошку и понарошку мысленно ответит.
"Ляля, ты слышишь?"
"Слышу".
Это я понарошку вместо Ляли отвечаю.
– А-а-а! – мама кричит, и я зажмуриваюсь.
Слышу грохот на кухне.
– Я что, непонятно объяснял? Что, так сложно за чистотой следить? Ты понимаешь, сколько опасных бактерий в пыли? Хочешь и себя, и ребенка угробить.
– Андрюш, мы вытирали пыль утром, она просто за день накопилась, не злись, пожалуйста.
Мама плачет.
– Ты безответственная тупая тварь! Какой пример ты подаешь Елене?
Мама плачет, маме больно, я закрываю уши руками, мне страшно, это я виновата, нужно было вытирать пыль. Уже и с Лялей говорить не хочется.
Мама совсем громко кричит, и грохот стоит на кухне, и папа кричит, ругается на нее, а маме больно, она очень громко плачет. Папа обижает маму, все из-за меня. Я уже не сдерживаюсь и тоже плачу, нужно сказать папе, что мама не виновата, это я забыла про пыль. Но нельзя выходить из угла, папа будет злиться на меня. Ведь я наказана. В голове больно, что-то шумит, и все темнее и темнее становится, а я падаю куда-то…
Тоня
Я проснулась в слезах и страхе. Долго пыталась прийти в себя, ожидала злого отца, прислушивалась к звукам за стенкой: плачет ли мама? Все ли с ней хорошо? Обижает ли ее папа? Разговаривала с Лялей. Потом опять уснула.
В универ идти совершенно не хотелось. Вяло ела яичницу, но за мной приехал Егор. Пришлось собираться и ехать. Егор всю дорогу молчал и искоса поглядывал на меня. А я думала о малышке и ее тиране отце. Как помочь девочке? И получится ли у меня это сделать? Копалась в ее памяти, видела одни сплошные страхи. Девочка жила в ужасных условиях. Не ходила в садик. Из игрушек была одна Ляля, и все. Я не представляю. У меня же ворох игрушек всегда был. Какие-то куклы, медведи, мелочовка всякая, а у малышки одна Ляля. И рисовать ей можно, только когда долбанутого папаши нет дома, и ни в коем случае ему об этом не говорить. А еще вечно с синяками, зашуганная мать. Но ее малышка очень любит и жалеет. Она все время хочет ее защитить от злого отца, но боится его и из-за этого еще сильнее страдает.
Егор всю дорогу молчал. А когда я хотела уже выйти из машины и идти на занятия, вдруг остановил меня, придержав за руку.
– Ты не злишься на меня? – Я заметила в его глазах неуверенность.
С минуту пыталась понять, о чем он вообще говорит, потом вспомнила. Вспомнила, как распсиховалась возле подъезда, как кричала, что не собираюсь перед ним отчитываться. С него сразу же вся его бравада ревнивого поклонника слетела, а я все распалялась и распалялась. Высказала ему, что он не имеет права тут на меня кричать, в итоге он притянул меня к себе и поцеловал. По-настоящему, с языком. Так как я от его наглости рот приоткрыла. Это был мой первый настоящий поцелуй. А потом он просто сбежал. У меня сразу вся злость куда-то подевалась, и я домой ушла. Дома, правда, еще от родителей нагоняя получила, что телефон забыла. А в нем и от Игоря пропущенные были, ему-то чего надо? В общем, папа сказал, что по анализам ничего особенного не выяснили. Так, только повышенный гормональный фон, но в моем возрасте это нормально.
– Не злюсь, – улыбнулась я этому ревнивцу.
На самом деле приятно, что я ему небезразлична, но неприятно, что он на меня кричал тогда. Все же, по сравнению со всеми Нинкиными ухажерами, Егор был словно небо и земля. Конечно же, Егор – небо. Хотя, если судить по ухаживаниям и ласкам Валерия, тут Егор – грубый мужлан. Валерий Александрович своих любимых боготворит, даже жену свою, которую терпеть не может, и то старается уважать.
На лекциях рефлексировать было некогда.
На большой перемене к нам с Егором подошли наши "хорошие мальчики" – "прынц" и его "шестерки". Честное слово, не было желания узнавать их имена. Мы, к слову сказать, с Егором теперь всегда вместе, я уже сама за ним по привычке хожу, даже если он курить идет.
Стою, вдыхаю противный едкий запах дыма, размышляю о насущном: как спасти ребенка?
Так вот, Егор курит и как бы не специально или нечаянно меня при этом за талию приобнимает. Я стараюсь не замечать, тем более приятно… Мне вообще сегодня хочется как можно больше нежностей, после сна о Леночке у меня появилось патологическое желание к "обнимашкам" и сюсюканьям. Утром маму тискала, долго на работу не отпускала, теперь вот к Егору жмусь. Он глаза прищурил, улыбается, как кот, объевшийся сливок. Как бы не загордился. Ладно, завтра постараюсь себя взять в руки и не виснуть на парне, а то еще придумает себе черт-те что. Так вот, о "прынце" с "шестерками".
– Закурить не найдется? – вальяжно располагается "белобрысик" возле нас с Егором, притулившихся у деревца.
Мы с ним вообще довольно далеко ушли, все студенты возле ворот стоят, а мы с Егором в парк отправились, в самую чащобу. Время еще есть. Есть не хочется. Вот и стоим, природу созерцаем, каждый о своем думаем. Я о Леночке, Егор о сигарете, наверное.
Егор достает пачку с сигаретами, "прынц" нагло ополовинивает ее.
Раздает пятерым "шестеркам". Что странно, те ехидно улыбаются, посматривая на меня. Вся эта ситуация начинает меня, мягко говоря, тревожить и раздражать, ощущаю какую-то неясную тревогу. Что-то не так, что-то сейчас будет такое, отчего мне, видимо, должно будет стать больно и неприятно.
Я стараюсь себя настроить на плохое. У меня всегда так, если чувствуешь, что скоро будет плохо, настраивай себя, и тогда боль будет не такой сильной. Но, с другой стороны, как настроить? Вычислить причину и следствие? Нужна информация, а у меня, как назло, виски сдавило и ком в горле образовался, коленки потряхивает. Несколько личностей во мне сталкиваются, точнее, их характеры, воспоминания и жизненный опыт, и пока побеждает только Леночка. Возможно, из-за того, что её эмоции слишком свежие для меня.
Лешка давно бы уже драться начал, Валерий Александрович – зубы заговаривать, Нинка – оправдываться (она та еще трусиха). А Леночка – только плакать и от ужаса терять сознание.
Народ курит, все таинственно молчат, "прынц" искоса поглядывает на меня и ухмыляется. Мне в голову начинают приходить жуткие картины: они собрались меня здесь изнасиловать? А Егор специально меня сюда завел, подальше вглубь? Почему-то спину зажгло, неприятно закололо, рука Егора на моей талии стала невыносимо тяжелой и мерзкой. Я бы дернулась и вырвалась, но адреналин уже начал делать свое черное дело. Сковал весь мой организм, ослабил руки и ноги. Сердце гулко забилось.
"Прынц" вдруг достает из кармана портмоне и роется в нем. Рука Егора становится еще тяжелее, он сильнее притискивает меня к себе. А я в ауте, ни черта не соображаю. Напридумывала черт знает что, теперь трясусь, скоро уже черные точки под глазами появятся. Вот и тошнить уже начинает. Если бы не подпорка в виде Егора, наверное, свалилась бы на землю. "Прынц" отсчитывает три тысячи, вытаскивает их и с очень мерзкой ухмылкой на губах протягивает деньги.
– Ты выиграл, поздравляю. Она действительно стоит в твоих объятиях уже больше пятнадцати минут.
А я вдруг резко выдохнула. Они не собираются меня насиловать или убивать? Я уйду невредимой? Господи, это ли не счастье?
Егор стоит, не двигается и не говорит ни слова.
"Прынц" продолжает улыбаться, сам уже лезет рукой к Егору и засовывает деньги в его карман, еще и хлопает по нему нарочито медленно. А вид победителя.
– Спор есть спор, я всегда плачу по счетам, – говорит парень.
Я все еще жду от Егора каких-нибудь действий, но он словно истукан завис.
– Ну ладно, голубки, не буду вам мешать. Нам пора.
И предводитель гиен разворачивает свою стаю, и они медленно удаляются из леса. Некоторые еще оглядываются на нас. Видимо, ожидают скандала. Но мы молчим, оба. А чего мне говорить? На меня поспорили, Егор выиграл. Интересно, это плохо, когда на кого-то спорят? Егор вроде никуда не спешит уходить. Три тысячи заработал, мог бы уйти, но он стоит, продолжает меня в себя вдавливать, еще и волосы мои нюхает. Полагаю, они провоняли дымом.
– Егор.
– Да, – его голос тих.
– Пообещай мне одну вещь.
– Все что угодно. – Он ждет приговора.
– Брось курить, – улыбаюсь я.
– Что? – хрипло спрашивает.
Поворачиваюсь в кольце его рук, целую в подбородок, так как выше не достаю, и, улыбаясь, громко повторяю:
– Курить, говорю, бросай! Иначе больше не получишь от меня поцелуев. Конечно, если они тебе нужны.
Он порывисто меня притягивает к себе и целует в уголки губ, в щеки, глаза, лоб. Я зажмуриваюсь. А он, видимо, решил меня зацеловать сегодня до смерти, вот уже до шеи дошел и пытается расстегнуть мне пальто. Так, нужно останавливать его, не то рискую потерять свою невинность прямо под этой разлапистой сосной.
В универе гиены смотрели на нас раздраженно, "прынц" делал вид, что ему все равно, но, похоже, злобу затаил.
– Егор, будь осторожен, кажется, они что-то затевают, – прошептала я ему на лекции.
– Не переживай, это мое дело, ничего они мне не сделают.
Я замолчала, надеюсь, парень прав.
– Приглашаю тебя в пиццерию, – лукаво улыбнулась я Егору после лекций и не без ехидства добавила: – Деньги у тебя все равно есть.
– Я согласен. – Он поцеловал меня в нос, а мне стало безумно приятно, и я зажмурилась от удовольствия.
Чувствую себя странно. Быть может, неделю назад я бы разозлилась, расстроилась, плакала и жалела себя, а с Егором рассталась раз и навсегда. Но, учитывая мой опыт прожитых чужих жизней, я почему-то не считаю его поступок ужасным. Скорее детским и глупым. К тому же он не спешил меня оставить одну, а значит, я ему всё равно понравилась. Однако нужно все же кое о чем его предупредить. Потому что иначе нельзя.
– Егор, пообещай, что больше ты так не поступишь.
– Клянусь, это была ошибка, я идиот, – прошептал он мне на ухо, пощекотав своим дыханием.
– Я вам не помешал?
Я вжала голову в плечи. Экономик стоял рядом с нашей партой, а мы обнимались и шептались. Представляю, как неоднозначно все это выглядело со стороны.
– Нет, нет, Петр Евгеньевич, можете продолжать, вы нам совершенно не мешаете, – бодрым голосом заказал Егор, а в его глазах промелькнули веселые искры.
Я выпучила глаза и пихнула его под бок.
– Что ж, Фомин, вы сегодня разговорчивы, надеюсь, что на экзамене вы так же будете блистать своей эрудицией.
Слава богам, Егору хватило разума промолчать. Экономик вернулся к лекции.
У нас с Егором идиллия, а я все еще не знаю, как помочь ребенку.
– Вечером китайский, не забудь.
Мы подъехали к моему дому.
– Забудешь тут, – бурчу я.
Егор напоминает мне об этом уже раз пятый за день.
– Выучила элементарные черты и основные правила каллиграфии?
– Куда я денусь, конечно, выучила.
– Рассказывай! – И вид такой серьезный, словно преподаватель передо мной.
Я вначале попыталась вспомнить правила, "сверху вниз", "слева направо", а потом вдруг увидела дергающиеся уголки губ у моего парня. Задумалась: «Моего»?
– Что? – У меня вытянулось лицо.
Егор рассмеялся. Я демонстративно фыркнула, получилось, будто хрюкнула, не удержалась и засмеялась уже сама.