Стать нижней - читать онлайн

Как нижняя становится нижней?

У всех в Теме свой путь. Мне было интересно это разнообразие даже тогда, когда я ещё не знал понятий «нижний» и «верхний»; горестно думал, что у меня всё «немного с отклонениями», и не знал, что рядом – огромный, скрытый до времени мир самых разнообразных человеческих пристрастий.

Мы все не знали о таком лет 20–25 назад. Знали: явление есть. Не знали: как оно распространено. Сейчас другое время, когда всё – при желании – доступно. И постепенно становится лень это доступное получить в реале: слишком много фоток, фильмов, историй, изображений подлинных и рисованных тел и бесконечного движущегося в экстазе человеческого мяса.

Мне доводилось много ездить в поездах. Поездные беседы – невероятно увлекательный психологический эксперимент, ведь ты можешь представиться кем угодно, и если правильно играть роль, то не будешь разоблачён. Почувствуешь себя в образе другого человека, что само по себе прикольно. «Навру с три короба, пусть удивляются».

Я почти всегда представлялся профессором математики. Да простят меня математики, но тот ореол уважения, которым обладают представители сей загадочной и недоступной профессии в глазах попутчиков, – нечто такое, что нам, простым смертным, испытать по-другому не дано. Все люди, как известно, прекрасно разбираются в политике, экономике, медицине, искусстве, спорте и в житейских вопросах. Но математика – то, что делает спутника в их глазах кем-то, принадлежащим к некой касте избранных, которая им недоступна. Респект и уважуха гарантированы. В иных глазах читаешь даже восхищение. В математике не грех признать себя дураком. Что прямым и косвенным образом и вынуждены сделать мои попутчики, поэтому и моё мнение в процессе обсуждения обычных обывательских тем имеет также особый вес.

Бывает, что собеседники пытаются вспомнить что-то из школьной программы наподобие квадратного трёхчлена, который был для них последней ступенькой в волшебный мир математических реалий, пока собственный член не вытеснил разную непонятку на периферию сознания. Иногда я небрежно рассуждаю о проблемах современной математики и с удовольствием фиксирую реакцию на своё изложение проблемы Варинга или гипотезы Ходжа, в которых я понимаю, признаться, не больше своих попутчиков. Один раз я чуть не прокололся: попался реальный кандидат математических наук, но я вовремя увёл в сторону разговор от сути на разные склоки в математическом мире, о которых был наслышан.

Такое вступление я сделал, чтобы показать, что опыт перевоплощаться в тех, кем не являюсь по сути, у меня есть.

Первый нарратив будет посвящён пересказу трёх историй, рассказанных мне неким Юриком, с которым я познакомился в Сети. Впоследствии имел удовольствие лично контактировать с ним по вопросам, связанным с заявленной темой. Его имя, как и все остальные имена в повествовании, изменено.

Юрик – метросексуал лет тридцати пяти. Его нельзя назвать красивым, но он из кожи вон лезет, чтобы таковым казаться. Он пытается заниматься бодибилдингом и даже кое в чём здесь преуспел. Одевается по моде, использует дорогой парфюм и всегда идеально причёсан. Единственное, что ему мешает, – относительно низкий по современным меркам рост, где-то метр семьдесят три. Поэтому он носит обувь на каблуке, чтобы казаться выше. Весь этот антураж ему, помимо прочего, необходим в работе. Он кому-то что-то впаривает и должен выглядеть убедительно. Такой род деятельности привлекает возможностью самостоятельно планировать своё время.

Юрик не женат, его хобби – поиск по всем каналам женщин, которые выбрали своей судьбой положение нижних. Он интересуется не только их телами, но и их историями. В своих ухаживаниях проявляет жёсткую настойчивость урождённого верхнего и излучает, не экономя на чувствах, всё обаяние, на которое способен. Поэтому он часто добивается успеха и умудряется не только легко входить в отношения, но и умело их прекращать.

У Юрика есть недостаток – он слегка косноязычен и довольно примитивен, его речь малокультурна, несмотря на высшее образование. Но фактуру из него получить удаётся, а нарастить на неё моё видение и всякие художественные и эмоциональные компоненты – дело техники для человека, который многократно вызывал к себе доверие как математик. Однако тут есть свои пределы. Когда я честным прилизанным языком изложил рассказы Юрика, всё получилось прекрасно, только сам Юрик как личность из них исчез. Поэтому кое-что пришлось вернуть. Всё же это его рассказы, а он человек грубый и видит истории своих нижних исключительно порнографическими картинками, которые эмоционально смакует, упражняясь в непечатной лексике.

Чтобы его видение не отпугнуло от прочтения дальнейших нарративов, сглаживаю на две трети, а если где-то прорвётся настоящий Юрик, то пусть вас это не смутит. Впрочем, интерактивный читатель сам по тексту сможет определить – где Юрик, а где – моя «гладь». Истории Юрика простенькие, их надо рассказать в начале. Если же кому-то покажется, что его рассказы слишком натуралистичны или даже грязноваты, то не переживайте особо: мы постепенно доберёмся и до более высоких слоёв современного общества. Направление DS присутствует во всех социальных стратах, однако везде проявляется по-разному, что я и стремлюсь показать.

Считайте, что мы с вами оказались вдвоём в одном купе, и я, узнав о вашем интересе к теме DS, прикинулся этаким «сглаженным» Юриком и рассказываю от первого лица.

Катя

Моя нижняя – одна из них, назовём её Катя, хотя бы потому, что её зовут не так, – столкнулась с насилием в восемнадцать лет, будучи студенткой одного областного педвуза. Ей только в мае исполнилось восемнадцать, а в июле первокурсницу добровольно-принудительно послали работать вожатой, набираться педагогического опыта. Лагерь был районного масштаба. Есть некий райцентр с единственным крупным градообразующим предприятием, и лагерь относился к нему. Предприятие дышало на ладан. В городе нарастала безработица, процветали пьянство и наркомания. Безнадзорные дети.

Катя повела себя неправильно. Наехала на парней первого отряда, которые грубили и сквернословили в присутствии малышей. Пошла к директору и пожаловалась. Им влетело. Они этого не забыли.

Её вытащили прямо с вечерней дискотеки. Прибежала девочка и шепнула, что мальчик из её отряда плачет и ушёл в сторону лагерного участка леса. Там не было мальчика. Зато там были они. Ей – восемнадцать; худая, грудь – если сказать «первый номер», то польстить. Им шестнадцать-семнадцать, они её выше ростом. Она всегда ходила в джинсах. А тут на танцы впервые надела юбку выше колен…

Один из парней тут же схватил её сзади за руки. Она настолько обалдела, что не среагировала, даже не произнесла: «Что вы делаете?» Самый основной – несомненно, стал в дальнейшем доминантом – ей тут же жёстко сказал: «Не кричи. Не услышат. Все на дискаче, музыка ревёт. Не дёргайся. Но и особо не бойся». У него был властный и уверенный голос. «Если ты думаешь, что будем тебя насиловать, ошибаешься. Мы не оставим биологических следов!» Ну, начитался. Насмотрелся. Информации даже двадцать лет назад было уже через край, один «СПИД-Инфо» чего стоил!

«Что вам надо?»

«Ты нас заложила. Мы тебя так ласково накажем. Погладим. А потом трусы с тебя спустим и – посмотрим. На то, что там». Второй пошутил: «Мы малолетки. Нам много не надо!»

Юбку ей задрали тут же. Сделали несколько пошлых замечаний по поводу девчачьих трусов с обшитыми кружевной тесьмой штанинами: «Что, у девочек в шестом отряде позаимствовала?» Она не верила, что это не шутка и у них хватит наглости снять с неё, вожатой, трусы.

Потом её некоторое время молча, но сильно лапали. По очереди. Через трусы. А дальше тот, который будущий доминант, опустился на колени и взялся пальцами обеих рук сбоку за нижние края трусов – за самую тесёмку.

Белая тесёмка. Белые, но немного другого оттенка трусы. И вот они поползли вниз. Сантиметр за сантиметром. Медленно. Она что-то кричала, грозила, просила. Но не дёргалась, не пыталась отбиться ногами. Ответственность – она взрослая (якобы), они – дети (тоже якобы). Бить ногами детей непедагогично. Когда из-под резинки показался верхний край волос (она тогда ещё не брила их, как и многие в то время), «доминант» резко рванул трусы вниз…

Вдруг она вспомнила: «Если изнасилование неизбежно, расслабьтесь и получите удовольствие». Страх ушёл. Её как пробило током – да, это молодые самцы, они хотят секса, но пока общество им такого официально не позволяет, и они ещё немного нерешительные. Они сексуально играют, как играют щенки, тренируя будущее спаривание. Катя приказала себе – а играй с ними в их игру! Пусть они офигеют!

«Надеюсь, вы мне тоже своё хозяйство покажете?» – неожиданно строгим голосом произнесла она. Мальчишки в самом деле офигели. Но, неожиданно смутившись и переглянувшись, вызов приняли. «А что? Пусть посмотрит!» Трое со смешочками расстегнули штаны и приспустили трусы. У двоих стояки, один полувставший. Что-то подсказало, как действовать дальше…

«У вас прекрасные экземпляры. Подождём пару лет, пока подрастут, тогда будем что-то делать». Она без труда освободилась от мальчишки, который, совершенно опешивший, едва держал её сзади за руки, быстро натянула трусы и пошла уверенно в сторону столовой, где гремела дискотека. Её не преследовали. Прямо ей навстречу выскочил запыхавшийся и взволнованный вожатый её отряда Володя: «Говорят, что тебя мальчишки хотели побить».

Он оказывал ей знаки внимания, смотрел, намекал и подкалывал, пошло шутил и пытался прижаться, когда садился рядом. Он легонько гладил её на танцах, а она шипела на него: «Придурок, дети заметят!» Сейчас всё равно, он очень кстати. Всё просто и бесхитростно. Ей срочно было нужно разрядиться. Секс, самый примитивный. «Всё нормально. Пойдём-ка ко мне в вожатскую, пока дети на танцах. Это намёк».

«Серьёзно, что ли? С чего вдруг?» – сразу обо всём забывает ошалевший от радости Володя. «Пошли, времени мало». Вожатская жизнь выжимает силы и сублимирует желания избытком вынужденной физической активности. Детки безжалостно высасывают энергию. Касаясь лицом подушки, засыпаешь. Но вот трусы-то действительно мокроватые, заметит – подумает чего.

«Не трогай меня, сама сначала разденусь», – приказным тоном говорит она.

Полчаса времени, которое можно уделить себе; хотя тоже рассматривается как нарушение трудовой дисциплины. Рабочий день круглосуточно. Но Катя не сосредоточена на процессе, её одолевают воспоминания.

…Она сама в лагере. Лето, она подросток. И на ней очень похожий сарафанчик. Они должны были уйти в поход. Около беседки в посадках за корпусами была установлена зелёная палатка. Её сегодня учились ставить на скорость отрядные команды. Наличие палатки как возможность уединения подтолкнуло девочек поиграть в щекочущую нервы игру. Когда-то похожее называлось «кис-мяу», но у них было как-то ещё.

Игра, позволяющая получить хоть какой-то доступ к телу представителя противоположного пола в условиях, когда пока нельзя, но понятно, что пора начинать. Когда собирается компания, в этом возрасте проще преодолеть стеснительность и робость. Запрещённые желания, замаскированные условной игровой формой, иногда невероятно нелепой, находят небольшой выход.

Мальчики придумали такую глупость: девочки должны залезть в палатку, встать на колени спиной к выходу и ждать. А мальчики разыгрывают, кому в палатку зайти. Тот, кто вытянет жребий, должен залезть в палатку и со спины, как они выразились, «полапать». А она его, типа, закрыв глаза должна узнать. «Вы как-нибудь только лапайте, не распуская рук!» – сказала самая пухлая из их отряда девочка. Кате было интересно узнать, что мальчики понимают под «полапать», внутренне она как-то была готова, что будут, может, и не совсем безобидные обнимашки. Она с подростковой неловкостью подумала, что сарафанчик у неё слишком лёгонький, на остальных девочках одежды побольше. И выпало ей первой…

Она вползла в палатку и встала на колени. Кто-то из парней, чей там выпал жребий, возник сзади неё через пару минут. Она, по правилам, не оглядывалась. Сначала парень взял её за лодыжки и расставил шире колени. Катя не ждала никакого подвоха. Парень левой рукой взял ей за плечо. Однако в следующую секунду другая рука мальчишки, ловко пробравшись под сарафан, неожиданно точно и уверенно потрогала её там. От неожиданности девочка ойкнула и тут же опустилась на пятки.

Тут приглушенный голос Данилы, самого высокого парня в отряде, уверенно приказал: «Молчи. На колени поднимись. Сейчас хорошо будет». Случилось невероятное. Крик не сорвался, руки не оказали сопротивления. Даже одна секунда, которую длилось это первое наглое прикосновение, парализовала. И Катя почему-то подчинилась, хотя вроде категорически не хотела.

Подробно рассказывая об этом эпизоде, Катя добавила, что у неё это второй случай, когда её волю что-то полностью подавило. Первый раз было у стоматолога в одном курортном городе, когда болью взорвался зуб. Врач – молодой парень, растительности на лице не было, сначала ей мило улыбался. Она вскрикнула, когда шприц с заморозкой проколол десну. «Потерпи чуть, девочка, больше больно не будет». Но, видимо, что-то перепутал или не так сделал. Когда он самоуверенно ткнул своим страшным инструментом, чтобы проверить результат заморозки, то… «Боль пронзила» – избитое словосочетание, зато исчерпывающее. Но та дикая боль тоже не вызвала крик, она забилась в кресле с вытаращенными глазами. Мышцы стали деревянными, как будто парализовало всю.

Как и сейчас. Он левой рукой удерживал её за предплечье, а правая опять уверенно и ловко скользнула спереди сбоку под сарафан. Он сложил комбинацию из трёх пальцев. Один уверенно и нагло лёг прямо на цель, а два других стали нежно гладить вдоль сидящих в паховых складах границ трусов. Прикосновения совершенно необычные (Катя сама никогда такого не делала, подавляя в себе всё, что можно) зажгли лоно неудержимой щемящей похотью, и оттуда пошёл жаркий сигнал в мозг.

Три пальца играли каждый свою мелодию в сложном, но повторяющемся ритме. Он умеет играть пальцами. Он занимается на фортепьяно. Она дрожала, дыхание перехватило. Желание всё прекратить нарастало, и, если б Данила хоть на секунду остановился, она бы его оттолкнула. А потом и вторая рука включилась, но уже в другом ритме. Если там было быстрое соло, то здесь – неспешные аккорды. Он двигался сзади по границе трусов, перебирая пальцами к центру, периодически сжимая через ткань её ягодицы. Ног он, по правилам игры, не касался.

Её вдруг пронзил такой кайф, что застучали зубы. Мальчик что-то играл на фортепьяно. Под конец обе его руки – спереди и сзади – объединились, и она почувствовала мастерскую игру всех десяти пальцев. Это была весьма изощрённая ласка. А потом парень вдруг сделал совершенно неожиданно похабное: завернул спереди руку глубже и потрогал через трусы другое углубление. От неожиданности она сжала ноги и бухнулась на четвереньки. Невероятно стыдное ощущение, что такое делает чужой палец, взорвало её до крупной дрожи.

Впрочем, если бы всё ограничилось всего-навсего тем самым первым секундным прикосновением, то шок был бы не менее сильным. Три минуты показались вечностью и окончились внезапно: «Эй, время истекло, хорош лапаться!» Данила быстро отдёрнул руки и буквально тут же исчез.

Она выползла из палатки на четвереньках, встала на ноги и, не отвечая на вопросы и ни на кого не глядя, пошла прочь. Её тут же догнала одна из девчонок. «Катька, ты чего? Он что-то сделал не то, да?» Во встревоженном голосе слышались испуг и досада. Испуг не за неё, а за то, что она сейчас может настучать вожатым. «Нет, всё нормально. Мне надо в туалет».

«А, ну тогда понятно», – тут же успокоилась подружка. Она вернулась к остальным, и они дружно захохотали. Тут почему-то до Кати дошло, что она им сказала. Наверняка: «Пошла трусы поменять». И стало ещё обиднее. Но она никому не настучала. Она лежала на кровати молча, лицом к стене, поджав ноги…

Катя понимала, что когда-нибудь её кто-нибудь начнёт трогать. Когда она себе нечто такое представляла, то это были руки некоего прекрасного юноши, которые её когда-то нежно и уверенно коснутся. Может и там тоже. Должен быть целый ритуал. А теперь ей гадко, стыдно и похабно приятно. Вот так, наверное, чувствуют себя изнасилованные, но получившие сексуальное удовольствие против желания. Почему это всё на самом деле так грязно? Больше всего её коробила мысль, что у него остался на пальцах её запах. Она не разрешала его забирать. То, что парень его получил, соединяло их теперь каким-то диким образом. И Катя тихо плакала.

Данила воспринимал её не дальше того места, которое трогал. У него искушённая, абсолютно уверенная рука. Значит, он уже делал. Не он ли вообще игровой эпизод выдумал? Он к ней даже не прижался, стараясь не касаться её ничем, кроме рук. А руки у него длинные.

Парень достаточно смелый и наглый, он знает что-то о девочках. Если собаке быстро сунуть в пасть руку, она не укусит. Но нужно не только это знать, но и, набравшись смелости, действовать ловко и быстро. Своей уверенностью он её и сковал. Парень, видимо, чувствует, к кому можно пристать. Остальные девчонки наверняка завизжали бы и полезли драться.

Она распалась на верх и низ. Низ ощутил самый сильный на тот момент кайф в жизни, а душа – жестокое разочарование.

Катя лежала и думала. Несмотря на глубину травмы, мысли у неё были больше практические. Образ некоего прекрасного юноши она всё равно теперь утеряла и упустила ещё время, чтобы стать такой, как некоторые девки из класса. У неё всегда было чувство, что они знают что-то больше. А она боялась расширять себе границы, всё всегда скучно и одинаково, и только тогда, когда очень приспичит. Она всегда чего-то боялась, напрягалась и себя ограничивала. Ей было стыдно это делать и стыдно на такую тему думать. У неё семья была строгая, всё очень чинно, никто матом не ругается и всяких таких интимных тем избегает. А бабушка в детстве объяснила, что есть у девочек один очень страшный грех. Избегать, а то счастья и любви в жизни не будет.

Катя догадывалась, что можно больше, но боялась экспериментировать. Было страшно открыть в себе какое-то непотребное желание; она понимала, что можно его разбудить, она даже намеренно делала себе больно, чтобы подавить желание. Весь окружавший её мир стимулировал к высоко моральному поведению. Видимо, от похожего страха в отношении себя, только ещё более сильного, страдают монахини; точнее, те из них, которые реально таковыми в своих желаниях являются. О монашках она порой думала. Они, наверное, всё равно грешили и исповедовались. Их за это секли. А потом они снова грешили – и их опять секли. А тех, кто врал, что не грешил, специально застукивали и секли за враньё.

Она описала своё состояние в тот момент только годы спустя, рассказывая историю мне, когда всё уже переварилось и улеглось. А как было в действительности, можно только догадываться. А думала она якобы приблизительно так.

Почему у Данилы такая искушённая, уверенная рука. Почему даже мальчишка понимает больше, а она какая-то отсталая. Она думала, что школьные подружки, двинутые на голову, рассказывают такие гадости. А они просто научились кайф ловить и в этом постоянно совершенствуются.

Она жалела себя. Ей всё доступно, а она себя всего сознательно лишала. Это, оказывается, может дать больше удовольствия, чем она думала. Почему-то девчонки пользуются, а она – нет. Вон какие возможности можно извлечь, даже чужой рукой. И она заплакала от жалости к себе, а вовсе не из-за какой-то поруганной девичьей чести.

Она удивилась быстрой реакции собственного тела. Ощутить воздействие окружающего мира можно мгновенно, если, например, сунуть руку в огонь. Данила понимает, может, и немногое, просто она всегда эти возможности в себе гасила. Теперь плевать, пусть будет приятно, раз это бывает так остро, что всё тело пронзает. Сколько она всего упустила. Какого чёрта, если оно всё равно в реале так грязно.

Катя прекратила реветь и решительно вскочила с кровати. Надо переодеться, и трусы поменять, кстати, тоже. Другие, более тесные, на размер меньше, и поэтому ощущения интереснее при всяких таких делах, которыми она вознамерилась заняться. Сверху она натянула короткие лосины. Ещё взяла с собой газету, которая лежала в холле.

Получить личное пространство, будучи на положении ребёнка, в лагере проблематично. Она знала одно место – подсобное боковое помещение в здании кружков, узкое и длинное. Там хранились зимой всякие клюшки и снегокаты, а сейчас, летом, было пусто. Дверь не заперта. Вообще, на территории лагеря подобных бесконтрольных помещений быть не должно. Но несколько дней назад кто-то из хулиганов капитально сломал дверь. Чинить замок уже сложно, надо менять. Она и отправилась туда…

Пахло мочой – кто-то успел отметиться. Потому что кое-кому лень зайти в корпус или хотя бы отлить у дерева. Катя осторожно притворила дверь. Адреналин бил фонтаном. Ей надо постоянно прислушиваться, не пришло ли кому в голову зайти за здание кружков, чтобы играть в прятки, и поэтому ещё сильнее стучит сердце. Она постелила на пол газету, встала, широко раздвинув колени, и приспустила лосины. Их можно натянуть назад в секунду.

Его рука тогда легла как-то так. И, впитывая новые ощущения, она осторожно стала проводить пальцами. Она никогда раньше не делала ничего через ткань. Теснота плотно обтягивающей материи определяла интенсивность ощущений. «Если поджечь с боков, загорается посередине», – подумала она. А ещё её заводило и то, что она не защищена, в любой момент сюда мог кто-нибудь войти, и это возбуждало ещё больше. Очнулась, когда заболели ноги от деревянного пола.

«Ну вот почему вместо этого не найти Данилу и не сказать: давай доделаем до конца, раз начали. Он точно был бы счастлив!» – комментирует интерактивный читатель. Потому, что такая уж жизнь в этом возрасте.

За ужином она старалась не смотреть на него. Хотела показать: я молчать буду, и ты не болтай. Ей показалось, когда она перехватывала боковым зрением его взгляды, он её понял. Но самый шок был, когда спать ложились. Девчонки стали обмениваться впечатлениями: «Прикинь, меня Гешка хотел за сиськи облапать! Но я ему дала по рукам, и он мне спинку почесал». Взрыв девчачьего смеха…

Какие сиськи, какая спинка?! Их, похоже, совсем никто и не трогал там. Иначе они бы так непринуждённо не смеялись. «А что тебе Данилка-то сделал?» – насторожённо спросили её. «Да ну его. Просто придурок нелепый. Глупостями, девочки, занимаемся на самом-то деле. Те же пионерские танцы, только на коленях». Она сама офигела от того, что смогла такое высказать после всего…

Отвернулась к стене, чтобы себя не выдать. Спинку им почесали! А у меня здесь сегодня была рука симпатичного мальчика. Вот – прямо здесь.

Ну, хорошо, ей было кайфно. Ему-то зачем это надо? Мальчики же вроде получают удовольствие не руками, хоть, видимо, и не без их помощи. Не понимая сексуальных мотивов противоположного пола, она вдруг подумала, что он, видимо, всё делал для неё, а не для себя. Она, наверное, ему понравилась, а он хотел показать, что всё серьёзно, и чтобы другие глупо, если что, не смеялись. С этой мыслью заснула.

На следующий день встала в хорошем настроении, завила щипцами волосы, надела длинную белую футболку со стразами, которая почти полностью закрывала голубые шорты, и лёгкие кроссовки. Посмотрелась в зеркало и себе понравилась.

Он подойдёт к ней и что-нибудь скажет. Она сначала опустит голову и не будет на него смотреть, а он от неё не отстанет. Тогда она ему предложит: «Пойдём, покажу одно место». И приведёт его в подсобку. И, перед тем как туда войти, строго скажет: «Но только руками, понял?»

Однако он за весь день так и не подошёл и не пристал. Она подумала: скорее всего, ждёт дискотеки и медленного танца. И тогда, если пригласит, а она не откажется, то он будет смелее. А если не пригласит? Сама приглашать, конечно, не будет.

Но назавтра парень из лагеря исчез, и поползли слухи, что он «пытался приставать» к девочкам из младших отрядов. Никто из взрослых ничего не объяснил, и о Даниле больше не вспоминали. А она сразу потеряла к нему всякий интерес. Из памяти долой. Глупо думала, что он хотел приключений только с ней, потому что она понравилась. Но если его готова была забыть, но его руки – нет…

«Я была девочка-пианино» – будет потом вспоминать. А ведь практически то же самое с ней только что опять повторилось. Руки, руки… у мальчишек у всех разные руки.

Катя очнулась. Её вожатый остановил ритм. Что случилось? «Не ори ты так сильно, дети могут быть в корпусе!»

«Ой, а я что, орала? Извини. Слушай, дуй немедленно в столовую, дискотека-то уже заканчивается, а нас нет! Таких сейчас огребём. Потом, может, продолжим». Мальчишки, кстати, тогда ничего никому не рассказали. Правильно она тогда проявила смелость и их повязала, сведя всё к игре. И Катя тоже никому не пожаловалась. Так и шла дальше смена.

Ну а если по сути? «Облапал её пианист – и поплыла девка». (Тут я должен сказать, что это слова реального Юрика, которые он употребил в рассказе. Упоминаю, чтобы показать, что данный эпизод реальный Юрик трактует менее сентиментально, чем я. Сам так никогда не напишу.)

Ничто не проходит без последствий. В ней окончательно укрепилось желание, чтобы парень, который её хочет, не разглагольствовал, а просто грубо хватанул между ног. А потом появилось вообще странное желание: чтобы он сделал ей больно. Когда через год после этих событий Катя впервые посмотрела БДСМ-фильм – кажется, от «Крутого мэна», где довольно жёстко пороли девушку, она протекла.

Наверное, современные девочки – уставшие от того, что мальчики рассматривают по компам «хэнтай» и массово дрочат на рисованных совершенных красоток – забираются парочками под одеялко и достают планшет. Рассматривают мужские письки. Крепкие, налитые. Тугие яички со спермой, волосы на подкачанных телах. Или как парни что-то делают друг с другом, что тоже интересно. А пальцам скучать не дают. Вот она, рука подружки на твоём сокровище. Она прекрасно знает, как провести, как погладить, где нажать. Хочется закрыть глаза и улыбаться своим мечтам, в которых всё равно, как указывают некоторые сексологи, всегда грёза о жёстком и упругом члене. Фаллические фантазии лесбиянок.

Когда неопытный юноша лезет девочке между ног и пытается её потрогать – кто грубо, а кто и дрожащей ручонкой – он всё равно не сделает так, как сделает подружка. Он не знает, как делать правильно. Кто там пишет про «гносис» и «праксис»? Психологи, нейропсихологи или психоаналитики?

Неопытный мальчик имеет опыт секса с двумя действующими персонажами: его члеником и правой/левой рукой. Именно они для него – участники секса. Его «достоинство» ещё не имело опыта проникновения, и он отправляет на разведку свою руку. К той самой вожделённой интимной зоне. Этот абстрактный юноша знает, что девочки тоже таким занимаются. Он хочет так же для начала то же самое и с девочкой. Он не знает, как делать правильно, и делает по-своему.

Как хорошо, что он не знает! Он задаёт свой, личный стиль. Я хочу – так! – говорит. И если мы будем вдвоём, то это будет так, как я себе представляю. И чтоб перенастроила своё восприятие!

Те мальчишки, которые устроили ей унизительное испытание, желали доминировать. Они не говорили комплиментов, не дарили цветов, не смотрели пошлыми сальными взглядами. У них в глазах – тупая мрачная похоть. И не просто овладеть тобой, а подчинить себе, контролировать каждую твою клеточку. Момент самого лапанья исключает всякие сантименты. И за тобой выбор: заорать, начать сопротивляться, звать на помощь. Или просто уступить натиску. Ты – самка, тебя выбрали.

Как-то раз, несколько лет спустя, когда Катя уже жила в Москве, произошёл такой случай. Она ехала в автобусе в жаркий летний день. Маршрут пролегал мимо пляжа в Ховрино. Я знаю этот район. Остановка называется «Причальный проезд». Там ещё гостиница – «Союз».

Катя просто проезжала мимо. С толпой полуодетых, частично мокрых после купания весёлых людей вошёл молодой парень. Некрасивый, лицо вытянутое, нос большой, глаза невыразительные. Да ещё и невысокий. Но как он только на неё взглянул, она ощутила, выражаясь литературным штампом, «смутное беспокойство». Почувствовала: он её выбрал. С первого взгляда захотел. Как поняла? Да тем самым животным инстинктом. Привет из тысячелетней истории отношений предков. Калька в мозгу, отпечатанная через хромосомы. Катя видела, как он протискивается к ней. Она знала, зачем. И развернулась чуть-чуть, чтобы ему было удобно.

Автобус качнуло, и парень тыльной стороной руки коснулся промеж ног. На ней лёгкие белые джинсы. Очень тонкая ткань. Рука легла точнёхонько «в десятку». Более точно попасть даже нельзя. Три секунды задержки. Он смотрит пристально. Улыбнулась губами и отвела глаза в сторону. Открыла рот и облизала губы. Думая, какая же она шалава. Парень некрасивый, волосики грязные, наверняка и писька маленькая.

Что она делает? Но ободрённый парень полез опять, на сей раз решительно. Он мял её лоно. Грубо, неправильно. Но она снова почувствовала влагу. Женщина, для которой важно прежде всего наглое прикосновение руки, – явление не слишком распространённое.

Вспоминается рассказ одной дамы, чьё поведение, оцениваемое иногда в весовых категориях, решительно не совпадало с её довольно солидным видом. Поведала она в компании свою историю, изрядно раскрепощённая алкоголем. Когда обсуждали, у кого какой самый экзотический сексуальный опыт.

Возвращалась как-то в очень плохом расположении духа, была в тоске и раздражении. И вот ощутила своей задней интимной зоной, что ей оказывает внимание достаточно молодой поклонник. Хотелось тепла живого человека. И тот, кто вдруг увидел в ней не серую унылую попутчицу, а объект вожделения, приятно удивил.

«Все аморфно, все рожи противны, впереди такие же противные. Если ты докатилась до того, что тебе норовят оказать ласки в метро, то это значит, что никуда ты ещё не докатилась и можешь возбуждать тот самый интерес. У молодого парнишки такие психи, потому что он по жизни робкий. Недобитая жертва Эдипова или какого-то ещё комплекса. Имей к нему материнское снисхождение, они по-другому просто не умеют, они по жизни великие онанисты. У задротов, по секрету, иногда внушительные причиндалы бывают. Они же любимому делу повышенное внимание уделяют. Но не умеют облекать желания в слова; они порнухой воспитаны, а там слов разных не особо как-то много, да и то всё больше не те как бы. Почему нет-то, собственно? Хотя бы в душу лезть не будет, а уж как будет стараться! По глазам видно. Я ведь таких мальчишек по молодости помню, такой же придурок. Так пусть потешится, коль равной себе признал. Хотя… А дальше, ну сама подумай. Парень вроде милый, а расклад мозгов не тот – и в подъезде твоя могила у мусороприёмника. Но тогда я поверила в фарт. Типа: «Иди сюда, противный фроттер. Ты вроде и на рожу не урод совсем. Давай теперь перейдём на язык приличий».

Увы, пример отнюдь не из этой оперы. На героиню нашу вышеописанная дама ничуть не похожа, да и ситуация совсем не та. Разве можно не различить руку трусливой похоти и руку того, кто привык доминировать и готов защищать свой вызов? То есть именно грязное приставание. Должно отвергаться сразу. Вызывает яростный протест не только у феминисток. Но почему-то в каких-то отдельных случаях, видимо, не отвергается; что и портит статистику.

Ну не хочет он трусливо прижаться! Он хочет через фроттаж донести не только похоть, а ещё и безбашенное желание подчинить женщину. Криминальный окрас первобытного чувства доминантного насильника. Девочка, хочу силой; хочу как верхний. Подобное домогательство в глазах большинства – чистый криминал. Если только вы действительно не хотите отдаться тому, который хочет как верхний. Не сочтите за поклёп на верхних, это всего лишь их примитивная хамская разновидность. А ведь такому нужно с одного взгляда угадать в ней нижнюю, которая именно такого знакомства ждёт. Необходимо быть профессиональным физиономистом. Один взгляд – и в дамках. Должны быть способности каким-то образом определить, что риски встретить протест в данном случае минимальны. Особым чутьём выделить ту, которая покорится мерзкому хамству. Потому что природа или судьба запрограммировала её на ответ самоуверенному хаму, а не робкому задроту; и это на ней написано.

Катя уже пережила подобное в прошлом. Но если он так хорошо понимает, какая она, то можно ли принять непристойное приставание допустимым для контакта? Сама ведь она к такому не подойдёт. А протестовать против его наглости не хватит внутренней мобилизации. Она малодушная; если он вывернется, начнёт в автобусе её задирать и высмеивать, то психическая травма будет большей. От стыда сгоришь.

Катя понимала, что перед ней всего лишь тупой пьяный самец, движимый похотью. Но была готова не только к сексу, но и к насилию. Она совсем другая, она подсознательно хочет покориться и пуститься в опасные приключения, хотя разум отчаянно против. У неё есть дурацкое-предурацкое желание получить своё именно так. Рука – триггер. Сопротивляться, как и тогда, в детстве, нет сил…

Читал однажды, что встретились именно так две души. Но потом очень долго всем врали, что они всего-навсего случайно разговорились в транспорте. Чем не форма разговора на языке первобытных понятий? Древний опыт знакомств реализуется через похоть, самка следует воле самца. Механизм первобытный, и его проявление у современного человека скорее редкость. Собаки тоже для знакомства тянутся к определённому месту мордой, потому что у них нет рук. Видимо, есть никому неизвестный процент, статистическая погрешность благоприятного разруливания такой ситуации. У этих людей особые чувства: они сразу готовы на первичное, звериное. На что-то, где не задействован интеллект, и, как однажды было сказано, у них вторая сигнальная система «сильно вторична».

Кто-то подобного знакомства жаждет и хочет напасть, а кто-то ждёт такого грязного похотливого нападения, и мысль об этом почему-то возбуждает. Проявились первичные сексуальные чувства, и активировался примитивный атавистический механизм передачи информации о своих желаниях потенциальному партнёру. Они нашли друг друга. По энергии глаз. По движению. По знанию из глубины веков, как может выглядеть нижняя по отношению к верхнему самка племени.

Не обязательно быть омегой по жизни. Можно быть и другой касты, в зависимости от того, под кого ты гнёшься. Ролевая игра первичных, диких желаний. Так появлялись на свет наши предки. Звуки органа в церкви и марш Мендельсона – уже потом.

Тогда, в автобусе, парень занимался своим непотребством всего пару минут. Он быстро понял: раз его действия не вызвали моментального протеста, то надо идти дальше. Он наклонился к уху и шёпотом, но тоном, не терпящим возражений, приказал: «Выходи сейчас!»

Они шли пешком назад до Ховринского парка. Не разговаривали. Сердце у неё билось в ожидании предстоящего. Вот сейчас она идёт с парнем, которого увидела менее пяти минут назад. Её ведут в лесопосадки, чтобы там трахнуть. Она не хочет этого парня. Значит, изнасилование? Тогда почему она не бежит, не зовёт на помощь? Её никто не держит. И никто не обманывает. Парень ясно показывает, что ведёт её трахать. Но, может, это какое-то женское мудрое лукавство?

Дело в том, что сейчас осталось два-три дня до ежемесячно ожидаемых событий. А у неё, как у большинства в определённый циклом период желания подскакивают. И ещё хочется жрать. Самое безобразное для фигуры, например, бутерброд с толстым ломтём сала. Майонез и маринованный огурчик. К тому времени она знала, что если в организм попадает сперма, то залететь практически невозможно. Зато месячные проходят значительно менее болезненно. Она была уверена, что презервативов у этого субъекта нет. Да и у неё тоже. То есть, как говорится, «сучка не захочет – кобель не вскочит».

Она стояла в кустах на коленях, принимала плохо вымытый член и нюхала прелые волосы никогда не стриженного паха. Её драли раком и действительно без всякой резинки. Её, золотую медалистку школы, папину любовь, мамину гордость! Драл какой-то парень с грубыми руками, грязными, обгрызенными ногтями. Драл жёстко. Потому что хотел драть.

…А потом по ноге стекало его семя, его было много. Видно, у парня давно не было секса, вот и пристал в автобусе. Удар выброса просто ожёг шейку матки и тут же его отрезвил, что заставило прямо сразу выйти из неё, вот и полился ручеёк по бедру. К нему мгновенно – вот что значит «мужик»! – вернулось самообладание. Всё же переполненные спермой семенники сильно туманят мужское сознание. Её неожиданный партнёр сразу обрёл дар речи: «Ну ты и шалава! Ты, часом, не больна?»

«Больна! – ответила Катя, к которой тоже вернулся разум. – Беги скорей в диспансер, да только там вряд ли помогут!» Он внимательно осмотрел её и заулыбался: «Пиздишь. Ты вон какая ухоженная, вся духами воняешь и дезодорантами».

Он помолчал. «Ты, наверное, на голову двинутая или просто стерва. – И что с того? – Ничего. Сейчас люлей получишь по сраке». А далее проза действия: он вынул из джинсовых шорт ремень, пригнул её к дереву и выпорол. С оттяжечкой отхлестал голую девичью попку, не заботясь о захлёстах. И совершенная когнитивная непонятка: а на хрена, собственно, она дала ему это сделать?

От порки он возбудился. Опять достал ещё пахнущий её и его соками. Она принимала его, стоя голыми коленками на земле, и в них врезалась прошлогодняя хвоя. По ногам бегали муравьи. Он молча, полновесно, всем корпусом, работал. Да так, что она несколько раз поперхнулась. Ей было не стыдно за то, что она делает. После ремня успела натянуть трусы, и было неприятно от осознания, что они намокли не только его выделениями. «Глотай!»

В метро себя укоряла, даже плакать хотелось. Катя заперлась в ванной, осмотрела полосы на попке. Промыла перекисью три рассечения. Возбуждение подкатило к горлу, и, лёжа в воде, саму себя любила. Долго. Месячные пришли прямо в ванне, и всё стало пофиг. Но не было больно. Совсем. Но не было больно и весь следующий день, когда она обычно глотала пенталгин.

Катя рассказывала про эти эпизоды, когда мы занимались любовью на боку, лицом друг к другу. Руки её были связаны за спиной. Я не спеша владел её попкой. Выпоротая попка – горячая, её приятно гладить рукой. Во влагалище у неё был кнопочный вибромассажёр.

Она рассказывала, а я занудно выспрашивал, не переставая не спеша делать своё дело. Рассказывать она мастерица – пединститут закончила. Русский, литература. Мне нужно было всё: передай и движение, и цвет одежды, и запах. Всё, что в память врезалось. Если мне нравилось и возникшая у меня в голове картинка её первых сексуальных шагов дополнялась ярким моментом, я «гонорировал» это нажатием кнопки на вибраторе.

У неё язык цветастый. Всё же литературу преподаёт. Анекдот про Вовочку, который после двойки позвонил в «секс по телефону» и спросил, есть ли училки, имеет под собой основание.

Капитолина

Ей её имя не нравилось. Нагрянула мода на вычурные редкие имена, а родители посчитали, что Капитолина – ну никак не Наташа и не Маша, звучит гордо и с достоинством. Ребёнком она была пухловатой и очень невинной. Такой тип тихой девочки, которая не выделяется ничем среди прочих детских лиц – ни внешностью, ни одеждой, ни поведением.

Целомудренность была потревожена, когда она, будучи абсолютно неискушённой девочкой, вслух бубнила стихи Пушкина: «Румяной зарёю покрылся восток, в селе за рекою потух огонёк», – а её братец, развалившийся на диване, болтал по мобильнику со своим приятелем. Видимо, спросили, чем так девочка на заднем фоне страдает. «Тут сеструха учит начало стиха о женском половом органе. Про восток, огонёк и порнуху».

Капитолина в восемь лет была достаточно смышлёным ребёнком. Она открыла собрание сочинений и нашла искомое стихотворение полностью. И с тех пор потихоньку начала кое-что понимать. И даже догадываться, что порой чувствует брат, когда рассматривает в интернете голых девок. Брат у неё был не стеснительный, а лучше сказать – в меру возраста аморальный, и всяческие известные ему таинства от младшей сестры не скрывал. Правда, изъяснялся всё больше дебильными шуточками. В результате он её так хорошо подготовил, что впоследствии от первой физической близости со своим парнем она не ощутила не то что шока, но даже какого-то экстраординарного волнения. Поэтому у неё всегда есть парни и даже их выбор. Она всем своим видом показывает: со мной будет просто. И пусть говорят, что хотят.

Капитолина живёт в «ближайшем Подмосковье». Жители здешних мест называют себя «замкадыши», но делают себе комплимент. Настоящие «замкадыши» живут к столице километров на десять ближе. Городок промышленный, большинство трудится здесь же, а «элита» каждый день по пробкам движется к рабочим местам в столице.

В тот день у Капитолины была туса с её подружками по колледжу. Она готовилась. Стояла перед зеркалом и поправляла на себе нижнее бельё. Смотрела, как кружавчики будут выглядеть на растяжке булок, если дойдёт до стадии трусов. А то, что дойдёт до этой стадии, совершенно не факт, все могут так ужраться и убиться, что её парень будет не в состоянии.

Размер трусов теперь, видите ли, им важен. Пропуск в счастливую жизнь. Парням, если по западному стандарту, всё больше тридцать шестой или тридцать восьмой размер подавай. Особо выраженные подонки и от тридцать четвёртого не отказываются. А что делать, если у тебя уже сороковой европейский внатяг, и, глядя на мать, думаешь, что после родов уедешь к сорок шестому?

Сегодня празднуется день рождения сразу трёх девочек из её колледжа, типа три сестрюни, и они сняли помещение. Точнее, договорились. Подвал такой, там ещё иногда самодеятельные группы репетируют. Чисто, стулья, табуретки и даже столы имеются; не ахти, конечно, но накрыть можно одноразовыми скатертями. Так что есть где оттопыриться, а музыка в наши дни – наименьшая из проблем. Колбасня по полной. Алкоголя мало, желательно брать с собой. В случае чего потом ещё скинутся. Будет ещё кое-что, но уже как фишка ляжет.

Все приходят со своими мальчиками. Разрешается взять и их друзей, но фейс для контроля на вотсап скинуть. Зато, если агреман, безо всяких вписок. Чужих мальчиков не трогать! Имейте, девки, совесть – хватит сериалы в жизнь претворять. Кто без парня, тот пусть особо не обламывает, если что, тех, кого приведут. Можно сразу отказаться, но «возбудим и не дадим» – мимо. А то больше к нам никого сюда звать не будут.

Она не красавица в современных стандартах. У неё метр шестьдесят пять. А вот вес мы называть не будем. Нет, она не толстая. Но вот, несмотря на двадцатилетний возраст, снизу много. И совсем не из-за широких бёдер. Зад у неё как-то по-особому выпирает, и нельзя сказать, чтобы это было как-то некрасиво. Любимый старший брат называет её задницу «африканской». У них там, в Африке, булки сочные, правда, чёрные. Но когда они белые, якобы ещё интереснее. А так талия особо не просматривается. Пупок утопает внутри складки красоты. Грудь – ну, чуть больше чем на «два», но «три» сказать не рискнёшь. Форма груди. Да сойдёт такая форма, не Венера Милосская, да не с Аполлоном венчана. А ещё у неё круглое лицо и вздёрнутый нос.

Капитолина не нимфоманка, но близко. И фиг бы, но её сексуальность постоянно отражается на лице. Брат дразнит: «У тебя такой взгляд блядский, хочется подойти и сторговаться за рубль». Она злится и бьёт его в плечо. Он смеётся. Бывают говорящие лица у девушек, но внешность не всегда отражает суть.

Мы не будем ничего упоминать о её сексуальных приключениях до описываемых событий, не в тему. Здесь область домысливания интерактивного читателя. Мало ли, когда она там начинала. И с чего.

Особо умной не была, но хорошо восприняла разговор со своей молодой тётушкой. Надо не ждать, потому что они, современные мужики, потом и хотеть перестанут, и очень скоро. Только красоток, может быть, за их тела хотеть будут, а обычных баб – нет.

Такого вожделения к себе, которое испытывают красотки, ей удастся испытать только за счёт молодости. Любить, уважать даже и желать кого-то – это одно. А вот испытать страсть, направленную на тебя, – другое. Тому, кто испытывает к тебе страсть, можно отдаться, даже если он в целом не нравится. Конечно, и среди девушек есть исключения. Другой раз ни рожи ни кожи – и что в ней находит иной одержимый дурак? Но рассчитывать на подобный вариант уже в зрелом возрасте хотя и очень целомудренно, но крайне недальновидно. Многие ценят прежде всего возраст. Так природа захотела. Их природа.

И вот, сказала тётушка, если не будешь дурой – получишь до краёв его энергию. Если он тебя обожает, то не будет на тебе экономить, всё отдаст. Имеется в виду нематериальное. Материальное можно не отдать и при самой большой любви. Обожание – дармовой источник чужой энергии. Разве энергия хуже, чем хорошее тело в обмен на твоё? Пусть он выглядит не так хорошо, как бы тебе хотелось. Главное, он готов сделать «это», а не просто спариться с тёлкой для удовлетворения. И тогда ты получишь то, чего достойна. В принципе, достойна каждая, но мало кому достаётся. Парни сейчас скаредные до ужаса. Они экономят свои чувства для себя. Они любимые чада своих мамаш, и ты у него одна из равноправных, по сути, целей жизни, а не единственная, без которой всё остальное не имеет смысла, как было раньше.

Тут в моё сознание прорывается интерактивный читатель. Судя по всему, он ещё не раз будет прерывать моё изложение: «Аффтар, не гони. Никакая тётушка никакой племяннице в Подмосковье так не разжуёт, а тут и девка явно не копенгаген. Да и твой Юрик вряд ли тебе что-либо похожее рассказывал, судя по всему». А что остаётся делать? Неужели я хотя бы раз слышал, каким образом происходит подобный разговор? Есть межгендерные барьеры, которые защитят от правды.

Капитолина рано начала. Юрик цифру назвал – сами домыслите, во сколько лет. Всё написанное выше – расширенное толкование фразы Юрика: «Тётка у неё продвинутая, вбила ей голову, что с целкой долго носиться не стоит». Но Капитолине после нескольких разовых приключений повезло конкретно, совет тётушки дал плоды. Она придёт на вечеринку со своим «реально крутым» парнем. У них уже было. Он лучше многих. Он авторитетный и погоняло у него «Блич». Правда, недруги за глаза называют «Хлоркой». Ничего оригинального, мангу листают, аниме смотрят многие, и в России такую кличку носит не он один.

Блич принадлежит к самой элитной шпане района. Да, понятие АУЕ им не чуждо. И в аккаунте фотки деяний стажёра-кольщика: пресловутые звёзды и прочие объекты живой и неживой природы – от церквей до цветов. Когда они, возложив руки на голые плечи друг друга, переплетаются в шеренги по три-четыре человека. Тела худые, а звёзды колючие. Лица суровые. Будущее неясное. Матом не ругаются. Точнее, ругаются, но только если по делу, а так язык портить западло. Разговоры сдобрены сленговыми словечками, так что временами понять, о чём идёт речь, могут только свои.

Блич спортивный парень, тренируется. Правда, если честно, всё же гигиена не на высоте. Лобок бреет, иначе уже совсем как-то птеродактиль будешь. Но не мешало бы и мыть почаще. И трусы по четыре дня не носить. Но как ему скажешь?

Большая проблема сегодняшней вечеринки: все три именинницы между собою дружат, но круг общения у каждой разный, и придут те, кто друг друга на дух не выносит. Так бы никогда и не пересеклись, как только здесь. Почти сто процентов вероятности, что будет драка. Не между пацанами, а между девками. Агрессивные все стали.

Наверное, описывать современную молодёжную тусовку в понятиях представителя уже совсем другого поколения не совсем корректно. Я и не стану. Если бы автор сошёл с ума и появился на похожей вечеринке, то крайне бы всех там застремал. Непредвзятое представление о подобном событии можно составить из Ютуба, там иногда выкладывают.

Та вечеринка ничем не отличалась от сотен похожих, и описание подробностей было бы скучным и весьма вульгарным. Но для Капитолины всё сразу пошло не так. Во-первых, её парень опоздал на час. И она к его приходу уже успела изрядно выпить. Во-вторых, он пришёл конкретно на понтах. На понтах – объяснить сложно, слишком до фига обозначает.

Рассказывает Капитолина.

«Ну, в общем, стал выкобениваться, показывая при девках своё доминирование в паре. То прицыкнет, то дурой пытается выставить, когда о походе в клуб рассказывает. По мне, ну хоть сколько доминируй, хоть по морде бей, но ведь не при подружках же! Это же наше личное. Ты вот чпокаться со мной при них не будешь же, а ведь по сути то же самое. Когда ты меня наедине обзываешь и унижаешь, наша игра исключительно для нас двоих. Интим. Да, у нас такой стиль общения, и что? Но они-то при чём тут? Они подумают, что мы в ссоре или что я для тебя полное говно. У них другие понятия.

Всё бы ещё ничего, но произошёл совсем дикий момент. После такого некоторые дуры вообще жизнь самоубийством кончают, и я их понимаю. Он листал в моём смартфоне летние фотки, которые переслала подружка. Зачем-то взял и открыл избранные. И вперился взглядом в Бибера. Ну и что, если нравится – почему не имею права? И тут же вопрос: Что за чухан? – Джастин Бибер. Не узнал, что ли? – Должен я разных пидоров узнавать.

И тут случилось. И так уже алкоголя много, да ещё его поведение по отношению ко мне стало нетерпимым. И я ляпнула: “Сам ты…” И осеклась. Как так можно? У них же вся психика построена на тяжёлом отрицании этого. Такой галимый кринж. И при девках! Обзац. И Джастин-то этот – пенсионер для тех, кому тридцаха, но мне нравится. А как он может среагировать? Он и не может по-другому, сама вляпалась. Ой, только можно дальше не буду описывать?

Спасибо, что только один раз ударил. Но сказал такое. Короче, я в трансе была, отвлекла меня одна из именинниц, вернула к жизни: “Слышь, ты пореже мечи ликёр, не одна. Ликёра мало. Хочешь, иди водярой нажрись”. Бычка, бля.

Увидела потом довольную рожу Дашки. “Ну что, отшипперилась?” Самой-то Дашке не с кем шипперить, никому не нужна. Если её кошка когда-нибудь ей рожу расцарапает – ей пойдёт; не такой бледной курицей будет. Сука».

Ещё Капитолина помнила, как девки помогли ей выйти на воздух. И так она непонятно сколько так стояла, опустив голову и отключившись от проблем. Реально сильно была пьяна. Её шатало и мутило, она не совсем чётко воспринимала расстояния до предметов. Попыталась сесть на лавочку, но, не рассчитав высоту, ударилась спиной. В голове была пустота. Даже не парень волновал её в этот момент, а торжественная злорадная улыбка подружки, которая выразила лицемерное сочувствие. Конечно, Дашка завидует, ведь рядом с ней нет даже какого-нибудь прыщавого задрота.

Сколько Капитолина дизморалила саму себя, она не помнит. Но вот наконец с силой подняла голову: дома влетит, но уже завтра. Её отец больше не устраивает истерики. Зарплата у него мизерная, не то что раньше. Родители вернулись с дачи – значит, он пьяный. Тошно на душе – не передать.

Капитолина встала с лавочки и побрела в сторону дома. Их район вообще-то не самый безопасный: очень много безработных, наркоманов и алкоголиков. «Вот взял бы сейчас кто-нибудь да изнасиловал», – мелькнула мысль. Но она лишь так подумала…

В следующем дворе около подъезда издалека была заметна компания молодых парней. Источник опасности. Она инстинктивно стала прижиматься к противоположному дому, обходя компанию по дуге и стараясь ступать по возможности ровнее и твёрже. Там собираются поклонники рэпа. Флейва местная. Флексят по ритму. Могут неласково зазвать: «Ешкере, чикса!» Но её не заметили. Сейчас поворот на улицу, там светло. Дальше уже её двор.

Перед подъездом заметила высокого мужчину с седыми волосами, который, очевидно, вышел покурить. Кто-то незнакомый, раньше у них во дворе его не видела. Посмотрела ему в глаза. Строгий и уверенный взгляд.

«Хворостовский», – про себя решила Капитолина.

На самом деле на Хворостовского он был не похож, у мужчины был только прямой пробор и длинные пряди почти белых волос чуть ли не по плечи. Но такая причёска сама по себе встречается довольно редко. Хворостовского любила бабушка Капитолины, частенько слушала, и у неё в комнате висел постер с ним. Так что Капитолина с детства привыкла его разглядывать.

Подойдя к подъезду, чуть отклонилась в сторону мужчины, намереваясь ненароком прикоснуться к нему. Просто без задних мыслей, а почему бы и нет? Но тот отстранился, сказав: «Поаккуратней». Ей ударил в нос тонкий запах парфюмерии. Достаточно изысканный, Капитолина его знала. Весной на двадцать третье февраля такую туалетную воду подарила её старшему брату жена. «Брит» от Burberry. Ей очень нравился элегантный и строгий акцент, она нарочно прижималась к брату, чтобы его обнюхать.

И тут ей в голову пришла идея. А что, если этот мужчина её и изнасилует? Ну и пусть, что старый, зато какой элегантный! Не воняет потом и несвежими трусами, как большинство мальчишек из её компании. Вспомнила слова брата: «Взгляд у тебя, сестричка, прямо хоть очки тебе на минус десять выписать», – и подняла глаза на мужчину, улыбнулась. Правда, с подтёкшей косметикой взгляд был уже скорее как у совсем дешёвой дамы, какие обитают на местном автовокзале, но тут уж…

Мужчина зашёл за ней следом в подъезд. «Начнёт приставать, сопротивляться не буду», – подумала Капитолина. Подошла к лифту и, когда мужчина оказался рядом, нажала кнопку вызова. «Тебе на какой?» – спросил мужчина, когда она прижалась спиной к стенке в дальнем углу грузовой кабины. Голос был низкий и приятный. «Всё равно!» – сказала с вызовом и присела на корточки. На самом деле она хотела рассмотреть мужчину снизу. На нём были темно-синие джинсы и короткая чёрная ветровка. Одного взгляда между ног достаточно, чтобы понять, что там довольно много даже в спокойном состоянии. У неё резко и похабно заныло внизу живота. Ну что, дядя, будем действовать или нет?

Подняла на него мутный взгляд. В его лице что-то азиатское, выражение очень волевое. Взгляд даже не строгий, а какой-то суровый. Как именно должен выглядеть суровый взгляд, Капитолина толком не знала; но, наверное, как у него. Они смотрели друг другу в глаза несколько секунд. Потом мужчина демонстративно нажал кнопку шестнадцатого этажа. «Ты точно хочешь со мной прокатиться? – спросил металлическим голосом. – Какой твой этаж?»

«Валяйте! – сказала Капитолина. – Прокати нас, Петруша, на тракторе. И до лесенки нас прокати». Эту песенку тоже пела ей ещё в раннем детстве влюблённая в Хворостовского бабушка. Правда, там по-другому как-то, но слово «лесенка» присутствовало. «Ну вот. Сейчас с дяденькой попробую. Если он не трус».

Лифт остановился. Мужчина смотрел жёстко.

«Нажралась? Тебе понятие девичьей чести не знакомо?» Она фыркнула: «Чё? Не неси пургу, дядя. Бережёшь честь смолоду – помрёшь от сексуального голода». Встала с ухмылочкой, демонстративно задела «Хворостовского» плечом и первой вышла из лифта. По подъездам шариться ей не привыкать. Уверенно открыла дверь на лестницу и встала у окна.

«Сейчас лапаться полезет. Сразу не дамся, нефиг, пусть поприжимается и посопит. Он старенький, я для него лакомый кусочек. Ну, давай же, дяденька, ручонки небось дрожат». Но всё вышло не так.

«Встань к стене лицом и спусти джинсы», – очень спокойно приказал мужчина. Она хотела сказать: «Вот ещё!» Но почему-то не сказала. Что-то было в этом уверенное, спокойное и властное. Хотелось слушаться. Она выставила свой африканский задик, даже отклячила немного. Расстегнула ремень джинсов, хмыкнула. Потом повернулась спиной и, призывно виляя задницей, опустила джинсы. Трусы практически скрылись между двумя составляющими её африканской прелести. Оперлась руками о стенку. Не в первый раз. Мало того, не первый раз именно здесь. И грязная банка с окурками, которая стоит на никогда не мытом окне, тому свидетель.

Однако то, что произошло спустя пару десятков секунд, её совершенно ошеломило. Её африканский зад ожгла боль; знакомая, но своей неожиданностью шокирующая. Обернувшись, она увидела, что мужчина с шевелюрой Хворостовского держит в руках ремень и замахивается на второй удар. Она как была с приспущенными джинсами, так и присела. Как минимум половина алкогольного опьянения слетело сразу. «Дядя, вы чего?!»

«Встань как стояла». Абсолютно нейтральный жёсткий голос.

«Отстаньте. Я кричать буду!»

«Не будешь». В голосе столько власти и уверенности!

«Я полицию позову!»

«Я сам – полиция».

«Да-а?..»

Ничего хуже полиции Капитолина представить себе не могла. У неё в жизни было три силы. Сначала родители; правда, отца с его ремнём она уже с тринадцати лет начала посылать матом. Потом сильные пацаны во дворе, которые на словах все уважают пресловутый АУЕ; они кошмарили её сверстников в школе. Район у них рабочий, взрослые социально активны, и после нескольких расправ поборы в школах прекратились. Ну, и верх всего – менты, у них зверское отделение, лучше не попадать. Её Блич, побывав там, набил на плече «ПОСТ» – «Прости Отец Судьба Такая». У Капитолины среди лиц мужского пола один авторитет – старший брат. Папик – спившийся овощ. Ну и ещё был её парень. До сегодняшнего дня.

Слово «полиция» пугало и парализовывало. Это была некая высшая сила, с которой лучше не связываться. Слово разом подавляло любое желание сопротивляться, она бы и в трезвом состоянии немедленно подчинилась. Страх перед полицией полностью выключает её, в общем-то, невеликие умственные способности и парализует волю. С ментами не надо иметь дела, никак не контачиться. Она даже не подумала, что её, может, берут на понт, и дяденька вовсе не из полиции.

Одно это слово – и всё, она всего лишь тело, готовое к подчинению. Капитолина послушно встала, развернулась к стенке и подставилась под ремень чужого мужика. И всё время, пока он порол, думала: так ей и надо, такой ужасный день не может закончиться иначе. Она прилюдно опустила своего парня, а тут ещё и хотела изменить ему со старым пердуном. Вот и правильно, что нарвалась. Наверное, было около тридцати сильных ударов. Алкоголь частично заглушал боль, она не проронила ни звука.

«Одевайся!» – приказал мужчина. Сам он первым вышел с лестничной площадки к лифту. Она молча натянула джинсы. Лифт так и был на последнем этаже. Половина второго ночи, никто не заходил, видимо, в подъезд. Да и сам процесс занял всего минут пять.

«Какой тебе этаж?» – строго спросил мужчина.

«Четвёртый».

Она вышла на этаже, а мужчина остался в лифте. Он не сказал ни одного слова в напутствие. Ни здрасьте, ни до свидания.

«Где ты шляешься?» – начала было мать. Отец не вышел. Очевидно, в алкогольной отключке. «Ой, отстаньте вы все, а? Давайте всё воспитание – завтра. Я спать хочу».

«Ты что, даже в ванную не пойдёшь?»

«Сил нет. Спать».

Спасибо брату, он сделал в её комнате задвижку. Брат сам здесь жил, пока к жене не уехал.

Она разделась. Чувство какое-то странное. Почти что восхищение мужиком, что он совсем не побоялся с ней такое сделать и отказался от того, что так недвусмысленно предлагалось. Её никто так сильно никогда не лупил, но для неё это не шок, она знает уже давно из Сети, что так делают. Только потом ещё и трахают.

Ну почему он отказал себе в удовольствии? Или она так выглядит, что ему даже при разнице в возрасте трахнуть молоденькую – не в удовольствие? А как же напутствие тёти? Ведь риск же для него какой! А вдруг она свою попку в полицию потащит? Правда, она точно в полицию не пойдёт. Но ведь на ней не написано. А сказать Бличу, что её седой дядя выпорол? Так он ржать будет стопудово. Получила за Джастина Бибера. Да и брат. Брат будет на стороне этого мужика. Тоже ведь посмеётся, гадость какую-нибудь скажет.

Всё её возбуждение, досада и обида перешли в конкретное действие. Надо успокоить себя и переключиться. Искусственный фаллос с батарейками подарил на день рождения брат. Представляла себе седые локоны двойника Хворостовского и джинсы, где спереди явно что-то большое. Вновь переживала только что произошедшее, своими мыслями согревая низ живота. Слушала его приказы, мысленно вдыхала аромат «Брита» и яростно помогала себе рукой. В вибраторе сели батарейки.

С утра на попе ещё оставались следы, причём явные. Где-то на недельку, скорее всего. Но появилась цель. Может, даже отчасти спортивная. А почему нет? В кои веки посмотрела на папика, а тот нос воротит. Не берёт, что подставлено. И ведь не потому, что боится. Не боится. Такие не боятся. Брезгует? Или у него «принципы»? А насрать, какие у этого папика принципы! У неё свои принципы.

Мужик живёт в их подъезде. Явно недавно, потому что он слишком яркий, чтоб не заметить. Надо его найти. Можно смотреть в окошко и проглядеть глаза. Но Капитолина – девушка XXI века, она пристроила на подоконнике камеру, так, чтобы были видны их подъезд и кусочек двора, и включила запись. Для этого совсем не надо университетского образования. А на следующий день просмотрела.

Мужчина на записи отметился. Первую половину дня его не было, а после трёх появился. Он выходит курить где-то раз в час. Воспитанный мужик, в отличие от всего дома, что дымит на лестничной клетке. Его невозможно не узнать, слишком запоминающаяся причёска.

Желание накатывало, превратилось в стойкое. Как одеться? Подумалось, что облегающие лосины, пожалуй, больше провоцируют, чем джинсы.

И вот после колледжа Капитолина спряталась в подъезде стоявшего углом соседнего дома. Она знала код домофона – именно здесь жила её тётя. Как только «Хворостовский» появился, вышла и решительно двинулась к нему. Он был одет в форму «вольно» для делового мужчины, привыкшего носить костюмы. Синяя рубашка, заправленная в отутюженные синие брюки.

«Здравствуйте», – сказала она. Мужчина ничего не ответил и даже не повернул в её сторону голову. Молча затянулся сигаретой. «Здравствуйте, это я. Не узнаёте? Два дня всего прошло».

Мужчина посмотрел тяжёлым взглядом. Она его рассмотрела. Нет, не Хворостовский. Крупный нос, поджатые губы. А лицо очень живое, в особенности глаза. Точно больше сорока. Может, и больше пятидесяти. Нет, очень интересный мужик, а ремень, которым он её лупил, от «Армани». По пряжке видно. Очень стильный. Волосы лежат ухоженно. Волосок к волоску.

Опять затянулся и спросил: «Что, ещё получить хочешь?»

«Хочу!» – нагло сказала она. И чуть не рассмеялась, ощутив себя на волне. Потому что на вопрос «Чего надо?» планировала ответить «Ещё хочу!» А тут даже проще получилось. И она решительно вперилась в мужчину, чуть расставила ноги, упёрла руки в бока и стала раскачивать бёдрами. Из какого века такой перформанс?

Мужчина посмотрел с большим интересом, но даже не улыбнулся. Вообще лицо каменное. На то и мент. Почему она так решила? Потому, что сказал, что сам из полиции? Не факт ведь.

Он спокойно смерил её фигуру, задержал взгляд на бёдрах. Потом сделал ещё затяжку. «Ну, пошли».

…Седьмой этаж, самая дешёвая металлическая дверь. Комната чистая, мебель старая. Как-то не вяжутся с ней дорогие костюмы, развешанные на ручках шкафов родом из семидесятых годов. Обои давно выцвели. Серый диванчик и неизменный красный ковёр на стенке. Роскошный кожаный чемодан на старом кресле, которому давно место на свалке. А вот ещё один контраст: постельное бельё в спальне абсолютно новое. Что-то потустороннее, такой мужик и в такой обстановке Совка семидесятых. Снимает, наверное.

А вот сейчас надо быть предельно наглой. Она без команды начинает прямо сразу раздеваться. «Трусы сразу снять или потом снимете вы?» Я согласна, понятно?

Ура! Он снимает брюки, прямо сразу. Красивые, покрытые седыми волосами ноги. Сильные тренированные ляжки.

Она без спросу схватила подушку и легла животом прямо на неё. Тоже домашняя заготовка. Так делают в фильмах, которые она видела. Так её африканский козырь заметнее. А ещё развела ноги, хотя команды не было. «Тебя часто лупят?» – насмешливо спросил Хворостовский. «Нет. Совсем нет».

У него чёрные боксеры. Вау, есть реакция. А то бы она оскорбилась. Значит, всё будет. А там у него много. Пожалуй, столько она разве что в порнухе видела, вживую нет.

Может, не надо её так сильно? Может, лучше сразу, без этого? Но надежды напрасны. Её африканский зад опять ощутил удар. Терпеть можно, но как-то всё равно диковато. Но у таких, как этот дядька, так ведь принято, главное, что потом. Вообще-то главное, чтобы «потом» хотя бы вообще было. А то ведь есть такие, что и без продолжения. Тут совсем не понять. Ей, по крайней мере.

Щелчки ремня и запах «Брита». Боль ожога, импульс вдоль всего тела. Ну всё же, может, пока хватит? Она повернулась с обидой ребёнка: я тебе уже дала, дай и ты мне. Он понял. Он ведь на себя роль папика взял, а не анимешного садиста. Дал кнута, дай и пряник.

Когда подвинулся к её голове, она улучила момент и постаралась ртом перехватить через ткань приблизившийся к её лицу… ну, в общем, то, что может увеличиваться. И получила сочную оплеуху.

Понятненько. Там всё так запущено, у предков. Значит, анала не будет тоже. Дядя честных правил. Он такое отвергает. А вот порка незнакомых девушек в подъезде для него – норма.

А потом… Он, конечно, правильный дядечка и надел презерватив. Однако она успела увидеть, что он обрезан, и это красиво. Обалденный рельеф.

Всё было суперправильно. Чтобы не писать пошлости, скажем: в двух самых часто встречающихся позах. И предложим интерактивному читателю их себе представить. Но так смотрелось со стороны. А Капитолина ощутила внутри себя что-то типа гармонии завершённости. То есть не надо никуда дальше: предел. Дальше – избыточно.

А ещё какой-то очень правильный ритм, который она раньше себе даже не представляла. Вот так, правильно, до миллиметра вглубь, до доли секунды выверено. Наверное, так и должно быть. Лучше быть уже не может.

В первый раз он зажал ей рот рукой. Потом всё же вставил – ау, фетишисты, для вас подробность! – её собственные трусы. Ей не хватало воздуха, и в этом был какой-то прежде неизвестный ей кайф. А в целом ощущения были… ну, вот как раз какие себе и представил интерактивный читатель.

А дальше ей даже не предложили воды. Ну и пусть. Она всё равно в восторге. Но показывать нельзя. Потупить взор и молча одеться. Он оделся тоже.

«Вас как зовут?»

«Зачем? По-моему, всё ясно».

Что ей должно ясно быть? Что он это для неё сделал, а не для себя? Но ведь она о таком и не думала никогда. Он ведь не интересуется, понравилось ли ей. Просто уверен, что иначе и не может быть. Какая-то другая, более совершенная разновидность секса: не так, как с парнем. И дело тут не в размерах и даже не в движениях, а в атмосфере психологического контакта. На правах подчинённой и ведомой. Тогда всё к месту.

А хорошо он приложил её оплеухой! Что-то иное, не те оплеухи от малолетних адептов АУЕ, которые её иногда били, пока она ещё не была девушкой Блича: так бьют чужую, а не свою. Её били сверстники. Самоутверждение не до конца уверенных в себе и чуждых самых основ гендерного воспитания сопляков.

«Когда ещё прийти?»

Мужчина впервые чуть улыбнулся, его глаза перестали быть жёсткими. «Послезавтра. В это же время».

Она придёт. Она никому не расскажет и ни с кем не захочет советоваться. Ещё думала, что прежде чем получать разнообразие от юнцов, хорошо узнать, как это делают опытные. Классика даже без разнообразия даёт такое, что разнообразие без классики дать не может.

Прошло ещё несколько встреч. Капитолина пребывала в состоянии постоянного возбуждения – и днём и ночью. Но это не любовь, выражаясь словами Цоя. Какое-то странное чувство. Есть чувство любви к мужу, детям, родителям. А есть любовь к этому. Что это? Неясно. Оно на правах самостоятельного понятия. Гармонию мира в сознании не портит, а дополняет. Можно встречаться с парнем и параллельно ходить к мужику с ремнём. Бывает. Где-то есть другие допуски…

Недели через три всё прекратилось.

«Хворостовский» сказал, что его до конца недели не будет, а потом, когда она позвонила в дверь, то увидела дворового алкаша Аркадьича. Примерно того же возраста, что и её неожиданный партнёр. Но где там элегантность и тонкий запах «Брита»! Майки-алкоголички нет, зато рейтузы с пузырями на месте.

«А где… он?»

«Тот, что у меня снимал? Так уехал. Он откуда-то с границы с Казахстаном. Его жена в Москве в больнице была, операцию делали. Вот он и снимал. Ну а я к сестре ездил, копал, сажал, забор поправлял».

«А как его звать?»

«Он тебе не сказал, что ли? Значит, никак и не звать. Он там начальник где-то».

«Полиция?»

«Нет. Что-то военное, скорее всего. Так что, девочка, ничем не помогу».

Вот оно и всё.

«И опять же, есть дуры, которые будут в три ручья реветь. И я даже их и здесь могу понять. Ну, пореву я для себя, ну я-то не дура, понимаю, что могло быть только так. Да а как ещё? Он же – папик. А надо иметь и папика, и парня».

Тут мы из скромности не будем проводить никаких параллелей насчёт эпигенетической памяти о периоде снохачества. Договоримся с интерактивным читателем: не думать об этом, и всё тут! Как не думаем о белой обезьяне.

Прошла ещё неделя, и тут вдруг задумал Блич её простить, сообщением по вотсапу на разговор вызвал. Думала, как ответить, и решила радость изобразить. Ответила: «Оаоа -)))» Стояла, слушала, потупив глаза. А он смартфон проконтролировал: удалила Бибера? А она не дура – знала, что проверит. Бибера сохранила в скрытой папке.

Ну и трёпка была. Правда, немного. Но вот как смотреть после всего классного, что удалось получить от взрослого папика, на пацанский кривенький, невзрачненький и немытый? Приходится в себя брать, а того, что реально хотелось, и след простыл. Ну не скотство ли?

Короче, дальше было: интернет-поиск, объявление, встречи. Так я познакомился с ней. Мы друг другу подошли. А что? Отработать сюжет того папика можно и чисто под классический вариант, без ущерба для своих ощущений, а исключительно с целью их разнообразия. Можно ведь и так.

Не буду касаться физиологических особенностей её попки, которые расписал настоящий Юрик, поскольку для меня это уже за гранью пошлости. Но таких пороть интереснее. Не пошлость, просто факт. Любой тематик печально подтвердит. А всё остальное вроде и не стоит больше описывать.

Нижняя она «по телу», если можно так выразиться. А по психике так ведь и не скажешь. Даже можно сказать: разбитная девка. В случае чего за словом в карман не полезет. Не толстая, но её как бы достаточно много. Можно легко предположить её сорокалетней грузной дамочкой с гонором, которая ещё и мужа поколачивать будет.

Есть такие любительницы и среди дам с более высокой душевной организацией, которые чего-то такого хотят именно телом. Чтобы не в душу, а рядом. Чтоб без напряга и по-быстрому.

Как жалко, что у неё только одна история. Она мне её уже пересказывала раз пять. Лучше бы до знакомства со мной ещё одного папика нашла, чтобы подраздвинул ей горизонты.

Прежде чем перейти к следующему рассказу Юрика, считаю своевременным сделать уже сейчас одну оговорку. Я буду своими рассказами преследовать две цели: чтобы мой читатель, зависимый от эротического образа в мозгу, рождаемого строчкой, получил соразмерное посильное удовлетворение, и – чтобы он задумался. Эротическая обёртка – приманка, чтобы пропихнуть контрабандой свои мысли совсем не об этом.

«Наглый ты, аффтар. На собачку Павлова берёшь, что ли?» – заметит интерактивный читатель.

Может, и так. Просто в условиях наркотизации восприятия самой «хищной вещью века» – информацией её надо подать максимально эпатированной. Иначе она затеряется в повседневном потоке, который сознание и так переваривает на пределе своего биологического ресурса. Если распылить свои идеи по форумам, они растворятся. Даже не перейдут в коллективное бессознательное, просто потеряются. Старые страницы форумов редко кто листает. Мысли надо систематизировать. Меня учили, что одна диссертация лучше, чем десяток статей.

Но и те, кто читает по диагонали в поисках только «моментов», тоже заслуживают внимания и заботы. Им необходим интерактив внутри чужого рассказа. Для них важно, чтобы автор дал канву, подстегнул мысль, навеял образ, а они уже могут сами достроить этот каркас по своему вкусу кирпичиками из своего опыта, своих мыслей, непосредственно не ясных даже самим производных подсознания. И – стать на самом деле соавторами. Увидеть в ролях описываемых персонажей отражение реальных людей из своего окружения.

Будем стараться быть в русле современных веяний и подавать рассказы в форме, предусматривающей ещё и вербальный интерактив с читателем.

Таня

У Тани, назовём её так, сексуальность проснулась в самом невинном детском возрасте. Ещё в детском саду она в три годика норовила потрогать себя между ног. Делала это и сидя, и лёжа, и даже стоя. Особенно часто, когда в детском саду начинался тихий час. Её волновало, что дети раздеваются до трусиков. Её интересовали как мальчики, так и девочки. И, не понимая, что нельзя публично, теребила себя, стоя в трусиках около кровати. Воспитательницы отводили её в сторону, говорили, что так неприлично. Били по рукам. Била по рукам и мать, а отец смотрел и только ухмылялся: «Ну, мать, ещё лет двенадцать, тогда держись!»

Когда ей исполнилось четыре с половиной, она всё поняла и публичные действия прекратила. Стала их тщательно скрывать, оставаясь одна в ванной и ложась в постель перед сном. Когда, уже девятилетняя, была в лагере, это заметила другая девочка и намылилась к ней в «подружки». Показала несколько движений, рассказала, как можно ещё. Потом у неё было с одноклассницей. Они делали уроки, когда родителей не было дома. Почти каждый день.

Вообще, женщины очень не любят рассказывать про своё самоудовлетворение мужчинам. По крайней мере почти все, с кем я общался.

Танин первый сексуальный опыт в институте был неудачным. Родители у однокурсника уехали. Ей позвонили, пообещав, что позвали в компанию просто так, «вписки» не будет. Один парень ей понравился, и она ему тоже. Алкоголь, покурить. Женский смех, скабрёзные шуточки. Танцы в темноте, где без пары был только один тот, который и понравился. Сжимания, прижимания. Разве надо подробно описывать? В ванной, куда он её завёл, она дала ему возможность жадно поцеловать, но не позволила расстегнуть джинсы. Но потом…

Наверняка ей что-то подмешали. Она так считает. Всё поплыло, захотелось свернуться калачиком на кухонном диване. Её там и оставили все, потушили свет. Таня поняла, что пришёл он, но не оказала никакого сопротивления, когда ей расстегнули и стащили вниз джинсы. Не сопротивлялась совсем и когда сняли трусы и раздвинули ноги. В голове была мысль, что всё равно это должно произойти когда-то, и, по её меркам, девятнадцать лет – уже даже несколько поздновато.

Что значит – быть девственной? Иметь пресловутый кусочек плоти? Но в нём тоже дырочки – куда-то должна выливаться вся эта ежемесячная гадость (слово, употреблённое ею и переданное Юриком). Дырочки-то разные. Бывает, иногда их несколько, только тоненький карандашик лезет. А у неё что есть девственность, что нет. Прямо посерёдке большое отверстие было, палец влезал. А может, сама и подрастянула, потихоньку.

Когда тот самый первый мальчик с именем Толя в неё вошёл, она не испытала боли разрыва. Только неясная, едва уловимая боль растяжения. Но и никакого удовольствия не испытала тоже. Что-то просто двигалось в ней, чувство было скорее странным. И – неприятным. Её никто не возбудил, она была сухой. Но Толик, видимо, был человек опытный. Зная, что будет сухо, смазал свою письку каким-то кремом, найденным в ванной. Она лениво думала, что надо бы ему как образованному человеку резинку надеть. Но. Хотелось ощутить именно голую кожу в своём влагалище. Настоящую кожу письки мальчика. Только вот трахался он как-то неумело и быстро. Меньше, чем через десять минут резко из неё вышел и налил лужицу на дерматине кухонного дивана. Дурачок, у неё день был незалётный. Дал бы хоть понаслаждаться этой жидкостью внутри.

Удивительно, но произошедшее не только её не шокировало, не только не возбудило, но вообще не оказало никакого влияния – что было, что нет. Так она считает.

На формирование Тани как личности сильное влияние оказала её внешность, а точнее – лицо. Фигура была не просто неплохая, а очень даже ничего, что впоследствии она поймёт и станет её подчёркивать. Лицо Тани было не то что бы очень некрасивым – оно было абсолютно неярким и незапоминающимся. Всё сглажено, ресницы и губы белёсые, губы тонкие и бледные, глаза невыразительные. Родители категорически не разрешали макияж в школу. Видимо, напрасно. Справедливости ради отметим: времена, когда на лицо для придания выразительности наносился слой штукатурки, безвозвратно ушли; в настоящее время – «перманентная косметика», небольшие операции, подтяжки. Руки виртуоза могут творить с лицом чудеса.

Таня с детства привыкла к тому, что она неяркая. Учителя не могли запомнить её фамилию, сверстники смотрели мимо. Когда стала девушкой, на ней никто не задерживал взгляд. Но Таню это почему-то не особенно задевало. Какими именно были её родители, можно только догадываться, но она всегда чётко выполняла все установки. Раз сказали, что в школу не краситься, она не красилась; даже толком и не умела.

Таня была застенчивой. Когда в школе задавали стихотворение, она никогда не могла прочесть его без запинок, как бы хорошо ни знала. Сама поза у доски, когда на неё смотрели тридцать человек, была для неё невыносимой; она сбивалась и частила, стараясь, чтобы всё поскорее закончилось – неважно, с каким результатом. Вся её гиперсексуальность никому в глаза не бросалась. Всё было тихо и скрытно. Она была серой мышкой. Между прочим, именно мышам вменяется в привычку есть кактусы, плача и страдая от их иголок.

Где-то в старшем школьном возрасте увлеклась порнографией; установить «Тор» помогла подружка. Она же поделилась ссылками «на то, что интересно». Но Таня не интересовалась «неистовой любовью лесбиянок», если перефразировать Мигеля Отеро Сильву, и быстро перешла к совершенно другим категориям на рекомендованных сайтах. Ей нравились грубые гетеросексуальные сцены.

Она рассматривала тела брутальных самцов, которые совершенно плевали на партнёрш по ремеслу и всячески жёстко удовлетворяли с ними свою похоть. Она возбуждалась, только когда видела такой «хард». Чем безжалостнее действовал мужчина, тем большее впечатление на Таню производил порноролик. Ей нравились те, кто совершенно не пытался ни ласкать, ни возбуждать. Сцены, в которых самцы тупо удовлетворяли своё желание, приводили её в восхищение.

Вид ритмично работающих ягодиц порноактёра завораживал, она сидела в кресле, сжавшись, с переплетёнными ногами, все её мышцы были напряжены, дыхание прерывисто. Она фиксировала взглядом какую-нибудь одну мышцу тела (но не ту, о которой интерактивный читатель, возможно, подумал) и наблюдала за её движением.

Тане было практически безралично, как выглядят лица порноактёров. Если она не видела правильно работающих тел, тут же искала другой клип. Чем энергозатратнее работали мышцы бёдер, спины, плеч – тем это больше завораживало Таню. Она полностью отдавалась процессу созерцания. Особенно ей нравилось, когда мужики от усердия потели и их влажная кожа начинала бликовать при подсветке. Игра света на потных телах вызывала восторг. Чернокожие модели потели более явственно. Девушек, которых так безжалостно использовали, она никогда не рассматривала.

У них во дворе жил негр-студент, учился в «Лумумбарии». Он часто выходил на балкон, летом любил погреться на солнышке. Тане было отлично видно, но она всё равно брала папин бинокль и рассматривала украдкой его между ног, поскольку сидел он в трусах. А один раз вышел – даже не верится! – в набедренной повязке. Нет, она против межрасового секса. Она хотела поймать его эрекцию. И поймала! Он, видимо, говорил по телефону со своей подружкой. И не только возбудился, но даже и обозначал через ткань действие.

Ещё подростком она где-то вычитала, что с древних времён для граничащего с болью сексуального разогрева использовали очищенный имбирь. Выбрала в магазине самый крупный корень и выстругала из него нечто фаллической формы. Но сунуть в вагину по понятной причине тогда не могла и поэтому запихнула в анус. Выдержала не больше минуты, а потом, чуть ли не визжа, побежала в ванную. Никогда эту глупость больше не повторяла, но почему-то воспоминание об ужасном эксперименте возбуждало. Иногда для тектонических сдвигов в сознании не нужен собственный опыт, вполне достаточно шокирующей картины опыта чужого.

Студенткой она подрабатывала летом в одной компании быстрого питания. Она показала расторопность и аккуратность, постигла все нехитрые наборы повторяющихся каденций для персонала как в кухне, так и на кассе – и довела их до автоматизма. Умение отключать голову от посторонних мыслей существенно влияет на производительность. Таня была образцом полной рациональности движений. На успехи Тани в освоении нехитрой профессии обратили внимание, выдвинули на внутрифирменный конкурс мастерства, хотя она не была штатным сотрудником. Несмотря на то что призового места не заняла, ей предложили сразу же после института пройти обучение на тренера. Обещали бурный карьерный рост.

Родители не возражали: опыт тренера в самом начале карьеры может понадобиться и для более приличных, по их мнению, мест. Но Таня на работе задержалась. Текучка в компании фастфуда была постоянной, мало кто воспринимал работу в общепите как призвание, и тренеры были востребованы. Из-за природной зажатости Таня при общении старалась держать дистанцию со своими учениками, тем более что многие были старше неё. Она одевалась строго, старалась говорить без эмоций в голосе и максимально формализовать общение с учениками.

Таня сама не может объяснить, почему одна из девушек привлекла её внимание, что-то было у девушки во взгляде. Чаще всего взгляды у слушателей тупо-равнодушные, сытые и ленивые. Они в большинстве своём уже натерпелись на школьной скамье и теперь испытывали лёгкое раздражение при обучении, как им казалось, достаточно простому ремеслу. А у той девушки в глазах был смысл. Она с таким рвением пыталась всё запомнить, так ловила каждое слово, что Таня как-то незаметно познакомилась с ней поближе.

У девушки, как оказалось, была печальная история. Она была родом из одной южной области. Отец бросил семью, и мать с ребёнком на руках по житейской неопытности оказалась в крайне сложных жилищных условиях и без денег. Тогда она нанялась с проживанием к фермеру, который имел в аренде довольно большие сельскохозяйственные угодья и сам искал таких работниц, которых можно из-за безвыходности их положения нещадно эксплуатировать. Фермер занимался овощеводством и выращиванием свиней; работа в хлеву и на полях требовалась постоянная.

Хозяин эксплуатировал своих рабынь не только по прямому назначению, но и сексуально. Сразу безоговорочно давал это понять. Тех, кто не соглашался, не брал. Подходил к работающим несколько раз в день и говорил кому-нибудь: «Пошли». И те шли. Получасовой, а то и больше, перерыв в работе да ещё и угощенье. У него был оборудован угол в гараже; вести работниц в свой дом он брезговал.

Однажды настала очередь и этой девушки, фермер долго к ней приглядывался и размышлял, но, видимо, убедился, что безопасно. То, чему она подверглась в гараже, было не просто изнасилованием в обычной или извращённой форме, но сопровождалось также «иными действиями сексуального характера». А именно простейшими садистскими элементами, оставляющими следы, в частности, на мягком месте, и не имеющими характера дозированной игры.

Она не только рассказала Тане все подробности того, что с ней произошло, но и весьма убедительно передала свои ощущения от насилия. Таня пришла в ужас от рассказа: одно дело – смотреть постановочные сцены, где всё если не столь желаемо, то по крайней мере добровольно плюс соответствующим образом оплачивается, и совсем другое – столкнуться с человеком, которому в реальности пришлось жить в подобном кошмаре. Таня хотела помочь, у неё был родственник в правоохранительных органах, но девушка сказала: освободят рабынь, и они станут нищими или пойдут в рабство куда-то ещё. И даже высказала неожиданную мысль: а может, женщин даже устраивает насилие со стороны хозяина? Они ведь совсем не красавицы, а их работодатель совсем не разборчив и недалеко ушёл от племенного бычка. Типа, баба – она и есть баба, любая хороша. Ну а к побоям привыкаешь. Некоторым и привыкать не надо – все женщины трудной судьбы.

Жестоко изнасилованная девушка всё рассказала матери. И мать, хотя всю жизнь была забитой и к собственной судьбе равнодушной, решилась помочь. Она позвонила дальней родственнице в Подмосковье, та дала телеграмму о смерти отца девочки, и женщина упросила их хозяина отпустить юную рабыню на похороны. А дочка уехала и не вернулась. Родственники оставили у себя жить.

Беглянка очень хотела учиться и чего-то достигнуть, чтобы забрать мать к себе. Таня отдавала себе отчёт, что при работе в фастфуде такое нереально. Только если с замужеством повезёт, девочка довольно симпатичная. Но шоком для Тани стало неожиданное заявление той девушки: «А вы знаете, мне не то что бы понравилось, категорически не хочу повторения, но воспоминания меня возбуждают. Вот если найти себе в Москве парня, чтобы вполовину моложе, чем тот фермер, который согласится, чтоб было что-то похожее, но не так жестоко, я бы согласилась».

При словах «воспоминания возбуждают» Таня вспомнила дурацкий опыт с имбирём. Она сочла возможным купить себе примитивный искусственный фаллос, раз больше не девственна. Но представляла себе не какого-то абстрактного и единственного, а совсем другие картинки. Ей захотелось насилия и грубости. Просто захотелось – и всё. В её фантазиях были и киноартисты, и прыщавые подростки, и голодные до женского тела солдаты. Хотела сразу нескольких, чтобы никто с ней не считался. Она была готова к насилию.

А тут вдруг её изнасиловали реально. Двое парней, примерно чуть за тридцать. Не Кавказ, но, по её мнению, не москвичи.

…Таня возвращалась от подруги, у которой сильно напилась. В автобусе стало тошнить. Было поздно, холодно – октябрь. Она вышла и осталась сидеть одна на незнакомой остановке, ожидая, что станет легче. Недалеко была железная дорога, слышались проходящие поезда. Она сидела около четверти часа, и никто на остановку за это время не пришёл.

Причина изнасилования (если только речь идёт не о маньяке) не столько аморальные и криминальные наклонности, которые, конечно, тоже должны присутствовать, а неожиданно возникшие благоприятные обстоятельства. Ощущение, что риск в данном конкретном случае минимален. Плюс какой-то триггер. Чаще всего – деталь в облике будущей жертвы. Облегающие леггинсы, беговые шорты, короткая юбка. Мы знаем теперь о преступниках, которые насиловали своих жертв за бантик в косе или цоканье каблучков по асфальту. Смотрите «Следствие вели…» с Леонидом Каневским.

Есть сексуальные атрибуты, признаваемые большинством. Черные кожаные штаны, к примеру. На Тане как раз были такие. А сверху – короткая чёрная куртка на свитер. Она покупала узкие кожаные лосины без всякой задней мысли, но фигуру они облегали на ура. Снизу – застёжки на молнии вдоль голени. Таня тогда надела лосины исключительно по погоде.

Те двое – единственные подошедшие на остановку минут за пятнадцать Таниного пребывания – расценили иначе. Видимо, их привлекли блики света от уличного фонаря на кожаных штанах. И они, скорее всего, подумали, что столкнулись с девушкой ну если не с низкой социальной ответственностью, то по крайней мере достаточно лёгкого поведения.

«Смотри, тёлка совсем плохая».

«Я так не нажрусь!»

«Эй, как себя чувствуешь?»

«Не тряси её, с лавочки пизданётся».

«Слышь, тебе в таком виде ехать никуда не надо».

«Ладно, давай поможем. Пойдём-ка, пройдёмся». За остановкой – гаражи.

«Не на-а-адо. Отстаньте!» – Таня сопротивлялась, но достаточно вяло.

«Да ты не брыкайся! А ну, встала! Ну!»

«Слышь, оставь её. Она сейчас блеванёт».

Но он не отстал. Почти волоком повёл в сторону гаражей. Второй был более ссыкунявый.

«Перестань, Паша. Увидит кто. Она ж сейчас заорёт!»

Но пьяная Таня почему-то не орала и дала оттащить себя за гаражи. Только здесь ей пришла мысль о возможных последствиях, и она стала осознанно вырываться. Но тот, кто её решительно волок, показал нож-выкидушку. Рана от ножа хуже венерических болезней, особенно если на лице. Можно крикнуть в надежде, что на остановку придут люди. Или выйдут из автобуса. До остановки метров пятьдесят.

Уже поздний вечер. По эту сторону – гаражи, насыпь и железнодорожные пути. Но по ту сторону – дома. Там жизнь. Если истошно заорать, то, возможно, её насиловать и не станут; ссыкунявый сразу сбежит. Пырнут ли ножом? Неизвестно. Скорее всего, нет. Ведь опасно. Если кто услышит и за неё впишется, хотя это маловероятно в нашей жизни, даже царапина может привести к заяве в органы. А так опасения, что она заявит, минимальны. Вообще ничтожны. Кроме того, если она заорёт, изнасиловать вряд ли удастся. Так что демонстрация ножа – больше стимул, чтоб замолчала, а не прямая угроза. Но вероятность того, что они ненормальные и порежут, всё же есть.

Поэтому она стала сразу смирной. Успокоилась. И тут же сквозь пелену опьянения неожиданно проявилась похоть. «А пусть бы даже и так. Кто узнает?» И она сама поразилась своей циничной покорности. Тело взвилось. Оно захотело. «Лишь бы не СПИД. Всё остальное лечится».

Её поставили около просвета между гаражами и заставили наклониться, просунув голову между двумя железными стенками. В просвет только голова и входила. Чтобы туда блевала, если приспичит, их не забрызгала. Видимо, по той же причине мысль о минете им тоже в голову не пришла. Но, очевидно, была ещё одна причина туда её поставить: наблюдать в процессе через щель, не идёт ли кто от остановки. Мой домысел: Юрику это и в голову не пришло.

Хорошо, что у неё руки в перчатках. Держаться голыми руками за холодное железо двух соседних гаражей она б не выдержала. Ей расстёгивали кожаные штаны. И тут она собрала в кулак свой разум, тем более что начала трезветь. «Ребят, а можно штаны до конца не снимать? А то ведь холодно!»

«Смотри ты! Заговорила. А что нам за это хорошего будет?» – поинтересовался тот, который Паша. Он же её и раздевал. Товарищ, который пожиже, просто стоял на стрёме.

«А что вы хотите?»

«Стоять смирно. Ни звука чтоб! Не трепыхаться. И подмахивать со всех сил», – заржал Паша.

«Хорошо, – быстро ответила Таня. Кожаные штаны уже были спущены до колен. – И ещё просьба. У тебя же есть нож? Разрежь, пожалуйста, колготки вместе с трусами, чтоб удобно было вам. Но просто чтоб отверстие было, не снимай».

«Тебе не жалко колготок?»

«Мне жалко себя. Холод на улице, боюсь простудить почки и придатки. Вы же быстро не закончите».

«Ха-ха. Быстро не собираемся. По два разика минимум. Хорошо, только усвой: второй раз – в очко. Так чтоб знала и готовилась».

Таня внутренне содрогнулась. Её бил озноб, стало по-настоящему плохо. Насчёт анала был шок. Всё возбуждение сразу ушло. Попка-то реально девственная. Но теперь куда уж деться! Штаны спущены, трусы с колготками разрезаны. «И зачем пожидилась на такси», – отпечаталось в сознании.

Однако трахать её начали не сразу. Выяснилось, что она значительно ниже их, а Паша не пожелал сильно сгибать ноги. В итоге второй нашёл за гаражами короткие широкие доски, на которые Таня встала, чтобы насильнику было удобно.

С первых толчков Паши её зацепило. Непонятно, что раскрепостило – то ли алкоголь, то ли экстремальность ситуации. Фрикции вызвали удар в мозг – и похоти, и радости. Вот уж действительно неожиданность. Что у того Паши был за член? Ведь даже лица не рассмотрела, да и скрывал он, как мог, своё лицо в темноте. Она кусала губы, подавляя крик, но не могла не стонать. И – «подмахивала», стараясь поймать ритм. С одной стороны, хотела, чтобы это продолжилось подольше, а с другой – понимала, что в её положении – пьяная, стоящая упёршись руками, с откляченной задницей – она долго не выдержит. А впереди ведь ещё и второй, а потом ещё минимум два анала.

Паша трахал минут двадцать. Зато его товарищ, торопливо овладевший её разогретым лоном и заскользивший по смазке из спермы, кончил минуты за четыре. Он, видимо, все двадцать минут ожидания себя подготавливал. Таня даже не успела понять, трахает он или нет. Это добавило оптимизма.

«Мальчики, вы меня чем-нибудь помажете? Ведь больно насухо».

«А у нас ничего нет, – язвительно сказал Паша. – Мы же не планировали сегодня такую крошку встретить. Давалка классная!»

«Посмотрите, у меня там, в кармане куртки есть гигиеническая помада для губ. Бесцветная, чтоб не обветрить. Помажьте, а? Можете всю истратить».

«Просьба дамы – закон», – поёрничал Паша. Но помаду применил.

Но всё равно было адски больно, когда Паша пытался насадить её попку на свой инструмент. Она вскрикнула и удостоилась шипящего: «Молчи, сука!» Попка была узкой, а половой орган Паши, выплеснувший струю в её лоно, был объёмным, но недостаточно твёрдым. Слишком мало времени дал ему товарищ на передых. Повозившись немного, он сказал в своё оправдание: «Да ну её. Не входит».

«Отпустите меня, мальчики! – взмолилась Таня. – У меня ноги уже подгибаются».

Ссыкунявый напарник Паши тут же забормотал: «Да отпусти ты её, Паша. Видишь, она никакая уже». Паша не хотел. Он ещё жадно засунул в Таню пальцы, поковырялся в том месте, которым смог овладеть. «Бля, сука. Узкая же. Не имеет её никто». Таня почему-то догадалась, что он не прочь ещё разок так же, раз анал не получился, но брезгует входить в неё опять, потому, что там отметился «ссыкунявый».

«Хочешь, я телефон оставлю?» – предложила Таня.

«Щас! Позвонишь тебе, ты сразу и сдашь с поличным! Мы учёные». Он ещё подумал немного. «Дуем наверх, через пути. А она пусть сама выбирается». И они быстро исчезли в темноте. Таня, собрав все силы, чтобы не выдать того, что с ней произошло, подтянула штаны и, пошатываясь, направилась к остановке.

Все остальные подробности о её мыслях и переживаниях, высказанные Юрику и переданные мне, опущу. Важны, на мой взгляд, только два момента: Таня стопроцентно убеждена, что насильников спровоцировали именно кожаные штаны. Оденься она менее броско, её бы не тронули. Я привёл Юрику пример из «Момента истины» Богомолова. Там молодая любовница немецкого диверсанта специально не мылась и ходила в плохой грязной одежде, чтобы её не домогались немцы. Просто первый пример, который мне тогда на ум пришёл, а так всё это очевидно.

А второй момент… Ну, понравилось ей это изнасилование. Если б ей тот Паша позвонил. Нет, конечно бы не встретилась. Или всё же да? Она же даже не могла увидеть его лица, но атас как он её пронял!

Интересный с точки зрения психологии факт: на следующий год в то же самое октябрьское время, надев те же кожаные штаны, Таня поехала на ту самую остановку! Пошла, осмотрела гаражи, где всё произошло. Там до тех пор валялись доски, на которых она стояла. Только преступники всегда возвращаются на место преступления? Как в анекдоте: «Ну что за парк у нас! Вчера пошла – изнасиловали. Сегодня пошла – изнасиловали. Завтра опять пойду!» В общем, поняла она, что не надо кривить душой: хочется экстрима. Стала интересоваться темой изнасилования и БДСМ.

Между прочим Таня «сходила» замуж. Да и сейчас формально замужем, хотя с супругом уже давно не живёт. Но сказала про него так: «Абсолютно ничего интересного и полностью асексуально. Для него секс как поход в туалет. Ни разу меня не завёл. А так – футбол, пиво и рыбалка». А вот кожа как фетишный элемент одежды отпечаталась в мозгу, стала спутницей.

Однажды Таня была в профилактории от одного предприятия в Орловской области. Река Ока. Лето, жарко. Путёвку приобрела в Москве через турфирму. Можно было поехать с подружкой, две прямо навязывались. Но твёрдо решила поехать одна. Миф о паре красавцев, которых они обязательно встретят в Орловской области, оказался всего лишь мифом. Таня внутренне была готова к тому, что если кто-то, отличный от крокодила, заинтересуется ею, она пригласит в свой одиночный номер «на чай». И встретит его в особых шортах и с распущенными волосами.

Кожаные шортики приобрела, будучи в одном секс-шопе за границей. Они обошлись недёшево, больше ста пятидесяти евро. Это была и по сей день остаётся бомба. Я знаю, о чём говорю. Юрик её фотографию показывал. Заявляю ответственно. Шорты очень короткие, сзади открывают складку между бёдрами и ягодицами. Удачно только в случае, когда область ниже живота такая, как у неё. На ней эти шорты – просто верх эротики. Важно, чтоб попка была фактурной, а не плосковатой.

Её шортики – из мягкой наппы мериноса. По бокам штанин – подшитые трёхслойные отвороты, сантиметра по три. Визуально ограничивают площадь попки, которая и так достаточно маленькая и кругленькая. Внутри шорты подшиты подкладкой. Но главное – шов через промежность. Внутри – закруглённая складка ткани, чтобы не натирало жёстко. Складка сразу аккуратно врезается и в щёлку, и в анус. Стимуляция – от одного надевания. А если ещё походить. Но это – для неё. А для него – взгляд между ног. Впадинка. Блестящая тончайшая кожа повторяет форму. От одного такого вида у мужиков туманится взгляд.

Она никогда не носила публично эти шорты. Стеснялась, конечно: выйти в них просто неприлично, разве что на панель. Но, разглядывая себя в зеркало, всегда возбуждалась. Этакое аутоэротическое восприятие своего образа.

Как она боялась в детстве пронизывающих взглядов, которые рассматривают, начиная с ног! Иногда взгляды косые, когда – наглые. Она ощущала их на себе ещё девочкой. Особенно когда надевала один короткий сарафанчик. Когда поняла – испугалась и сарафанчик больше не носила. А сейчас хотела, чтоб на неё так смотрели. Но не ловила на себе жарких взглядов в то лето в Орловской области. Может, надо было лететь в более южный регион?

Таня сидела на берегу Оки с книгой. Там – лавочки, а ниже – песчаный неширокий пляж, где бесились молодые подвыпившие парни. Лет двадцать максимум. Их было пятеро. Они ржали и резали слух постоянными матерными выкриками. Игра сводилась к тому, чтоб загнать в воду самого робкого, – всегда есть такой омега-самец на потешку альфачам – и его притопить. А тот, постоянно униженный, «девотный», пытался сбежать, отбиться, прекратить издевательство над собой.

Она смотрела на их фигуры. Ну, не аполлоны, хотя один очень недурно сложен. У двоих ноги сильно волосатые, у одного задница очень плоская и ноги кривые. Но какое это имеет значение? Вот если бы встать перед ними так, как она стояла перед зеркалом.

Чёрные шорты, кожаные, те самые. Трусики под ними – маленькие и беленькие. Но они не суть, на гэнг-бэнгах нетерпеливые руки всё равно их сразу снимают, не до игры. Белая полупрозрачная блузка с завязанным чуть выше живота подолом. Чтоб был виден пирсингованный пупок на худом животе. Под блузкой чёрный лифчик, чтоб просвечивал. На ноги – привезённые из-за границы летние плетёные сапожки абрикосового цвета, отороченные мехом. Что-то есть в том, как мех контрастирует с голой ногой. Она их называет «гладиаторы с опушкой». А на руки – перчатки с обрезанными пальцами, тоже абрикосового цвета. Они называются «гловелеты».

И вот в таком виде – предстать перед ними. Нет, не перед мифическими, а перед конкретно этими, что дурачились на пляже. Расставить ноги. Посмотреть развратным взглядом. Молодые самцы обалдеют и забудут про своих девушек. Они пойдут за ней, за голодной самкой. Она будет подниматься по песчаному берегу, а их глаза будут фиксировать движения её маленького кожаного чёрного зада, поделённого глубоким швом на две аппетитные половинки…

Они – как были, в мокрых купальных шортах, а один – тот, что с хорошей фигурой – в чёрных трусах-боксерах – зайдут за ней в лесопарк. Пройдут метров двести и нападут на неё. Она не будет сопротивляться. Пусть трахают все. И тот, что с красивым торсом, и тот, что кривоногий. Может, у него красивый член и он запихнёт ей в рот. Пусть и омега-пацанчик потешится. Они его допустят, когда сами натрахаются.

Она подаст голос тогда, когда доберутся до её попки. Всё-таки слюна – плохая смазка. Вот тогда и попросит достать из кармана шорт, которые давно сняты и отброшены в сторону, тюбик с анальным гелем. И – получит удовольствие от восхищённых житейски мудрой предусмотрительностью молодых самцов, слушая их матерные комментарии. Они не узнают, что она носит гель всегда – после того случая за гаражами. Пусть её трахают два часа, три. Сколько смогут. Пусть нещадно кончают на лицо, садятся на него своими задницами. Она всё-всё примет. Но после того как они кончат по три раза (да хоть по шесть), пусть избавят её от всяких диалогов и обсуждений.

Теоретически, она была бы даже не против, если б они на неё помочились. Чтоб пометили её всеми выделениями тоже как свою коллективную сучку. Но даже в фантазиях есть препятствие: шорты жалко, мочой провоняют, стирать нельзя. Да, и… бутылка во влагалище, синяки и ссадины на лице, вывихнутые запястья и прочие «излишества» тоже не в тему. Пусть молча натянут свои мокрые после купания шорты и растворятся в кустах. А она не спеша оденется и, ощутив себя последней грязной потаскушкой, пойдёт одна в номер мыться. Не выйдет на ужин и на завтрак, а на следующий день рано уедет. Она не захочет больше видеть этих парней – они выполнили свою миссию.

Как хорошо было бы! Мальчики резвятся, даже не подозревая, что для них возможно такое приключение.

Но… оно невозможно. Вместо черных кожаных шорт – светлая длинная юбка, вместо наилегчайшей кисейной белой блузки – непрозрачная цветная. Благопристойный лифчик. На ногах – босоножки. А сама она сидит на лавочке и одухотворённо мечтает с книжкой в руках. Правда, всё не так целомудренно. Вы не поверите, но в сумочке действительно анальная смазка. Стыдливо перелитая в абсолютно нейтральный пластиковый тюбик. И презервативы с собой – «Sico XXL» – комплимент своим ожиданиям и предполагаемому партнёру. Под трусики она всунула-таки современный маленький вибратор с хвостиком. Ножки скрещены…

Ох, любят иные девочки «посжимать»! Ещё со школьной скамьи, во время занудного урока. Или сидя на лекции в институте. А тут – техника. Ты сожмёшь этот вытянутый маленький лимончик, точнее – болгарскую вытянутую помидоринку, вложенную неглубоко в твой конвертик, а она ответит пульсацией. А не сожмёшь – не ответит. Ещё хочется помочь пальцами, но нельзя на людях. В том, что нельзя, тоже есть своя сексуальность. Тут, когда сожмёшь, главное, не зайтись и не забыться, не выдать свою маленькую тайну. Под широкой юбкой не так заметно. Но присутствие инородного предмета в теле всё равно не даёт сосредоточиться на книжке. И как тут не сжать, когда парень с хорошей фигурой делает стойку на руках и его мокрые боксеры повторяют все рельефы. «Яйца у него большие», – думает Таня и сжимает…

А дальше я как автор отхожу в сторону. Надо же дать выход чувствам Юрика, переложив их из порнографических описаний в эротическую форму. Насколько вообще получится. Это его опыт, он о нём рассказывает, кому-то будет интересно. DS-действия конкретны. В отличие от первых двух историй, фотографии Тани я всё же видел, поэтому снабдить глаголы Юрика более приличными прилагательными и добавить оттенки красок вполне возможно. Пусть будет якобы его прямая речь. Но парочку штрихов и сравнений я добавлю.

«Скажу по секрету: Таня вообще-то некрасивая. Но вот попка и низ живота… Здесь – всё блестяще. Трусы – тридцать шесть, задница оттопыренная и тугая, ни малейшего целлюлита. Оттого и кожаные шорты великолепно сидят. Бёдра узкие. Лобок крутой. Меня как-то спросили, что такое “крутой”. Надо понимать в прямом смысле. Можно представить себе – легко – лобок плоский. А крутой – это таки совсем не то, как говорят в Одессе. А это самое дело. Маленькая и аккуратная, ничего не вылезло и не потемнело.

Я очень люблю её низ. “Низ нижней”, как я его называю. Грудь у неё некрасивая, она знает это и закрывает её от меня топом в обтяжку. Любая девушка обидится, если ей накрыть лицо подушкой, как в циничной шутке. Но только нижняя по природе воспримет как прихоть Хозяина, которую нужно выполнять. Я не закрываю Тане лицо подушкой. Просто завязываю ей глаза. Продаются такие “закрывалки”, секс без вида партнёра сейчас моден, так называемая депривация. А потом её тело можно фиксировать, в тех самых шортиках.

Я люблю её низ, как Микеланджело, который “любил” мужской торс, обломок скульптуры, сделанной кем-то задолго до него, и выставленный сейчас в зале музея Ватикана. Микеланджело ползал по нему и засыпал, обняв камень. Любитель красивых мужских тел, нам не понять…

Я люблю её низ в шортах и без. Я бы её и трахал в шортах, но, увы, невозможно. Но трусики всегда оставляю, они маленькие. Могу долго прикладывать круглую голову – даже не назовёшь это головкой – клиторного вибромассажёра. Капелька стимулятора на бугорок. А дальше – засовывать в неё различные специализированные предметы и ощущать, как она дёргается.

Больше всего ей нравится один современный немецкий электрический инструмент тёмно-красного цвета, с плоским концом на точку G. Он даёт не вибрационные, а внутренние, под силиконовой кожей, возвратно-поступательные движения, как будто мужской член двигается в своей шкурке. В России хит продаж. Не видел ещё ни одной, которой бы этот девайс не понравился. Он, правда, не дешёвый и стоит пятнашку. Я его могу вынуть и поработать некоторое время своим, от природы данным, потом опять вставить. Или вставить “анатомически правильный” – с согревающей или охлаждающей смазкой и работать им; он не на батарейках, зато здоровый.

Это происходит уже после предварительных игр. Она уже постояла у стенки, одетая в тот самый наряд с сапожками – чулками и перчатками-гловелетами. Я её лапаю через шорты, прижимая к стене, щекой прижимаясь к её щеке. У меня есть несколько ароматов с феромонами разных афродизиаков. Считаю, что от мужика не должно разить потом, даже если он грубый доминант. Вы будете удивлены – я даже иногда делаю маникюр, отдаю тысячу рублей. Боль причинять – да, но лезть в нежные органы грязными пальцами с нестриженными ногтями… Мы в XXI веке живём. Никто не подтирает задницу капустным листом. Всё находится в развитии, надо постоянно учиться и совершенствоваться, не воображая себя продвинутым.

Поза на коленях, ручки за голову, ножки разведены. Кто её не практикует? Майка или блузка – через голову на плечи, лифчик сдвигается так, чтоб из него выпростались соски. Лифчик остался, он неудобно и даже больно пережимает грудь, только кого волнует? Для этого так и делается. Зато с сосками играет конец стека. Шорты с трусами тоже приспускаются, чтобы стек имел доступ к точке спереди и к ложбинке между круглыми половинками сзади.

А вот она уже и перегнулась через боковину дивана, трусы и шортики спущены, но ненамного, чтоб им тоже принимать участие в процессе, радовать глаз. Её аккуратные отверстия бесстыдно открыты для осмотра, этот музейный экспонат “трогать разрешено”, но в партере сегодня нет зрителей. Хотя они несколько раз и бывали, и не только смотрели.

Неспешная порка мягким, но тяжёлым ремнём из буйволовой кожи. Всё же четыре сантиметра ширины – это оптимально, можно значительно точнее управлять девайсом. А дальше…».

Но «улучшенного Юрика» дальше цитировать не буду. Интерактивный читатель домыслит сам. У Юрика опыт большой, но всё как-то очень однообразно. Я выбрал три истории, показавшиеся мне нестандартными и интересными. А так Юрик дотошен в своём изврате, он хочет максимальной реализации всех возможностей, которые даёт прогресс.

Запрос людей на секс возрастает, желания диверсифицируются и утончаются. Как насчёт электрического разрядика в точку G? Нет, мы не тянем провода от розетки. И не вытаскиваем батарейки из пульта от телевизора. Хотя в период моей юности девчонки баловались, помещая известную часть полового органа между клемм плоских батареек. Всё уже рассчитано дотошной секс-индустрией – и сила тока, и частота импульсов. Агрегат в руках, он сейчас будет введён. Да, именно кайф от секса сведёт с ума человечество. В сексе, однако, ничего принципиально нового придумать нельзя, всё когда-то уже было.

Поиск партнёра, с которым можно углубить кайф, заданный природой, становится кое для кого навязчивой идеей. Умелого партнёра. Но это не для тех, кто довольствуется тихим самоудовлетворением за компом, а ведь таких людей ужасающе много и, похоже, становится всё больше. Скоро масштабов Японии достигнем. Кое-кто махнул на свою сексуальность рукой, для кого-то эмоциональное восприятие предмета по факту оказывается ниже случки собак. Собачки хоть что-то испытывают.

Как-то прочитал в книжке по домоводству из пятидесятых годов прошлого века крамольную для того времени фразу. Просто открытым текстом было написано: «Природа постаралась сопроводить процесс размножения человека самыми приятными ощущениями». Какая смелая для того времени фраза! Граничит с развратом и аморалкой. И как всё изменилось. Где он, тот процесс размножения? Его планируют, как полёт в космос, отдельно от секса, и осуществляют целым комплексом мер после посещения консультаций и прочтения десятка брошюр. Секс идёт в чистом виде, без всяких планов «залёта». Большим разочарованием для женщины будет, если проживёшь жизнь, а самого мощного оргазма, возможность получения которого заложена в тебе природой, так и не испытаешь.

Для женщин «кончить» и «испытать настоящий оргазм» – две разные вещи. И тут – стоп. Я женских оргазмов не испытывал, а фантазировать насчёт того, как это происходит и чем сопровождается, не хочу, хотя мне и объясняли. Слепому можно долго рассказывать, как выглядит полотно «Лунная ночь на Днепре» Куинджи.

Где ты, кайф? Может, и в умелой ролевой игре. Ворота в другой мир. Немного больно, кровь приливает к тазу, обильно снабжая все эрогенные точки питательными веществами и кислородом. Ускоряются реакции в мозгу. Ты думаешь, испытываешь симпатию или даже любовь? Нет, это дофамин с норэпинефрином. Кто сказал, что тебе нравится парень или мужчина? Тебе нравится химический синтез в твоём мозгу. Не будь их, партнёр сразу своей сексуальной привлекательностью напоминал бы телеграфный столб, а понятие любви было бы недоступно для понимания по физиологическим соображениям.

У людей зрелых немного не так. Эндорфины – они более пролонгированного действия. Когда ты рассматриваешь на коже нижней результат действий продвинутого девайса, можно повторить слова одной ведущей несколько уже подзабытой передачи: «Это была лишь игра».