Марина стала жить затворницей. С дядей и кузеном общалась только по телефону. Они хотели часто видеться с ней. Думали подбодрить, развеселить, помочь выйти из нынешнего состояния.
– Мне будет лучше одной, – сказала Марина дяде Пете, когда он и Алексей неожиданно пришли в гости.
Он как раз только что рассказал какой-то веселый анекдот.
Услышав Марину, Петр Альбертович лишь грустно вздохнул. Больше этим вечером он не пытался шутить.
С тех пор родственники не приходят в гости к Марине – они приняли ее решение. Правда, дядя Петя часто звонит ей – волнуется, как живет.
Так что общение с миром людей для Марины свелось к редким телефонным разговорам с родителями, более частым – с дядей и Алексеем.
Она почти всегда дома. Очень много смотрит телевизор.
Наугад включает каналы. Ей все равно, на каком языке, латышском, или русском, идет передача. Отвлекает картинка немного, и хорошо. Читать она тоже пытается, берет с полки первую попавшуюся книгу.
Хочет отогнать свою боль.
Из окон Марина видит длинный зеленый шпиль святого Екаба, шпили других церквей, черепичные крыши разноцветных домиков. Город будто зовет ее в себя. «Погуляй по мне, познакомься со мной, я стану твоим другом!», – говорит ей.
Но Марина не хочет знать этот город. Она погружена в другое.
Выходит из квартиры изредка и, в основном, вечерами. Потому только, что иногда надо гулять. Сама понимает, и отец с мамой настаивают на этом. Ей нравится, когда идет дождь, или город в тумане. На улицах немного людей. Марина не хочет никого видеть.
Особенно она любит туман. Почти никого тогда не встречает. Люди предпочитают сидеть дома. А туман этим летом очень часто приходит в Ригу. Дядя Марины удивляется, говорит, что такого никогда не было. А Латвийский центр окружающей среды и метеорологии снова и снова обещает туман…
В старом городе многие дома выкрашены в яркие цвета, или в пастельную гамму. А когда непогода, особенно, если она наступает вечером, краски кажутся более тусклыми. Фонари, все современное освещение бессильны перед дождливыми, с сырым ветром или туманом сумерками.
Такие часы будто стирают грим с облика Риги. Проступает ее настоящая, изначальная суть.
Пропадает игрушечное начало. Старый город выглядит суровым, но он настоящий защитник того, кто живет в нем. Здесь Марина чувствует себя намного лучше, чем на широких проспектах, которые открыты для всех ветров. А ткань старого города – его извилистые улочки, прижавшиеся друг к другу дома – всегда побеждает ветер.
Марина ощущает себя защищенной в сердце Риги. Жаль, что только от непогоды. От того, что в душе, город ее не спасает.
Прогулки у нее недолгие. Ведь они не дают облегчения.
Она не хочет почувствовать город, в котором живет. А он уже проникает в Марину. Каждая прогулка, каждый шаг в городе сближают ее с ним. Правда, пока она этого не осознает.
Ни с кем в Риге не познакомилась. Никого не узнала. Никто ее не заметил…
Но это только Марина так думает.
…Он не случайно обратил внимание на Марину. Друг, который часто видит молодую женщину, много рассказывал о ней.
После этого он сам пригляделся к этой худенькой женщине. Верно говорил друг, она ведет себя необычно. На витрины модных магазинов, – их так много в центре, – совсем не смотрит. Избегает людей. Лицо очень грустное.
С тех пор он наблюдает за ней. Изучает.
Сначала смотрел на нее с участием и… профессиональным интересом.
Потом вдруг понял, пришло что-то еще. Ему очень нравится глядеть на Марину!
Удивлен. Не помнит, чтобы такое случалось с ним…
Он много наблюдает за людьми, диагностирует их. Изучение психики людей, ее анализ – вечная страсть Иоганна Рихтера. Он сопереживает людям, но настоящую привязанность испытывает только к двум живым существам.
К Айне, и к… каменному Псу на крыше дома, в одной из квартир которого поселилась Марина. От Пса он и узнал о ней.
Да, этот Пес – живой для Иоганна Рихтера. Может быть, даже более живой, чем он сам – призрак, живущий уже более четырехсот пятидесяти лет в старой Риге.
Айна… Она такая же, как Иоганн Рихтер. Тоже призрак. При жизни они были вместе. Не муж и жена, просто любовники.
Не расстались и в призрачной жизни. Он привязан к Айне. Ценит ее за любовь и за верность.
Наверное, чуть больше, чем Пса, в котором просто души не чает.
Марина не позволяет новому для нее городу войти в себя. Никто и ничто не отвлекает ее от грустных мыслей.
Ей становится хуже. Она все больше и больше думает о своем несчастье.
А на улицах, хотя она и старается выйти на них, когда почти пустынны, все равно видит людей. Видит, бывает, и счастливые женские лица. Это то, на что она не может не обратить внимание!
Сразу чувствует контраст с собой. Этот контраст ранит, делает боль более пронзительной.
«У этих женщин наверняка есть дети. У них есть будущее», – вот о чем она думает.
А она? Какое будущее у нее? Нет его. Безысходность…
Она подолгу стоит у окна, смотрит на город. Он часто окутан туманом…
Подумать только, можно сделать шаг вперед. Один шаг. Он навсегда избавит от невыносимой тяжести, от которой болит душа.
Этот шаг станет выходом…
Но в ней тут же восстают жизненный инстинкт, воспитание, религиозное чувство.
Нет, нет! Нельзя, ни в коем случае нельзя идти на это.
Марина отходит от окна.
Но затем ее снова посещает мысль о шаге в пустоту. Это происходит все чаще. Может, ее спасение в этом шаге, надо просто решиться?
Ведь после этого в Марине больше не будет никакой боли. Боль уйдет навсегда. Но… не только она, все остальное тоже. Марина сама уйдет.
«А что еще, кроме боли во мне сейчас есть?», – думает она.
«Есть, и многое. И будет еще много всего. Можно жить многим, кроме детей», – убеждает она себя.
Вроде, получается.
Она старается чем-то занять себя. Но потом…
Потом она снова подходит к окну, снова стоит возле него.
Шпили кирх, костелов устремлены к небу. А ее тянет в пропасть. Хочется броситься на мостовую…
«Ничего, ничего хорошего в жизни не будет. Зачем она мне нужна?», – лишь эта мысль у нее.
Но Марина берет себя в руки. Начинает смотреть телевизор. Видит какую-то картинку, слышит какие-то слова.