Глава 2 Эпоха старости

Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим.

Псалом 89:10

Столь разные судьбы моего деда Леонарда и его брата Эмерсона отражают резкое увеличение продолжительности жизни, произошедшее за последние сто лет. Эмерсон прожил свою жизнь как человек конца XIX века, когда была основана церковь «христианской науки»: короткая, пышущая здоровьем молодость, за которой следовало длительное и мучительное «схождение по склону», начинавшееся в среднем возрасте. Честно говоря, удивительно, что он вообще дожил до семидесяти с лишком лет. Между тем мой дед был человеком XX века: свободное мышление, научный взгляд, готовность воспользоваться успехами современной медицины. Неудивительно, что он прожил намного дольше и отличался более крепким здоровьем, чем его брат.

Тем не менее оба они, даже Эмерсон, значительно пережили свой век, отведенный им при рождении. В 1914–1915 годах, когда они родились, средняя продолжительность жизни белого американского мужчины составляла около 52 лет. Главной причиной смерти американцев[7] пенсионного возраста в начале XX века были сердечные заболевания, незадолго до этого сместившие с этого печального трона туберкулез и пневмонию (слава антибиотикам!). На короткое время этот список возглавил испанский грипп (во время пандемии 1918 г.), но впервые в истории человечества от старости стало умирать гораздо больше людей, чем от войн и смертельных инфекций. Так началась Эпоха старости.

По данным Всемирной организации здравоохранения, сегодня американские мужчины в среднем живут около 77 лет[8], американские женщины на пять лет больше. Но в мировом масштабе нам нечем похвастаться: по продолжительности жизни мы занимаем всего лишь 32-е место, уступая Коста-Рике, Португалии и Ливану, несмотря на гораздо более высокие расходы на здравоохранение в расчете на человека. И мы продолжаем отставать: для некоторых подгрупп населения США ожидаемая продолжительность жизни уже начала снижаться. Между тем, по некоторым оценкам, половина всех детей, родившихся в Германии в этом году, имеют все шансы дожить до своего 105-го дня рождения[9].

Такой резкий рост продолжительности жизни не имеет прецедентов в истории человечества. Прогуляйтесь как-нибудь по старому кладбищу и почитайте даты на надгробиях: вы найдете трагически много детей и младенцев, а также молодых женщин, умерших при родах. Более удачливые люди доживали до сорока, и лишь немногие исключительные личности переступали отведенный им Библией 70-летний порог. Разумеется, и в те времена имелись долгожители: так, первый английский ребенок, родившийся в штате Массачусетс в 1623 г., девица по имени Элизабет Олден Пэбоди[10], чьи родители прибыли в Америку на корабле «Мэйфлауэр»[11], прожила почти век и скончалась в 1717 г. в возрасте 94 лет. Учитывая суровые условия жизни в колонии Массачусетского залива, дожить до старости в те времена было настоящим подвигом. Как выразился Монтень: «Умереть от старости – это смерть редкая, исключительная и необычная, это последний род смерти, возможный лишь как самый крайний случай».

Ситуация начала меняться в середине 1800-х гг. с появлением в городах систем канализации и полусовременной медицины – даже то, что доктора начали мыть руки перед осмотром больных и операциями, позволило существенно снизить смертность. Так, в 1881 г. президент Джеймс Гарфилд умер не от пулевого ранения, а от инфекции, занесенной в его организм грязными руками врачей. Смертельные случаи во время родов, некогда бывшие обычным делом, теперь стали редкими благодаря появлению анестезии, антибиотиков и кесарева сечения, без которых моя мать и я, к моменту своего рождения весивший 4 кг 200 г, несомненно, умерли бы от травм.

По мере того как чистая вода становилась все более доступной (а сточные воды все более удаленными от жилья), медицина делала значительные успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями, младенческая смертность заметно сократилась, а средняя продолжительность жизни начала быстро расти. И широкие массы людей внезапно столкнулись со странным, необъяснимым, хотя и столь естественным феноменом, как старение.


Если вам случится посетить Вестминстерское аббатство в Лондоне, в его южном трансепте вы сможете увидеть весьма необычное мраморное надгробие. Здесь похоронен Старина Томас Парр, считающийся самым старым жителем Британии – согласно надписи он прожил 152 года и пережил правление десяти королей. Это не опечатка. Парр был крестьянином из графства Шропшир и не только прожил полтора века, но и в очередной раз стал отцом в возрасте 122 лет. В 1635 г. слухи о Парре дошли до графа Томаса Говарда, и тот привез долгожителя ко двору короля Карла I, где он на короткое время стал национальной знаменитостью и даже позировал для портретов Рубенсу и Ван Дейку. Но своей славой он наслаждался недолго: переезд в Лондон (с его ужасающей уличной грязью и болезнетворной атмосферой), а также изменения в питании подорвали его здоровье, и он умер спустя всего шесть недель.

Старина Парр поставил абсолютный рекорд долголетия – если только заявляемый им возраст был хоть сколько-нибудь близок к правде. Сомнения возникли{5} после того, как знаменитый хирург Уильям Харви осуществил посмертное вскрытие и обнаружил, что внутренние органы Парра были в идеальном состоянии для человека, прожившего полтора века. Несмотря на возраст, указанный на его надгробной плите, в настоящее время ученые считают, что Старина Парр на самом деле был внуком оригинального Старины Парра и что это прозвище просто передавалось в их роду по наследству. Записи о рождении детей в Шропшире в 1500-х гг. велись довольно небрежно, поэтому кто знает, как оно было на самом деле?

Совсем недавно, в 1960-х гг., распространилась новость о том, что жители Абхазии, одного из регионов тогдашнего Советского Союза, расположенного в Кавказских горах, традиционно доживают до 140 лет и больше. Их предрасположенность к долголетию связывали с употреблением в пищу особого кисломолочного продукта, который с тех пор стал невероятно популярен, хотя мифы о кавказском долголетии впоследствии были развенчаны.

Только за последние несколько лет СМИ познакомили нас с целой армией морщинистых индивидов, живущих в сельских районах Боливии или Китая и утверждающих, что их возраст превышает 125 лет. Всех этих мнимых долгожителей роднит со Стариной Парром одно – отсутствие сколько-нибудь достоверных данных об истинной дате их появления на свет.

Таким образом, самым старым долгожителем в человеческой истории, с официально задокументированными датами жизни, является ничем не примечательная француженка{6} по имени Жанна Кальман. Мадам Кальман родилась в Арле в 1875 г. и, по ее словам, встречала Винсента Ван Гога в художественной лавке своего дяди (по ее отзывам, Ван Гог был не самым приятным человеком на свете). Когда ей было около 80 лет, она заключила сделку по продаже квартиры со своим знакомым адвокатом, которому на тот момент было чуть больше сорока. По условиям сделки покупатель должен был выплачивать ей по 2500 франков в месяц на протяжении всей оставшейся жизни, чтобы после смерти получить в собственность ее квартиру. Была лишь одна загвоздка: престарелая владелица квартиры никак не хотела умирать. Она каталась на велосипеде до 100 лет и курила до 117 лет. Возможно, ей не стоило бросать курить, потому что через пять лет после этого она испустила дух. Ей было 122 года. К тому времени бедный адвокат уже умер, выплатив Жанне Кальман сумму в две стоимости ее квартиры.

«У меня есть только одна морщина, – по слухам, заявляла она. – И я на ней сижу».

Это и есть фактическая продолжительность жизни. Никому не удалось побить рекорд мадам Кальман ни до, ни после нее. И точка.

Ожидаемая продолжительность жизни – это статистический прогноз того, как долго может прожить ребенок, родившийся в данном году. Этот прогноз составляется на основе мрачноватого документа, известного как таблицы смертности или дожития. Для нас, непосвященных, эти таблицы выглядят как наборы случайных чисел, примерно так же интересные, как телефонные справочники. В них указаны уровни смертности – то есть вероятность умереть в данном году для индивида определенного возраста с определенными характеристиками.

Например, вероятность того, что 40-летняя американская женщина умрет в 2010 г., составляла 1,3 на 1000, или 0,13 %; для 60-летней женщины этот показатель составлял 6,5 на 1000, то есть в пять раз выше. Если взять гипотетического ребенка и применить к нему такой статистический анализ, вы узнаете среднюю ожидаемую продолжительность его жизни.

Демографы относятся к таблицам смертности с благоговейным почтением. Это фундамент, на котором стоят страховая отрасль и пенсионная система. И это своего рода окно в будущее. Согласно таблицам дожития, составленным Управлением социальным обеспечением США и используемым как основа для онлайн-калькулятора на их сайте, 47-летний белый американский мужчина (то есть я) может рассчитывать прожить еще 35 лет. В сумме это составляет 82 года жизни. Неплохо, но все же меньше, чем прожил мой дед.

Поэтому я решил поискать иное мнение. Я скачал себе на телефон приложение (серьезно!) под названием Days of Life, которое позволяет рассчитать оставшиеся вам годы жизни на основе вашего пола, возраста и страны проживания. К сожалению, это приложение отвело мне еще более короткий срок, около 30 лет, – и в течение следующих нескольких недель мой телефон ежедневно выдавал мне напоминания «Вам осталось прожить 10 832 дня…».

Излишне говорить, что я его удалил. В реальном мире невозможно знать наверняка, когда мы умрем – в 82 года, в 62 или же завтра, в два часа пополудни. И, к счастью, как и в прогнозах погоды, единственная надежная вещь в таблицах смертности – это то, что они постоянно меняются.

В далеком 1920 г. известный американский статистик Луис Даблин, работавший главным актуарием в страховом гиганте Metropolitan Life Insurance, заявил, что максимальный порог средней продолжительности жизни составит в ближайшем будущем ровно 64,75 года. По странному совпадению, это было всего на три месяца меньше официального признанного пенсионного возраста в 65 лет, установленного Законом о социальном обеспечении в 1933 г. В те времена типичный 65-летний человек выглядел, чувствовал себя и действительно был довольно старым. Но это был далеко не предел. Когда доктор Даблин узнал, что женщины в Новой Зеландии в среднем живут больше 66 лет, он пересмотрел установленную им планку и поднял ее почти до 70 лет. Но и она оказалась слишком низкой: даже мой несчастный двоюродный дед Эмерсон преодолел ее.

Во всем мире продолжительность жизни продолжает неуклонно расти на протяжении вот уже двух веков. Около десяти лет назад авторитетный демограф по имени Джеймс Вопел собрал всю существующую – и достоверную – историческую статистику по продолжительности жизни, которую он только сумел найти, начиная со Швеции XVIII века[12], в которой велась тщательная регистрация рождений и смертей. На основе этих исторических данных Вопел вместе со своим соавтором Джимом Оппеном и многочисленной исследовательской командой определил для каждого отдельно взятого года так называемую «страну-лидера», которая добилась максимального роста средней продолжительности жизни. Эти страны-лидеры неоднократно менялись, однако, когда исследователи свели ежегодные рекорды этих стран-лидеров в единый график, они с удивлением обнаружили, что он представляет собой прямую, сплошную и неуклонно идущую вверх линию – как траектория взлета авиалайнера из аэропорта имени Кеннеди.

График Вопела показал, что начиная с 1840 г. средняя продолжительность жизни женщин в странах-лидерах увеличивалась с постоянной скоростью – примерно на 2,4 года каждые десять лет{7}. И хотя пальма первенства вручалась разным странам, переходя от Швеции к Норвегии, затем к Новой Зеландии и Исландии, чтобы в конце концов осесть в Японии, общая тенденция линейного роста продолжительности жизни сохраняется: каждые четыре года люди приплюсовывают к своему потенциальному сроку жизни один дополнительный год. Или, если хотите, каждый прожитый вами день дарит вам еще шесть часов жизни.



«Эта прямая линия абсолютно поразила меня, – говорит Вопел, ныне директор Института демографических исследований имени Макса Планка в Германии. – Тот факт, что она сохраняется в течение вот уже двух столетий, поистине удивителен». Мало того, эта прямая линия неуклонно продолжает идти вверх без всяких признаков замедления – вопреки прогнозам многих умных людей, от Даблина до различных агентств ООН и демографов-вольнодумцев, которые единогласно предсказывают конец этого роста. Недаром Вопел и его коллеги дали своему исследованию провокационное название – «Сокрушенные пределы продолжительности жизни».

Объяснение этого стабильного роста кроется в нескольких ключевых факторах, которые уже были упомянуты выше: улучшение санитарно-гигиенических условий и медицинской помощи. Такие вещи, как пенициллин, стерилизация и даже лекарства от кровяного давления, дали нам возможность жить дольше, избегая преждевременной смерти, которая нагоняла наших предков в молодом возрасте. Эта тенденция наблюдается и в развивающихся странах: по данным Всемирной организации здравоохранения, во всем мире средняя продолжительность жизни с 1990 г. выросла на шесть лет.

Однако Вопел утверждает, что в индустриально развитых странах устойчивый рост продолжительности жизни на самом деле отражает более глубокие изменения в условиях жизни, оказывающих влияние на то, как мы стареем. «До 1950 г. рост продолжительности жизни был в основном обусловлен значительным снижением уровня смертности в молодом возрасте, – написал он в своей статье в журнале Science в 2002 г. – Но во второй половине XX века главной причиной этого роста стало увеличение сроков дожития людей после 65 лет».

Все началось с развития медицинских технологий: то, что бывший вице-президент США Дик Чейни все еще жив после нескольких инфарктов и операций, раньше считалось бы чудом. Не все мы нуждаемся в искусственных сердечных клапанах, но все пользуемся такими благами, как чистая вода, свежий воздух и лучшие жилищные условия. И нас уже не так пугают массовые эпидемии – их количество сократилось значительно даже за последние 50 лет. Это объясняет, почему брат моего деда Эмерсон дожил до семидесяти с лишком без какой-либо медицинской помощи: мир, в котором он жил, был гораздо чище и безопаснее, чем мир его предков. На самом деле, если бы он не курил – что было единственным его отступлением от учения «христианской науки», – он вполне мог бы прожить сколько же, сколько его брат.

Широкое распространение запретов на курение, защищающих каждого из нас от воздействия канцерогенного табачного дыма, может способствовать еще большему увеличению продолжительности жизни (хотя несколько затяжек в день, кажется, нисколько не вредили мадам Кальман). Благодаря все более безопасным и благоприятным условиям жизни, утверждает Вопел, мы не только избегаем преждевременной смерти, но и стали стареть намного медленнее, чем наши предки, жившие в антисанитарной, некомфортабельной, полной смертельных болезней и табачного дыма среде. «Продолжительность жизни – удивительно пластичный феномен, – говорит он. – Сегодня 70-летние люди имеют такое же здоровье, как 60-летние несколько десятилетий назад. Их физическое состояние начинает ухудшаться намного позже: теперь самые плохие последние пять лет жизни наступают в возрасте 80–85 лет, а не в 70 лет, как раньше».

Другими словами, старые люди перестали быть старыми. Они стали жить не как мой двоюродный дед Эмерсон, который уже к 60 годам превратился в дряхлого старика, а как мой дед Леонард, который и в 70 лет оставался относительно моложавым. Граница старости продолжает отодвигаться все дальше и дальше, например, такими людьми, как Диана Ниад, которая вплавь преодолела расстояние 166 км между Кубой и островом Ки-Уэстом в возрасте 64 лет, то есть за несколько месяцев до наступления официального пенсионного возраста. «60 лет – это новые 40» – вот ее жизненный девиз. И она далеко не исключение: двое моих партнеров по велосипедным прогулкам давно перешагнули пенсионный возраст, однако я всегда обливаюсь по́том, пытаясь угнаться за ними. В то же время Хамфри Богарт сыграл немолодого, уставшего от жизни хозяина кафе Рика в фильме 1942 г. «Касабланка», когда ему было всего 42 года. (Может быть, он слишком много курил?)

Если 60 лет – это новые 40, то 95 вполне могут быть новыми 80{8}: недавно проведенное в Дании исследование в области когнитивного старения показало, что нынешняя когорта 95-летних достигла этого возраста в значительно лучшем состоянии рассудка, чем их собратья по долголетию всего десятилетие назад. Джеймс Вопел и другие считают, что нынешние поколение пожилых людей стареет медленнее, чем предыдущие. «За последние 30 лет стало очевидным появление совершенно нового и абсолютно непредвиденного фактора, способствующего увеличению продолжительности жизни, – говорит Томас Кирквуд, известный биолог из Университета Ньюкасла, Англия, занимающийся исследованием долгожителей старше 85 лет. – И этим фактором является то, что люди вступают в пожилой возраст в лучшей форме, чем когда-либо раньше».

Но будет ли этот двухвековой рост продолжаться и дальше? Будет ли кривая Вопела по-прежнему уверенно стремиться вверх?

Не все так считают, а один из ведущих экспертов в этой области и вовсе убежден, что в своем стремлении к долголетию человечество делает серьезный шаг в ошибочном направлении.


Джей Ольшанский встретил меня на пороге своего дома в пригороде Чикаго, и мы тут же отправились в популярную закусочную Superdawg, ведь если Чикаго чем-то и славится, так это своими хот-догами и другими готовыми мясопродуктами. Профессор школы здравоохранения Университета Иллинойс в Чикаго Джей Ольшанский признался, что любит хот-доги и хотя ест их довольно редко, хорошо знает, где найти самые вкусные. «Если не есть их каждый день, все будет в порядке», – заверил он меня, когда мы припарковались у фастфуда.

Впрочем, этому не стоило удивляться, потому что Ольшанский известен своим весьма скептическим отношением к долгожительству. В частности, он убежден, что «здоровый образ жизни» и иже с ним никак не влияют на продолжительность жизни. По дороге в закусочную он раздраженно ткнул пальцем в рекламный щит на обочине, на котором финансовая компания Prudential безапелляционно заявляла: «Первый человек, который доживет до 150 лет, живет уже сегодня. Будьте готовы к этому».

«Это абсолютно голословное заявление, – кипятился он. – Оно не имеет под собой никаких научных оснований».

Если Prudential все же окажется права, Ольшанский проиграет весьма крупную сумму денег. В 2000 г. он заключил пари со своим коллегой, геронтологом Стивеном Остедом (с которым мы познакомимся чуть позже). Остед утверждает, что в 2150 г. в мире будет жить по крайней мере один человек, достигший 150-летнего возраста. Ольшанский категорически с этим не согласен. Каждый из них сделал символическую ставку в $150, но благодаря грамотным инвестициям в золото эти первоначальные $300 уже превратились в $1200! Если такие темпы доходности сохранятся, то к 2150 г. эта сумма увеличится почти до миллиарда долларов, который, как искренне надеется каждый ученый, достанется правнукам одного из них.

Ольшанский считает, что 122-летний возраст мадам Кальман – это верхний предел человеческой жизни, запрограммированный в нашем геноме и, возможно, самой нашей биохимией. И эта максимальная цифра не меняется; более того, эта француженка-долгожительница является скорее аномалией. С тех пор как она умерла в 1997 г., никому не удалось приблизиться к ее рекорду. На момент написания этой книги самым старым человеком в мире признана 116-летняя японка по имени Мисао Окава (родилась в 1898 г.), за которой следует афроамериканка Гертруда Уивер, родившаяся в том же году в Арканзасе в семье крестьян-испольщиков. Обе дамы входят в десятку старейших людей, живших когда-либо, но, судя по всему, рекорд мадам Кальман им не побить[13].

Что касается средней продолжительности жизни, то, по мнению Ольшанского, она будет колебаться вокруг 85 лет – а в некоторых странах, таких как США, и вовсе начнет снижаться{9}.

Но как же насчет вышеописанного графика Вопела?

«Это чистой воды фантазия, – фыркнул Джей Ольшанский, откусывая очередной кусок от сочного хот-дога. – Если взять исторические данные по увеличению скорости бега и экстраполировать их по той же методологии, вы получите информацию, что через пару сотен лет люди будут пробегать одну милю мгновенно. Это смешно».

Разумеется, это смешно, но тут есть одно важное различие: если время пробега одной мили сокращается, то продолжительность жизни, наоборот, увеличивается. «Действительно, есть предел тому, с какой скоростью человек может пробежать одну милю, но нет предела тому, как долго он может жить, – настаивает Вопел. – И никто не утверждает, что срок жизни будет увеличиваться до бесконечности». (На самом деле один человек утверждает именно это; и с ним мы познакомимся в ближайшее время.)

Спор между Ольшанским и Вопелом приобрел столь жаркий и даже личностный характер, что одно время эти двое избегали появляться на одних и тех же конференциях, чтобы случайно не столкнуться друг с другом в кулуарах. Но в основе их противостояния лежит действительно фундаментальный вопрос: насколько это гибкий феномен – человеческое долголетие? Каковы его пределы, если таковые имеются?

Ключевая мысль Ольшанского стоит более глубокого изучения: «Точно так же, как определенные биологические факторы ограничивают предельную скорость нашего бега, определенные биологические факторы ограничивают предельный срок нашей жизни». Он приводит еще одну наглядную аналогию: «Это похоже на то, как вы накачиваете колесо. Вначале это дается вам легко, но по мере того, как камера наполняется воздухом, качать насос становится все труднее и труднее».

Например, говорит он, если бы нам удалось вылечить половину всех больных, страдающих летальными формами рака, – который является второй основной причиной смертности в США, – средняя продолжительность жизни выросла бы всего на три года. И даже если бы мы научились лечить сердечно-сосудистые заболевания, рак и инсульты – троих главных убийц американского населения, – мы бы увеличили этот показатель примерно на десять лет. Разумеется, это будет значительный скачок, но и он не позволит нам преодолеть планку в сто лет. «Мы не приблизимся даже к 100 годам, – говорит Ольшанский. – А достичь 120 лет – намного сложнее».

Но многие коллеги с ним не согласны – и в первую очередь Вопел, который с гордостью отмечает, что его знаменитый восходящий график уже сокрушил предсказанные Ольшанским пределы продолжительности жизни. В 1990 г. Ольшанский заявил{10}, что в скором времени средняя продолжительность жизни достигнет пика и остановится в районе отметки 85 лет. Однако в течение следующих десяти лет японские женщины подняли эту планку до 88, а жители и жительницы Монако, самой богатой страны в мире, уверенно тестируют порог в 90 лет.

«Вы можете рассматривать этот линейный восходящий график как планку возможностей, к которой люди могут стремиться и постоянно повышать», – сказал мне Джеймс Вопел.


«Планка возможностей – это одно дело – говорит Ольшанский, – но гораздо важнее то, как люди живут последнюю треть своей жизни и как умирают». Он прогнозирует, что во многих развитых странах мира продолжительность жизни в скором времени начнет сокращаться – еще один невиданный ранее поворот в развитии человечества, если не брать в расчет периоды масштабных войн и эпидемий. «Существует множество способов сократить свою жизнь, – говорит Ольшанский. – И не так много способов сделать ее длиннее».

Один из действенных способов сократить свою жизнь, как показывает статистика, – стать толстым. Ольшанский считает, что эпидемия ожирения, начавшаяся в Соединенных Штатах в 1980-х гг., уже привела к замедлению роста продолжительности жизни. Треть населения официально страдает от ожирения, другая треть имеет избыточный вес, то есть имеет индекс массы тела от 25 до 30. В результате почти в половине всех округов США, многие из которых находятся на сельском юго-востоке, уровень женской смертности, неуклонно снижавшийся на протяжении десятилетий, вновь начал расти. В некоторых округах Миссисипи и Западной Виргинии средняя ожидаемая продолжительность жизни для мужчин и женщин меньше, чем в Гватемале{11}.

Проблема не ограничивается сельскими жителями: исследование, недавно проведенное журналом Американской медицинской ассоциации (JAMA), показало, что беби-бумеры стали первым в истории поколением, имеющим худшее здоровье, чем их родители, в основном из-за сахарного диабета, нездорового питания и низкой физической активности. Процент женщин, которые, по их словам, никогда не занимались физической активностью, с 1994 г. утроился, увеличившись с 19 почти до 60 %. У последующих поколений дела обстоят еще хуже: они начинают страдать ожирением в более раннем возрасте, что особенно касается женщин между 19 и 39 годами. Еще одно исследование, основанное на данных вскрытия людей, погибших в результате несчастных случаев в возрасте до 64 лет, показало, что состояние их сердечно-сосудистой системы было гораздо хуже, чем ожидалось. Это означает, что улучшение здоровья сердца американцев, наблюдавшееся с 1960-х гг., кажется, обратилось вспять. Для этих людей 60 лет – это не новые 40{12}, а 40 лет – это новые 60.

«В целом здоровье населения ухудшается, а не улучшается, – говорит Ольшанский. – И ухудшается быстрее, чем мы думали». По его оценкам, в течение следующих двух десятилетий средняя продолжительность жизни в США может сократиться на два – пять лет – это резкое скатывание вниз растущей прямой Вопела.

Эта ситуация характерна не только для Соединенных Штатов: сегодня ожирение и диабеты становятся все более серьезной проблемой даже в таких местах, как Индия и японский остров Окинава, известный как «голубая зона долголетия»{13} из-за большого числа долгожителей. Отчасти из-за нахождения на острове большой военной базы США жители Окинавы среднего возраста приучились есть фастфуд, в результате чего сегодня превратились в наименее здоровых людей в Японии. Голубая зона превращается в красную зону.

Стареют все, но не все стареют одинаково. В более бедных странах, регионах и даже кварталах продолжительность жизни, как правило, намного короче средней; так, проведенное в Лондоне исследование показало, что даже станция метро, у которой вы живете, может существенно влиять на срок вашей жизни. Еще более значимым прогностическим фактором ранней смертности, считает Ольшанский, является низкий уровень образования. Некоторые исследования показывают, что уровень образования матери – это ключевой фактор, определяющий здоровье человека в конце жизни. «Америка расслаивается, – говорит он. – Мы увидим резкий рост продолжительности жизни у одних подгрупп населения и одновременно ее резкое снижение у других, гораздо бо́льших по размеру».

Ольшанский посмотрел на последний кусочек хот-дога WhoopskiDawg в моих руках – сдобная булка с жирной польской колбаской, щедро сдобренной горчицей и жареным луком: «Ну как, вам понравилось?»


«Джей Ольшанский – умный парень и мой хороший друг, – говорит Обри ди Грей, подергивая своей экстравагантной бородой при каждом ударном слоге. – Но порой он говорит невероятно глупые вещи. Такие, что стыдно слушать».

Отточенное произношение ди Грея, приобретенное в элитной британской школе-пансионе, вкупе с мощным голосом, на протяжении вот уже полутора десятилетий используемые им для того, чтобы опровергать, высмеивать и устрашать своих критиков, делали этот вердикт совершенно убийственным. Мы мирно разговаривали с ним на потертом диване в офисе его фонда, когда вдруг случилась катастрофа: у него закончилось пиво. Поэтому мы переместились в близлежащий бар, который в четыре часа дня здесь, в Маунтин-Вью, здоровом трудолюбивом сердце Кремниевой долины, был совершенно пустым.

Ди Грей имел в виду утверждение Ольшанского о том, что продолжительность жизни является конечной, запрограммированной в нашем геноме с непреложностью библейской заповеди: «Не живи более 120 лет». Ди Грей считает, что потенциал продолжительности человеческой жизни этим не ограничивается и 120 лет – это только начало. Ди Грей знаменит своей любовью к пиву (он пьет его невероятно много, но каким-то образом без негативных последствий), своей бородой (смесь бороды персонажей «Утиные истории» и Усамы бен Ладена) и своими воззрениями в сфере геронтологии, которые когда-то считались экстремальными, но постепенно были приняты некоторыми представителями научного геронтологического мейнстрима.

Со своей комплекцией «тощей жерди», покрасневшими глазами и внешностью героинового наркомана, 52-летний ди Грей выглядит под яркими лучами калифорнийского солнца столь же неуместно, как религиозный отшельник на круизном судне. Но отшельничество как раз не его конек: он только что вернулся со съезда участников TED[14] и вскоре должен лететь в Англию. У него плотный график встреч, лекций, конференций и интервью, подобных нашему с ним разговору, во время которого он каждые пять минут отвечал на электронные письма.

Возможно, вы видели его несколько лет назад в американском шоу «60 минут» с Морли Сафером, где он с пинтой пива в руках уверенно вещал о том, что некоторые из живущих ныне людей могут дожить до тысячи лет. В своей статье в научном журнале, опубликованной примерно в то же время, он пошел еще дальше, утверждая, что люди, рожденные в конце этого века, могут прожить 5000 лет и больше{14}. Это как если бы некоторые представители бронзового века дожили до наших времен и открыли себе аккаунты в Facebook.

Такого рода заявления выводят Ольшанского из себя. «Он называет цифры наобум, лишь бы шокировать людей!» – брызжет он слюной. Но ди Грей парирует такие выпады простым аргументом: «Если "что-то" никогда не происходило, это не означает, что это "что-то" никогда не произойдет».

Пример: управляемый человеком летательный аппарат, впервые как идея предложенный Леонардо да Винчи в 1500-х гг., был создан четыре столетия спустя братьями Райт, а всего через 50 лет после этого был оборудован реактивными двигателями. А еще через десять лет – преодолел скорость звука. Да, и мы еще слетали на Луну. На каждом из этих этапов люди считали, что достигли предела возможностей, что дальше пути нет, – и следующие поколения уверенно преодолевали этот предел и шли дальше. «Почему со старением должно быть иначе?» – вопрошает ди Грей.


Сын матери-одиночки, считавшей себя художницей, Обри Николас Дэвид Джаспер ди Грей учился в Харроу, аристократической школе для мальчиков, и изучал компьютерные науки в Кембридже. Свою карьеру он начал как программист, но в скором времени обнаружил, что его интересует гораздо более жизненная и трудноразрешимая проблема: старение.

Его интерес носил не только научный характер. В 1991 г., на пороге своего тридцатилетия, он женился на Аделаиде Карпентер, профессоре генетики из Кембриджа, которая была на 19 лет старше его. Под ее наставничеством он активно занялся самообразованием, поглощая научные материалы о старении и участвуя в дискуссиях тогдашних интернет-форумов. Он оказался способным учеником и в 1997 г. опубликовал свою первую статью, в которой представил свою теорию о роли митохондрий – маленьких электростанций, находящихся во всех наших клетках. Впоследствии эта статья была доработана до формата книги, которая оказалась достаточно впечатляющей для того, чтобы принести автору степень доктора философии Кембриджского университета. Как и известный англо-австрийский философ Людвиг Витгенштейн, ди Грей получил эту ученую степень согласно «особым правилам», касающимся людей, внесших важный вклад в развитие науки, но не проходивших официального обучения в университете. Вооружившись этим почетным званием, ди Грей принялся пробивать себе путь на олимп геронтологии, превосходно владея искусством ведения дискуссии и обладая здоровой долей высокомерия, чтобы решительно сокрушать своих оппонентов. «На сегодняшний день, – заверил он меня, делая очередной глоток пива, – я являюсь самой важной фигурой в области геронтологии».

Загрузка...