Трейсон посмотрел на женщину, сидящую на полу в коридоре. При свете телефона он видел длинные, сногсшибательные ноги, вытянутые перед ней и скрещенные у щиколоток. Господи, что эта женщина делала с простыми джинсами!
С трудом отведя взгляд от ее соблазнительных бедер, он снова посмотрел на экран телефона.
– Свет отключился во всем городе, – чуть хрипло сказал он. Так неожиданно и так неуместно в нем вспыхнуло желание. – Я не могу никому позвонить, но мне удалось отправить несколько сообщений. Мой друг сообщил мне, что полиция советует оставаться всем на местах. Что для нас не будет большой проблемой. Похоже, технический гуру, владелец этого особняка, установил какую-то крутую охранную систему, которая не так сработала и заперла нас в доме. Так что, пока не возобновят подачу энергии, мы в ловушке.
– Черт, – пробормотала она, проводя рукой по своим густым коричневым волосам.
Нет, не коричневым. Это было неадекватное описание потрясающей смеси золотых, медных и каштановых оттенков.
– Да, боюсь, вам придется мириться с моим обществом в ближайшем обозримом будущем.
Он опустился на пол, положив телефон между ними, так что фонарик освещал небольшое пространство вокруг них.
– Смотрите на светлую сторону произошедшего. Я мог бы быть вашим боссом.
Он все еще был зол на избалованного, эгоистичного ублюдка, который заставил свою подчиненную ехать в выходной день через весь город, чтобы привезти ему сорочку. Она не говорит, кто он, но он твердо намерен выяснить это. А когда выяснит, он с удовольствием выскажет ему все и нагонит на него страх Божий. Нет, не Божий – страх Чендлера.
– Это правда, – рассеянно ответила она, и у него сжалось сердце. Ее улыбка могла бы осветить все здание. Нет, черт возьми, весь город. – Ох, слава богу. Он в безопасности.
– Кто в безопасности? – спросил он, потому что, черт возьми, ему хотелось узнать больше о ней. Женщина, которая появилась на светском мероприятии в кожаном пиджаке и обтягивающих джинсах, была гораздо привлекательнее женщин в парадном платье и драгоценностях.
– Мой брат, – сказала она, чуть помедлив. – Я оставила его в доме друзей, где он играл в бейсбол.
– А вы пытались связаться с вашими родителями? На случай, если он не сможет этого сделать?
– Нет, мы живем одни.
– Простите, – пробормотал он, сжимая пальцы в кулаки, чтобы не поддаться желанию сократить дистанцию между ними и обхватить ладонями ее прелестное личико. – Я тоже испытал тяжесть утраты.
Ее глаза, темные, как кофе эспрессо, смягчились. Она покачала головой.
– Мои родители живы. Просто мы с братом живем отдельно от них. Я его опекун. Мы переехали в Чикаго чуть больше года назад.
У него в голове возникло множество вопросов, потому что его интерес к этой ослепительно красивой женщине был неуемным. И это должно было бы насторожить его. Последняя женщина, к которой он испытывал лишь десятую доли такого магнетического влечения, как сейчас, нанесла ему глубокую рану, задев его сердце и его гордость.
Но кое-что он уже узнал. Этот мелодичный медовый акцент. Решительно не чикагский. Она не упоминала, откуда они с братом приехали, но он готов был поспорить на бутылку любимого виски, что она жила где-то на юге. Эти протяжные гласные и мягкие согласные окутывали его, как горячая ласка. Ему хотелось раздеться догола и купаться в этом медовом голосе.
Он покачал головой, словно это могло прогнать такие мысли. И тем не менее не смог оторвать глаз от ее лица. Когда он столкнулся с ней и она подняла голову, в первый раз в жизни он потерял дар речи. Глядя в темно-карие глаза, сверкавшие на этом прекрасном лице, он почувствовал, как у него перехватило дыхание.
Огромные глаза с длинными ресницами, высокие скулы, точеный нос. И губы – полные, идеальной формы, которых ему страстно хотелось коснуться кончиком пальца, чтобы ощутить их мягкость. Такие губы могли воодушевлять на сочинение как возвышенных сонетов, так и непристойных лимериков.
А ее тело!
Поношенный пиджак, простая белая футболка и потертые джинсы не скрывали ее роскошных форм. Тонкая талия подчеркивала крутой изгиб ее бедер… Он страстно хотел дотронуться до нее, оставить свои отпечатки на ее коже… Невероятно длинные ноги и эта задница. Он на мгновение закрыл глаза. Бог давал такие лишь тем, кого очень любил. И Он, должно быть, очень сильно любил ее, потому что ее задница была упругой, округлой, созданной для обожания.
Да, при первом же взгляде на эту женщину все мысли вылетели у него и головы, а его тело загорелось, как спичка, брошенная в лужу бензина. Даже на Эделин у него никогда не было такой реакции.
И сидя рядом с этой женщиной, он не мог отрицать того, что хочет ее. Хочет приникнуть губами к ее губам, к ее золотистой коже. Хочет, чтобы это роскошное тело, влажное от пота и горячее от возбуждения, прижалось к нему.
И такие сильные чувства грозили ему бедой. Он мог бы совершенно потерять голову, помешаться на этой женщине, сидевшей рядом с ним. От нее исходил аромат ванили и влажной земли, и этот аромат сводил его с ума. Черт, а он даже не знал ее имени!
И это до смерти пугало его.
– Как вас зовут? – требовательно спросил он.
Ее колебание было коротким, но он все равно уловил его.
– Надя, – сказала она.
– Рад познакомиться, Надя, – пробормотал он и протянул ей руку. – Грейсон.
Она снова немного заколебалась. Но потом вложила руку в его ладонь. И когда по его телу пробежал электрический разряд, он тут же пожалел, что дотронулся до нее. И только гордость не позволила ему отдернуть руку.
Он посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть там такой же шок. Но вместо этого увидел покорность. И тайну. Он напрягся. Опыт подсказывал ему, что она что-то скрывает от него.
Он медленно отпустил ее руку.
Отвернувшись от нее, он уставился в темноту.
– Почему вы не хотели назвать мне свое имя? – спросил он наконец, отбросив такт и правила приличия, которые вдалбливали ему с детства. – Мы знакомы?
Она резко втянула в себя воздух, и он внимательно посмотрел на нее. Но ее лицо было совершенно бесстрастным. Либо ей нечего было скрывать, либо она была чертовски хорошей лгуньей.
– Нет, – прошептала она. – Мы незнакомы.
В ее голосе прозвучала искренность, и он немного расслабился.
– Полагаю, я просто не видела смысла в том, чтобы называть свое имя. Если бы не отключение электричества, наши пути не пересеклись бы. А когда подачу электричества возобновят, мы снова станем незнакомцами друг для друга. Мы можем познакомиться, чтобы скоротать время, но нам на самом деле этого не очень хочется. Это… нечестно.
Ее объяснение поразило его. Нечестно. Что он знал об этом?
В обществе, в котором он вращался, ложь была во всем. Он не сталкивался с такой искренностью, поэтому не стал отвечать банальными пустыми фразами. Ее честность заслуживала большего.
– Вы правы, – сказал он, – и в то же время не правы. Если бы я не сбежал из этого зала, мы не встретились бы. Сейчас вы были бы где-нибудь снаружи, на стоянке, а я оказался бы заперт в темноте с людьми, которых не хотел бы знать, и, по всей вероятности, сходил бы с ума. И хотя бы из-за этого я рад, что мы встретились. Потому что, Надя, мне гораздо приятнее быть здесь с вами, чем находиться в бальном зале в обществе знакомых незнакомцев, которых я знаю уже многие годы.
Она уставилась на него. Ее красивые губы приоткрылись, а глаза цвета кофе расширились от удивления.
– И в другом вы тоже не совсем правы. Верно, когда зажжется свет и мы уйдем отсюда, мы, вероятно, больше не встретимся. Но в настоящий момент я очень хочу узнать побольше о Наде с ее прелестными губками, потрясающими формами и незадачливой крестной феей.
Может быть, не стоило говорить о ее губах и теле, но, если они хотят быть честными друг с другом, он отказывается скрывать, насколько привлекательной он ее находит. Черт, привлекательной. Такое слабое определение для того сумасшедшего желания исследовать каждую клеточку ее тела, которое он испытывает.
Она опустила глаза и тихо спросила:
– Почему вам понадобилось уйти из бального зала?
Он ответил не сразу. И лишь когда она подняла глаза и посмотрела на него, прошептал:
– Чтобы найти вас.