Незаметно подкрался Новый год, а вместе с ним и дежурство, но Ян не расстроился. Он и раньше любил встречать этот праздник на работе, среди коллег, несмотря на то, что в двадцать три пятьдесят девять обязательно доставляли сложного и нестабильного пациента, так что дежурной смене приходилось отставлять уже поднятые бокалы и бежать работать.
Дежурство – отличное средство от новогодней хандры, а кроме всего прочего, автоматически решалась проблема с Соней. Они влюблены, значит, должны встречать вместе, но на практике осуществить это было бы непросто. Соня могла пригласить Яна встречать Новый год со своей семьей только в качестве официального жениха, иначе папа Бахтияров на волне царизма вышвырнет безродного холопа из своих апартаментов. Встречать на Звездной тоже не вариант. Вася уходит в отделение терапии, к дежурящей Дине, но это не значит, что хата свободна. Наверняка там окопается пьяный Лившиц в компании лаборанток с кафедры патологической физиологии, а дальше подумать страшно, кто еще забредет на огонек. Ясно одно – Соне среди этих мутных личностей не место, да и вообще Ян стеснялся приводить ее в свое убогое обиталище.
Тридцать первого декабря хорошо работается. После быстрых и коротких застолий люди спешат к семьям, палаты стоят полупустые, потому что всех, кого можно, выписали по домам, а оставшиеся пациенты грустят, но все равно бодрятся и создают праздничную обстановку как могут.
В углу возле сестринского поста подмигивает разноцветными огоньками маленькая елочка, блестит серебристая гирлянда, и невольно охватывает радость и надежда, что все будет хорошо…
Пройдясь по отделению и убедившись, что все тихо, Ян вернулся к себе и обнаружил за столом Князева. Научный руководитель был слегка навеселе и приветствовал Яна крепким объятием.
Пришлось ответить, хотя Ян не очень любил такие физические проявления дружелюбия.
– С наступающим тебя, сынок! – сказал Князев с большим чувством и сел на место дежурного врача.
– А вы что домой не идете, Игорь Михайлович?
– Сейчас пойду. Хотя, с другой стороны, куда торопиться? Пусть жена спокойно салатики нарежет.
Ян нахмурился. Князев не был алкоголиком, но иногда не мог вовремя остановиться, буянил, и тогда единственным способом было как можно скорее напоить его до бесчувствия и уложить на диванчик в кабинете. Дай бог, чтобы сейчас оказался не такой случай.
Не спрашивая, Ян сделал Князеву кофе покрепче и послаще.
– Слышал, у тебя с дочкой Бахтиярова любовь? – вдруг спросил Игорь Михайлович.
Колдунов смутился, проклял проницательность трудового коллектива и ничего не ответил.
– А что? Хорошая девушка, и я заметил, что ты давно к ней неровно дышишь. Ну и закрепиться на кафедре не помешает, потому что начальник тебе не слишком рад, но выдавить профессорского зятя кишка у него все-таки тонка.
– Да я не из-за этого…
– Знаю, знаю, но ведь это тоже хорошо. Так что ты давай, действуй.
– Хорошо, Игорь Михайлович, – кивнул Ян.
– И не благоговей там особо, себе цену тоже знай.
Ян снова кивнул, прикидывая с тоской, что до стадии отключки еще очень далеко, а до этого Князев ему весь мозг проест своими пьяными откровениями.
– Соне-то уже двадцать пять, – вдруг сказал Князев совершенно нормальным голосом, – а принцев крови на горизонте что-то не видно.
– Думаю, мы сами разберемся, – Ян приоткрыл форточку и подал Князеву сигареты.
Тот взял и с удовольствием затянулся.
– Чудак человек, я же ради тебя стараюсь. Бахтияров пыжится, изображает из себя небожителя, ну а ты в самом деле парень незаурядный и далеко пойдешь, если только тебе немножечко помогут.
– Спасибо, Игорь Михайлович.
Князев вдруг пригорюнился, опустил голову на грудь и тихо сказал:
– Я ведь, Ян, не знаю, что такое поддержка. Просто не знаю, и все. Я сейчас не про блат говорю, а про обычную человеческую помощь, ибо мне, дорогой мой Ян, это явление известно чисто теоретически. В школе я учился сам, в академию поступал тоже сам, а знаешь, когда я первый раз услышал «не бойся, будешь стараться и все у тебя получится?» – Князев выдержал театральную паузу и грустно усмехнулся, – только когда сам сказал это тебе. До этого я был твердо убежден, что дурак, ничего не понимаю, данных нет, руки дырявые, ничего из меня не выйдет. Я много лет работал, зная, что хуже меня никого нет и держат меня на кафедре только из великой милости. Я оперировал очень хорошо в полной уверенности, что работаю хуже всех. Я никуда не лез, не стремился, считая, что кандидатская моя ничего не стоит и дали мне защититься только из уважения к моему руководителю, а садиться за докторскую с моими мозгами бессмысленно и оскорбительно для медицинской науки. Прозрел я только в тридцать пять, когда одна наша операционная сестра попросила, чтобы именно я сделал ее отцу холецистэктомию. Прекрасно помню, как я тогда опешил, даже решил, что она меня с кем-то путает, а она говорит, нет, все верно, хочу, чтобы вы, Игорь Михайлович, у вас такая легкая рука. Я думаю, ничего себе! Это у меня-то? Испугался страшно, но сделал.
– И как? – спросил Ян.
Князев рассмеялся:
– Все прошло отлично, против моих ожиданий. Зажило как на собаке, хотя там риски были серьезные. И тут меня как озарило! Думаю, а вдруг не такой уж я и пропащий? В конце концов, никто лучше опытной операционной сестры не умеет определить мастерство хирурга, и, раз они говорят, что у меня легкая рука, значит, так оно и есть. Ну а потом присмотрелся к себе, вроде и клиницист я хоть куда, и в науке парень не последний. Пошел вперед, но все равно каждую новую ступеньку выгрызал себе зубами. Это я к чему все тебе рассказываю, Янчик, как ты думаешь?
Колдунов пожал плечами:
– Хотите еще кофе?
– Давай. Сахарку только побольше кинь. Я тут исповедуюсь перед тобой с одной только целью: чтобы ты знал, что человек не должен быть один. Как бы он ни был талантлив, а рядом должен найтись кто-то, кто подставит плечо, поможет в трудную минуту, подбодрит, когда ничего не получается, да просто скажет, что ты вовсе не так плох, как о себе думаешь.
– Спасибо, Игорь Михайлович, я всегда чувствовал вашу поддержку, – неловко сказал Ян.
– А я сейчас не про себя говорю, – Князев снова засмеялся, – в этом плане я как раз человек конченый, помогаю людям, только когда это мне ничего не стоит. Я Бахтиярова имею в виду. За родного зятя горячо любимой дочки он впряжется без вопросов, потому что моральная поддержка это очень хорошо, но и кумовства в медицине пока никто не отменял.
Ян бросил в чашку четыре кусочка рафинада, размешал, пока они не растворились полностью, и подал Игорю Михайловичу со словами, что он все понимает.
– Ну и молодец.
В три глотка выпив кофе, Князев собрался домой, оставив Яна в приятном недоумении от своей исповеди. В сущности, ничего нового он не сообщил, кроме того, что сам пробивал себе дорогу и в молодости страдал комплексом неполноценности. Колдунов-то всегда считал самоуверенность врожденным его качеством, хотя какая разница, он не психоаналитик своему научному руководителю. Главное, Игорь Михайлович говорил с ним искренне и честно обозначил расклад: за наукой и моральной поддержкой к нему, а за протекцией пожалуйте к Бахтиярову.