Поздно вечером командир батальона, оборонявшегося на левом фланге сводного полка Московского Краснознамённого пехотного училища, срочно собрал командиров рот в штабе, расположенном в добротно оборудованной землянке.
Первым прибыл высокий подтянутый лейтенант, даже здесь, в невероятно тяжёлой фронтовой обстановке, выглядевший молодцевато, по-кремлёвски. Откинув полог, он доложил о прибытии и расстегнул полушубок. Сверкнули на гимнастёрке орден Красной Звезды и медаль «20 лет РККА». Орден получил уже на фронте, а вот медаль – тоже награда почётная: и в предвоенную, и в военную пору, и даже в первые послевоенные годы носили её с гордостью командиры всех степеней, ведь она говорила о том, что обладатель её в армии далеко не новичок. К тому же в ту пору медалей было не так много, да и награждались ими в начальный период войны не часто.
– Командир роты лейтенант Порошин, – не дожидаясь доклада прибывшего, сказал комбат незнакомому майору, сидевшему за сложенными один на другой ящиками из-под патронов, служившими чем-то вроде стола. Перед майором была развёрнута рабочая карта с нанесённой тактической обстановкой, полуосвещённая самодельным светильником, мерцавшим на поставленном рядом ящике.
Майор сказал:
– Садись, лейтенант, поближе к карте.
– Садись, садись, – кивнул комбат. – Сейчас прикинем, как помочь соседям.
Когда собрались все ротные, командир батальона капитан Серёгин представил майора с усталым, обветренным лицом, сидевшего в углу землянки у небольшой печурки с потрескивающими головешками. Отогревался после неблизкого пути по морозу.
– К нам прибыл заместитель начштаба стрелкового полка, нашего соседа слева, – объявил комбат. – Прибыл за помощью.
Ротные с интересом посмотрели на майора, ожидая, что он скажет.
Майор встал и оказался невысоким, плотно сбитым немолодым уже человеком, лет на вид сорока пяти. Что ж, штабные командиры, особенно из дивизии, прибывшей из Средней Азии, могли быть и таковыми – есть должности, на которых подолгу засиживаются те, кто прирос к штабной работе, полюбил её. Являясь отличными штабистами, они не всегда могут стать столь же хорошими командирами. Вот и служат там, где определила судьба.
– Майор Алексеев, – представился гость. – Беда у нас, товарищи кремлёвцы. Большая беда. Выручайте. Нынче под вечер, уже в сумерках, немцы неожиданно атаковали наш батальон, что обороняется на правом фланге, то есть соседний с вами, и прорвались… Не ожидали мы. Не очень-то любят они по ночам воевать. Но прорвались, гады, и продвинулись километра на два в лес, что у нас, почитай уж, в тылу… Ну а утром… Утром сами знаете. Подтянут резервы и…
Майор махнул рукой, прибавив с горечью:
– А у нас и резервов нет.
– Нам предстоит, – сразу, без всяких предисловий, заговорил комбат кремлёвцев, – скрытно выдвинуться к лесу, окружить гадов, забросать гранатами и переколоть штыками. Всех до одного. Этот батальон из эсэсовской дивизии. Головорезы.
Раскрыв рабочую карту командира, он попросил подойти всех поближе и поставил боевую задачу, уже по всей форме, указав сведения о противнике, обрисовав обстановку и сообщив прочие предусмотренные детали.
Майор Алексеев прибавил, что специально подготовленный отряд из его полка будет ждать сигнала кремлёвцев, когда те выйдут на рубеж перехода в атаку, чтобы отрезать немцам пути отхода.
– Как выйдете на рубеж перехода в атаку, прошу дать три красных ракеты! – завершил он.
– Понятно, – сказал комбат. – Командиру полка решение своё помочь соседям немедленно доложу. – И он, написав несколько фраз на листке бумаги, отправил к радистам своего ординарца, до сих пор ожидавшего распоряжений у входа в землянку.
Затем, оглядев ротных, сказал:
– В опорных пунктах оставить по отделению от каждого взвода. Остальным сбор на левом фланге в берёзовой роще в два ноль-ноль. Выполняйте!
Когда ротные ушли, комбат сказал майору Алексееву:
– Думаю, вам лучше остаться с нами. Не ровён час, нарвётесь на их разведку. Время согласовано, сигнал – тоже. Ну а то, что мы не откажем, ваш командир и так, думаю, знает. Не раз уж помогали. Причём однажды почти вот так, как нынче. Давайте-ка лучше чайку с морозцу-то.
– Чайку можно, – согласился майор. – Но вернуться надобно в полк. Всё ж ждут они меня. Знать-то знают, но подтвердить, что вы готовы помочь, необходимо.
За чаем разговорились.
– Странно, – рассказывал майор. – Позавчера пришёл приказ отойти на восточный берег Истры. Я уже стал готовить данные для приказа командира полка, а под вечер – отмена. Приказано стоять насмерть на занимаемых рубежах.
– Слышал о приказе, слышал, – заметил комбат, – к нам тоже пришёл такой приказ. Командир нашего Сводного полка передал его в батальоны, но вскоре отменил. Ну что ж, командующему видней. Мы тут со своей колокольни судим, а он за всю армию…
– Жаль, что отменил, – покачал головой майор. – Я по карте посмотрел – действительно рубеж выгодный. Командир полка уже собирался направить меня на рекогносцировку, чтобы я доложил ему соображения, где выбрать районы обороны батальонов. Ну что ж, значит, обстановка изменилась. Только бы нас к этой самой Истре не прижали. Потому и нужно прорыв на нашем левом фланге ликвидировать. Если немцы его завтра поутру расширят и введут резервы, вам тоже худо будет. С фланга обойдут, а то и с тыла ударят.
– Это понятно, – согласился комбат.
– А мне пора… – сказал майор. – Спасибо за чай…
– Вы один? – спросил комбат.
– Прискакали с ординарцем.
– Негоже это, – покачал головой комбат. – Вот что. Дам-ка я вам ещё своих разведчиков. Ребята что надо. Сержант Овчаров. Выпускник, почитай, без пяти минут лейтенант. Сын генерала, погибшего в июле на Западном фронте. Дивизию его отец выводил из окружения. Дивизию вывел, а сам погиб, уже перед последним рывком. Ну а с сержантом – пару курсантов из его отделения. Он сам выберет, кого взять. Пусть во время боя будут с вашими. Если что, для связи с нами.
– Да, и генералы гибнут часто, – сказал Алексеев. – Вот и мы лишились своего Ивана Васильевича Панфилова…
– Сочувствую. Слышал о нём много хорошего…
– И справедливо. Удивительный был человек. Удивительный. – Майор смахнул слезу, встал, набросил полушубок, с чувством проговорил: – Я ж с ним ещё в военкомате служил. Вот так… Ну, ещё раз благодарю, товарищ капитан. Пора мне.
В это время зашёл старший лейтенант с эмблемами связиста и доложил:
– Разрешение командира полка на помощь соседям получено.
– Я и не сомневался, – сказал майор Алексеев. – Мировой мужик ваш полковник Младенцев. Настоящий герой.
– Звезду Героя он за Финскую получил, – сказал комбат.
Майор Алексеев кивнул, мол, слышал, и стал прощаться. Возле палатки уже ждали сержант Овчаров и два курсанта. Сержант и курсанты… Они всё ещё не знали, что 12 ноября Сталин подписал приказ о присвоении всем кремлёвцам старших курсов лейтенантских званий.
До соседей рукой подать, если напрямик. Но враг вклинился в оборону, и теперь пришлось делать солидный крюк, чтобы вовремя прибыть в стрелковый полк соседей. Ехали верхом. Все всадники отменные. Ехали осторожно, чтобы не нарваться на врага. Конечно, немцы ночами воевать не мастаки, да ведь и у них есть разведчики, для коих ночь-то самое время действий.
Добрались успешно. Майор доложил командиру полка о том, что всё, что необходимо, с кремлёвцами согласовано, то есть взаимодействие, говоря военным языком, установлено. Остаётся ждать сигнала.
Подразделения, выделенные для атаки вклинившегося врага, изготовились к бою. Тяжело ожидание сигнала. Кто ждёт с нетерпением, кто с тревогой, но не было ни среди панфиловцев, ни среди кремлёвцев того, кто ждал бы сигнала с робостью. Ночью ракеты далеко видно. Да вот только частенько пуляет их в воздух немчура распроклятая, от страха пуляет. Страшна ночь в чужой, неласковой стране. Это не Франция, где встречали захватчиков совсем иначе. И климат помягче, поласковее, как и француженки, да и защитники их буржуазного отечества вовсе не таковы, как эти русские.
Взлетали ракета за ракетой, а всё тревожно было немцам. Те, что вклинились в оборону, разожгли костры, грелись. А лес стоял вокруг пугающий, шумели, покачиваясь на ветру, деревья. Небо давило своей безжизненно-плотной пеленой. Тут и у отъявленных головорезов нет-нет да мурашки по коже пробегали, если, конечно, то были мурашки, а не сопровождавшие их европейские ценности под названием – вши.
Немцы посылали в давящую пелену неба одну за другой ракеты, правда, посылали ракеты осветительные, потому и согласовали панфиловцы с кремлёвцами, что будут даны три красные ракеты. Их легко отличить от осветительных. А всё же установили три – мало ли, вдруг да пустит случайно кто из немцев красную…
Сержант Овчаров поглядывал на бойцов-панфиловцев, думал о том, что вот скоро, совсем скоро и он примет стрелковый взвод, а там, глядишь, и ротным станет… Он поклялся служить так, чтобы стать достойным отца, погибшего в первый месяц войны, он поклялся отомстить за мать и младшего брата. Жестокую весть о гибели их принесла сестра Людмила. Не сама принесла. Кремлёвцы ещё до начала войны находились в летних лагерях, так что, вернувшись в Москву, в институт, сестра не смогла навестить его в училище, которое в то время располагалось в Лефортово. Письмо написала, горькое письмо. А вскоре Овчаров узнал, что и Людмила уже в армии, причём в воздушно-десантных войсках. Правда, пока далеко от фронта – готовится её корпус к боям где-то в тылу.
Беспокоило то, что от бабушки перестали приходить письма. Надеялся на то, что вот как получит лейтенантское звание, непременно попросит денёк, чтобы съездить в Москву, выяснить. А то, может, и петлички лейтенантские в Москве, в училище, вручать будут. Впрочем, всё мечты, мечты, а вот враг рвётся к столице, до которой уже менее ста километров.
Овчаров подошёл к молодому командиру, к которому все обращались по воинскому званию. Обратился и он:
– Товарищ лейтенант, вы, часом, не Московское пехотное окончили?
– Нет, Ташкентское. – И уточнил не без гордости: – Ташкентское Краснознамённое пехотное. Прямо с курсантской скамьи – и в дивизию, взводным. Да вот только на фронт-то ехал взводным, а теперь с месяц уж ротой командую. А взводные у меня все сержанты. Так-то. Погиб наш ротный, и два взводных погибло. Много погибло. А ты, сержант, кремлёвец, значит, – видимо, решил он уйти от горькой темы.
– Кремлёвец, сержант Овчаров…
– Лейтенант Рославлев, – представился собеседник с двумя кубарями в петличках.
Тут началось извечное: а как у вас в училище то, а как это.
– А почему Ташкентское выбрали? – спросил Овчаров. – Далековато.
– Отец там служил. Полком стрелковым командовал, пока не забрал его с собой старый друг и сослуживец в дивизию на западную границу. Кстати, твой однофамилец – генерал Овчаров.
– Не однофамилец, – перебил Овчаров, – а мой отец…
– Вот как?! – воскликнул лейтенант. – Надо же! Выходит, верно говорят, что тесен свет.
– Погиб он, – с грустинкой в голосе сообщил сержант Овчаров.
– Знаю. Отец написал… А я ведь минувшим летом собирался к нему в отпуск съездить, тем более слышал, что дочка у него красавица. Родители шутили, вот, мол, невеста. Сосватаем.
– Да, сестрёнка у меня хороша собой, – с гордостью сказал Овчаров. – А у вас-то, часом, сестрёнки нет?
– Есть, – потеплевшим голосом отозвался Рославлев. – Сестрёнка есть, школьница, и братишка – тот ещё в школу только собирается.
– Ну так подрастёт сестрёнка-то, пока воюем…
– Иль долго так воевать собрался? – возразил Рославлев. – Побьём немчуру поганую. Вот только бы здесь их сдержать. Думаешь, зря мы тут без подкреплений стоим насмерть. Верю, что собирается сила могучая. Измотаем врага да и ударим…
Договорить не дал доклад наблюдателя, следившего за тёмным небом:
– Красная ракета…
Где-то далеко, там, где скрывал полумрак район обороны кремлёвского батальона, горела в тёмном небе красная точка. Тут же рядом вспыхнула вторая, а следом и третья.
Прозвучала команда, передаваемая из уст в уста:
– Приготовиться… цепью вперёд…
Нужно было ударить чуть позже, чем кремлёвцы, которым местность позволяла приблизиться к врагу незаметно. Панфиловцам предстояло преодолеть открытый участок и преградить фашистам путь отхода на запад, к позициям их дивизии. Ударили дерзко, стремительно. В несколько десятков минут всё было кончено.
Вокруг догоравших костров лежали кучи трупов в крысиных шинелях, обтрёпанных и облепленных величайшей европейской ценностью – вшами, облюбовавшими этих родственных им особей, далёких от того, чтобы именоваться не только людьми, да, пожалуй, и многими из видов животных тоже.
Когда бой закончился, майор Алексеев нашёл Овчарова и попросил передать благодарность комбату и всем кремлёвцам, а потом сказал:
– Вот учись и запоминай, будущий лейтенант, что такое взаимодействие. В бою всегда нужно чувствовать локоть соседа. В этом залог победы.
Победа была полной, но даже передышки никто дать не мог, потому что не давал передышки наседавший враг. Все знали, что едва развиднеется, снова полезут на позиции танки, снова двинутся в атаку особи в крысиного цвета шинелях, резко выделяющихся на снегу, в отличие от белых добротных полушубков, в которые были своевременно одеты наши бойцы и командиры.
В полушубке и в атаку подниматься легче, и в рукопашной свободнее работать штыком и прикладом.
Сержант Овчаров вернулся в батальон и доложил комбату о том, что задание выполнил, майора проводили до штаба полка и поучаствовали в атаке панфиловцев.
– Славные ребята. Дерутся храбро! – заключил он.
– Недаром гвардейцами стали, – сказал комбат и тут прибавил: – Готовьтесь со своими ребятами в разведку. Командир полка просил срочно взять языка. Раз уж выпало нам стоять здесь насмерть, нужно знать, что там у немцев. Кто ещё к ним на подмогу пожаловал. Конкретные задачи получите, как стемнеет. Обстановка меняется быстро, мало ли что фашист ещё выкинет. – И, похлопав по плечу сержанта, прибавил: – Главное, что прорыв ликвидировали. Отвели большую беду… И почти без потерь дело сделали.
Не везде удавалось кремлёвцам создать плотную позиционную обороны. Сил для этого не хватало. Создавали опорные пункты, взводные и ротные, они составляли районы обороны батальонов. Преимущественно старались перекрывать наиболее удобные направления действий врага, дороги, танкоопасные участки местности. Зима выдалась снежной. Действовать вне дорог, на местности, изрезанной небольшими речушками и ручьями, оврагами и балками, богатой лесными массивами, сложно.
В этих условиях разведка приобретала особое значение. Ведь своевременно разгаданный замысел врага мог помочь подготовиться к атаке на том или ином направлении.
До исхода дня бои шли в прежнем режиме. Как стемнело, комбат уточнил разведчикам задачи и пожелал успеха.
Ушли в ночь кремлёвцы, все молодцы как на подбор. В батальонах разведподразделения по штату не предусмотрены. Это в полку есть взвод пешей разведки. Но комбат создал небольшой резерв, в который собрал ребят, наиболее подготовленных к действиям в тылу врага. Командовать этим своим резервом и назначил сержанта Овчарова.
Сейчас важно было знать, что готовят немцы на завтра, да и на все последующие дни. Знать, чтобы сосредоточить усилия батальона там, где наиболее вероятны основные направления действий врага.
Разведчики вернулись под утро. И сразу к комбату. Первым в землянку зашёл сержант Овчаров, доложил, что собрали важные сведения.
– А ну, заводи всех в землянку, – велел комбат. – Замёрзли небось, да скажите ординарцу моему, чтоб чайку согрел…
Когда курсанты расселись на патронных ящиках, капитан распорядился:
– Докладывайте…
– Вот здесь, – указал на карте Овчаров, – сосредоточивается усиленный пехотный батальон. Танков пока не видно, но десятка полтора мотоциклов мы заметили на опушке леса. – Он снова показал. – Видимо, нащупали промежуток в нашей обороне.
– Да, на этом направлении действительно у нас сил маловато, – согласился капитан. – Ну, ну, дальше… Слушаю.
– Мы взяли унтер-офицера. Тот сообщил, что пехотный батальон получил задачу на рассвете атаковать в направлении развилки дорог и далее повернуть на город Клин.
– Где пленный?
– Убит в стычке с немецкими автоматчиками, когда мы возвращались назад.
– Ещё раз покажите на карте направление их атаки…
Капитан снял трубку полевого телефона и доложил командиру полка полковнику Младенцеву о том, что узнали разведчики. Во время разговора задал несколько уточняющих вопросов сержанту Овчарову.
Видимо, командир полка спросил о том, какое принято решение. Комбат доложил, что принял решение устроить засаду в балке, через которую проходила дорога, прежде чем вырваться на простор. Пропустить разведку на мотоциклах и разгромить батальон перекрёстным огнём двух рот, замаскированных по обе стороны балки. Мотоциклистов разгромить силами третьей роты.
Командир полка одобрил решение и приказал оставить третью роту на позициях, пообещав уничтожить мотоциклистов силами полкового резерва.
– Ну что, разведка, молодцы, благодарю вас. Будете отмечены. Ну а сейчас за дело.
Разработать замысел, отдать предварительные распоряжения, а затем и приказ, конечно, дело важное, но ещё важнее в точности выполнить задуманное.
Две роты батальона затемно выдвинулись на указанные рубежи. На позициях осталась одна рота в готовности отразить возможные атаки врага.
Заняли позиции кремлёвцы, а вскоре показались мотоциклисты. Они не спешили, часто останавливались, прислушивались, присматривались, но ничего подозрительного не заметили, а потому, подав сигнал ракетами, двинулись вперёд. Но вот появились главные силы. Они выдвигались во взводных колоннах.
По общей команде роты кремлёвцев забросали их гранатами и открыли огонь из автоматов и пулемётов. Батальон был полностью уничтожен. А в тылу уже была слышна перестрелка. Там попали в засаду мотоциклисты.
Истёк ещё один трудный день на рубеже западнее Истринского водохранилища. Снова врагу не удалось продвинуться ни на шаг, несмотря на все ожесточённые попытки, несмотря на численное превосходство, несмотря на танки, которые снова и снова перебрасывались под Москву, даже из Африки, причём перебрасывались в такой спешке, что их даже не успевали перекрасить, и они удивляли своей жёлтой окраской под цвет пустыни.
Истёк день, но и вечер и ночь оставались столь же напряжёнными. Это ж не первые недели войны, когда враг позволял себе с немецкой педантичностью воевать с полноценным ночным отдыхом и даже с перерывами на обед.
Наступил тяжёлый для кремлёвского полка день 24 ноября, канун роковой ночи и рокового дня 25 ноября 1941 года.
Полк по-прежнему сдерживал врага на рубеже населённых пунктов Мостки – Зеленино – Матвейково. До Москвы оставалось чуть более шестидесяти километров по прямой и на десяток дальше по шоссе.
Всё так же справа вёл активную оборону кавалерийский корпус генерала Доватора, а слева 8-я гвардейская стрелковая дивизия, теперь хоть уже и не под командованием погибшего 18 ноября генерала Панфилова, но с его именем, ибо 23 ноября 1941 года дивизия стала Панфиловской.
Уже был разгадан стратегический план германского командования по окружению Москвы, во исполнение которого 15 ноября 3-я танковая группа атаковала полосу обороны 30-й армии южнее Калинина в направлении Клин – Солнечногорск, а 16 ноября 4-я танковая группа двинулась всеми ещё достаточно мощными силами на войска 16-й армии с задачей выйти на Крюково. Стало ясно, что это наступление имеет целью добиться глубокого обхода Москвы с севера с целью соединения в Ногинске с наступающими войсками, наступающими из района непокорённой Тулы.