В 1971 году я окончил институт и меня распределили на работу в трест с чудовищным названием Главэнергостроймеханизация. Вернее, в его филиал на Домодедовском заводе металлоконструкций. В первый же день моего выхода на работу меня, как молодого специалиста, с радостью направили собирать картошку в подмосковный колхоз. Обычное явление для того времени. Волей судьбы я попал в село Ловецкие Борки. Небольшое село в Луховицком районе Московской области. Смена мне так и не пришла. Забыли меня там, что тоже можно понять. Пришлось мне трудиться до белых мух, а вернее, до получения справки от директора колхоза. Справки о том, что я все это время работал в колхозе. А без справки нельзя – будешь прогульщиком и тунеядцем.
За долгое время работы в этом колхозе я познакомился со всеми немногими жителями села. Помню, что все они, включая женщин и детей, двух слов без мата не могли сказать. Подружился с бабкой, к которой меня определили на постой. Она брала только парней, поскольку раньше предпочитала девушек, но однажды при чистке туалета был обнаружен плод – результат выкидыша.
Бабка, Анна Павловна Бурина, работала лет сорок дояркой, заработала скрюченные пальцы, а теперь получала тридцать копеек в день за постояльца. Нас было человек десять, спали на полу, на матрасах. Когда я остался один, я каждый вечер выслушивал от бабки удивительные истории из ее жизни. Кто я по национальности, она спросила вместо «здрасьте» еще в момент нашего знакомства, потому и рассказывала про евреев с особым удовольствием.
Запомнилась такая история.
Военные годы. Муж погиб на фронте, она с дочкой в состоянии крайнего истощения от голода. Вдруг подъезжает к ее дому, а он самый крайний в деревне, бричка. Заходит в дом пузатый еврей, черный весь и лапсердак черный.
– А давай, – говорит, – баба, меняться. Я тебе мешок муки, а ты мне стакан крови своей православной.
А она от голода почти мертвая. Согласилась, деваться некуда. Ну еврей этот взял ее руку, чирк по ней ножичком и струйку крови в стакан направил. Как стакан наполнился, то еврей его тут же залпом и выпил. Мешок муки отдал, не обманул. Правда, мешок небольшой был, но выжить помог.
Я молодой был, смеялся и спрашивал бабку, какой же дурак отдаст мешок муки за стакан ее лживой крови, но она не обижалась, стояла на своем. Грозила, что пойдет в соседнее Дединово к знаменитой колдунье и та приворожит меня: останусь жить с бабкой как с женой. Бабке было под шестьдесят, мне чуть за двадцать. Позже я много таких людей встречал: сначала врут, а потом сами в свои фантазии верят, причем верят искренне. Псевдоперсеверация.
Когда картошку всю убрали, меня отправили красить коровники, а потом промывать трубы в этих коровниках, по которым текло молоко. Коров готовились переводить с летних пастбищ на зимовку в коровники. Там я и познакомился с этим мужиком – моим бригадиром. Он был довольно пожилым человеком, а его бригада состояла только из меня и его сына. Наверное, поэтому я и услышал эту историю. В обеденный перерыв, у костра. От старика, старожила тех мест, имени которого уж не припомню.
Общеизвестно, что в апреле 1917 года В. Ленин прибыл в Петроград из Швейцарии на поезде. Вся наша страна изучала апрельские тезисы, которые Ленин в сокращенном варианте якобы прочел на крыше броневика перед тысячами встречавших его революционных солдат и матросов. Так вот, этот мой старик из Ловецких Борков был водителем того самого броневика. Его рассказ о том, как реально встречали Ленина в апреле 1917-го, был насыщен деталями и показался мне очень достоверным.
Итак: «Поехали мы встречать Ленина: я за рулем броневика и два матроса, которые сели рядом. На улице холодно очень было, а в броневике тепло от двигателя. Мы трое и были единственными, кто встречал Ленина. Какие толпы встречающих? Говорю – только мы втроем. Прибыл поезд. Побежали люди с ридикюлями. Я спрашиваю у матросов:
– А хрен ли с ридикюлями? – В моем понимании с ридикюлями только буржуи ходили.
– Подожди, – говорят мне. – Не дергайся.
Потом появился человек с узелком. В узелке, наверно, смена белья. В ботинках у него, помню, вместо шнурков веревочки были. В грязном пальто. Простуженный весь, голоса совсем нет. Еле шептал. Я Ленина совсем другим себе представлял: ростом повыше и статью пошире. Однако в броневике свободного места для Ленина не нашлось, туда эти два матроса опять сели. Пришлось Ленину на крышу лезть. Так и везли его всю дорогу на крыше. Больного, простуженного везли на крыше, на холоде, а встречающие сидели в теплом нутре броневика. Правда, велели ехать медленно, чтобы Ильич не свалился с ледяной крыши. Мне пришлось потом двигатель перебирать – он перегрелся, пока мы на первой скорости тащились».
Я уверен, что старик рассказывал правду. Полагаю, что биографии всех или почти всех политических деятелей как недавнего прошлого, так и настоящего времени – фальсифицированы. Не был никогда Хрущев свинопасом, как не был Горбачев комбайнером. Сфальсифицированы также… биографии всех наших богатеев. Все, что написано в биографиях наших олигархов о периоде первоначального накопления их капитала тоже оголтелое вранье! О кооперативах, которые они первыми в стране организовывали, о компаниях, которые создавали, – все ложь и обман.
Начало семидесятых. Домодедовский завод металлоконструкций. Лаборатория сварки и пайки. Я работаю там по распределению. Молодой специалист. Есть некая притягательность в юнцах. Некоторым зрелым дядям так нужны свежие уши и молчаливое восторженное внимание. Парторг нашей лаборатории Анатолий Зеленчуков как-то немного подвыпил и поведал мне эту историю. Ничего не меняю, даже фамилию парторга.
В 1960 году Толя Зеленчуков работал освобожденным парторгом на большом промысловом судне. Рефрижераторе. Экипаж под сотню коек, работы по горло. Получив в радиорубке указания из Москвы, парторг должен был доводить до людей все решения партии и правительства СССР, проводить политинформации, поддерживать в экипаже моральный дух советского… и пр.
Однажды на судне случилась настоящая катастрофа. Сломался рефрижератор – холодильник, который держал в трюмах низкую температуру. Сломался капитально, починить нельзя. А на судне сотни тонн мороженой рыбы и прочей рыбной продукции. Что делать?
Все происходит у западных берегов Африки. Капитан радирует в Москву. Просит указаний. Всю рыбу за борт? А это месяцы тяжелого труда и ущерб для экономики страны. Непатриотично. Москва, посовещавшись, приказывает подойти к берегу Республики Конго и попытаться продать рыбу. Хоть как-то компенсировать потери. Почему именно Конго?
Тогда там было просоветское руководство. Во главе с Патрисом Лумумбой, получившим на первых в стране выборах в 1960 году большинство. Лумумба стал премьер-министром. Моиз Чомбе, прозападный лидер провинции Катанга, где были сосредоточены основные месторождения полезных ископаемых и значительное белое население, в ответ провозгласил независимость, образовав Государство Катанга, в которой он стал президентом. Москва прислала для борьбы с «марионеточным режимом Чомбе» десять военно-транспортных самолетов, один из которых, по официальной версии, являлся личным подарком Хрущева Лумумбе.
Так вот. Подходит наш сейнер-рефрижератор к берегу Конго, швартуется. Высаживается на берег проверенный советский патриот, говорящий худо-бедно по-английски. С сопровождающими. В их числе наш друг парторг Толя Зеленчуков. На берегу стоит и курит первый попавшийся случайный негр, который, оказывается, тоже как-то изъясняется на английском. Узнав о проблеме, он с радостью соглашается помочь братьям-коммунистам из СССР. Договариваются о цене, ясно, что у наших особенного выбора не было, но вскоре к советскому судну начали прибывать грузовики-рефрижераторы. Толя с сотоварищи были потрясены оперативностью случайного негра. Забрав все сотни тонн мороженой рыбы, этот первый встречный честно расплатился. Наличными. Все. Конец истории?
А вот и нет, далее Толя поведал мне, что этот чертов негр на заработанные от этой операции деньги снарядил бандформирование, которое устроило антироссийский госпереворот в Конго. Лумумбу убили. Его именем назвали институт в Москве. А Толю с товарищами-коммунистами выгнали из флота, списали, наказали и пр. Назначили стрелочниками, обычная история. Потому он и прозябает на этом заводе в Домодедово.
А вот какие версии убийства Лумумбы можно найти в открытых СМИ.
Первая версия: документальный фильм «Убийство в колониальном стиле» (режиссер Томас Гифер) 2000 года расследует события тех дней на основе интервью со многими бывшими сотрудниками и офицерами ЦРУ и бельгийской службы безопасности. В интервью многие из них впервые признались в том, что лично участвовали в убийстве и последующем устранении останков Лумумбы и его соратников 17 января 1961 года.
Вторая версия: «Также было установлено, что бельгийское правительство оказывало транспортную, финансовую и военную помощь силам, враждебно относившимся к Лумумбе. Большая часть вины была приписана непосредственно королю Бодуэну, который, предположительно, в обход политических институтов страны проводил свою собственную колониальную политику».
Третья: в 1960 году президент США Дуайт Эйзенхауэр одобрил рекомендации ЦРУ ликвидировать Лумумбу, в дальнейшем специалистами ЦРУ были разработаны варианты убийства Лумумбы из огнестрельного оружия и с помощью яда, в итоге был утвержден план операции «Голубая стрела».
Четвертая: «В марте 2013 года британская газета Telegraph со ссылкой на лорда Дэвида Эдварда Ли сообщила, что сотрудница британской разведки Ми-6 баронесса Дафна Парк, с 1959 по 1961 год бывшая консулом и первым секретарем в Леопольдвиле, незадолго до ее смерти в 2010 году призналась в организации убийства Патриса Лумумбы в 1961 году. Причиной ликвидации Лумумбы стали его панафриканский национализм, левые симпатии и просоветские настроения».
Наконец, пятая версия: «Пятнадцатого февраля 1961 года на пресс-конференции в Элизабетвиле прямое обвинение в убийстве Лумумбы прозвучало в адрес ближайшего соратника Моиза Чомбе Годфруа Мунонго, руководителя силовых структур Катанги».
Итак: бельгийский король и его спецслужбы, американский президент и ЦРУ, британская Ми-6 и Чомбе – все наперебой берут на себя ответственность за убийство бедного Лумумбы. Непонятно только, каким чудом ему удалось так долго продержаться живым.
И ведь все врут. Каждый хочет приписать себе лавры от удачного переворота. Задним числом. А Толя Зеленчуков поведал мне, что волей судьбы он с товарищами косвенно оказался виновником гибели бедного Лумумбы в результате поломки рефрижератора и продажи советской рыбы.
«Жертвами войны в Конго стали 5,4 миллиона человек. На протяжении более 30 лет c 1965 года Заиром (так в эти годы называлась ДРК) правил президент с диктаторскими полномочиями маршал Сесе Секо Мобуту. Несмотря на подписанный в июле 2002 года мирный договор, обстановка в ДРК на протяжении многих лет продолжает оставаться напряженной».
Но я вижу в этой истории иной смысл. Как Создатель лаконично, просто и не без юмора руководит своим проектом, то есть человеческой цивилизацией. Сломался рефрижератор – и уже почти шестьдесят лет идет война. Миллионы убитых. Воистину неисповедимы ЕГО пути…
Место работы молодого специалиста по распределению – это воля случая. Полтора года, до поступления в аспирантуру, я был вынужден отправляться в город Домодедово на электричке в 6:53 утра с Павелецкого вокзала. Чтобы в 8:00 быть на рабочем месте в моей лаборатории пайки. Зато частенько после трудового дня, прибыв на Павелецкий вокзал Москвы, я мог посетить своего отца, который работал рядом на Валовой.
Отец мой четверть века после войны проработал директором книжного магазина, а уйдя на пенсию, продолжал трудиться букинистом буквально до самой смерти в 1981-м. Там, у отца, я познакомился с Фимой Гершгориным. Фима коррумпировал моего папашу, покупая у него дефицитные книги по завышенной цене. Букинист не имел права оценивать книгу, которую ему сдавали, выше цены, написанной на задней крышке этой книги. Тогда букинистическими книгами считались все послевоенные книги и на всех стояла цена. Разумеется, при оценке учитывались денежные реформы 48-го и 61-го годов и внешнее состояние книги.
Предприимчивый Фима продавал иную дефицитную книгу намного выше ее номинальной цены. Например, книги из «Библиотеки поэта»: Ахматовой, Пастернака, Цветаевой и Мандельштама – стоили у спекулянтов рублей по сто – месячная зарплата инженера. А номинал таких книг был рубля три. Понятно, что спекулянты очень рисковали. Попадешься – тюрьма с конфискацией имущества, но кого и когда это останавливало.
Я умолял своего папашу отдавать мне, а не Фиме дефицитные книги, но в ответ неизменно слышал:
– Ты дурак, и тебя посадят.
Отец заботился обо мне и боялся за меня, что понятно. А за Фиму он не очень беспокоился. Фима был постарше меня – маленький худой живчик с вечной улыбочкой на лице. Работал в каком-то секретном «ящике». Справедливо видя во мне конкурента, Фима решил подружиться со мной – завоевать мое расположение. Однажды он предложил мне, как якобы очень близкому и доверенному человеку, познакомиться с антисоветской литературой. Почитать.
«Статья 70. Антисоветская агитация и пропаганда. Агитация или пропаганда, проводимая в целях подрыва или ослабления Советской власти либо совершения отдельных особо опасных государственных преступлений, распространение в тех же целях клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно распространение либо изготовление или хранение в тех же целях литературы такого же содержания – наказывается лишением свободы на срок от шести месяцев до семи лет или ссылкой на срок от двух до пяти лет».
Если бы мой папаша только знал, куда «потащил» меня Фима, он бы, наверное, его убил. Кто-то может предположить, что Фима был альтруистом и искренне заботился о просвещении советских людей. Отнюдь. Он давал читать запрещенную литературу за деньги – пятьдесят копеек в сутки. Заранее инструктировал, очень пугал – его послушать, так читать можно было только дома, да и то спрятавшись под кроватью. Я читал в метро и в электричке по дороге на работу и обратно. Книгу обертывал в бумагу, на которой крупно писал: «История КПСС».
Первой суперзапрещенной книгой, которую я прочел, была «Технология власти» А. Авторханова (1908–1997). Книга произвела на меня громадное впечатление – ничего подобного я никогда ранее даже не слышал. Технология прихода и удержания власти Сталиным. Благодаря этой книге я понял, что надо просто дать себе слово раз и навсегда, что будешь готов на все за власть, за продвижение по службе. Абсолютно на все. Предать любого, продать, хоть мать родную, хоть отца… И не надо, как в древности, пентакли рисовать, мессы задом наперед читать, дьявола вызывать, чтобы душу ему продать за деньги и власть. Просто даешь себе только один обет: за определенные преференции готов на все… Все просто. Некоторое время будешь быстро продвигаться по службе, а потом – как повезет. Но душу ты уже продал.
Я уже тогда хорошо понимал, что это не мой путь. Возможно, эта книга навсегда отбила у меня желание делать любого рода карьеру и сделала меня в дальнейшем сугубо антисоциальным элементом.
Согласно Авторханову, в СССР функционировала уникальная система, которую он называл «партократией». Система представляла собой идеально сконструированный и не имеющий аналогов в мировой истории инструмент личной власти диктатора. После смерти Сталина система, изменяясь в деталях, продолжала функционировать.
Советским Союзом в действительности правила не партия и даже не ее уставные органы (как ЦК или Политбюро), а личная администрация, назначенная диктатором. Формально эта администрация должна была выполнять лишь технические канцелярские функции. На самом деле она держала в своих руках управление страной. Администрация была поставлена над партией и над государством.
По мысли Авторханова, формирование нового типа тирании «тоталитарной партократии» стало возможно в результате использования особой технологии власти – «синтеза политики с уголовщиной». Диктатура закрытой партии («партолигархии», «коммунистической партократии» и т. д.), о чьей деятельности знал лишь ограниченный круг лиц, сумела установить по-своему уникальный «партийно-полицейский и тоталитарно-террористический» режим. По мнению Авторханова, этот режим превратил всех советских людей в собственность «монопартийного государства», которое нещадно эксплуатирует их. В более общем плане в условиях, когда «народ учат не думать», подлинно властвующая сила одна – «универсальный чекизм».
Сегодня власть в России у конкретных чекистов. Идеи Авторханова, как ни странно, вполне актуальны – все течет и ничто не меняется в нашей стране.
Вернемся к Фиме. Он давал читать мне Джиласа, Солженицына и другие антисоветские книги, пока не произошел случай, который нас развел навсегда.
Прихожу к Фиме как-то домой за новой книгой. Он спрашивает:
– А разве ты не брал уже эту книгу? Я второй раз одну и ту же книгу не даю – ты же берешь ее наверняка для кого-то другого, а это чревато провалом моего предприятия. Тебя я знаю и доверяю, а твои друзья могут оказаться сексотами и агентами КГБ. Сейчас я проверю, какие книги тебе давал, – с этими словами Фима достает картотеку, вынимает оттуда карточку с моей фамилией, смотрит на нее, и тут я… стремительно выхватываю у него из рук эту карточку.
– Картотека? Да ты, Фима, не сам ли агент КГБ? Ты зачем компромат на людей собираешь и хранишь? Ты или сексот, или идиот, но в обоих случаях я тебя больше знать не желаю. Забудь про меня и имя мое забудь, а если меня по твоей милости пригласят на Лубянку, то я расскажу, как ты подговаривал меня убить всех членов Политбюро и штурмовать Кремль.
Больше я Фиму никогда не видел, но я благодарен ему не только за знакомство с антисоветской литературой. Он познакомил меня с Аркадием Золотарем. Он стал моим другом и учителем на долгие годы – до самой его смерти. Золотарь, естественно, был библиофилом и книгочеем, при этом поэтом и доктором наук в области гидродинамики. Незауряднейшая личность – о нем можно отдельную книгу написать, но пока хочу рассказать о его маме.
Пятнадцатого мая 2013 года исполнилось сто лет Марии Моисеевне Фирштейн.
Это первый и, боюсь, последний человек в моей жизни, которого я знаю лично, достигший столетнего возраста. Абсолютно уникальное явление. Вековая бабушка в прямом смысле. А кто из вас знает хоть одного столетнего лично?
Уверен, что это повод для краткого описания ее судьбы. Она сама и ее сын – мой друг Аркадий – часто рассказывали различные истории из ее жизни: обычные для того времени и невероятные для нашего. Что-то забылось, что-то осталось.
Родилась Мария в Житомире, в Украине, за чертой оседлости. В семнадцать лет поехала в Киев и там окончила уже забытый сегодня институт по специальности «Еврейский язык (идиш) и литература». (Идиш: еврейский язык германской группы, исторически основной язык ашкеназов, на котором в начале XX века говорило около одиннадцати миллионов евреев по всему миру.)
После института ее отправили в Днепропетровскую область преподавать в еврейской школе села Покровское. (Осенью 1763 года Иван Сирко встретился на Муравском шляхе с большим отрядом татар, разгромил их, взяв многих в плен, после чего вернулся в Сечь. Эта битва произошла в районе Покровского в день Покрова Пресвятой Богородицы. В память об этой победе позднее слободу и назвали Покровской.)
Тогда таких еврейских школ было много по всей Украине. Много было и еврейских колхозов. Познакомилась и вышла замуж за председателя еврейского колхоза в Покровском – Исаака Золотаря. Сохранила свою фамилию Фирштейн.
В 1933-м начался голодомор. Им повезло, в Покровском было голодно, но выжить было можно. Умудрялись даже отправлять родителям Марии в Житомир посылки с хлебом. Иногда, открыв посылку, родители Марии вместо хлеба находили кирпич.
В 1936-м у Марии с Исааком родился сын – Аркадий Исаакович Золотарь (с 1972 года мой хороший друг). Товарищ предупредил Исаака о готовящихся репрессиях. Исаак не стал долго раздумывать о своих заслугах перед Родиной и мучительно вспоминать, чем он мог провиниться перед родной советской властью, а переехал с семьей в город Днепропетровск. Были тогда и прозорливые люди.
В городе он нашел работу бухгалтера на каком-то заводе. В 1939-м Исаака призвали на финскую. Два или три месяца Мария ждала письма, но однажды утром на улице вместо письма встретила своего мужа, шедшего домой. Невредимого. «Как я бросилась к нему…» Исаак получил военную профессию – водитель танка, или просто – танкист.
В 1941 году Исаак пошел добровольцем на фронт. Ему было тридцать пять лет. «Прошел одну войну, пройду и другую с Божьей помощью». Пошел, конечно, танкистом. Их собрали на четвертом этаже школы. Мария с ребенком пошла его провожать.
– Папа, – крикнул ему пятилетний сын, – ты куда? Пошли домой!
Так они видели его в последний раз. Только два письма получила от него Мария. В последнем письме он подробно писал, как они попали в окружение, как застрелился его друг – не хотел попадать в плен к немцам. А они вышли. И вышли с оружием и документами, что было тогда очень важно. Писал, что формируют новое войсковое подразделение и ему дают танк. Танкист Исаак Золотарь не вернулся с войны, как и миллионы других солдат.
Тем временем Мария стала добровольцем работать в Днепропетровском военкомате: оформлять «эвакуационные листы». Но немцы очень быстро накатили. Однажды вбегает ее тесть Иосиф: «Ты что тут сидишь? Скорее! Надо переправляться через Днепр! Немцы!»
Погрузились все на плот: Мария с сыном и родители мужа, Иосиф и Зельда. Плывут. Вокруг тоже плоты с людьми. Немцы бьют. Взрывы вокруг. Взрываются плоты. Летят куски людей. Им повезло – переправились. Там погрузились в кузов грузовика, людей уже немного было выживших. Едут и вдруг видят – сзади немецкие мотоциклы. Орут шоферу: «Гони!» Чудом проскочили. Едут, а вокруг горит пшеница, поля горят. Марии это запомнилось. В колхозе работала – к земле привязалась.
Родители Марии с двумя дочерями – сестрами Марии – оставались в Житомире. Когда началась эвакуация, они прибыли на вокзал с младшей дочерью и попали под бомбежку. От ужаса происходящего семилетняя девочка тронулась умом. Решили вернуться назад в свой дом. Больной ребенок! Пришли немцы. Через какое-то время немцы велели всем евреям собраться с вещами, якобы для переселения в другое место. Пришли и родители Марии с дочкой. Всех отвели за город в поле и расстреляли.
Старшая сестра Марии еще до войны вышла замуж за работника Житомирского горкома. После прихода немцев он возглавил партизанский отряд, а его жена – сестра Марии – стала связной этого партизанского отряда. Немцы поймали ее, пытали и расстреляли. Все это Мария узнала много позже, после войны, когда приехала в Житомир и нашла свидетелей гибели своей семьи.
Полгода Мария с сыном и родителями Исаака добирались до Казахстана. Сначала попали в Астрахань. Поселили их в бывшей немецкой слободке. Местных немцев оттуда давно депортировали. Помнит, что дома были очень ухоженные, добротные, с садиками, уезжать не хотелось. Но погрузили их в вагоны и повезли дальше, в Казахстан.
Погрузили их, как я понял из ее описания, в крытые бункерные вагоны типа хоппер, с наскоро вырубленной узкой дверью для входа в вагон (бункерный грузовой вагон для перевозки сыпучих грузов: угля, руды, цемента, зерна, балласта. Кузов имеет форму воронки, в нижней части расположены люки (по-английски – «хопперы»), через которые груз высыпается при разгрузке под действием силы тяжести, что способствует быстрой разгрузке. Груз выгружается в междурельсовое пространство, крышки разгрузочных люков открываются вручную).
Эшелоны шли с долгими остановками несколько месяцев. От поезда далеко не отпускали. У Марии были два узелка с вещами. Она эти вещи меняла на еду. Когда началась дизентерия в вагоне, дед раздобыл какие-то доски и соорудил подобие укрытия вне вагона. Поскольку вагон имел форму перевернутой трапеции, то в торцах вагона можно было такое укрытие сделать. Это их и спасло. Там они жили, рискуя ежеминутно упасть на рельсы, под колеса.
Дед Иосиф взял с собой из дома две бутылки вина: «Война будет недолгая, а как победу праздновать без вина?» Это вино по каплям он добавлял в воду для питья внуку Аркаше. Только ему. Другим членам семьи не давал. В вагоне от дизентерии умерло много людей и абсолютно все дети. Из детей выжил только Аркадий.
Приехали наконец. Погрузили всех в грузовики и повезли. Привезли в поселок. Выделили дом для Марии с семьей. Практически без крыши, пол земляной. Усталые были невероятно. Постелили все пожитки на пол и легли спать. Дед Иосиф вдруг стал просить пить. Жена ему отвечает, что устала очень, потерпи, дескать, до утра. Сил нет идти на улицу за чистым снегом, а потом растапливать его. Зельда не могла себе простить этого всю оставшуюся жизнь. «Лучше бы прямо ему в рот снега напихала». Ночью дед умер. Сообщили о его смерти представителю власти. Тот велел завернуть тело деда в простыни и отнести в означенное место. Так они и сделали. Но на следующий день нашли труп деда в арыке. Голым. Украли простынь и всю одежду. Каждая тряпка была на вес золота. Тогда сами вырыли могилу и похоронили его.
У Марии от голода опухли ноги. Не могла ходить. Целый месяц Зельда выхаживала ее. Кое-как встав на ноги, Мария пошла работать в школу. Преподавала она немецкий язык. (Идиш – это язык, который возник на немецкой основе. До XIX века авторы, естественно, считали, что они пишут на немецком. Понятие идиша как языка возникло только в XIX веке. В этот период стали называть этот язык ашкеназ, иногда тойч или тайч.)
Грань между языком и диалектом – чисто политическая. Есть на эту тему замечательное выражение известного историка идиша Макса Вайнрайха: «Что такое язык? Язык – это диалект, у которого есть армия и флот». Поэтому мы говорим, что голландский язык – это другой язык, а не диалект немецкого. Поэтому мы говорим, что украинский и русский – это два разных языка, а не диалекты какого-нибудь славянского языка.
Работала Мария только за еду. Платили жмыхом. (Жмых – макуха, колоб, дуранда, избоина, жмак – продукт, получаемый после отжима растительного масла на прессах различной конструкции из прошедших подготовку семян масличных культур: подсолнечника, рапса, льна и др. Обычно служит кормом для сельскохозяйственных животных как один из компонентов комбикормов.) Там, в Казахстане, и нашла Марию похоронка. Муж ее Исаак Золотарь пропал без вести осенью 1941 года.
В 1945-м Зельде пришел вызов в Москву от ее дочери Клары, которая работала в Москве на очень высокой должности – заведующей Кировским роно (районный отдел народного образования). Кроме того, Клара Золотарь была автором НОТ (научная организация труда) в системе образования Советского Союза. Зельда написала дочери, что без Марии с внуком никуда не поедет. Клара выслала вызов им всем. Вызов украли. Тогда это был ценный документ, подделав который можно было приехать в Москву. Без вызова в Москву пробраться было очень сложно. Клара выслала еще один вызов с курьером. Так они оказались в Москве.