Здравствуйте, в студии Дарья Матрёшкина, программа «Новости с того света». Умирать не страшно. Это как укол анестезии. Секунду больно, а потом пустота. Сначала я ничего не видела. Через какое-то время на черном фоне появилось множество серых точек, затягивающих вглубь. Я стала такой же точкой и закричала во весь голос о том, что свободна.
– Тихо! – сказал старческий голос.
– А ты кто? И кто я? – Громко спросила я. – Ничего не вижу! Значит, ничего нет!
В ту секунду мне показалось, что собеседник – белое пятно, уплывающее вдаль. Тогда я зловеще зашептала: «Не выходи из комнаты…» Но передумала цитировать Бродского и запела, хотя голоса у меня нет. Ко мне подошло темное пятно и сказало: «Имей совесть. Всем плохо. Тише». Эхом пронеслось: «Ти-и-ише». Я повторила несколько раз последнее слово, с каждым разом тише. Пятна приобрели очертания овалов, а потом превратились в людей. Все они были мне не знакомы. Я почувствовала себя беззащитной, заплакала от жалости к самой себе и окончательно пришла в сознание. Мое тяжелое тело находилось в больничной палате, голова раскалывалась, рука была перебинтована. Около кровати лежала моя сумка. В ней был микрофон. Все слегка двоилось.
– Ну, здравствуй, родной, в психушке мы еще не были, – обратилась аппарату. Он виновато смотрел, как будто спрашивая уверена ли я, что мы в психушке, а не в отделении пластической хирургии. Я ведь мечтала сделать грудь, чтобы влюбить в себя самого красивого мужчину на планете… Но об этом потом. Микрофон и я неразлучны вот уже несколько лет – с тех пор как я стала работать журналистом. Девочка с микрофоном, это я. Меня зовут, как я уже говорила, Дарья Матрёшкина. Или просто Даша Треш. И я малоизвестная ведущая на радио. Я вышла из палаты, чтобы узнать, где я.
– Что со мной? – спросила у первого попавшегося человека в белом халате. Как ни странно, им оказался мой врач.
– Руку зашивали. Ранение несерьезное. А вот головой вы ударились сильно. Вам нельзя ходить, пока не пройдет действие анестезии, а то снова упадете где-нибудь.
Я окинула взглядом этого седого мужчину в очках, и мне захотелось заплакать. Врач похлопал меня по плечу (хорошо, что не по больному, а по здоровому) и как умственно отсталой повторил:
– Лежать пока надо.
Я вернулась в палату, взяла телефон, там была непрочитанная смс:
«Моя звезда, звони скорее, запишем эксклюзив, другим СМИ ничего не комментируй. Светлова»
Читать было очень тяжело, буквы плыли. Я не могла понять: кто такая Светлова? Какой эксклюзив?
Подошла к зеркалу. Если бы Караваджо рисовал Медузу горгону с похмелья, она выглядела бы именно так, как мое отражение. Некогда выразительные зеленые глаза стали маленькие и красные, губы потрескались и распухли, золотистые локоны болтались змеями и воняли спиртом. Украшала все это безобразие марлевая корона.
Телефон завибрировал и запел.
– Даша, как ты? Отошла от наркоза, можешь говорить? Это Лана Светлова. Ты не сильно голову повредила? Мне пришло оповещение о том, что ты прочитала мое сообщение.
Я слышала красивый женский голос с правильными интонациями. Мне с трудом удалось вспомнить, что она мой редактор.
– Как я здесь оказалась? – спросила я.
– Пьяный полицейский устроил дебош. Пуля попала в тебя случайно. Ты от испуга упала и шарахнулась головой об асфальт. «Скорую» вызвал какой-то очевидец. Желтая пресса вышла с заголовками: «На журналиста совершено покушение». Мы-то знаем, что это не так, но пока тоже так передаем. Давай ты сейчас расскажешь, как все было, а мы запишем по телефону.
– А я ничего не помню, – призналась я.
– Ну, я же тебе все рассказала только что, – с нажимом сказала Светлова. – Скажешь, что сейчас в больнице, что все хорошо. Я сделала так, как просила она.
Постепенно память начала возвращаться. Я вспомнила, что все началось с того, что я поехала на интервью, потом должна была вернуться на работу, но заглянула к подруге Маше, потому что мне нужны были деньги. Год назад она заняла приличную сумму, которой как раз хватило бы на увеличение груди и преображение лица. Учитывая ее любовь к переездам, я не была уверена, что найду Машу на старом месте, но телефон ее давно не доступен, поэтому больше ничего не оставалось. Дверь квартиры открыла пожилая женщина с фиолетовыми волосами. На ней было шелковое кимоно, а в руках она держала старинный японский веер. Она сказала, что не знает о местоположении Машки. Я уже хотела уйти, но она шутливым тоном сказала следующее:
– Цыпонька, иногда по ночам тут гостит Мари Бенуа, зовет в Париж – быть натурщицей. Шучу. – Бабка с тоской посмотрела на свои старые тапки. – А подругу твою уже год как не видела, а то и полтора. Она у меня эту квартиру снимала… Только знаешь что!
Старуха хихикнула и полезла в карман. Вытащила много разноцветных бумажек и одну протянула мне. Не знаю зачем, я взяла бумажку и пошла прочь. Спускаясь по лестнице, вспомнила, что в последний раз видала Машку перед ее поездкой в Таиланд. Она увлеченно рассказывала о том, что нашла там работу. Когда вышла из подъезда, выкинула бумажку, не читая.
– Хочешь-делай и точка, – хрипло произнес синеглазый незнакомец около подъезда. – Тут было так написано. В этой бумажке, которую ты обронила.
Я разглядела парня и сразу поняла, что его необычность заключалась в синих контактных линзах. Они подходили к его рыжим волосам. Он снова заговорил:
– Самое страшное в жизни – ожидание смерти. У некоторых это ожидание растягивается на всю жизнь, у других на несколько секунд. Удивительно, что сама жизнь это мгновение между станциями: роддом – морг.
– Кто-то умер? – поинтересовалась я.
– Чтобы умереть – надо начать жить, – ответил тип. Вид у него был как у блаженного. – Вы знаете Машу?
– Да, а что с ней?
А дальше… провал. Что это был за парень? Был ли он связан как-то с пьяным полицейским? Я не помнила. Доктор рекомендовал ночь провести в палате, сказал, что пока могут быть галлюцинации. Я согласилась с ним, но решила, что больница нагоняет на меня тоску и отправилась гулять в сад – вылезла через окно. На асфальте цветным мелом были нарисованы классики. Там где они заканчивались, начинался сказочный замок, который должен был исчезнуть после дождя. Я вспомнила: будучи маленькой девочкой, скакала по клеточкам то на одной ноге, то на двух и радовалась как ненормальная, когда удавалось допрыгать до конца. В чем был смысл? До сих пор не знаю. В жизни столько всего бессмысленного – рисуем сказочные замки и принцев, которые исчезают в непогоду или просто лелеем мечту о чем-то волшебном, что никогда не сбудется.
Оторвав глаза от земли, увидела подругу, которую искала
– Маша! Живая! А тебя уже похоронили!
– Услышала в новостях, что в тебя стреляли около моего бывшего дома, – Машка сказала это легко и с улыбкой, как будто ничего не было.
Ее коричневое от загара тело, длинные идеально гладкие и блестящие волосы с карамельным отливом, розовая помада, коротенький плащ цвета лосося, дорогое украшение в виде огромной причудливой капли и высокие каблуки лимонного цвета заставили меня почувствовать себя ничтожеством рядом с ней. К тому же, она была стройнее и выше, с грудью четвертого размера, идеально ровной кожей и маникюром… Я представила, что могла бы на те деньги, которые она мне должна, привести себя в порядок. Как будто читая мысли, Маша пообещала все отдать, извинилась за задержку и пригласила в качестве компенсации в бар «Дублин». На прощание она обняла меня так нежно, что я заплакала. Она сняла с себя красивое украшение и надела его на меня, повторила: «Завтра в 19.00. Дублин». Снова провал. Я проснулась утром в палате. И не могла понять – встреча с Машей это видение или реальность. Надо было закрывать больничный и ехать домой – приводить себя в порядок и готовиться к работе, по которой успела соскучиться.
Вот всем кажется, что журналисты на радио ничего не делают, только языком чешут. Оговорюсь сразу, что развлекательные шоу в прямом эфире – это высший пилотаж, чтобы «ничего не делать» надо быть по-настоящему очень интересным и умным, иначе слушать никто не будет, и рейтинги упадут. Что касается тематических передач и новостных программ, то этим журналистам можно давать медали за героизм. А журналист в провинции это герой в кубе – нет ни продюсера, ни ассистента, ни копирайтера.
Все – сам:
1. Найти интересную тему (за которую не закроют радио) в маленьком городе – уже не простая задача. Тему для радио найти вдвойне сложно (если вы не очень умный), потому что никаких вспомогательных средств – видео, фото у вас нет. И если ваш формат шире новостного или рекламного, то надо мыслить очень-очень-очень глубоко. И во всем по чуть-чуть разбираться.
2. Договориться о встрече с героем темы и заманить его на студию тоже задача не из легких, особенно если редакция у черта на куличках. Хотя у «новостийщиков» без вариантов – им надо ехать на место события.
3. Взять грамотное интервью на радио не так легко, как кажется (мало кто сам умеет без наводящих вопросов рассказывать так, чтобы это можно было слушать больше пяти минут). Надо уметь задавать вопросы, провоцировать, создавать атмосферу.
4. Если в студию не заманишь и поедешь со своим большим микрофоном на запись к герою сюжета сам, то ответственность за качество звука – на тебе. И не плачь потом, что в плохом звуке виновата техника морально устаревшая, и по вотсапу качество лучше (запись по вотсапу не приветствуется).
5. Монтаж весь на тебе (смысловой и «от паразитов» – все «эм», «ааа», «эээ», «мэ», «как бы», причмокивания, вздохи).
6. Написание мега- интересного текста (разумеется, без грамматических и стилистических ошибок).
7. Озвучка (для начинающих, это иногда самое сложное. Для «продолжающих» – самое легкое. Очень опытные предпочитают прямой эфир. Это то, что вы называете просто поболтать.
Вам, наверное, интересно узнать как оно там – в прямом эфире?
Первый раз: если разучусь читать или пропадет голос, то куда нажимать? Пятый: хоть бы не сматериться, если не то прочитаю. Десятый: главное, не засмеяться, если увижу в вотсапе что-то смешное.
Вы, наверное, думаете, что журналистам везде «зеленый свет», билеты в театрах бесплатные, в каждом ведомстве связи? Для некоторых да. Но не из-за профессии, а потому что у них везде друзья и родственники. Может быть, я ошибаюсь. Но одно наблюдение об отношении незнакомых людей к братьям по перу, позвольте. Сколько много вежливых людей среди простых работяг – когда говоришь, что ты журналист. И сколько среди них ворчунов, злюк и откровенных хамов, когда «забываешь» представиться. С так называемой элитой все наоборот. Пока они не знают, что ты репортер, то не замечают вообще. Ну, некоторые ловеласы заигрывают, а модницы разглядывают твой маникюр, но когда узнают, что работаешь в СМИ чуть ли не призирают – за все ляпы в истории журналистики сразу. А если журналист многого добился, да еще красив и молод, то вешают обидные ярлыки и гадают с кем же он/она переспал/а. Иногда я предпочитаю оставаться инкогнито.
Вы спросите: почему же, если так всё тяжело, я не найду другую работу? Я влюблена. Постоянно. В эту профессию, в тех, кто дает интервью, в тех, кто помогает создавать сюжет. Не перестаю удивляться тому, как быстро меня очаровывают герои моих репортажей. Вот приходишь с презентации какой-нибудь… Вроде, все записала, даже больше и лучше, чем хотела, а делать сюжет про это не охота, думаешь: «Ну, колхоз. Кому это интересно, если даже мне скучно. Увольняться пора». А потом сидишь, монтируешь, и с каждым сантиметром монтажа, с каждым битом – больше любви. Уж, не знаю, то ли это срабатывает психзащита – улыбаюсь и получаю удовольствие. А было и такое, что невзлюбила комментатора за его «эээ» и «ааа» (которые вырезать замучишься), а после третьего интервью восхищалась уже этими недостатками. Работая журналистом на радио, я научилась слушать и слышать, видеть людей, вникать, разбираться и по-настоящему любить.
Будильник прозвучал как канонада три раза. Потом я его отключила и благополучно проспала. Одевалась уже на ходу. Как доехала – не помню. Первый рабочий день после больничного, показался чересчур насыщенным. С утра брала интервью у известного в городе скульптора Савелия Золотараева, который выиграл грант в очень престижном региональном конкурсе. Он говорил о том, что талант – это мираж, что есть где-то в космосе такой своеобразный кладезь, откуда черпают идеи несколько человек и воплощают эти идеи в нечто материальное, остальные за ними повторяют, переделывая на свой лад. Рассказывал эмоционально и увлекательно, но ставить такое в эфир было нельзя – формат не тот. Вырулила беседу в «земном» направлении. Но, как назло, на диктофоне села батарея. Так что записалось только про «космическое».
После обеда поехала на репетицию спектакля «Ромео и Джульетта».
Это обменные гастроли. Светлова отправила со мной практикантку – высокую блондинку с добрыми карими глазами – Инну Барбарискину. Она уже месяц проходит практику, но я увидела новенькую только сейчас, потому что была в отпуске – до того как ударилась головой. Девушка сразу разрешила обращаться к ней просто Барбариска. Она сильно картавила. Я поняла, что ей не светит здесь работать и мягко поинтересовалась: долго ли ей еще практиковаться. Она ответила, что для зачета уже все готово, но очень понравилось у нас, поэтому планирует ходить совершенно бесплатно до тех пор, пока не выгоним. Было интересно: кто же ее отправил на радио с такой дикцией? Я решила, что она очень умная. Барбариска сказала, что читала Шекспира в оригинале.
В театре было холодно. По сцене расхаживала немолодая женщина в эротическом комбинезоне из тонкого нейлона и кожаной куртке. На стройных ногах красовались длинные сапоги на шпильке. В кулаке она сжимала металлический кнут, которым нежно наказывала девушку в белой сорочке с крыльями из перьев на спине. На ногах у «чуда в перьях» повисли гетры из полиэтилена.
– Напоминает кадры из жесткого фильма для взрослых, – прошептала мне в ухо Барбариска. Я чуть не оглохла. Отпрянула и хотела ей прочитать лекцию о том, что такое личное пространство, но действие на сцене меня отвлекло. Ромео и его друзья, одетые в меховые гольфы, шорты на подтяжках, яркие разноцветные жакеты, спасались от похмелья, потягивая сок через соломинку из бокалов на тонкой ножке. Потом представители двух кланов дрались как самураи, притом, рычали как пьяные деревенские мужики. Джульетта убила себя, вонзив кинжал в ягодицу. Взять интервью у режиссера не удалось – он был не в настроении. Завлит предложила остаться на пресс-конференцию, которая должна была начаться только через два часа. Но у нас были совсем другие планы. Записали директора театра, потом «отинтервьюировали» артистов, которые были немногословны и немного растеряны. Казалось, что они могут только повторять заученный текст, а разговаривать не умеют и вообще нерусские, и грамоте их не учили.
– Ребята не боятся, что за такие костюмы их закроют? – спросила у меня практикантка по дороге в редакцию.
– То есть?
– Ну, оперу Вагнера «Тангейзер» в городе Н. хотели снять из-за возмущений церковных активистов. Сейчас писать жалобы на спектакли модно.
Я читала о подобных случаях: лет 10 назад в городе Е. запретили показ спектакля «Распутин», потому что Николай Второй выходил на сцену в колготках. Точнее, в лосинах. Это еще что! Примерно в это же время «наехали» на спектакль под названием «Голубой щенок». Суть претензий: слово «голубой» как символ гомосексуализма. А в городе О. вообще казус страшный произошел в 2010 году.
– Барбариска, набери в поисковике: Ермолаева, гном, театр, – велела практикантке. Инна уткнулась в свой планшет: «А-а, да, ха-ха, видела уже, это про то, как к визиту Тогокогонельзяназывать сняли все афиши со спектаклем про гномов, потому углядели политические аллюзии. Мол, там написано: «Ждем тебя…» и гном нарисован. А наш почетный гость как раз 160 сантиметров. Суть претензий: намек на невысокий рост Тогокогонельзяназывать.
– Да уж… Зато «Монологи V…» до сих пор, наверное, идут в городе П? Режиссера хотели заставить сменить название, но он просто написал его на латыни.
– Ок, гугл, монологи ва…
– А ты смотрела эти монологи или читала?
– Инна, я каждый день не только читаю, но и слушаю то, что тебе и не снилось. В общем, поработай журналистом и поймешь, что монологи V. – цветочки.
Инна выложила фото в инстаграме, с хэштегом: унылая провинциальная культура.
– Вау! – сказала я язвительно.
– А что не так? – Отозвалась практикантка. – В крупных городах хоть запрещают что-то – не скучно. А какая в Сибири культура? Вечная мерзлота и страдания. Откаты и легальный распил денег через Госзакупки. Как тут людям творить, где вдохновляться? Были и есть талантливые художники, писатели, музыканты, артисты, режиссеры, но их мало. Сами театры в ужасном состоянии: то крыши протекают, то звуковое оборудование ужасное, то платить нечем, а по документам – все в шоколаде! Мы впереди планеты всей! А взять хотя бы гастроли – вот «обрадовали» сегодня… Да кто в эту глухомань поедет? Тот, кто непопулярен еще или уже. Вторые – те, кто «уже» – поют под фонограмму, не попадают в ноты, но собирают полные залы и увозят по два миллиона за два часа.
Катя уехала в командировку, Олег был в отгуле или загуле, Барбариска ушла на учебу. Работали со Светловой за всех. Ей не привыкать к большим нагрузкам, она трудоголик, а мне тяжко. С утра позвонила слушательница из села Моргуново, у которой отключили электричество. Она жаловалась на то, что даже чай не может вскипятить детям. А все из-за того, что пришли плохие дядьки и обрезали провода. Через 15 минут разговора выяснилось, что она не платила 10 лет за коммунальные услуги. Я позвонила энергетикам. Они сказали, что наказывать ее не будут, потому что сами виноваты, но долги пусть выплатит. Россия – щедрая душа!
Сразу после злостной неплательщицы из Моргуново позвонила некая баба Валя. Жаловалась, что у нее комната с видом на гробы и мертвяков, и ее утро начинается не с кофе, а с траурного марша. Дело в том, что в здании напротив ее квартиры недавно открыли дворец ритуальных церемоний. Сначала жители подумали, что венки и искусственные цветы – это не сильно страшно. Но кода поняли, что там еще и отпевают покойников в гробах по 10 раз за день – засуетились. В итоге, Роспотребнадзор закрыл Дворец ритуальных церемоний, потому что должное расстояние до жилых помещений не было соблюдено. Но спустя месяц в том же здании заработал православный храм. Отпевания возобновились. В храме подтвердили, что отпевают, но привели аргумент: помимо этого ведь еще и крестят! Захотела поговорить с кем-то из администрации и узнать, что думают там по этому поводу.
– Иван Васильевич, здравствуйте, Вас беспокоит Дарья Матрёшкина – Дарья Матрёшкина меня не беспокоят! – ответил бас
– Вы, наверное, вместо Ивана Васильевича? Как мне вас представить в материале?
– Представьте меня голым на красном коне – как у Пикассо!
– Вообще-то, это не Пикассо, а Водкин…
– А я, вообще-то, не Иван Васильевич, но от водки не откажусь
Я поняла, что ошиблась номером. Стало досадно, потом смешно. Светлова подгоняла:
– Новость где?
– Доделываю!
– Да за это время можно было уже все напечатать, выучить и пересказать! Что ты мне тут двумя пальчиками стучишь по клавиатуре?
Мне всегда кажется, что она не в духе. Часто хочется ей сказать словами из романа Хаксли: «Сомы грамм и нету драм». Но она не лечится успокоительными таблетками и редко пьет алкоголь, на свидания не ходит. Эти ее серые одежды, гордо поднятая голова, высокомерный взгляд, ум… Ее дивный мир – это новости и эфиры, а мой – живые люди и эмоции, даже когда пишу про покойников.
К концу дня очень захотелось кофе, а у нас закончился, пошла к коллегам на Треш-ТВ! Пока пробралась до кофе-машины, услышала много любопытных диалогов:
– А где Ударов? – спросил продюсер
– А он в ударе со Смирновой трусы снимает!
Я не сразу поняла, что имелся в виду рекламный сюжет про нижнее белье в ТЦ «У-дар».
В дальнем углу шеф-редактор сокрушался: как можно быть таким неграмотным и вслух зачитывал чей-то текст под хохот коллег: «В ходе медицинского осмотра, 10 человек получили травмы».
Он посмотрел мимо меня и крикнул куда-то в сторону:
– Света, у тебя будет ребенок?
– Сейчас лак на ногтях досушу и сделаю
Позже я поняла, что речь шла о сюжете про бездомных детей.
Затем редактор глянул в другую сторону и гаркнул:
– Василиса, тебя вечером ждать?
– Не знаю пока, – ответила какая-то журналистка
– Как ты не знаешь? У меня стоит! – И немного помедлив, тихо добавил. – Сюжет в выпуске стоит.
На «Треш-ТВ» все так пошло и цинично, но с юмором… Хотя, быть может, не «но», а «и». Кому как.
Когда рабочий день благополучно завершился, я отправилась в «Дублин» – в надежде увидеть там Машу. Опоздала на полчаса. Ее не было. Купила бутылку виски и поехала домой – страдать. Пока ехала в автобусе, размышляла: что не так во мне и в моей работе? Протираю джинсы в редакции в ожидании сенсаций. И вряд ли когда-то стану известной, потому что никто не слушает радио, не смотрит ТВ, не читает газет. Весь мир умещается в инстаграме. Размышления прервал командирский голос кондуктора: «Пла-а-ати-и-им за проезд!»
– Зачем кричать мне в ухо? – Возмутилась миниатюрная дамочка с нарисованными бровями. – Скорее бы уже на электронную систему оплаты перешли, как в Москве.
– Не дождетесь! – Расхохоталась повелительница билетиков, наступила кому-то на ногу и пошла дальше.
Автобус остановился, но двери открывать водитель не спешил. Кнопку для связи с повелителем баранки заклинило. Хотела крикнуть ему, но стало жалко голос. Он мне был нужен для работы. Впереди стоящий молодой человек, молча метался из стороны в сторону, и по его лицу – полному смирения и досады я поняла, что он готов ехать до конечной. Набрала воздуха в легкие и громко заорала: «Откройте двери!» Сама чуть не оглохла. В этот момент поняла, что орала в то же самое ухо миниатюрной девушке, возмущавшейся минуту назад тем, что кондуктор ее «оглушил».
Подходя к дому, вспомнила, что встреча с Машей должна была пройти вчера. Я перепутала дни. Но она могла позвонить? А может мне все приснилось? Доктор предупреждал, что возможны галлюцинации.
Я приняла душ, 30 капель виски и легла спать. Но сна не было ни в одном глазу. Вертела-крутила украшение Маши. Вдруг каменная капля открылась, из нее выпала микро-CD. Я сразу же включили ноутбук. На флешке было очень много музыки, картинки из Интернета с баунти-островами и документ с паролями от всех ее пяти почт. Проверила три ящика, шифры не совпадали. В четвертой почте были только рабочие документы. В пятой почте нашла дневник, 100 страниц. Пролистала – стало интересно… Записи были прошлогодние. Она их делала, видимо, когда только приехала на море. Ну, не могла же просто взять и не прочитать чужой дневник? Тем более что Машка мне должна денег. Сразу скопировала все себе и приступила к прочтению. Воображение дорисовывало недостающие фрагменты.
Суровый декабрь вступил в свои законные права. В маленьком сибирском городке морозы ударили под 40 градусов. За минуту ресницы покрывались инеем, а слезы от холода, превращались в сосульки. Каждая женщина мечтала о шубе. У Маши она была, но девушка хотела ее продать, а на эти деньги купить счастливый билет. На удачу. Чтобы не передумать, Маша написала заявление на увольнение. В кармане у нее хрустела российская купюра, которой хватило бы на неделю питания. На банковской карточке было и того меньше. Шубу никто не покупал. Но упрямая девушка придерживалась принципа: «Если кажется, что надо что-то менять – значит, не кажется. И хоть голову сломай – измени».
Она писала в своем дневнике:
«Люди не уезжают просто так – они делают это с кем-то за компанию, ради кого-то или сбегая от кого-то. И чаще всего этот кто-то, он сам. Меня формально все устраивает – работа мечты и принц при мне. Вот только зарплата маленькая, а принц женат. А еще невыносимо холодно! Съешь кусочек банана из холодильника – и кожа мурашками покрывается, снимешь носочек – и нога мгновенно становится ледяной. Я каждый день молю Бога, чтобы он не дал мне околеть по пути на работу… Я живу в самом центре города в крошечной квартире в 300 метрах от здания офиса. Но мечтаю жить в большом двухэтажном доме на берегу теплого моря и тусоваться с художниками и музыкантами. Встретить красивого и богатого принца. Я знаю, что он влюбится в меня с первого взгляда. Я могла бы уехать по студенческой или по рабочей визе в какую-нибудь Италию, Францию или Америку – аниматором, клубной танцовщицей, посудомойкой или горничной, однако я слишком гордая для такой работы и плохо говорю на английском. Обращалась в международное брачное агентство, но только зря потратила деньги. Ноль результата.
Я всегда понимала, что надо быть активной, иначе само ничего не изменится, но для действий чего-то не хватало. Пока мне не встретилась Ася! Моя преподавательница по танцам. Она мой лучик света. Была… Она всегда начинала занятие в лосинах и майке. Волосы собирала в косичку или хвост, но постепенно раздевалась до топа и шортиков из тонкой ткани, волосы сами распускались во время танца. Ее движения были такими же изящными, как и она сама. В них было столько жизни, энергии и чувственности, а взгляд был таким открытым, устремленным прямо в душу.
(А вторая заповедь гласит: «Не сотвори себе кумира». Если бы хоть кому-то удавалось ее не нарушать… Из дневника я поняла, что Маша занималась у Аси больше месяца, но не знала о ней ничего, потому что они общались только жестами во время танцев. Возможно, ей нравилось фантазировать и хотелось уйти от реальности, растворившись в искусстве. Традиционный отъезд Аси на зимовку в экзотический Таиланд стал для Маши огромной трагедией. – Я скучаю и не могу танцевать с другими, – написала она преподавательнице.
– Прилетай, потанцуем, – ответила Ася. Маша обрадовалась, но не отреагировала серьезно. У нее не было денег даже на двухнедельный тур. Через неделю она снова написала Асе: «Ты собираешься возвращаться?» Та ответила: «Возьми отпуск на полгода и прилетай. Мы тут надолго. Есть вакансия консультанта в элитном магазине косметики. А первое время поживешь у нас с мужем». В подтверждение своих слов Ася выслала ссылки на бронирование билетов по выгодным ценам. Маша колебалась, но в тот же вечер у нее сломался замок на сапоге, и она решила, что это знак свыше. Маша взяла второй сапог, положила рядом с первым и отнесла на помойку – чтобы не оставлять себе шансов. Из теплой обуви у нее остались только осенние ботинки, а денег на новую обувь не было. А между тем, зарплата в том элитном магазине на острове Пхукет была больше, чем в журнале, в котором работала Маша. Хотя продавать и угождать посетителям Маша абсолютно не умела, но утешала себя тем, что это только на первое время. Она была готова на все ради теплого моря, Аси и танцев).
С утра Светлова отправила практикантку в местный серпентарий – городскую администрацию. Барбариска вернулась оттуда злая, чуть не сорвала дверь с петель и разрыдалась на пороге.
– Все разваливается! Техника старая, и никто не может настроить ее. Депутаты – в масках королей, журналистки – обычные проститутки, которые мнят себя звездами, – с порога заявила она.
– Бэби взбунтовалась! – слова Олега прозвучали до его появления в дверном проеме. Он втолкнул Барбариску в кабинет и закрыл дверь.
– Я не крепостной крестьянин, чтобы бунтовать! – возмутилась практикантка.
– Что с техникой не так? Ты что? – спросили мы с Катей.
– Звук плохой, на пресс-подходе все посторонние шумы записались. Все эти «щелк-щелк-щелк» фотографов. Нас же близко не подпустили к «верхушке». Неправильно говорить, что журналисты слуги, мы натуральные рабы. А я старалась – руку мужественно держала протянутой с микрофоном. Теперь плечо заклинило, болит.
Барбариска точно подметила про протянутую руку. Меня тоже посещали такие мысли неоднократно, но озвучивать не решалась. Собирать информационную милостыню в администрации города по оплаченному контракту – это убого. А то, что у нее рука затекла это фигня. У меня после двух лет работы правая сторона лица стала косить. Регулярно посещаю косметолога и невролога – выправляют.
– Что на пресс-подходе интересного сказали?
– Депутат Царёв посоветовал владельцам малого бизнеса «погрызть морковочку». Мол, привыкли на гранты государства бизнес строить. Так и сказал: «Все мы знаем, что детям вредно есть сладкое, зубки болеть будут, иногда и морковочку – полезно». Я вспомнила как он воспитателям, жалующимся на копеечную зарплату, чарующим баритоном рассказал о своей: «Поверьте, моя зарплата не самая большая в стране (ну, да, только раз 100 больше воспитательской). Бизнесмены (!) некоторые больше получают. Но я же не плачу по ночам под одеялом – это не конструктивно».
– Клоун! – Барбариска все никак не могла успокоиться. И снова принялась рассказывать о том, что видела. – Одна журналистка пришла в коротком обтягивающем платье из тонкой шерсти. Да еще и без бюстгальтера. И сиськи дома забыла! Она была похожа на Щелкунчика: невысокая, лицо квадратное, большой рот. Так зачем-то еще накрасилась зелеными тенями.
– М-м… Это же Соснина! Любовница редактора «Голоса Свободы». Он образцовый
семьянин, кстати! – ухмыльнулся Олег. – Ее наряд был придуман в «критические дни» и одет на нее в припадке неврастении. Как-то раз пришла эта мадам пробоваться на телевидение. Шла запись пробного ролика, когда этой б-барышне (Олег чуть не выругался или начал заикаться) вдруг показалось, что у нее по лбу градом струится пот.
Вот она и сказала операторам: «Мальчики, стоп, кажется, я вся мокрая!» Все так и упали от смеха. А кто там еще был, интересно? – не унимался Олег.
– Красивая, скромная девушка с частного телевидения с проблесками интеллекта на лице. Я не знаю, как ее зовут, но видела в рекламе какой-то.
– М-м… Полина Павлинова! Она телеведущая. Ты что! Она уже лет 20 на ящике работает, как ты ее не знаешь? Она с детства программы и передачи ведет.
– Ребятки, а знаете что? Ваши новости – обман и ложь! Журналистика – таблетка для тщеславных, ленивых и глупых эгоцентриков, которые ни в чем не разбираются и ничего не умеют, кроме как быть наглыми. Это мишура! Вам правда нравится тут работать? – Барбариска вышла в центр кабинета. – Вы посмотрите на себя – что имеете: ни больших денег, ни удовольствия! У вас огромные иллюзии по поводу себя и других, неудовлетворенное эго, и надежда на прекрасное далёко. При этом вы пассивно ждете, что прекрасное далёко само наступит, а если нет, вы обвините в этом папу, маму или евреев. Ладно бы хотя бы польза кому-то другому была от того, что вы творите, раз вам самим нет… Вот кому вы реально помогли своими сюжетами?
– Вчера рассказывали про новые технологии в медицине, которые помогают супружеским парам заиметь детей. Кому-то это даст надежду, – голос Кати дрогнул.
– А сегодня – про младенцев, от несчастных отказались родители из-за заболеваний! Интересно, они воспользовались новыми технологиями. Мы же рассказывали! Или по-старому? – с яростью сказала Инна. – Вы пишите глупые тексты, потом они крутятся в эфире и насилуют миллионы ушей… Но хорошо, что вас никто не слушает. Я не знаю, как зовут самую известную телеведущую в городе. И таких как я, много. И мы живем. А вот если взять любую местную знаменитость и сказать ей, что она – никто, она будет страдать, потому что больна тщеславием.
Дверь распахнулась. И ворвалась девушка-Погода.
– Девочки, вы мой парик не видели? Через полчаса эфир. Надо срочно записываться. Уже везде искала. Я должна с одной и той же прической быть.
Погода бесцеремонно открыла несколько шкафчиков, но ничего не найдя, хлопнула ресницами и выбежала.
– Я же говорю: мишура! – Барбариска истерично расхохоталась.
Светлова зашла бесшумно и слышала весь монолог Барбариски. Начальница скривила губы и встала рядом с практиканткой.
– Тебя здесь никто насильно не держит. Твоя практика давно окончена. Когда-нибудь ты поймешь, что работала в лучшей команде. И про тупые новости… Мы всего лишь сообщаем о событиях минувших или будущих, но не всегда влияем на их ход, с этим нужно смириться. Раньше было по-другому, к прессе было больше уважения… Но тогда просто во всех сферах все было по-другому. Не хорошо, не плохо, а по-другому.
Я подошла к Барбариске.
– Мы всегда будем недовольны результатом, и это правильно. Когда тебе начинает все нравиться, ты деградируешь. Сначала перестаешь двигаться вперед, (а потом начинаешь деградировать), но это такой маленький шаг, что его почти по никто не замечает. Лучше быть рыцарем печального образа, и бороться с ветряными мельницами, чем прозябать в болоте.
– Дон-Кихоты в юбках! – Олег засмеялся, но посмотрев на Светлову, серьезным тоном добавил. – Мы не «хухы-мухры», а лучшие в городе. Самая крутая редакция!
Олег бесит тем, что вечно поддакивает начальству с умным видом. Иногда хочется на человека нажать «ctrl+x» и «ctrl+v» за дверь. Но реальный мир не умещается в страничку Microsoft World или в эфир.
Вернулась я с работы домой и продолжила чтение дневника Маши.
«– Здесь прихожая, там кухня, вот холодильник, здесь наша комната, а это Эдик, и он всегда голый, – сказала Ася и засмеялась. Я видела Эдика и раньше, но мельком и в одежде. Теперь же мне открылась живописная картина: загорелый брюнет, с длинными спутанными волосами, выразительными васильковыми глазами, массивным носом, узкими скулами, сочными губами, мощным подбородком. Я разглядела в нем мощь кентавра, пробуждающую земные инстинкты. Он словно позировал: вольготно лежал на белоснежных простынях и пил минералку, не прислоняя горлышко бутылки к алым губам. Вода стекала по мускулистому обнаженному телу.
– Это Эдик! – повторила Ася в третий раз.
Я глупо улыбалась и не смогла ничего ответить. Возможно, прошло одно мгновение с того момента, как я его увидела, но кажется, что вечность.
Эдик обаятельно улыбнулся, неспешно прикрыл свою наготу ноутбуком марки «Apple», располагавшимся рядом и уставился в монитор, давая понять, что шоу окончено. На столике стоял еще один огромный «яблочный» монитор и лежал айфон последней модели. Я думала, что попала в рай, а это змей искуситель с запретным яблоком. Не в силах отвести глаз, я продолжала улыбаться. В тот момент гордилась выбором подруги и нисколько не завидовала.
– К нам никто, поэтому не заходит в домик, – добавила Ася. Потом вышла из комнаты, и я поспешила за ней. Захотелось плотно позавтракать, выпить кофе и искупаться в бассейне. Ася отвела меня в кафе около дома, оставила номера телефонов, по которым можно было связаться с местными работодателями и, сославшись на то, что ей через час надо будет уехать по делам, направилась в дом. Я взяла ее за руку и предложила позавтракать со мной, но она ответила, что вернется вечером и ушла».
(Ася артистка… Показала своего мужа неодетого, а сама ушла на целый день. Хочешь – не хочешь, побежишь искать работу, чтобы с ним не остаться наедине).
«Пейзаж около кафе не вдохновлял – обычная российская деревня, только с пальмами. Эта картина совершенно отличалась от гламурных фотографий Аси в интернете. Креветок в рисе было мало, а перца чересчур много. Кофе был теплым и со вкусом разочарования. Да и сама Ася выглядела уже не так как раньше. Она очень коротко подстриглась, сильно загорела и стала похожа на мальчика-подростка, в глазах ее не было уже того огненного притяжения. И казалось, что она совсем не рада моему приезду. Главное, что я осуществила свою мечту! И знаю, что буду здесь счастлива. Сказочный остров Пхукет – остров счастливых людей. Многие тайцы очень бедные, но это им не мешает жить в гармонии с собой и миром. Никто никуда никогда не спешит, не ругается. Смерти не боятся – празднуют. Правящего короля искренне любят. Что у этих восточных людей в душе? Настоящее спокойствие буддистов или человеческий страх выйти из рамок? Не знаю, но здесь тепло, дешевая аренда жилья и транспорта, отсутствие пробок, низкие цены на еду и одежду. Я здесь как дома. Кстати, прочла, что три „С“ – это основа всего. „Сабай“ это нечто вроде счастья, комфорта, удовольствия. „Санук“ – „удовольствие“, „сиуэй“ служит для обозначения красивого, прекрасного. Любое блюдо – красиво оформлено, так как гурманство это „сабай-сабай“. Еда здесь повсюду – и в кафе, и на прилавках, и на движущихся повозках. Вкусная, натуральная и свежая. Могла ли я подумать, когда отдыхала в этой стране год назад, что перееду сюда навсегда?»
Ужасное утро для журналиста-новостийщика: никого не убивали, не насиловали и не награждали. Я два раза выпила кофе, на несколько раз прочесала интернет. Увидела, что будет концерт некого гитариста Пашки-атамана. Выглядел он как водитель газели или сантехник преклонных лет. Если бы не афиша в интернете, на фоне которой мой знакомый «запилил» селфи, то и не узнала бы, что такой музыкант есть. Вряд ли мой знакомый выбирал специально такой фон, просто он любит себя до слез и фотографирует свое лицо 24 часа в сутки.
– Никто не слышал о гитаристе Пашке?
– Атамане?! – Катя ожила. – Да вы молодые, не знаете легенд рок-н-ролла! Ой, лет 20 назад он зажигал! Я бывала раньше на его концертах. Мы раз шесть знакомились! Я у него интервью брала. Пили и курили… А он потом ничего не помнил.
– Катя, ты пьешь и куришь? – Барбариска округлила глаза.
– Ооо, – Катя махнула рукой, игнорируя вопрос. – Пашка очень неординарная личность. А знаете, кем он только не работал, но, видно музыка – его единственное призвание. Вообще, молодой Пяля мечтал стать доктором и учился в меде, даже почти закончил, но бухал по-страшному спирт до тех пор, пока его красить марганцовкой не стали. Все, что находил – выпивал. Как-то остались они с напарником-алкоголиком дежурить в морге. В ту ночь привезли бомжа, а они, пользуясь случаем, пуговицу к ж… его пришили. А потом выяснилось, что покойный был не бомж, а депутат. Палю выгнали. Он не расстроился. Брынчал на гитарке на концертах, с девушками развлекался, они постоянно табунами за ним бегали. А посмотришь на него – ничего особого. А как-то раз решил он стать скандальным журналистом, чтобы разбогатеть. Друзья устроили его по блату на ТВ. И он забухал еще сильнее, а в одной командировке утопил камеру, а главу района в ж… послал.
– Не везло ему на ж…, – заметил Олег.
– Точно! – Катенька засмеялась и продолжила. – Ну, потом какое-то время он просто болтался по стране, автостопом ездил, играл где-то. Играет хорошо! Эх, молодость! Сейчас, конечно, уже не то… Недавно видела его. Он меня, представляете, вспомнил. Ворчал, что автостопом его не берут. А я про себя думала: «Да ты в зеркало-то посмотри, по тебе же не скажешь, что ты светило рок-н-ролла, ты на старого татарина похож!»
Катя нашла его номер, позвонила и договорилась, что я приеду на репетицию и возьму у него интервью. Я выпила еще чашку кофе и помчалась к гитаристу. В машине уткнулась в планшет. Водитель дядя Саша спросил:
– Ну и что в интернете интересного?
Я начала читать вслух:
– Требуется 20 тысяч рублей на лечение собаки, у нее сломан позвоночник. Породистая – той терьер. Хозяева сказали, что это несчастный случай и принесли усыплять. Сейчас она у волонтеров. Просят всех неравнодушных сдать деньги.
Дядя Саша выругался матом, что людям бабло не куда девать.
– Да, но никто не заставляет. Это добровольно. – Возразила я.
– В этих приютах работают жулики. Они отыскивают котов и кошек, собирают деньги им на кастрацию и стерилизацию, а потом выпускают обратно и орут во всю глотку, что это поможет сократить популяцию. Не помогает. А ты не думала: кому это выгодно? Правильно – докторам, которые специализируются на этой как ее… Кастрации! Их медом не корми, дай яйца Барсику отрезать!
Я не поддержала разговор. Дядя Саша минут 15 молчал, а потом его понесло:
– Да сейчас всем, кому не лень собирают! И недоношенным детям, которых вырастили в инкубаторах… А как же естественный отбор? Пусть заново рожают. А те, кому приспичило срочно – пусть в детдом идут, там их каждый день ждут. Как говорил великий классик: «Если против какой-нибудь болезни предлагается очень много средств, то это значит, что болезнь неизлечима».
В какой-то степени я была с ним согласна. Мне было жаль, что я не глубоко верующая, а так бы ответила: «Не судите, да не судимы будете. На всё воля Бога». Но кто я такая, чтобы читать проповеди? Один вопрос меня мучил: почему волонтерство в России это всегда боль? Почему не говорят с радостью, что удалось помочь тем-то и тем-то, а пишут про страдания и давят на жалость и выпрашивают помощь, внимание, деньги. Да, я и так дам вам эти деньги, если они у меня есть, и я христианин. Мне неинтересно читать две страницы о мучениях простых людей… О святых и то мало кто читает. А если у меня вместо сердца камень, то пролистаю дальше, хоть изнойтесь.
Пока мы стояли в пробке, подошел мальчишка лет 10. Сказал, что собирает деньги для бездомных животных. Я хотела дать ему 50 рублевку, но водитель поднял стекло. Проехал метров 20 по тротуару и завез меня во дворы, еще минут пять мы петляли.
– А ты слышала, что какие-то школьницы из Хабаровска бездомных животных по объявлениям «В добрые руки» находили…
– Нет, а что?
– Они их потом убивали. И все это фотографировали и на видео снимали. А полицейские зашли на ютьюб, увидели и возбудились, в смысле дело возбудили…
– Фу, какая гадость. Зачем вы мне это рассказали?
– Ты журналист, должна быть в курсе дел, – дядя Саша остановился. – Приехали!
Я вышла из машины и пошла искать звезду рок-н-ролла. Меня никто не остановил на входе в ДК, не спросил документы. На первом этаже шла ярмарка шуб. Преодолев несколько извилистых коридорчиков, я нашла репетиционный зал. Гитарист Пашка был трезв, некрасив, простужен и скучен. Но когда он взял в руки электрогитару и начал играть, то я почувствовала внутри себя какой-то детский восторг. Да и сам он ожил под конец, и мы неплохо пообщались. Я думала, что приеду в редакцию и вырежу все маты, но когда это сделала, то выяснилось, что нечего ставить в эфир. Пришлось поставить с заглушками – это придало интервью шарм, как мне показалось и передало атмосферу.
А ночью приснился сон, как мы едем с дядей Сашей, и видим дохлую собаку прямо на дороге. Ее тушка – вся в крови с кишками наизнанку. Вдруг откуда-то появляются люди в желтой форме, соскребают животное по частям, кладут на носилки мозг, кишки, сердце, лапы, хвост и куда-то уносят. И тут же появляется подмога. Они тормозят нашу машину, размахивают красным флагом и предлагают пожертвовать деньги для сбитой собаки.
– Но я своими глазами видела, что от нее мокрое место осталось!
– Вы ошибаетесь, она будет жить! Мы ее спасем, – бьют в грудь волонтеры.
– Но это невозможно! – рыдаю я.
– Нам виднее! Девочка, отдай кошелек – кричат люди в желтых халатах. Я прячусь от них в редакции, но мне приходит смс: «Чудом выжившей собаке Лике требуется помощь на восстановление. Ее сбила машина. Было сделано четыре операции, наложено 100 швов, она слепа, глуха и без задних лап, но сейчас ее состояние не ухудшается».
Я выбегаю на улицу и вижу, что весь город расклеен плакатами с фотографией мумии и надпись: «Требуется помощь». Я бегу прочь, но повсюду люди кричат громко и пронзительно – как торговки беляшей.
– Котята, собачата! Отдам в добрые руки! Кто возьмет?
– Мы!!! Мы!!! Мы из Хабаровска!
Я прячусь в церкви. Там меня встречает человек в рясе и с огромным крестом.
И тут же начинаются отпевания покойника. Появляется та ненормальная женщина, которая в недавнем интервью жаловалась на то, что под ее окнами построили центр ритуальных услуг, и каждый день ее будит траурный марш. Она сама начинает играть Шопена, почему-то на губной гармошке, ужасно фальшивя.
Я проснулась в холодном поту посреди ночи, голова кружилась, рука затекла и болело раненное плечо.
Я продолжила читать дневник Маши. «Я провела несколько часов на работе – в магазине дорогой косметики и сувениров, и вернулась домой, хотела поделиться радостной новостью – меня приняли на испытательный срок, но Аси на месте не было. – Эй, Маша?
Эдик в белом банном халате смотрел на меня с балкона и приглашал подняться. Через несколько минут я сидела напротив него в уютном плетеном кресле и потягивала невероятно вкусный апельсиновый фреш (мякоть апельсина, со льдом и водой)».
(Видимо, Эдик был расслабляющим, как снотворное. Сама того не желая, Маша начала рассказывать про свой прошлый отпуск и перешла на личные подробности. Сначала без стеснений она поведала про кунилингус, который ей предлагал уличный тайский торговец. По ее словам, взамен он еще и сумку обещал подарить из кожи крокодила. Потом она заявила, что попробовала все прелести курорта, кроме травки. За нее в этой стране предусмотрена смертная казнь).
«– И, слава Богу, что не попробовала ее.
– Ты сказала Богу. Ты веришь в Бога? – Эдик засмеялся, прикрывая белоснежные зубы, рукой. Пальцы его были изящные, как у пианиста.
– Я не отрицаю существования высших сил, крещенная, но в церковь не хожу – народу там много.
– Высших сил, – усмехнулся он и зашел в дом. – Если есть Бог, то есть и Дьявол.
– Дуализм – ложная вера
Эдик скинул халат и посмотрел на меня. Я впала в оцепенение. Он снова сидел на белоснежных простынях, снова голый, снова с «яблочным» ноутбуком на коленях, который не мог скрыть могучего его тела. Он выглядел как змей-искуситель. – Ты молишься? – спросила я. – Да, я каждый день, каждый час молюсь, – он засмеялся. Кому же он молится? В кого он верит? Я чувствовала ужас и одновременно какое-то очарование, смотрела на него и не верила ни единому слову, но чувствовала соблазн. Запахи и цвета обострились, все казалось сюрреалистичным. Покалывало губы, горели щеки и слегка кружилась голова. Я испугалась и хотела убежать. – Я, пожалуй, пойду, прогуляюсь. Где тут тайский массаж можно сделать? – Не спеши, у тебя нет байка, тебе не на чем ехать. Хорошо делают далеко. Ася потом покажет где. А пока мы можем друг другу сделать массаж, – сказал он. – Маша, мне спину заклинило! Маша!
Я замечталась и забыла, что нахожусь в реальности, слова Эдика словно пробудили меня. Они звучали откуда-то издалека. Эдик дал мне кокосовое масло, лег на кровать лицом вниз. Меня словно гигантским магнитом притянуло к нему. Я села на его спину, намазала маслом руки и прикоснулась к мускулистым горячим плечам. Они были твердые и гладкие. От масла руки плавно скользили по телу, словно пальцы неопытной флейтистки. Внутри меня рождалась невероятно нежная мелодия. Предательски самопроизвольно задрожали ноги в паху в первый раз в жизни. – Ты дрожишь? – удивленно спросил он. – Нет, – неумело соврала я.
Эдик тут же сбросил меня со своей спины, встал и куда-то ушел. Позже поняла, что он закрывал дверь. Увидев мое смущение, он нежно улыбнулся так, что сразу стало тепло. Так могут улыбаться только порядочные мужчины! Он сказал, чтобы я разделась для массажа. Я не послушала его, в шортах и топе легла на кровать. Вся комната пахла кокосами. Эдик налил белую жижу мне на живот и нежно гладил его несколько минут, размышляя о том, как у девушки с четвертым размером груди и широким тазом может быть такая тонкая талия, которая умещается у него в руках. В какой-то момент его ладони замерли на моем пупке.
– И как в таких маленьких животах умещаются двойни, а то и тройни? – спросил он. Я молча повернулась к нему спиной. Эдик расстегнул молнию на топе и полил мою спину и ноги маслом. Он аккуратно растирал его. В какой-то момент я заметила, что голая. В первый раз в жизни я не могла сопротивляться мужчине. Но из последних сил громко и строго прорычала
: «Что ты делаешь? Ты же женатый мужчина. Брысь. Я боялась, что его это еще больше подогреет и он меня изнасилует, но Эдик соскочил с кровати и убежал в душ. Когда вышел, я уже оделась и уселась за столик около зеркала. Эдик многозначительно посмотрел на мое отражение в зеркале, прямо в глаза. Я была в смятении. Но убеждала себя, что вела себя достойно и верила в то, что почти ничего не было. Ох, уж, это „почти“. Я спросила, часто ли изменяет ли он Асе. – Нет, просто ты такая, что не устоять. Да Ася сама меня разбаловала, не ревнует. Но люблю я только ее одну! – Ненастоящая у вас любовь, раз ты так с ней, – сказала я ему, но он сделал вид, что не услышал и спросил: сколько мне лет, я ответила честно. И спросила сколько ему. Он предложил угадать: – А ты бы сколько дала? – Пока еще ни разу, – ответила я, – тебе 22?
Он самодовольно улыбнулся и сказал, что ему 33. Кто-то постучал в дверь. Эдик запустил соседа Степана – мужа подруги Аси. – Вы что тут развратничали? – спросил тот, глядя на Эдика. – Зачем дверь закрыли? – Просто закрыли – А почему мокрый? – В душе был. А ты-то чего хотел? – Да так, просто зашел. Очень удивленный сосед ушел. Я захотела тоже уйти, но Эдик предложил оценить его работы – видеоролики и фотографии, выбрать лучшие. Перед глазами промелькнули сотни сказочных кадров на огромном экране. Он оказался талантливее Аси. Не просто фотограф, а художник!»
(Ищет оправдание своей похоти? Просто так с мужем подруги – табу, а, ну раз художник – можно!)
«Он пообещал, что покажет море и ночной звездопад. Это прозвучало, как будто он сказал: „Я покажу тебе мир“. – Но сначала нам надо поужинать. Ты же голодна? – Интригующе спросил он и сделал шаг ко мне. – Как будто у нас свидание, и мы готовим романтический ужин, – смущаясь ответила я. – И хотим все успеть до прихода мамы. Внезапно схватил за руку, прижал к стене и задрал топ. Я вырвалась. Остался след на запястье. Я спросила о том, как он познакомился с женой. Он ответил, что перепутал ее с другой женщиной и поздоровался. Выяснилось, что им в одну сторону. Через час она ему отдалась. На следующий день у нее сломался компьютер, и он пришел чинить. Это была уловка, компьютер был цел, зато Эдик познакомился с ее родными. Он был ошеломлен тем, что плохая девочка оказалась папенькина дочка из очень приличной семьи и окончила школу с золотой медалью. Он внезапно попросил ее руки. С тех пор они живут вместе».
(История про свадьбу на третий день знакомства меня впечатлила. Ася женщина-вамп. Но тогда, раз она такая умная, зная о любвеобильности своего мужа, зачем пригласила симпатичную малознакомую девушку с четвертым размером груди и оставила наедине с ним? Провокация? Она еще констатировала: «Это Эдик, и он всегда голый»… То есть, это звучало как реклама. Она же могла не приглашать Машу в комнату, пока он не оденется. Или она была уверена, что Маша не любит парней? Тогда тем более зачем приглашала?)
Вот что Маша писала про преподавательницу по танцев до того, как приехала к ней на остров.
«Длинный гудок раз: ты не смотришь на меня. Длинный гудок два: ты равнодушно смотришь и беззвучно шевелишь губами. Длинный гудок три: кто-то в твоей голове нажал на кнопку „ВКЛ“. Твои глаза блестят, губы улыбаются, звуки под твоим языком оживают. – Привет. Слова в танце, музыке, картинах или фотографиях, букете цветов, новой стрижке, улыбке младенца, который едва научился „агакать“. Слова повсюду, но слышим мы не всё. Многое просто не звучит. Ася танцует. И она звучит. В нее влюблены все – и парни, и девушки, и цветы в комнате, и даже стены. Ходят слухи, что она душу дьяволу продала за умение так двигаться. Она тонко чувствует музыку, движения до мелочей продуманы: каждый жест, каждый взгляд… Это завораживает и восхищает не только меня, но и других. Это берет за душу. Ася вроде бы и невзрачная. У нее фигура почти как у мальчика и бледная кожа, небольшие карие глаза, тонкие губы, жидкие темно-русые волосы до талии. Но к ней идут толпами. Справляться с большим потоком желающих научиться танцевать, Асе помогают еще несколько танцовщиц. Они подрабатывают. Например, днем в частном детском саду преподают йогу, вечером – у Аси, ночью – в клубах – стриптиз. Танцы – моя давняя мечта. Мое тело просто создано для этого! Изящные руки, длинные стройные ноги, лебединая шея… Я готова часами заниматься у станка, до боли в мышцах, оттачивать одно движение до изнеможения, только бы связка получилась красивая. Вместе с Асей у меня с каждым разом получается лучше и лучше. Она научила меня чувствовать ритм».
(Про Асю все понятно – ей нравится очаровывать всех, она питается любовью, поэтому и танцует. Возможно, ей хочется постоянных подтверждений любви мужа? Вот она и провоцирует. А Эдику кажется, что с таким большим-большим объективом все можно, но возвращается он всегда к любимой и единственной. Нормальным людям их союз не понять. Маша здесь явно лишняя).
– Зарплата по региону увеличилась на 1%, об этом сообщает комедийно-новостной портал «T»…
Первый раз я оговорилась в прямом эфире, читая новости, прочитав вместо «мультимедийный» – «комедийный». Голос ни на секунду не дрогнул. Как ни в чем не бывало, дочитала дальше весь выпуск. И решила, что если никто не позвонит, то либо никто не слушает, либо я не выговариваю слова. Но прошел час, и никто не позвонил… Мне стало немного грустно от того, что разговариваю сама с собой. Захотелось уволиться. Первый раз за неделю. Лана говорит, что это нормально, а когда будет хотеться уволиться пять дней в неделю, тогда и думать нечего – собирать узелок и уходить в туман с ёжиками.
Мои размышления прервали вопли:
– Мой микрофон поимели! Я так глубоко его пихала интервьюеру в рот, чтобы звук хорошо записался, ибо было очень шумно, – Барбариска ругалась, как сапожник. И этот человек утверждает, что читал Шекспира в оригинале.
– Барбарисыч, перестань нести чушь! – Я слегка повысила голос. – Ты пихала свой микрофон в рот людям и жалуешься, что его поимели, нахалка! Это ты всех поимела своим очень большим микрофоном.
Барбариска успокоилась и согласилась, но через пять минут раздался крик ужаса. Оказалось, что звук не записался. Да уж, редакционная «аппарадура» ни к черту! За техническое состояние диктофонов и микрофонов много лет отвечает у нас Горемыков. Я пошла вместе с Барбариской к нему и сказала, что устройство не работает. Горемыков вертел минут 20 диктофон Барбариски, подключал его к компьютеру, надевал и снимал очки, громко сопел, изображая тяжелую умственную работу, чесал седой затылок. Потом выдал заключение: «Я не знаю, что с ним не так, все инструкции на английском. Оставьте мне его, я потом еще посмотрю».
Барбариска не выдержала:
– Вы мне сорвали сюжет! Мне сейчас идти к директору или потом, когда снова что-то не запишется? Скажу, что я провалила классный сюжет, потому что вы не знаете английского и не можете настроить технику? А?
На что он вдруг встал и нагло заявил:
– Вдруг вы сами не туда нажали! Я заберу его на экспертизу, и у вас его стоимость из зарплаты вычтут! Он стоит 25 тысяч рублей! Вы, наверное, столько и не зарабатываете еще.
От неожиданности брови Барбариски взлетели вверх, появилась складочка на лбу, а рот широко открылся как у оперной певицы. Она, наверное, хотела сказать, что работает бесплатно – она же практикантка. Инна зло хлопнула дверью и ушла прочь. Я пожала плечами и тоже вышла. Через час Горемыков, убедившись в том, что к директору никто не ходил, пошел к нему сам. А потом рассказал о грубой практикантке всем, начиная от техничек. Барбариску осуждали: кто она такая, чтобы хамить пожилому человеку, который уже давно работает. Она плакала: «Я думала, что в этой организации журналистов на руках носят, а технический персонал обеспечивает работу, а не срывает. И если старый, некомпетентный сотрудник никогда не справляется с работой, то это не должно сказываться на карьере молодого перспективного журналиста!»
Как бы не так! Директор вызвал нашего редактора Светлову и заявил, что практикантка должна извиниться. Светлова рассказывала с фальшью в голосе, что заступалась за Барбариску, потому что Гормемыков на самом деле работает из рук вон плохо. Когда начальница врет, то чешет свою бородавку за ухом, которую обычно не видно, благодаря прическе. Кстати, я вам ее еще не описывала? Начальницу, а не бородавку! Лана уже не молодая, но и еще не старая. У нее низкий голос, пронзающий взгляд, элегантная дорогая одежда. Лана носит очки в строгой оправе и короткую стрижку. Ее шаги всегда звучат одинаково бесшумно, потому что она не любит обувь на каблуках. По перепадам настроения у нее черный пояс. Она постоянно тренируется на нас.
В 18 часов мы с Инной слиняли. На выходе из здания редакции столкнулась лицом к лицу с актером и режиссером Султановым. Он самый красивый мужчина в городе: высокий, широкоплечий брюнет. У него правильные черты лица, густые красивые брови, выразительные светло-зеленые глаза, голливудская улыбка, вкусный парфюм. Мы с Барбариской с ним поздоровались и вышли из здания. На парковке стоял незнакомый Порше Кабриолет. Мы переглянулись.
– Как думаешь, это его? – спросила Барбариска.
– Может быть, – ответила я. – А если так, то он позер! Уже осень, дожди. А скоро вообще зима. И для наших дорог можно было бы что-то мощнее купить.
– Танк что ли? – Барабриска засмеялась так беззаботно, будто Светлова и Горемыков не портили ей весь день настроение. – Тебе он сильно нравится?
– Нисколько! – немного подумав, ответила я.
– Врешь! Ты часто у него берешь интервью. И как он? Тебе удалось понять какой он не на публике, а по жизни?
– Настоящий принц!
Обычно он играет принцев и романтических героев. Наверное, кто-то из наших коллег пригласил его на программу в студию. И почему этот кто-то не я?
Несколько месяцев назад ходила в театр по работе. Пресс-секретарь Раиса меня завела прямо в зал. Там шла репетиция. Я плюхнулась в кресло и кинула сумку на пол. На сцене что-то играли, а один парень ходил туда-сюда и всем мешал. Одна его фраза мне особенно понравилась: «Что вы в пол все смотрите?! Тараканов ищете?!» После этих слов стало ясно, что он и есть новый режиссер Султанов. Как только я это подумала, он улыбнулся мне так, что я влюбилась с первого взгляда. Он сразу объявил перерыв, спустился в зал и подошел ко мне.
– Здравствуйте, я к вам, – кокетливо сказала я.
– Здравствуйте, – кокетливо-равнодушно ответил он.
– Дадите мне интервью? – С придыханием спросила я и достала свой большой микрофон.
– Где будем? – беспечно смеясь, спросил он.
– Хоть где, мне всего-то 30 секунд надо для счастья. А вам, наверное, еще несколько минут – для разогрева?
Вообще полминуты – стандартный комментарий на радио. Но мне хотелось посмотреть, что он ответит. Режиссер подмигнул, повернулся ко мне спиной и куда-то пошел, показывая жестом, чтобы следовала за ним. Я подумала, что он зовет меня в свою гримёрку, чтобы поцеловать. Мы прошли через сцену, через какие-то темные коридорчики. В полуобморочном состоянии вспоминала: побрила ли я ноги. Знаете, куда он меня привел? Та-да-та-дам! В светлое и просторное фойе! Там другие журналисты брали интервью у артистов. То есть мы были не одни. Но туда можно было попасть гораздо быстрее – минуя все темные коридорчики. От неожиданности я чуть не выронила свой большой микрофон. Он сделал меня. Счет 0:1 в его пользу.
– Здесь у меня еще не было комментария, – проронила с досадой.
Он спокойно сказал, что в жизни надо все попробовать. Его бархатный голос и открытый взгляд очаровывали меня все больше. Я задавала одни и те же вопросы по два раза. И он на них отвечал, а потом поблагодарил за интервью. Наверное, он решил, что я тупая, но старательная. 0: 2 не в мою пользу.
Потом пообщалась с артистами. Вскоре продолжилась репетиция. За 15 минут я записала достаточно реплик и музыки для пятиминутного сюжета. Можно было собраться и уйти, но вспомнила, что телефон в сумке, а ее бросила где-то в зале. Чуть ли не ползком, стараясь быть незаметной, пробралась с первых рядов до середины зала. Сначала увидела свой аксессуар, потом ноги Султанова. Сумка лежала рядом. Режиссер посмотрел на меня взглядом озорного мальчишки, еле сдерживая смех. Я быстро выпрямилась и села в соседнее кресло. Он продолжал смотреть на меня, уже оценивающе, как будто чего-то ждал. Я думала, что он накажет за то, что мешаю репетировать, но он молчал и улыбался. Вместо того чтобы сделать то, что собиралась – уйти, я решила остаться. Потом заметила, что остальные, присутствующие в зале, сидели гораздо дальше – отдельной кучкой. И тоже смотрели на меня. Вдруг поняла, что села не там. Это было место режиссера и его помощников. Я улыбнулась и опустила глаза в пол. Султанов усмехнулся и посмотрел на сцену, где кого-то грабили. Счет 1:2.
Нужно было ехать. Снова почти ползком добираться к выходу, не хотелось. Как будто прочитав мои мысли, Султанов сделал минутный перерыв. Ради меня, и счет 2:2. Вот такой Султанов. Иногда я вижу сны о нем и галлюцинации. И они начались до того как я ударилась головой. А после встречи на выходе из здания редакции лицом к лицу, они возобновились… Но об этом потом расскажу.
«Я уже пять дней работаю консультантом в бутике на острове. Моя форма – розовое обтягивающее платье с глубоким декольте, белый фартук и улыбка. Радует, что одежда сочетается с шоколадным загаром и подчеркивает достоинства. Каждый день приезжают автобусы с туристами, – писала Маша в своем дневнике.
«Опытные продавцы могут одной группе спокойно продать на тысячу-две евро. Посетителей они ненавидят — как проститутки своих клиентов и видят в них исключительно деньги. Даже тех, кто у них что-то купил, потом обзывают за глаза.
Моя коллега Оля сегодня сказала, что покупатели тупые, потому что все это на базаре можно в пять раз дешевле найти.
– Так им и надо. Понаехали отдыхать, – подхватила Женя.
– Ваша задача продавать. С одного автобуса 300 тысяч рублей минимум, — наставляла крашеная блондинка с глазами навыкат, похожая на старую жабу, старший консультант – женщина в годах Мила Степановна.– Улыбайтесь. Встречайте у входа, кланяйтесь, берите их корзинки, наполняйте их, доводите до кассы!
– А до оргазма не надо? – Оля демонстративно поправила лифчик и загоготала.
Я никогда не встречала покупателей и не носила их корзины. Это унизительно. Не хочу уже здесь работать. Когда Ася рассказывала об этой вакансии, я представляла ее себе по-другому – думала, что буду проводить презентации товара, как девушки из рекламы, а все будут меня разглядывать и восхищаться. Единственное, что нравится в этой работе – обед. Кормят бесплатно. Сегодня был национальный суп «Том ям». Очень вкусный и невыносимо острый. Пришлось запивать водой. Губы час горели, раздулись и покраснели. Девушки были рады и такому обеду. Для многих из них каждая копейка дорога. Все до одной работают нелегально, но зарплату получают полостью и вовремя. В долларах. Все тратят ее на себя. Мила Степановна умудряется копить и высылать часть денег старой матери.
Все мои мысли занимает Эдик. Вчера, когда я пришла с работы, он зашел в мою комнату и скомандовал: «Все, пойдем — учиться водить. Аси дома нет, тебе же скучно?» Я собралась за пять минут, взяла в аренду байк. Когда сюда ехала, то не собиралась ездить на таком монстре, представляла, как до работы буду прогуливаться пешком. Мне казалось, что все будет рядом. Остров-то маленький. Это так, все недалеко. Но эти извилистые улочки, в которых легко заблудиться, и дороги без тротуарных дорожек и общественного транспорта меня убивают. А пешком здесь никто не ходит. Мое предложение – взять велосипед – Эдик сразу отклонил.
– Только байк. – говорил наставник. – Учи ПДД, не путай лево и право и крепко держи руль. Все просто!
– Дрррр-ррр! – жужжал мотор. Байк рычал лежа на боку, я – сверху и звала Эдика на помощь. Он смотрел так, как будто не знал, что делать. А потом начал кричать.
– Зачем ты нажала на газ? Если бы я знал, что так, я бы хоть каску надел на тебя! Что тут сложного?
Я заглушила мотор, вылезла из под мотоцикла и села на землю. Кровь хлестала из ран на коленях и локтях. Молча смотрела на учителя снизу вверх и тихо плакала. Через какое-то время Эдик помог подняться. Осмотрев поцарапанный мотоцикл, он помрачнел еще больше и объяснил, что теперь штраф за царапины придется платить мне в любом случае, поэтому лучше продлить аренду на месяц. Это бог меня наказал за то, что возжелала мужа своей подруги. Эдик отвез меня в аптеку, купил все, что требовалось, обработал рану, приклеил пластырь и повез домой. Когда Ася увидела мои травмы, то злобно зашипела на мужа, так будто он виноват».
(Забавно. Эдика бесит беспомощность Маши, но он хочет довести ее, потому что обломала несколько раз. Он не собирался ее учить ездить и заботиться о ней, но пришлось. А ей кажется, что она выглядит мило и беззащитно. Ася думает, что муж мало того изменник, еще и садист).
«Я так рада, что он меня слегка покалечил. Теперь меня будто удочерили: он спрашивает, что я ела, подглядывает, когда моюсь в душе и ложусь спать. Он позабыл о законной супруге. Сегодня Ася надела длинное вечернее платье и дефилировала в нем возле бассейна, а он смотрел на нее, словно на обезумевшую женщину, потом взял камеру и стал фотографировать меня, отдыхающую на веранде в купальнике. Он не просто щелкал, а подбирал хорошие ракурсы. Эдик сказал, что на острове есть красивое ущелье, и он хочет „снять меня и попасть в это маленькое ущелье“. Мне очень стыдно перед Асей, но что я могу сделать? Это сильнее меня».
Запись через три дня:
«Вчера меня уволили, потому что я не умею продавать! Я рада, что теперь ничего не будет мешать проводить больше времени с Эдиком! Сегодня в 6 утра нашла три белых лилии на подушке. Я поняла от кого они и вышла к бассейну. Он был там. Я поблагодарила за цветы и спросила, что скажет Ася об этом, когда узнает. Он ответил, что ей тоже подарил и что мечтает о гареме. Глядя на его купальник, я не сомневалась в правдивости его слов.
– Собирайся, поедем на фотосессию в ущелье. Надо успеть до 12 часов – хороший свет. – добавил он, медленно снял с меня купальник и быстро ушел. Я смутилась, а потом поняла, что хочу его больше всего на свете.
Оделась, посмотрела на себя в зеркало и поняла, что так красива, молода и счастлива, что можно даже не краситься, надела топ и мини, волосы распустила. Пока мы ехали, мысленно спрашивала: «Господи, стоит ли мне быть с ним или нет, дай знак!» И перед нами появился мост.
– Эдик, а что это за мост?
– Это мост влюбленных
Через несколько километров увидела плакат стриптиз бара с женщиной, в позе готовности. Я растолковала это как одобрение. Может быть, это значило, что выбор за мной – свадьба или дешевый секс, но я не хотела замечать очевидное. Иногда мы останавливались, чтобы сделать красивый снимок. И на третьей остановке, недалеко от моря, Эдик заглушил мотор, положил мои руки на руль, задрал юбку, одним движением стянул бикини, схватил за волосы и вонзил в дрожащее от возбуждения тело, свой раскаленный болт. Он тяжело дышал мне в ухо и весь пылал. Я начала кричать от восторга, но он зажал ладонью мне рот и начал стремительно двигаться, постанывая. Потом резко вышел и вошел несколько раз. Внутри меня разлился вулкан. Он сделал еще несколько толчков, и я затрепетала, словно зажатая в ладонях бочка. Хотела продолжения, но он уже ничего не хотел. Я сбросила одежду и зашла в воду. Он оставил вещи на берегу и пошел за мной. Повернулась к нему лицом, руками обвила шею и прижалась своими губами к его. Он нерешительно поцеловал меня и сказал: «Бэби, только не влюбляйся. Не целуй меня в губы». И это после того, что уже было? Я заплакала и вышла на берег. Пока одевалась, он достал фотоаппарат и начал меня снимать. В какой-то момент, мы снова оказались друг в друге. Незаметно подкрался вечер. Я спросила, а что будет, если у нас случится бэби? Он обхватил мою тонкую талию своими огромными ладонями и сказал, что мечтает об этом.