Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 5 - читать онлайн

Липкая метка

Виктору Третьякевичу, будущему члену Ворошиловградского подпольного горкома комсомола, комиссару краснодонской подпольной комсомольской организации «Молодая гвардия», было двенадцать лет, когда он написал этот маленький рассказ «Сон»:

«Мы ходили на экскурсию. Я так находился, что когда пришел домой, скорее поел и лег спать. Мне снился сон. Как будто я в лесу хожу один. Там темно, печально и страшно. Звери ушли на спячку, птицы улетели в теплые края. Букашки и те спрятались под корой. Только ветер поет, гнет деревья к земле. А желтые листья будто бы сыплются с них, кружатся у меня над головой и жужжат. Я рассердился и стал их ловить, но они все куда-то исчезли. Только один листок летал-летал и упал мне прямо на шею, прилип. Да такой холодный-холодный. Я хотел его отодрать и проснулся. А мама моя гладит холодной рукой по шее и говорит „Вставай, пора в школу собираться“». (1936 год)

Детский сон Виктора Третьякевича оказался пророческим. Тьма и буря, и сонм листьев, навязчиво жужжащих над головой, словно навозные мухи, и один из них, мертвенно холодный и такой липкий, что его не отодрать… Жуткая печать. Через шесть лет после этого сна Виктору было суждено пройти через тьму фашистских застенков, вынести адские муки, погибнуть, сохранив верность своим товарищам, и стать жертвой подлой клеветы. И еще шестнадцать лет после своей мученической смерти он нес на себе эту страшную липкую метку: «Предатель». Уже мертвый, он был убит еще раз. И даже после того, как ему вернули доброе имя, он остался заложником мифа. Мифа, который оказался дороже правды.

Тот, которого так любили

Парадоксально, что жертвой мифа, созданного для идейного воспитания советской молодежи, стал именно этот юноша, которого так искренне любили все, кто знал его близко.

«Мы любили Виктора, – вспоминала его одноклассница Августа Карповна Сафонова. – За его доброту, чуткость, принципиальность. Он казался намного старше нас. То, что мы не понимали, он мог нам разъяснить. Его ответы запомнились до сих пор. Виктор не любил общие слова. Часто говорил: „Почему я так думаю?“ и приводил доводы. Нас удивляло, когда он так успевал готовиться к урокам. Ведь Виктор был секретарем комсомольской организации школы, членом учкома, редактором общешкольной стенной газеты, руководителем струнного кружка школы. Комсомольские собрания, помню, готовил он очень тщательно, и они проходили интересно, по-деловому… О Викторе можно говорить много хорошего… Вот пробую вспомнить хоть одну отрицательную черту его характера и не могу. Был он очень хорошим человеком. Талантливым и добрым».

Увенчанная жертва

В 1941 году Виктор был в колхозе на уборке урожая. Учительница А. И. Киреева вспоминала, как старательно заботился Третьякевич о своих товарищах. Когда стало особенно жарко, опасаясь, что лица девушек обгорят на солнце, он помчался на пасеку и раздобыл для них ткани, которые использовали пчеловоды для защиты от укусов пчел. Потом оказалось, что одна из бригад не справляется с заданием, и другие ребята уже начали выказывать недовольство по этому поводу. Виктор, составлявший списки бригад, воспринял это обстоятельство как свой собственный просчет и бросился его исправлять. «Можно я вам помогу?» – обратился он к отстающим. И принялся работать изо всех сил с поразительной скоростью и ловкостью. Он умудрился связать невиданный, гигантских размеров сноп, вызвав всеобщее изумление, а отстающая бригада вышла вперед. Виктор не афишировал свое участие в этой победе, но девушки из бригады-победительницы о ней умалчивать не стали. Они сплели венок из пшеничных колосьев и торжественно надели Виктору на голову.

Так в древности венчали человека, предназначенного для жертвоприношения в праздник урожая. Но девушки вряд ли об этом знали. К волнистым светло-русым волосам и глубоким синим глазам юного комсомольского секретаря так шло украшение из хлебных колосьев! Этот пшеничный венок на голове Виктора так же символичен, как прилипший к шее лист в его сне. А девушки весело шутили и смеялись, украшая своего комсорга. Они тут же сочинили и спели подходящую к случаю песню. Может быть, Виктор подыграл им на своей мандолине, которая, конечно, была при нем, – ведь он был хороший музыкант и ему ничего не стоило подхватить на лету любую мелодию.

Из комсоргов в партизанские связные

Родился Виктор в селе Ясенки Горшеченского района Курской области 9 сентября 1924 года младшим ребенком в семье Иосифа Казимировича и Анны Иосифовны Третьякевичей, у которых было еще два сына, Михаил и Владимир, и дочь Мария. В 1932 году вслед за Михаилом, приехавшим сюда работать на шахту, семья перебралась на Сорокинские рудники на Донбассе (вскоре этот шахтерский городок получил название Краснодон). Здесь Виктор сразу пошел в школу. Лучший и любимый ученик учителей по разным предметам, он страстно увлекался музыкой, писал заметки, которые публиковались даже в городской краснодонской газете «Социалистическая Родина», с готовностью и очень успешно занимался с отстающими в учебе одноклассниками.

В 1939 году Виктор стал комсомольцем и уже через несколько месяцев возглавил комсомольскую организацию школы. Доверие, которое оказали ему ребята, Виктор воспринял как высокую честь, хотя многие одноклассники в своих воспоминаниях особо отмечали его исключительный слух и прекрасные музыкальные способности, как бы намекая на то, что ради общественной работы он пожертвовал своим даром. Еще ребенком он легко научился играть на мандолине и гитаре, а потом и на балалайке, которую подарил ему старший брат, и всегда с радостью откликался на просьбы родителей, ублажая их по вечерам любимыми мелодиями. Родственники дружно говорили о том, что музыка давалась ему без труда. Но это был не единственный из его талантов.

«Секретарство для Виктора было делом новым и вначале… отнимало у него много времени. Даже успеваемость у него снизилась, да и сам он похудел», – поведала Анна Борцова, его школьная подруга, которая сидела с ним за одной партой. Но, по ее свидетельству, Виктор быстро освоился и проявил выдающиеся организаторские качества: «Помню, он заметно отличался от многих ребят своею вежливостью, тактом, суждениями. У ребят он пользовался большим авторитетом… Особенно я любила наблюдать, как из всей массы выступлений, замечаний, Виктор выбирал и формулировал то, что удовлетворяло людей с самыми различными, казалось, настроениями… Он все больше забирал в руки работу отдельных товарищей, в результате чего поднялась дисциплина комсомольцев». Под руководством Виктора Третьякевича школьная комсомольская организация была признана одной из лучших в Краснодоне. Он не выносил формализма, зато с легкостью поднимал за собой ребят то сажать молодые деревца, то сколачивать скворечники для птиц, а созданный им школьный струнный оркестр, с успехом исполнявший русскую и украинскую народную музыку, прославился на весь город.

Анна Борцова рассказала еще один интересный факт: «В это время уже шла война между гитлеровской Германией и Западом. Близко к сердцу Виктор принимал то, что происходило на Западе. Поглощение Чехословакии, Австрии, походный марш гитлеровцев по земле Франции („продали Францию“, – как говорил Виктор) сильно действовали на него».

Виктор глубоко интересовался международной политикой, много читал, размышлял о происходящем в мире и делал собственные выводы, о чем говорит случай, также приведенный в воспоминаниях Анны: «Стояла суровая зима. Полотно железной дороги заносило снегом и тогда останавливалось движение поездов… Виктору Третьякевичу сообщили, что срочно требуется комсомольцы для очистки путей. Как он добился этого – я не знаю, но к 12 часам ночи 21 человек комсомольцев с лопатами на плечах явились на работу… Снег бьет в лицо, забирается в рукава, а голос Виктора слышен время от времени:

– Давай, давай, товарищи, поборемся с бурей! А там, может, и с Гитлером придется бороться!

За этот возглас, который был известен всему коллективу, Виктора вызывали в райком (ведь Германия имела с нами договор). Что там было – я не знаю. На мои вопросы Виктор отшучивался».

Так юный комсорг заранее готовил себя к борьбе с фашизмом и даже пытался говорить о ней с ребятами тогда, когда за такие разговоры можно было жестоко поплатиться. Его очень волновала проблема готовности страны, народа, комсомольской организации к неизбежной смертельной схватке с врагом. О смелости и принципиальности, о гражданском мужестве Виктора как комсомольского активиста ярко свидетельствует и его выступление на областной отчетно-выборной комсомольской конференции в сентябре 1940 года. Выступление шестнадцатилетнего члена райкома Третьякевича было резко критическим. Он говорил о том, что только за период с февраля 1939 по сентябрь 1940 года в районе сменилось четыре секретаря райкома комсомола и это явно не способствовало связи аппаратных работников с активом. Виктор конструктивно критиковал бюрократическую систему руководства и ратовал за демократизацию отношений в комсомольской организации. Его критика была признана справедливой.

Когда началась война, Виктор закончил только девять классов, но рвался на фронт и упрашивал старшего брата Михаила, работавшего в то время в Ворошиловградском горкоме партии, помочь ему в этом. Михаил не только не пошел на поводу у Виктора, но и сумел уговорить его эвакуироваться в Узбекистан, куда уже выезжали семьи партийных работников. Старший брат хотел отправить его к своей жене. Однако, доехав до Куйбышева, юноша услышал по радио о разгроме фашистов под Москвой и, вдохновленный этим известием, решил вернуться. К тому времени, когда он добрался до Ворошиловграда, где теперь жили его родители, прошла уже половина учебного года. Виктор умудрился не только хорошо закончить десятый класс, но и с прежней добросовестностью выполнять общественную работу: он снова был комсоргом, выпускал школьную газету. Ему шел восемнадцатый год.

Еще в октябре 1941 года фашисты захватили большую часть главного угольного бассейна. В ноябре они были уже в Ворошиловградской области. Эвакуировались промышленные предприятия. Михаил Иосифович Третьякевич, с сентября 1941 года второй секретарь Октябрьского райкома Компартии Украины города Ворошиловграда, был одним из тех, кто руководил эвакуацией людей и оборудования. Уезжали из города и партийные работники. Оставались лишь те из них, кто был готов работать в условиях оккупации. К последним принадлежал и Михаил Третьякевич. На Ворошиловградчине создавалась подпольная сеть, вся область разбивалась на несколько частей, в каждой из которых должен был действовать подпольный обком и боевой партизанский отряд. Командиром одного из отрядов стал первый секретарь Ворошиловградского горкома партии И. М. Яковенко, а комиссаром – М. И. Третьякевич. Но наступление на Ворошиловград осенью 41 года было остановлено. А когда летом 1942 над городом нависла новая угроза оккупации, большая часть членов партизанского отряда ушла на фронт. Пришлось в срочном порядке подбирать новый состав, заниматься продовольственным обеспечением и вооружением. Михаил Иосифович вспоминал: «Когда мы формировали партизанский отряд, пришел ко мне Виктор… Возьми меня в отряд. Я же немецкий два раза на курсах учил. Я водой обливаюсь холодной. Я все готов вытерпеть. Возьми в отряд. Не могу, понимаешь, не могу. Взял бы я Виктора, значит, по-родственному пришлось бы посылать на самые трудные задания. Володя был в армии, я уходил в партизанский отряд комиссаром. Через год и Виктор бы пошел на фронт… Но он опередил события и пошел к будущему командиру отряда, первому секретарю горкома партии И. М. Яковенко. Тот его взял в отряд». Виктор Третьякевич активно принимал участие в последних сборах и приготовлениях, которые начались 7 июля и длились всего неделю. 13 июля 1942 года партизаны уходят в лес. А семнадцатого Ворошиловград занимают фашисты.

Наспех сколоченный отряд в количестве сорока восьми человек был разбит на четыре группы, каждая имела свое место базирования. Штаб отряда во главе с командиром И. М. Яковенко и комиссаром М. И. Третьякевичем расположился между хуторами Паньковка и Христовое. Здесь, в Паньковском лесу, участники отряда дали партизанскую клятву.

В отряде было семь комсомольцев, среди них Надежда Фесенко, секретарь подпольного горкома комсомола Ворошиловграда, вскоре назначенная секретарем подпольного обкома; ее подруга Галина Серикова, секретарь Октябрьского райкома комсомола Ворошиловграда, впоследствии секретарь подпольного горкома; и Виктор Третьякевич, утвержденный связным обкома и членом горкома. Семеро ребят и девчат должны были выполнять задачу по организации комсомольского подполья в городе и области и координации его деятельности. Еще перед уходом в лес Надежда Фесенко завербовала в Ворошиловграде двадцать восемь комсомольцев, подпольщиков-одиночек, и несколько связных, через которых передавались задания и информация. Надежда, Галина и Виктор неоднократно ходили в город на встречи со связными, знали адреса явочных квартир, пароли, шифры. Штаб отряда выпускал листовки с призывами к населению не верить фашистской пропаганде, срывать мероприятия оккупационных властей, всеми средствами уклоняться от угона в Германию, прятаться от облав. Распространять в городе агитматериалы было делом комсомольцев. Часть они расклеивали сами, часть передавали своим связным. Во время такой операции одна из связных рассказала им о складе с боеприпасами у мельзавода № 1. Возвращаясь с задания, Надежда, Виктор и другие ребята сняли охрану склада и взорвали несколько штабелей снарядов.

Виктор закладывал взрывчатку при подрыве переправы через реку Северный Донец у села Веселая Гора, а также двух наведенных немцами понтонных мостов через Донец возле хутора Обозное, предназначенных для транспортировки на фронт военной техники. Как разведчику пригодилось Виктору и знание немецкого языка: когда в направлении Обозного было обнаружено непонятное сооружение, подкравшись близко, Виктор услышал, как немцы передают метеосводку на ближайшие аэродромы. Сооружение оказалось метеостанцией. Партизаны ее взорвали. Во время вооруженных столкновений с врагом Виктор показал себя смелым и дисциплинированным бойцом.

В условиях Донбасса, где преобладает открытая местность, а леса – лишь в овражках, балках, по берегам рек, отдельным группам партизанского отряда, чтобы не быть обнаруженными, приходилось часто перемещаться. Связь с одной из четырех групп отряда, возглавляемой командиром Литвиновым, несмотря на все усилия связных, была полностью потеряна. Впоследствии стало известно, что в группе оказались двое дезертиров. Очевидно, они навели немцев или полицаев на базу группы, потому что база была разгромлена, партизаны остались без продуктов. Выдали предатели и состав штаба, и имена товарищей из своей группы, и даже указали адреса некоторых из них. По крайней мере, два человека из этой группы были схвачены по возвращении домой. Командир группы, Литвинов, после неудачных попыток выйти на связь со штабом отряда, который вынужден был часто менять дислокацию, отправился в Волошинский район Ростовской области, где ему удалось создать новую партизанскую группу из попавших в окружение советских солдат и офицеров. Политрук другой группы, на поиски которой не раз отправлялись связные, позже пришел в штаб и сообщил, что, когда в самый первый день группа прибыла на место дислокации, там была бомбежка и партизаны повернули назад, в сторону города. Командиром этой группы, насчитывавшей четырнадцать человек, был коммунист А. И. Бобров. Впоследствии выяснилось, что за день до оккупации Ворошиловграда, 16 июля, Бобров приказал своим бойцам разойтись по домам «до особого распоряжения», а сам бежал в Ростов-на-Дону. С приходом немцев он вернулся в Ворошиловград и сознательно встал на путь сотрудничества с оккупантами.

К этому следует добавить, что первоначально в качестве секретаря подпольного обкома на оккупированной Ворошиловградчине ЦК ЛКСМУ оставил аппаратного работника Гайдученко. Архивные документы свидетельствуют о том, что Гайдученко получил информацию обо всех комсомольских активистах, оставшихся в тылу врага, в том числе о Г. Сериковой, Н. Фесенко, В. Третьякевиче. Однако обком не успел выделить Гайдученко связных и определить его место базирования. Оказавшись в такой ситуации, Гайдученко вступил в партизанский отряд Панчикова, который 13 июля отправился в Краснодонский район, но в пути попал под бомбежку, лишился продуктов, разделился на две группы, влившиеся в отступающие воинские части. 22 июля подразделение, в котором находился Гайдученко, обороняло подступы к Ростову-на-Дону. Здесь Гайдученко вместе с другими оставшимися в живых бойцами попал в плен и был отправлен в концлагерь в Миллерово, но по дороге бежал. Он вернулся в Первомайск, к себе домой, где был арестован по доносу старосты и доставлен в районную полицию. Начальник полиции, бывший инспектор районо Матвиенко, хорошо знал Гайдученко как секретаря обкома и пригрозил ему расстрелом, если он не сообщит все, что ему известно о коммунистах, партизанах, руководителях и связных комсомольского подполья. Партаппаратчик согласился не раздумывая. Все это стало известно после освобождения Ворошиловградчины от оккупации. Гайдученко был осужден как изменник Родины, но сведения об этом никогда не публиковались в печати. А пока секретарем подпольного обкома комсомола была назначена Надежда Фесенко.

Отряд действовал достаточно активно для того, чтобы вызвать ярость оккупантов. В район хутора Паньковский было брошено около трехсот карателей. Ранним утром 6 августа они обстреляли лес из орудий и минометов, после чего начали переправляться через Донец. Лес был небольшой и редкий. Партизаны не вступили в открытый бой с многократно превосходящими силами врага и стали отходить вниз по Донцу. М. И. Третьякевич и И. М. Яковенко, ведя каждый по группе партизан, должны были встретиться в условленном месте. Но встреча не состоялась. Значительная часть отряда в итоге была уничтожена, оставшиеся в живых его члены оказались рассеяны. И. М. Яковенко погиб. Виктор, Надя и Галя во время столкновения группы Яковенко с карателями выполняли задания командира в городе и уцелели. Известно также, что Яковенко отправил Виктора в Ворошиловград с заданием по подпольной работе еще за два дня до своей гибели, фактически отослав из отряда, над которым, как уже стало ясно, нависла угроза, и подчиниться этому приказу юноше пришлось скрепя сердце. Об этом Виктор откровенно расскажет своему другу Василию Левашову при первой их встрече в Краснодоне.

Вернувшись каждый со своего задания, и Галина, и Надежда, и Виктор тщетно разыскивали Яковенко и его бойцов. Остался жив и Михаил Третьякевич со своей пятеркой, также тщетно дожидавшийся Яковенко и его группу в условленном месте. Как договаривались с Яковенко, он ушел в Митякинский лес. Впоследствии Михаилу Третьякевичу удалось организовать подпольную группу, которая вела диверсионную и пропагандистскую работу. В ноябре он ушел в Ворошиловград, где ему пришлось переходить с одной явочной квартиры на другую, поскольку гестаповцы его разыскивали и имели его приметы. Здесь он встретился с несколькими уцелевшими членами партизанского отряда. Они возобновили выпуск антифашистских листовок в оккупированном городе.

Какое-то время Виктор остается в Ворошиловграде, где на квартире Михаила все еще жили его родители, и продолжает работу в комсомольском подполье. По мнению некоторых исследователей истории антифашистского сопротивления на Луганщине, подпольный обком комсомола в лице Надежды Фесенко направил Виктора в Краснодон, город, где он вырос и как активист, член райкома, хорошо знал молодежь. К такому выводу приходил и его брат. Ведь и командир Яковенко, и комиссар Михаил Третьякевич не раз говорили комсомольцам, что в случае гибели отряда они обязаны взять на себя ответственность за подпольную работу в городе и области. К тому же Виктор знал, что согласно решению ЦК ЛКСМУ в Краснодоне должен находиться Гайдученко, выйти на связь с которым было его прямой обязанностью как связного подпольного обкома комсомола. И вскоре он переезжает туда вместе с отцом и матерью.

Утечка секретной информации к врагу через предателей способствовала тому, что Галина Серикова и Надежда Фесенко уже в октябре были арестованы и оказались в фашистских застенках. Обе они героически погибли, не дав врагу никаких сведений о ворошиловградском подполье. Немного позже так же суждено было погибнуть и Виктору Третьякевичу в Краснодоне. Но прежде чем попасть в руки палачей, отважный комсомольский вожак успел с честью выполнить свое задание.

Комиссар «Молодой гвардии»

Окончательно переселились Третьякевичи в Краснодон во второй половине сентября. Если сопоставить свидетельства разных людей, становится понятно, что, живя в Ворошиловграде, Виктор трижды наведывался в Краснодон (его там видели соседи), а перебравшись в Краснодон, ходил в Ворошиловград. В Краснодоне было много активной, боевой молодежи, страстно желающей сопротивляться фашистскому произволу. Кое-кто из друзей Виктора уже действовал самостоятельно.

По инициативе Виктора Третьякевича две небольшие подпольные группы, созданные независимо друг от друга его бывшим одноклассником Сергеем Тюлениным и Иваном Земнуховым, которого он также очень хорошо знал, слились в одну.

Ребята быстро нашли общий язык, ведь они были одержимы одной целью: во что бы то ни стало внести свой вклад в скорейшую победу над врагом. Чуть позже по предложению Сергея Тюленина организация была названа «Молодой гвардией».

Первое собрание юных подпольщиков состоялось в сентябре. В ряде источников указывается дата 29 сентября. Инициаторы объединения антифашистских молодежных групп Краснодона в единую подпольную организацию первым делом учредили ее штаб. В состав штаба с самого начала его существования вошел окончивший вместе с двоюродным братом Сергеем курсы радистов в разведшколе под Ворошиловградом Василий Левашов, один из немногих впоследствии оставшихся в живых молодогвардейцев. О деятельности «Молодой гвардии» он рассказал в своей книге «Брат мой – друг мой», посвященной памяти погибшего брата и товарища по подпольной борьбе Сергея Левашова. О первом собрании юных подпольщиков Василий пишет:

«Внимание всех сосредоточилось на Викторе: что скажет он? Виктор понимал, что мы ждем его слова. Сдержанно улыбаясь, обвел всех взглядом, потом произнес:

– Вы все, наверное, знаете, что немцы дошли до Волги и Кавказа. Красная Армия понесла большие потери и находится в трудном положении. Пора и нам включаться в борьбу. Мы с Ваней предварительно обсудили этот вопрос и предлагаем создать подпольную комсомольскую организацию. Как это сделать, давайте решать вместе.

– Витя, договаривай до конца наши предложения.

– Для руководства деятельностью подпольной комсомольской организации предлагается создать штаб. Так как избирать нас некому, сами объявим себя членами штаба. А вот начальником штаба я предлагаю избрать Ваню Земнухова.

Все с этим согласились.

– Теперь нам нужно избрать политического руководителя подпольной организации, то есть комиссара. Какие будут предложения?

– Тебя, Витя! – воскликнул Жора.

– Я тоже высказываюсь за то, чтобы комиссаром был Виктор, – сказал Ваня.

В оценке Виктора мы все были едины, признавая в нем авторитетного парня, умелого комсомольского организатора, имеющего опыт работы в комсомольском подполье в Ворошиловграде. Ценили мы в Викторе и смелость, которую он проявил в партизанском отряде. Его и утвердили комиссаром».

Одним из активнейших участников «Молодой гвардии» с самых первых дней был и Георгий Арутюнянц, назначенный ответственным за агитационную работу. Георгию, как и Василию Левашову, покинувшему Краснодон, как только начались первые аресты молодогвардейцев, посчастливилось уцелеть после разгрома краснодонского комсомольского подполья. Присоединилась к «Молодой гвардии» и четверка известных во всей округе силачей во главе с Анатолием Ковалевым по прозвищу Царек, чуть позже – первомайская группа под руководством Анатолия Попова и Ульяны Громовой. Вошедшую в организацию группу из поселка Краснодон возглавлял Николай Сумской. Василий Левашов по поручению штаба сформировал центральную группу, в которую вошли: его брат Сергей, Владимир Загоруйко, Юрий Виценовский, Владимир Осьмухин, Анатолий Орлов. К ноябрю членом «Молодой гвардии» стала и Любовь Шевцова, с которой братья Левашовы учились на курсах радистов в разведшколе, правда в разных группах. К концу сентября подпольная организация насчитывала около тридцати человек, а к концу ее существования, по последним данным исследователей, число членов приблизилось к ста пятидесяти. Когда Виктор Третьякевич и Иван Земнухов привлекли в организацию побывавшего на фронте, попавшего в окружение и бежавшего из лагеря военнопленных двадцатитрехлетнего Ивана Туркенича, его, как старшего и уже имеющего фронтовой опыт, с подачи Виктора избрали командиром. «Молодая гвардия» росла. Виктор часто ходил в поселки Первомайка и Изварино. Как комсомольский активист, он знал очень многих и теперь встречался со знакомыми ребятами и девчатами, выясняя их настроения, устанавливал связи с теми, кто заслуживал доверия.

Молодогвардейцы быстро наладили выпуск листовок с фронтовыми сводками. Ребята отыскали неисправный радиоприемник, и Сергей Левашов, который еще до войны занимался в кружке радиолюбителей и хранил дома много радиодеталей, сумел его отремонтировать. «В листовках „Молодой Гвардии“ ощущаешь публицистический пафос Виктора Третьякевича», – отмечал В. Васильев в своей книге «Краснодонское направление». Пока не раздобыли в разрушенной типографии местной газеты шрифт и не собрали на квартире у Георгия Арутюнянца примитивный печатный станок, листовки писали и переписывали от руки, практически все участники комсомольского подполья принимали участие в их тиражировании и распространении. По свидетельству Георгия Арутюнянца, «Третьякевич, Земнухов писали по 200–300 листовок, каждому давали задание написать по 20 листовок».

«Ко мне домой пришли Анатолий Ковалев, Вася Пирожок, Миша Григорьев, с ними был и Виктор… Когда собрались ребята уходить, он спросил у меня, хочу ли я вступить в комсомол. Я удивилась – кто же меня примет сейчас в комсомол. Он улыбнулся и ответил: „Найдутся люди“, а потом добавил – „подумай“. Вот эти три слова – „найдутся люди“ и „подумай“ – я буду помнить всю жизнь. В жуткие дни оккупации… он активно начал сплачивать молодежь, вовлекать ее в борьбу. Он оставался комсоргом в нашем городе. Дня через три Виктор принес мне текст листовки, прочитал и сказал, чтоб я написала как можно больше экземпляров, а Анатолий… ночью разбросает их по базару. Начиналась листовка словами: „Прочти и передай товарищу!“ И дальше о Сталинградских боях».

Эти воспоминания Антонины Титовой относятся к октябрю 1942 года. Антонина с Анатолием тогда написали несколько десятков экземпляров. Таково было, по словам самого Виктора, первое комсомольское задание Антонины, как заметила она в другой раз. Так в условиях оккупации Виктор привлекал активную молодежь в комсомол и одновременно – к сотрудничеству с «Молодой гвардией». С другой стороны, некоторые молодогвардейцы стали подпольщиками раньше, чем комсомольцами. Радий Юркин, еще один уцелевший участник и свидетель боевых дел «Молодой гвардии», которому осенью 1942 года было только четырнадцать лет, рассказывал, как его принимали в комсомол в хате Третьякевичей, где проходили многие собрания штаба. В условиях подполья юношам и девушкам выдавались временные комсомольские удостоверения, в которых стояла подпись «комиссар Славин», – это подпольная кличка Виктора Третьякевича.

С появлением возможности печатать листовки их тираж увеличился. В самодельной типографии трудились Георгий Арутюнянц, Иван Земнухов, Владимир Осьмухин, Василий Левашов и Виктор Третьякевич. Первый тираж был распространен по городу к 7 ноября. Подробно рассказано об этом в книге Георгия Арутюнянца «Выросли мы из пламени».

Что касается содержания деятельности «Молодой гвардии», и роман Александра Фадеева, и фильм Сергея Герасимова во многом достоверны. Но и в романе, и в фильме отсутствует имя настоящего комиссара краснодонского комсомольского подполья и главного инициатора большинства антифашистских акций. По свидетельству Радия Юркина, идею отметить двадцать пятую годовщину Октября красными флагами на самых высоких зданиях города подал на одном из заседаний штаба именно Виктор Третьякевич. А в ночь с 4 на 5 декабря, ко Дню Конституции, дерзкую акцию в Краснодоне повторили. Люба Шевцова вместе с Майей Пегливановой, активной участницей первомайской группы, забрались на большую трубу шахты № 10 и установили на ней красный флаг.

Виктор отметил 7 ноября еще и успешной антифашистской диверсией. Вот как рассказывал об этом Василий Левашов: «Утром зашел я к Виктору Третьякевичу, который перед рассветом вернулся из Первомайки. Вместе направились к Земнухову. Его дом был совсем близко от школы, на крыше которой продолжал развиваться красный флаг. Так отмечалась 25 годовщина Октября в городе. А за городом ребята из Первомайской группы совершили диверсию. К ним еще утром 6 ноября ушел Виктор. На дороге из Краснодона в Каменск ребята заминировали мост. Участвовали Виктор, Попов, Главан, Петров, Бондарев. Утром 7-го там подорвалась немецкая машина». Захваченное оружие взяли себе первомайцы. По свидетельству Василия Левашова, акция была повторена близ железнодорожного моста на шоссейной дороге: «Решили устроить засаду у железнодорожного моста. Иван Туркенич разъяснил план нападения на машину. Виктор проверил исправность оружия, предупредил о мерах предосторожности… Быстро приближалась к засаде автомашина. Раздался взрыв… Мы скатились с насыпи, быстро сняли с убитых оружие и патроны».

Молодогвардейцы весьма успешно сорвали угон в Германию отобранного у населения скота, уничтожив охрану и разогнав коров по степи: из пятисот голов полицаям удалось собрать не более сотни. План нападения разработал Виктор Третьякевич, четко распределив боевые задания между участниками. А когда штаб «Молодой гвардии» принял решение о поджоге немецкой биржи труда, чтобы сорвать массовый угон населения в Германию, Сергей Тюленин, Любовь Шевцова, Владимир Лукьянченко, Семен Остапенко и Виктор Третьякевич тщательно подготовили эту операцию, заранее выяснив расположение кабинетов и их содержимого. В ночь с 5 на 6 декабря, пока другие ребята следили за улицей, чтобы в случае необходимости отвлечь полицейских, Сережа и Люба пробрались в здание и подожгли его. Биржа сгорела вместе со всеми документами. Фашистам пришлось снова начинать перепись населения, но организовать намеченную отправку рабочей силы из Краснодона им не удалось. Краснодонское комсомольское подполье действовало смело, нанося врагу реальный урон. За время своего существования организация осуществила не менее тридцати девяти диверсионных операций.

Между тем в оккупированном городе именно молодежь находилась в постоянной опасности. Многие ребята из принципа не желали работать при немцах – ведь это значило работать на врага. Безработная молодежь рисковала быть насильно отправленной в Германию, и этот вопрос снова и снова вставал перед юношами и девушками. В ноябре 1942 года директором клуба имени Горького стал двадцатидвухлетний коммунист Евгений Мошков. Оккупационные власти согласились на открытие клуба, ожидая от его администрации прогерманской пропагандистской работы. Евгений Мошков подобрал в руководство соответствующие кадры: администратором клуба стал Иван Земнухов, художественным руководителем – Виктор Третьякевич. Те трудоустроили в клубную самодеятельность практически всех активных молодогвардейцев, что избавляло последних от опасности угона в Германию и одновременно давало подпольщикам возможность открыто встречаться на репетициях, обсуждая свои дела. Повторив свой успешный школьный опыт, Виктор Третьякевич создал и возглавил кружок струнных инструментов (мандолина, гитара, балалайка), Иван Земнухов организовал драмкружок, а Анатолий Ковалев – спортивную секцию клуба, которая ставила силовые и акробатические номера. Ребята должны были подготовить показательный концерт, что они и сделали. Выступление молодежи немцам понравилось, хотя представленный репертуар и не отвечал задаче прогерманской пропаганды. Директор Евгений Мошков объяснил это тем, что на пропагандистско-воспитательную работу с творческой молодежью ему нужно время. Клуб продолжал свою работу до нового 1943 года, когда были арестованы все трое его руководителей.

Период работы молодогвардейцев в клубе имени Горького – время бурного численного роста подпольной комсомольской организации. Художественная самодеятельность служила удобным поводом для привлечения к работе новых участников. Антонина Титова вспоминает, что оказавшийся в руках молодогвардейцев клуб имени Горького был полон молодежи со всех концов города, «там кипела жизнь». А подпольщики в нем чувствовали себя хозяевами. У этого явления, несомненно, существовала и обратная сторона: позволительно усомниться в том, что охваченные творческим энтузиазмом ребята соблюдали правила конспирации с той же строгостью, что и прежде, когда они по одному, с интервалом не менее чем в десять минут приходили на собрания в хату к Виктору Третьякевичу, на квартиру к Георгию Арутюнянцу и к другим своим товарищам, прося родителей последить за улицей. Это обстоятельство необходимо иметь в виду, чтобы понять одну из существенных причин, повлекших за собой гибель такого количества юных подпольщиков.

И все же роковую роль в судьбе «Молодой гвардии» сыграли обстоятельства, десятки лет не предававшиеся огласке: ведь они бросали тень на того, чей идеальный образ, созданный сначала писателем Александром Фадеевым, а затем режиссером Сергеем Герасимовым и актером Владимиром Ивановым, моментально превратился в икону.

Заговор против комиссара

Из письма Василия Ивановича Левашова директору краснодонского музея «Молодая гвардия» Александру Макаровичу Литвину от 14 ноября 1963 г.:

«Олег Кошевой вступил в нашу организацию несколько позже, чем другие члены штаба. Мы принимали его в организацию, когда уже были распределены обязанности между членами штаба… Что же дало повод назвать О. Кошевого комиссаром? В работе нашего штаба был один неприятный случай. В конце декабря 1942 г., незадолго до арестов, Олег Кошевой пытался сформировать группу комсомольцев в 15 чел. и увести в лес. Он объявил себя комиссаром этой группы, забрал у Анатолия Орлова бланки комсомольских билетов и стал вручать их некоторым подпольщикам. На комсомольских билетах типографическим шрифтом заделана подпись: „комиссар „Молодой Гвардии“ Славин – это кличка В. Третьякевича. Кошевой чернилами зачёркивал – Славин – и на этом месте чернилами писал свою кличку – Кашук. Любому человеку в этом нетрудно разобраться, взяв в руки один из сохранившихся комсомольских билетов. Через несколько дней после этого случая, 27 декабря 1942 года на квартире у В. Третьякевича состоялось заседание штаба. Из живых участников там присутствовали я и Г. Арутюнянц. На этом заседании Евгений Мошков, Иван Земнухов, Виктор Третьякевич разоблачали недостойные попытки Кошевого расколоть „Молодую Гвардию“. Здесь он был строго предупреждён и за обман с комсомольскими билетами… Он извинился перед Виктором Третьякевичем“».

Что касается упомянутых комсомольских билетов, то они со временем подверглись более тщательной «корректуре». «При изучении этих билетов обнаружилось, что первоначально заделанная подпись на них тщательно выскоблена и вместо нее появилась новая подпись „Кашук“», – сказано в «Докладной записке комиссии ИМЛ при ЦК КПСС по изучению истории организации „Молодая гвардия“ директору института П. Н. Поспелову о проделанной работе» от 28 августа 1965 года. Более тщательная экспертиза 1992 года выявила на одном из билетов следы первой стертой буквы «С». Таким образом, подделка доказана и задокументирована дважды, причем вторичная экспертиза поставила точку в истории с билетами, которую Василий Левашов назвал «неприятным случаем».

Но подделка билетов, вручать которые имел право лишь настоящий комиссар подпольной комсомольской организации, – вещественное доказательство интриги и предательства. В своем письме Литвину Левашов лишь вскользь упоминает о попытке Кошевого отколоть от организации «группу комсомольцев в 15 человек и увести в лес», так, будто сам Василий не имел к этой группе никакого отношения. А между тем сохранился его же более ранний рассказ о несостоявшемся уходе в партизаны, который содержится в стенограмме «Беседы с Левашовым Василием Ивановичем, участником „Молодой гвардии“» от 16 марта 1947 года:

«Это было в конце ноября или в начале декабря месяца. Уже было холодно. Однажды мы шли с Олегом Кошевым из клуба имени Горького. Он говорит – у нас есть предатель… Олег Кошевой совершенно случайно имел встречу с одним раненым партизаном… Оказалось, что Виктор Третьякевич был у них в партизанском отряде, потом Третьякевич получил задание, которое он не выполнил, в результате чего был разбит партизанский отряд. После этого он пришёл в Краснодон. Стал работать здесь. Будто бы искупить свою вину. Но работал он от души, вкладывал в нашу работу всю свою душу, на мой взгляд это было так. Олег Кошевой предлагает отстранить Третьякевича от руководства, а ему пока ничего не говорить. Мы всем не сказали, а предупредили кроме штаба Серёжу Тюленина и Валю Борц, – больше никому не говорили. Как-то было очень странно. Отстранить Третьякевича от руководства – это слишком как-то много. Его все знали, ему верили, к нему все приходили за советами. Ничего не говоря Третьякевичу, Олег Кошевой пришёл к Орлову, взял у него комсомольские билеты, подписался и стал вручать… Я получил самый первый комсомольский билет… Олег отобрал 15 человек лучших товарищей и решил идти с ними в партизанский отряд. Он говорил, что имеет связь через какого-то Данилу с Ростовскими партизанами, куда и хотел вести нас. Он нам сказал, чтобы мы готовились, приготавливали тёплые вещи. В этих 15-ти были: Серёжа Тюленин, Валя Борц, Ванюша Земнухов, Олег Кошевой, я, В. Туркенич, Василий Борисов, Василий Пирожок, Анатолий Попов, Петров, Орлов, Жора Арутянц, Ульяна Громова и др… С отстранением Третьякевича у нас все перепуталось… Пришёл Ванюша Земнухов. Он сказал, что – мне это не нравится, не нравится то, что Олег, самовольно отстранив Третьякевича, устроил неразбериху, то, что нужно уходить к партизанам, а как им доверять, когда о них мы никогда ничего не слышали – об их действиях… Мы долго с Ванюшей и Жорой совещались… Потом я пришёл в клуб Горького и говорю Олегу: „Знаешь, Олег, нужно обо всем сказать Третьякевичу, потом, мы уходим, оставляем организацию в сто человек на произвол судьбы. Разве это дело?“ Он вспылил… В это время Третьякевич приходит к Орлову: „Где билеты?“ „Взял Олег Кошевой“. Третьякевич пришёл к Олегу, я был у него. Олег сказал Третьякевичу, что мы узнали о его предательстве партизанского отряда, что он предатель. Во время разговора я стоял в стороне и наблюдал за ним. Третьякевич очень спокойно возразил Кошевому: „Как вы могли поверить, что я могу сделать это!“ Я думаю, что, обладай какой угодно силой воли человек, он все же потерял бы самообладание, когда бы его неожиданно и верно уличили. Человек с нечистой совестью не мог бы так вести себя… Олег сказал Третьякевичу, что он все сделал, что скоро они уходят. Но уход сорвался, точно и сам не знаю почему…»