1941 год, октябрь, Москва

Совещание проводил Меркулов, но все ожидали, что в любой момент войдет Берия: уж больно важен вопрос.

Всеволод Николаевич сразу задал тон совещанию, осадив секретаря партячейки одного из управлений Филимонова, который начал с трескучих фраз о «тяжелейшем моменте» и «небывалой задаче»:

– Момент, каким бы трудным он ни был, требует дел, а не причитаний!

Обвел всех взглядом и продолжил:

– Прошу всех высказываться только по существу, без лирики и демагогии. Лопатин, начинайте!

Старший лейтенант Ломакин поднялся, провел пальцами под ремнем, поправляя гимнастерку, откашлялся. Докладывал спокойно и обстоятельно: подбор людей продолжается, случаются задержки по времени, но это совершенно естественно, поскольку военные дорожат каждым человеком, а посему стараются как можно скорее проверять сведения, сообщенные теми, кто вышел из окружения, и сразу же включают этих людей в состав формирующихся частей.

Филимонов перебил:

– По имеющимся у меня сведениям, вы, старлей, сообщили в целом о таком числе выявленных вами возможных членов спецгрупп, что их хватило бы на сотню групп, а вы по-прежнему не докладываете о выполнении задания, – Филимонов обвел всех взглядом. – Это, знаете ли, наводит на мысли…

Пауза наступила неприятная.

Прервал ее Меркулов:

– Вы, Филимонов, считаете, что группа Ломакина занимается саботажем? Я правильно вас понял?

Филимонов, довольный тем, что снова оказался в центре внимания, повернул лицо к Меркулову, бодро поднялся и начал:

– Я, Всеволод Николаевич, сказал о том, что затяжка времени группой старшего лейтенанта Ломакина в данный момент времени, в данных обстоятельствах мешает нашему общему делу.

Меркулов уже начал подниматься со своего стула, когда от двери раздался голос Берии:

– Ну, что же, товарищ Филимонов, возможно, руководство в самом деле упустило из-под контроля работу группы товарища Ломакина. К сожалению, промахи в работе могут быть у любого человека, следовательно, они могут появиться и у группы лиц. Вы совершенно правы.

Все знали, что с того момента, когда был создан Государственный Комитет Обороны, а произошло это тридцатого июня, Берия занимался вопросами работы наркомата внутренних дел только в отношении самых важных дел, непосредственно касавшихся ГКО.

Появление его на, казалось бы, рядовом совещании, которых в день бывало до десятка, могло означать только одно: вопрос отнесен к числу важнейших!

– В чем конкретно, товарищ Филимонов, вы видите промахи товарища Ломакина?

– Я считаю, товарищ Берия, что работать следует быстрее и результативнее, – проговорил Филимонов и замолчал.

Берия не спеша прошел от двери, где он продолжал стоять еще некоторое время, взял стул, стоявший у стены, поставил его рядом со стулом, на котором сидел Меркулов, уселся. Но не сразу. Еще немного поерзал, то ли устраиваясь удобнее, то ли намеренно обостряя ситуацию.

– Что вы молчите, товарищ Филимонов? – спросил он вдруг, будто опомнившись. – Мы ждем.

– Видите ли, товарищ Берия…

Филимонов развел руками.

– Дело в том, что, как я считаю, сейчас дорог каждый час, каждая минута, а группа товарища Ломакина топчется на месте.

– Товарищ Филимонов, я прошу вас говорить конструктивно, – в голосе Берии появились металлические звуки. – Какие ошибки видите вы?

– Товарищ Берия, задача, поставленная перед группой Ломакина, заключалась в том, чтобы отобрать сорок-пятьдесят человек для выполнения важного правительственного задания, а мы видим…

– Вы не видите, Филимонов! – вскочил Берия. – Вы пытаетесь делать вид, что заняты делом, а занимаетесь лишь демагогией!

Он подошел к двери кабинета, распахнул ее и спросил у секретаря:

– Что у вас записано? Когда я вошел в кабинет?

Выслушав ответ повторил:

– Четырнадцать тридцать семь?

Идя к столу, демонстративно посмотрел на часы:

– Сейчас четырнадцать сорок три, и вы, Филимонов, отняли время у всех присутствующих, включая члена Государственного Комитета Обороны!

Остановился, повернулся к замершему Филимонову и повторил:

– Вы отняли у нас шесть минут своей пустой болтовней, которая заставила нас отвлечься от главного!

Берия сел и сказал, обращаясь к Меркулову:

– Обязательно таких людей приглашать на совещания? У него важный участок?

Потом предложил:

– Всеволод Николаевич, продолжайте! Простите, что перебил.

Совещание закончилось через час с небольшим. Когда все вышли, Берия сказал Меркулову:

– Идея этого старлея… как его…

– Ломакин! Старший лейтенант Ломакин.

– Да! Идея хорошая. Мы и сами должны были понять, что люди, которые там воевали несколько недель назад, знают обстановку гораздо лучше. Так что лучше его не торопить, не пускать к нему всяких «филимоновых», которые хотят лозунгами жить. Согласен?

– Согласен-то я согласен, – кивнул Меркулов. – Но как бы нам не перегнуть палку в другую сторону.

– Как понимать?

Меркулов развел руками, будто призывая признать очевидное:

– Среди них могут оказаться люди, жаждущие как можно быстрее снять с души вину за поражения, за окружение, а это их подтолкнет к поступкам рискованным, авантюрным.

– И что? Не вполне понимаю мысль!

– Своим авантюризмом они могут поставить под удар своих товарищей и косвенно успех всего дела.

– Это все общие слова, а мы их недавно наслушались, – голос Берии стал жестче. – Идет война, жертвы, смерти, разрушения неизбежны, и мы не можем отвлекаться на общие рассуждения.

– Есть неизбежные жертвы, а есть просто поспешность, ничем не мотивированная. Поэтому я предлагаю продумать связь таких групп с партизанскими отрядами, действующими в районах возможного нахождения грузовиков.

Берия вскинул голову, внимательно посмотрел на Меркулова:

– Вот это идея! Она заслуживает внимания, и внимания самого серьезного! Партизаны, конечно, знают местность много лучше, чем любой военный или чекист, побывавший там, а, с другой стороны, человек, прошедший там с боями, дополнит это знание местности своими знаниями и, что еще важнее, переживаниями, эмоциями!

Берия поднялся, прошелся по кабинету молча, но было ясно, что он обдумывает сказанное хозяином кабинета.

– Подготовьте ваши предложения на страницу-полторы, я доложу в ГКО.

Меркулов заметил, что в последнее время (недели три-четыре) Берия почти говорил не «доложу товарищу Сталину», а «доложу в ГКО», и понимал – растет человек! А если он растет, то надо ему помогать, потом сторицей окупится!

К записке, которую Меркулов готовил сам, был приложен список семнадцати партизанских отрядов, действовавших в тех местах. Особым порядком он указал еще четыре, к созданию которых ни НКВД, ни наркомат обороны, ни Москва вообще не имели никакого отношения.

На вопрос Берии, который попросил лично доставить записку, Меркулов ответил откровенно, как коллеге и товарищу:

– Все, что проходит через Москву, может быть известно и противнику. А эти отряды – наш секрет.

Просмотрев все и задав вопросы, Берия Меркулова отпустил со словами «сообщу о принятом решении», но через несколько дней перезвонил, сообщил, когда надо быть в Кремле.

Сталин беседу начал с того, что вспомнил советско-польскую войну, но совершенно не упоминал ни свое участие в ней, как члена Реввоенсовета Западного фронта, ни Тухачевского, который командовал фронтом.

Сталин говорил о пространствах, о лесах, о равнинах. Говорил обстоятельно, со знанием дела, и заключил:

– Это правильно, что вы будете использовать местных жителей. Но надо иметь в виду ряд немаловажных обстоятельств.

Сталин закончил набивать трубку, стал ее раскуривать.

Потом поднялся, указав рукой, что Берия и Меркулов могут продолжать сидеть, и прошелся по кабинету.

Вернувшись к столу, остановился напротив них и продолжил:

– Эти люди резко и безжалостно выброшены из своей привычной жизни. Помимо всего прочего, в отличие от нас с вами, они лишены крова над головой, не говоря уже о самых простых бытовых вещах, таких, как питание, лечение или образование для их детей. У многих погибли родные люди, и это тоже делает обстановку неуверенной, тревожной. Люди хотят скорее вернуться к обычной жизни. Это надо учитывать, когда будете работать на местах.

– Понятно, товарищ Сталин, – отозвался Берия.

Сталин недовольно поморщился:

– Что вам понятно, товарищ Берия?

– Понятна необходимость учета всего комплекса обстоятельств, сопровождающих жизнь людей на… тех территориях.

– На оккупированных территориях! – повысил голос Сталин. – На оккупированных!

Прошел к своему столу, положил трубку в пепельницу, продолжил уже совершенно спокойно:

– Продумайте вариант, чтобы как можно меньше людей знало о прибытии наших групп. Среди тех, кого война выгнала в лес, могут быть и слабые люди, и просто предатели.

Когда на следующий день Меркулов доложил, что партизанские отряды будут использоваться только в смысле оказания помощи, но не близкого сотрудничества и тем более не для размещения, Сталин выслушал, сказал «хорошо» и положил телефонную трубку.

Потом снял ее и набрал номер по памяти.

Сказал, не здороваясь:

– Петр Петрович, ты меня поджидай в двадцать три ноль-ноль.

Поздно вечером, едва Петр Нефедов сел в машину и поздоровался, Сталин сказал ему:

– Придется Артема вызволять.

Загрузка...