Пока Эмбер читала эссе для поступления в Оксфорд, я обводила золотой ручкой в календаре ее фиолетовое имя. От этого задание Дать Эмбер прочитать мое эссе выглядело намного официальнее и торжественнее.
– «Мой страстный интерес к политике, начиная с основ философии и заканчивая экономическими аспектами на практике, делает для меня философию, политику и экономику идеальным направлением обучения. Оно объединяет в себе все области, которыми я интересуюсь, и я была бы рада возможности погрузиться в изучение важнейших тем современного общества настолько глубоко, насколько мне может позволить только Оксфорд», – вслух прочитала сестра, лежа на спине, и замерла на мгновение. Зажав карандаш во рту, она перевернулась на живот, чтобы лучше меня видеть.
Я затаила дыхание.
Эмбер принялась скалиться. Я подняла с пола босоножку на танкетке и запустила в нее.
– Ну давай же, Эмбер, читай, – шепнула я. Стукнуло уже два часа ночи, и мы обе давно должны были спать. Но я до последнего шлифовала эссе, а поскольку сестра все равно не спит по ночам и часто до самого утра занимается блогом, я без зазрения совести пробралась к ней в комнату и попросила прочитать свою работу.
– Слишком многословно, – тихо и неразборчиво ответила она с карандашом в зубах.
– Так и должно быть.
– И еще как-то хвастливо. Ты будто выпендриваешься, что так много знаешь и читаешь специальную литературу.
– Без этого тоже никак. – Я пересела к ней на кровать. Она задумчиво помычала и обвела некоторые фразы на листочке.
– Я бы убрала эти места, – сказала она, протянув мне эссе. – Не стоит подлизываться к университету и постоянно упоминать то место, куда ты собралась поступать. Они и так знают, что они – Оксфорд. Не обязательно по двадцать раз об этом писать.
Моим щекам стало жарко.
– И правда. – Я взяла эссе и положила его вместе с ежедневником на письменный стол. – Тебе цены нет, спасибо.
Эмбер улыбнулась:
– Не за что. И я, кстати, точно знаю, чем ты можешь со мной расплатиться.
У нас с Эмбер так заведено. Одна помогает другой и придумывает, что та должна сделать для нее в ответ. Своего рода бартер – постоянный обмен одолжениями. Но если честно, то нам с Эмбер просто нравится помогать друг другу.
– Выкладывай.
– Ты могла бы взять меня, например, на одну из твоих вечеринок в Макстон-холле, – предложила она нарочито небрежно.
Я оцепенела.
Эмбер не впервые просит об этом, и каждый раз мне невыносимо больно ее огорчать. Потому что это единственное одолжение, которое я никогда не смогу ей оказать.
Я никогда не забуду родительское собрание, когда мама с папой пришли в Макстон-холл, чтобы познакомиться с учителями и другими родителями. Это было ужасно. Не говоря уже о том, что главному зданию несколько сотен лет и его никак нельзя назвать приспособленным для инвалидов. Мама с папой принарядились – но в тот день я поняла, что «шик» в семье Белл и «шик» в Макстон-холле – это разные вещи. В то время как другие родители пришли в вечерних платьях и костюмах от Бофорта, на папе были джинсы и пиджак. Мама надела платье, которое хотя и выглядело красивым, но на нем остались пятна от муки, и заметили мы это только после того, когда одна пожилая дама бросила на него брезгливый взгляд и отвернулась, чтобы позлословить об этом со знакомыми.
У меня до сих пор разрывается сердце, когда я вспоминаю лицо мамы, преисполненное боли, которую она пыталась скрыть за натянутой улыбкой. Или папино выражение лица, когда он – на инвалидной коляске – в очередной раз упирался в порог двери, и нам с мамой приходилось ему помогать. Оба они делали вид, что их не ранит то, что другие родители морщат носы и отворачиваются от них. Но я все понимала.
В тот день я решила, что теперь у меня два мира – семья и Макстон-холл, и что с этого момента я буду их разделять. Мои родители не принадлежат к элите Англии, что не так уж и плохо. Я не хочу, чтобы они снова оказались в неудобном положении. Они и без того много пережили после папиной аварии на лодке, и не должны встречаться с тем дерьмом, что происходит в Макстон-холле.
Эмбер это тоже касается. Сестра как светлячок – ее яркая индивидуальность и открытость всегда привлекают внимание. А в Макстон-холле может произойти все что угодно. Я на своем опыте убедилась, на что способны люди, которые считают, что мир принадлежит только им. У меня кровь стынет в жилах от историй, которых я наслушалась за два года в женском туалете. С Эмбер такого не должно произойти.
Я желаю сестре только лучшего. А это точно не моя школа и ее обитатели.
– Ты же знаешь, мы не можем приводить на вечеринки посторонних людей, – запоздало ответила я.
– А вот Мэйси на выходных побывала на вечеринке «Снова в школу», – сухо возразила Эмбер. – Она сказала, что тусовка была легендарной.
– Видимо, у нее получилось обойти охрану. К тому же я тебе уже говорила, что вечеринка провалилась.
Эмбер подняла брови:
– По словам Мэйси, не было никакого провала. Наоборот.
Я сильно поджала губы и захлопнула ежедневник.
– Ну же, Руби! Сколько ты еще будешь держать меня в черном теле? Обещаю вести себя хорошо. Правда. Я сольюсь с толпой.
Ее слова задевали. Сестра не должна думать, будто я специально не зову ее на вечеринки, чтобы она никого не опозорила. От взгляда, полного надежды, сжалось сердце.
– Мне жаль, но нет, – тихо сказала я.
В одну секунду надежда в ее глазах сменилась на злость.
– Ты такая противная, честное слово.
– Эмбер…
– Просто признайся, что тебе не хочется звать меня на твои дурацкие вечеринки! – с укоризной выдала она.
Я не могла ничего ответить. Врать не хотелось, а правда сделает ей больно.
– Если бы ты знала, что на самом деле творится за кулисами Макстон-холла, то не стала бы упрашивать, – шепотом сказала я.
– Если тебе еще раз что-нибудь понадобится посреди ночи, обращайся к своим тупым школьным друзьям, – прошипела она и накрывшись с головой одеялом, отвернулась к стене.
Я пыталась не обращать внимания на пульсирующую боль в груди. Молча взяла со стола ежедневник и заявление, выключила свет и вышла из комнаты.
На следующий день я чувствовала себя разбитой, и мне пришлось воспользоваться консилером, чтобы скрыть синяки под глазами. После ссоры с Эмбер я почти всю ночь не могла заснуть. Лин, как всегда, заметила, что со мной что-то не так, но она решила, что это связано с Бофортом и катастрофой на выходных, а я не стала ее переубеждать.
После занятий я двинулась прямиком в библиотеку. Мне хотелось использовать те полчаса, что остались до заседания, чтобы вернуть книги и взять те, которых не оказалось в прошлый раз.
Библиотека была моим любимым местом в Макстон-холле. Здесь я проводила больше всего времени. Благодаря сводчатому потолку и открытому пространству она не казалась мрачной. Несмотря на темные деревянные книжные шкафы, она выглядела скорее притягательной. Прямо с порога чувствовалась царящая внутри приветливая и рабочая атмосфера. Не говоря уже об огромном количестве книг, к которым был доступ. В нашей мини-библиотеке в Гормси не хранилось ни одной книги, которая оказалась бы мне полезна для вступительного эссе, здесь же я не могла решить, с какой начать.
Я целыми днями сидела на своем любимом подоконнике у окна, во-первых, потому что это единственное место во всем Макстон-холле, где мне комфортно, а во-вторых, старые книги нельзя уносить домой. Иногда, сидя здесь, я мечтала, чтобы в сутках было больше часов. Или чтобы я могла оставаться до закрытия. Для меня это стало неким предвкушением учебы в Оксфорде. Только там, если верить сайту, библиотеки оснащены еще лучше. И открыты круглосуточно.
Разбираться с вводной литературой, список которой висел на сайте, было настоящим испытанием. Многие работы были слишком сложными, и приходилось много раз перечитывать один и тот же абзац, чтобы понять его смысл. В то же время это доставляло мне удовольствие, и я взяла за привычку конспектировать каждую книгу на отдельном буклете, дополняя прочитанное своими мыслями и заметками.
Мне повезло: те три книги, которые я хотела прочитать, снова были доступны. Я взяла их и направилась к аудитории. Я пришла раньше времени, и теперь могла не спеша написать на доске повестку дня и разобрать все свои записи. Из-за того, что в понедельник мы слишком долго обсуждали вечеринку, сегодня придется наверстать упущенное.
Я открыла дверь, прижимая к себе стопку книг. Затем положила их на стол и, прежде чем снять рюкзак, провела рукой по обложке Patterns of Democracy Аренда Лейпхарта.
– У нас с тобой свидание на выходных, – прошептала я.
Кто-то тихо усмехнулся.
Я повернулась. В этот момент рюкзак соскользнул у меня с руки и упал на пол.
Джеймс стоял на другом конце аудитории, прислонившись к подоконнику и скрестив руки на груди.
– Как-то это грустно, – сказал он.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы собраться.
– Что грустно? – спросила я, поднимая с пола рюкзак и ставя его на стол рядом с книгами. Одна из дырок на дне рюкзака от удара об пол разошлась еще больше, и я про себя выругалась. Попрошу Эмбер, чтобы она помогла заделать дырки.
– То, что у тебя в выходные свидание с учебником. – Он направился ко мне не спеша. – В природе есть сразу несколько куда более приятных занятий. Хочешь поделюсь идеями?
– Что ты здесь делаешь? – спросила я, пропустив мимо ушей его намеки.
– Ты разве не слышала, что сказал Лексингтон? Пора стать более ответственным и понять, что у моих поступков есть последствия. – Он насмешливо повторил слова ректора.
Я расстегнула рюкзак и достала оттуда ежедневник, пенал и папку с материалами оргкомитета.
– И ты вдруг решил прислушаться к чужим словам?
Я смотрела в глаза Джеймса и никак не могла прочитать его мысли.
– Но ведь у меня нет выбора, не так ли?
Я усмехнулась:
– Позавчера ты сделал свой выбор.
Он лишь пожал плечами. Видимо, тренер устроил Джеймсу взбучку, когда увидел на тренировке. Так ему и надо.
– И вот я здесь. Ты не рада? – Он наклонился и поднял что-то с пола – ручку. Должно быть, она выпала из рюкзака. Джеймс протянул ее мне. Этот жест показался довольно дружелюбным, я поперхнулась, не зная, что сказать.
– Наказание продлится всего семестр, Джеймс.
Выражение его лица изменилось. Он как будто перестал смотреть сквозь меня и теперь смотрел прямо в душу. В глазах заиграл огонь, обжигающий изнутри и вызывающий во мне трепет. От волнения стало покалывать в животе. Джеймс резко вернулся на место.
– Это не отменяет того факта, что я все это искренне ненавижу.
Сердце бешено колотилось, а он в это время, скрестив руки, сел на стул и стал смотреть в окно.
Не знаю, что он имел в виду под «этим». Связано ли это с тем, что ему запретили играть в лакросс, или что ему приходится проводить время в библиотеке. Или, может, он намекал на меня. Но я переживу.
Слишком много поставлено на кон, чтобы позволить избалованному богатому мальчику все испортить. Нам обоим нужно просто смириться с обстоятельствами, и чем раньше мы это сделаем, тем легче сможем пережить это время.
Не говоря больше ни слова, я повернулась к белой доске и записала повестку дня. Мне не давало покоя чувство любопытства: смотрит ли Джеймс сейчас на меня; но гордость не позволяла обернуться. К счастью, дверь в аудиторию открылась.
– Прошу прощения, наш домашний принтер заглючил, и мне пришлось задержаться, чтобы распечатать эссе, зато теперь оно у меня, и… – Лин оборвала фразу, увидев Джеймса.
– Приветик, – сказал он.
Интересно, он со всеми так здоровается? И преподавателям в Оксфорде тоже скажет «приветик», когда его пригласят на собеседование?
– А этот что здесь делает? – спросила Лин, продолжая смотреть на Джеймса.
– Отбывает наказание, – честно ответила я.
Джемс промолчал. Затем нагнулся, открыл сумку, достал оттуда записную книжку и положил перед собой на стол. Она была в черном кожаном переплете с тисненой витиеватой буквой «Б» – логотип компании «Бофорт». Определенно очень дорогая штука. Мы раз были в одном из их магазинов, когда подбирали папе новый костюм. Это случилось несколько лет назад, когда ему из-за аварии приходилось часто появляться в суде. До сих пор помню тот четырехзначный ценник, увидев который, мы, пробыв в магазине две минуты, начали незаметное отступление.
Рядом покашляла Лин. Застигнутая врасплох, я быстро отвела взгляд от Джеймса и разозлилась, что покраснела уже в который раз за сегодня. К счастью, Лин достаточно тактична, чтобы никак это не прокомментировать.
– Вот. – Она протянула файлик с листами. – Мое эссе.
Я достала свое из папки и протянула ей:
– А вот мое. Но его еще нужно доработать.
– Мое тоже, – призналась Лин. – Поэтому давай поторопимся. До завтра успеешь посмотреть?
– Конечно. Можем обсудить их после математики, там у нас есть свободный час. – Я тут же достала золотую ручку и записала в ежедневнике: «Прочитать и отредактировать эссе Лин».
– Я польщена, что мое имя написано особенной ручкой, – сказала Лин и улыбнулась. Улыбнувшись ей в ответ, я продолжила писать план на доске, пока подтягивалась остальная часть нашей команды. Все сдержанно смотрели со стороны на Джеймса, все, кроме Камиллы, которая чмокнула его в обе щеки.
Когда ребята собрались, мы начали обсуждение.
– Самый важный пункт на сегодня – второе мероприятие этого года, – лицо Лин просияло: – Хэллоуин.
Киран издал тихое и зловещее «Ух-хууу», и все засмеялись.
– Бал-маскарад в том году очень хорошо прошел, – продолжила Лин и открыла на ноутбуке слайд-шоу с прошлогоднего вечера. Она развернула экран и специально подняла его повыше, чтобы все могли увидеть фотографии.
– А нельзя просто сделать то же самое? – предложила Камилла. – Я к тому, что, если всем все так понравилось, это сэкономило бы кучу времени и сил.
– И речи быть не может. – Лин удивленно посмотрела на нее, на что Камилла лишь пожала плечами.
Я в это время переместилась к чистой части доски и написала заголовок: «Хэллоуин». И еще обвела его в овал.
– Сегодня мы должны выбрать стиль вечеринки, – объявила Лин. – Проведем мозговой штурм?
Ненадолго воцарилась тишина.
– Я знаю только, чего я точно не хочу, – начала Джессалин.
– Выкладывай. Так мы хотя бы обозначим границы, – сказала я и жестом велела ей продолжать.
– Не хочу ничего оранжевого. Черно-оранжевые декорации выглядят по-детски, это не для Макстон-холла.
Я кивнула и записала в правом верхнем углу доски «стильные декорации».
– А как насчет черно-белого? – предложил Дуглас, самый молчаливый член команды, поэтому его предложение меня приятно удивило. Я улыбнулась.
– Черно-белый – это слишком избито.
В аудитории воцарилась мертвая тишина.
Я медленно повернулась. Джеймс сидел, откинувшись на спинку стула, его расслабленная поза сильно контрастировала с напряжением, быстро заполнившим пространство.
– Что-что? – Лин как с языка у меня сняла.
– Черно-белый – это слишком избито, – повторил Джеймс так же сухо, как и в первый раз.
– Да это я и с первого раза услышала, – сквозь зубы процедила Лин.
Он удивленно посмотрел на нее:
– Тогда я не понимаю вопроса.