Тело галла обнаружили быстро. Следующими в купальни вошли двое германцев. И выскочили обратно, вопя во всю глотку. По лестнице загрохотали шаги – вниз понеслась группа стражников. Посмотреть, как обмякшее тело галла вытаскивают наружу, собралась целая толпа бойцов. За ним оставалась широкая полоса крови. Спартак наблюдал за происходящим от дверей камеры, которую занял для них с Ариадной. К своему удовольствию, он увидел, что никто из стражников не был особо удивлен такой находкой. Рестион тоже выполнил свою задачу. Многие бойцы посматривали на Спартака, в основном с уважением, но некоторые – с яростью или с вызовом. Спартак не обращал на них внимания. Несомненно, теперь куда меньше народу захочет задираться с ним. Интересно, как отреагирует Фортис? Если только Рестион его не выдаст, у капуанца не будет никаких свидетельских показаний. Ничего, кроме бродящих по лудусу слухов. Хватит ли капуанцу этого, чтобы начать действовать? Вряд ли. Убийства в купальне или туалете наверняка были обычным делом. Это помогало поддерживать естественный порядок в лудусе.
Так оно и оказалось. Злобные взгляды, которые Фортис вскоре принялся кидать на Спартака, свидетельствовали, что слухи до него дошли, но капуанец не стал ничего предпринимать. Прошло еще полчаса, и тренировки гладиаторов завершились. Вскорости прозвучал гонг, призывающий на ужин. Спартак храбро вышел во двор вместе с Ариадной. Гетас с Севтом шли в двух шагах за ним. Они направились в обеденный зал, заставленный столами и скамьями. Через двери тянулась очередь. Сквозь висящий в воздухе пар Спартак рассмотрел водруженный на стол котел, а рядом – стопки мисок и груды деревянных ложек. У котла стояли раб с поварешкой и следящий за всем Фортис. Он напоминал ворона с глазами-бусинками. Еще в зале присутствовали четыре мускулистых стражника – для предотвращения беспорядков.
Друзья встали в хвост очереди. Стоящие впереди бойцы немедленно оглянулись. Пара человек приветственно кивнули Спартаку, он кивнул в ответ. Ни с ним, ни с его товарищами никто не заговорил, это и к лучшему. Первые сутки в лудусе должны были дать всем понять, что он не рвется ни с кем дружить. Он предупредил об этом Гетаса и Севта. Они молча прошли в кухню.
– А вот и он! Новый латро! – насмешливо произнес Фортис. – Берегитесь кинжала в спину.
При этих словах многие гладиаторы подняли голову. Некоторые заржали. Никто ничего не сказал.
– Я не разбойник! – громко ответил Спартак.
– Да ну? – фыркнул Фортис.
– Ну да.
– Так, выходит, ты ничего не знаешь про труп в купальне? Про того урода, который умер из-за дыры в шее?
– Не понимаю, о чем ты.
– А я слышал другое.
Спартак выразительно пожал плечами:
– Можешь верить во что хочешь. Люди любят сплетни. А сплетни – это чушь собачья. У тебя доказательства есть?
– Мне не нужны доказательства, чтобы вершить правосудие, недоумок! – рявкнул Фортис. – Скажем так: всякий, способный одолеть эту скотину-галла, должен быть хорошим бойцом. Я жду от тебя великих деяний на арене!
«Будь ты проклят!» Спартак предполагал, что капуанец не станет ничего предпринимать, даже если узнает.
Но Фортис еще не закончил с ним.
– И как же такой дерьмовый латро сумел раздобыть себе такую первоклассную бабу, а?
Гладиаторы снова оглянулись на них и похотливо заухмылялись, оценив яркую внешность Ариадны.
– Я – воин племени мёзов, а Ариадна – моя жена. – Спартак спокойно улыбнулся, но в душе у него разрастался гнев. Хотелось броситься на капуанца и вколотить ему зубы в глотку, но сейчас важнее сохранять самообладание. Он почти наверняка убьет Фортиса, только вот четверо стражников тут же прикончат его. Очень глупая смерть.
– А ваш царь рассказывал другое. Он сказал, что ты лживый сукин сын, который устроил заговор, чтобы свергнуть его.
Спартак почувствовал, как у него на скулах играют желваки.
– Неудивительно! – огрызнулся он. «Котис всегда был трусливым дерьмом».
– Что-что? Я не расслышал.
– Конечно, Котис так сказал! – крикнул Спартак. – Он был слабым вождем. Само мое существование угрожало его власти. Продать меня в рабство – это для него был идеальный выход.
– Так, значит, не стой ты здесь, ты бы сейчас правил мёзами? – Фортис посмотрел на раба, скупо накладывающему ячменную кашу; тот послушно хихикнул. – Слышали? Среди нас царь!
Некоторые гладиаторы рассмеялись. Один из них, тот массивный заносчивый галл, на которого Спартак уже обращал внимание, вышел из очереди и повернулся к ним. Белокурые волосы, усы, из одежды лишь расшитые узором штаны – он был настоящим воплощением галльского воина. К нему присоединилось с полдюжины бойцов. Галл преувеличенно почтительно поклонился:
– Государь, займи мое место. Если сможешь.
«Боги всевышние! Мне – нам – сейчас только не хватает драки с ним и его дружками!»
– Друг, ты пришел раньше, – напомнил Спартак, твердо встретив взгляд здоровяка. – Как и остальные передо мной. Я войду, когда подойдет моя очередь.
– Испугался драки?
– Нет. Но я не хочу драться с тобой этим вечером. Фортис пытается нас стравить. – Спартак мысленно молился, чтобы галл оказался не только силен, но и умен.
– Давай, Крикс! Будь послушным мальчиком! – выкрикнул кто-то из толпы.
По рядам гладиаторов прокатился веселый гул. Фортис нахмурился.
От Крикса не ускользнул ни язвительный комментарий, ни выражение лица торговца.
– Что ж, тогда в другой раз, – буркнул он. Бросив недобрый взгляд на Фортиса, здоровяк схватил миску со стола и сунул раздающему. – Клади давай! До краев!
Кухонный раб поспешно повиновался.
Крикс взял лепешку и потопал прочь. Ближайший из приспешников встал на его место.
Гетас облегченно выдохнул:
– Хвала Всаднику! Этот ублюдок здоровенный, как Геркулес.
– Даже у Геркулеса были свои слабости, – отозвался Спартак. – Этот галльский ублюдок явно непопулярен здесь. Большинство бойцов охотно посмеялись над ним. Думаю, те шестеро, что стояли рядом, – единственные его сторонники.
– Но их все равно на четыре больше, чем нас, – заметил Севт.
– Верно. Потому нам и нужно пока что избегать драки с ними, – согласился Спартак, подумав о здоровяке-германце со сломанным носом. Сколько человек поддерживают его? Окажется ли он таким же задиристым, как Крикс? А самниты? Спартак надеялся, что они поспокойнее. Он не сможет провернуть каждую драку так, как с тем уродом-галлом.
Ему о многом требовалось подумать, пока они будут есть.
Когда они разбрелись по своим камерам, Спартак все еще размышлял. Бо́льшую часть их камеры – всего десять на десять шагов – занимали два тюфяка, набитые соломой. Никакой мебели. На самом деле, кроме тюфяков, здесь наличествовало лишь имущество Ариадны: две маленькие статуэтки Диониса и плетеная корзинка с ее змеей. Бетонные стены покрывали непристойные или хвастливые надписи – наследие предыдущих жильцов. По углам проступили пятна плесени, и из-за них в комнатушке стоял неприятный, затхлый запах.
– Наконец-то. Дом, – бодро произнесла Ариадна. – Ну, будет, когда я наведу здесь порядок.
Спартак буркнул в ответ нечто утвердительное. Тут его взгляд упал на корзинку, и у него чуть не остановилось сердце. Крышка была сдвинута.
– Смотри! – Он осторожно заглянул внутрь. – Боги всевышние! Она уползла! – Спартак отошел в центр комнаты.
– Не волнуйся, – успокаивающе проговорила Ариадна. – Никуда она не денется. Если только… – Ее взгляд метнулся к щели под дверью. – Дионис, не дай ей уползти наружу! – прошептала девушка. Змея – единственная ее защита!
Спартак ее не слушал. Он стянул тунику и оставил ее висеть на левом запястье. Осторожно подняв первый тюфяк, фракиец заглянул под него. Пусто. Он оттащил его в сторону и прислонил к стене. Потом приподнял край второго тюфяка.
– Вот она! – воскликнула Ариадна, указывая на свернувшееся кольцами гибкое тело. – Дай я ее возьму.
Но Спартак ее опередил. Откинув тюфяк, он набросил тунику на змею, прыгнул и схватил ее пониже головы.
– Ага, попалась! – прошипел он.
– Что ты делаешь? Ты же ее терпеть не можешь! – Девушка подала корзинку, чтобы Спартак мог бросить змею туда.
Спартак подождал, пока она закрепит крышку.
– Верно. Но страху надо сопротивляться. Как говорится, если чувствуешь, что у тебя за спиной демон, повернись и встреть его лицом к лицу. – Он вытер лоб и улыбнулся.
– Она могла тебя укусить! В следующий раз дай мне это сделать самой! – огрызнулась Ариадна, раздраженная тем, что ему хватило дерзости прикоснуться к святыне. А еще она перепугалась того, что могло произойти.
– В следующий раз?! Если бы ты закрыла корзину как следует, мы бы вообще это не обсуждали сейчас! – не остался в долгу он.
– Никогда больше не трогай ее! – вспыхнула Ариадна, покраснев от гнева и неловкости.
Увидев, что она не в духе, Спартак решил не обращать на нее внимания.
Ссора повисла в воздухе, словно дурной запах, и они молча стали укладываться спать. Спартак задул масляную лампу и лег рядом с Ариадной. Они лежали так близко, что могли коснуться друг друга, но ни один из них этого не делал. И ничего не говорил. Несколько мгновений спустя Спартак случайно задел ее ногой. Прежде чем он успел извиниться, девушка развернулась к нему:
– Этот брак – лишь удобное прикрытие. Так что даже и не думай!
В полумраке она увидела, как дрогнули его губы.
– Я коснулся тебя случайно. И я никогда не предполагал, что наш «брак» станет чем-то иным.
Ариадна чувствовала себя одураченной из-за того, что он не пытался спорить: она ведет себя как ребенок! Но извиняться девушка не стала. Последним мужчиной, прикасавшимся к ней, был ее отец. «Гореть ему в царстве Гадеса!» В душе ее всколыхнулась волна ненависти ко всем мужчинам. «Ты делаешь вид, что хочешь замуж, но на самом деле никогда никого к себе не подпустишь». Да. Ей слишком страшно. «Прекрати. На свете есть порядочные мужчины, которые не ведут себя так, как мой отец. И Спартак – один из них». Иначе почему она ждет его прикосновений?
Спартак смотрел на очертания ее фигуры, как опускается и поднимается ее грудь при каждом вздохе. «И чего эта треклятая женщина такая колючая?» Он вдруг ухмыльнулся. «Но при этом чертовски привлекательная. Может, в конце концов она все-таки передумает». И с этой мыслью он закрыл глаза и провалился в сон.
Когда он начал тихонько похрапывать, Ариадна расслабилась. Из-за облаков вышла луна, и комнату залил мягкий желтоватый свет. Спартак не шевелился, и Ариадна, к собственному потрясению, поймала себя на том, что исподтишка рассматривает его. И увиденное наполнило ее постыдным удовольствием. От уголков его глаз расходились морщинки часто улыбающегося человека – прежде Ариадна их не замечала, – а отдельные волоски в его шевелюре сверкали белизной. У шрама на носу и щеке по сторонам располагались точечки – следы шва. Лицо, шея и руки были темнее тела, скрытого под туникой. Все в Спартаке, от твердого подбородка до сухощавых, но крепких мускулов, говорило о силе. Ариадна обнаружила, что ее это успокаивает, и когда ей неизбежно вспомнился Фортис, она без труда выбросила того из головы.
Сон никак не приходил.
Она вновь мечтала об объятиях Спартака.
Карбон проглотил винный осадок со дна кружки и заглянул в нее, надеясь на вдохновение. Вдохновение не обнаружилось. Оглядев неприветливую, набитую людьми таверну, он нахмурился. Здесь он его и не найдет. Это место было полно отбросов общества – полуголодных, отчаявшихся, на все готовых людей. Из женщин здесь присутствовали лишь две растрепанные подносчицы, у которых недоставало зубов, и три болезненного вида шлюхи. Единственной привлекательной деталью таверны оказалось вино – самое дешевое, какое он нашел. Вкус у вина был неплохой, учитывая его вероятное происхождение. После нескольких кружек его аромат даже начал ему нравиться.
– Еще?
Повернув голову, Карбон обнаружил, что рядом стоит хозяин таверны.
Юноша посмотрел на четыре бронзовые монеты на стойке у его левой руки – все, что осталось от двух денариев, которые дал Пакций. Помрачнев, Карбон не стал сдерживать отрыжку. По крайней мере, ему хватило ума сперва заплатить за жилье.
– Почему бы и нет?
Тут же его грубой работы деревянная кружка оказалась снова полна, а одна из монет исчезла.
Карбон кивнул в знак благодарности и сделал большой глоток. Он в бессчетный раз принялся обдумывать свой день. Что пошло не так? План покрутиться вокруг своего бывшего дома изначально казался хорошим. Даже превосходным. Он хотел увидеть Пакция, поговорить с единственным в мире человеком, у которого до сих пор находилось время для него. И план сработал! Самнит вышел из ворот незадолго до полудня – его отправили с каким-то поручением. Карбон догнал его на следующей улице, и весь путь до форума Капуи они прошли вместе.
Конечно же, Пакций ничего не знал о его родителях, но зато рассказал Карбону, что творится в доме. Их новый хозяин, агент Красса, вроде бы не особо плох – пока что. Карбон порадовался за самнита и других домашних рабов – он неплохо к ним относился. Однако же юноша почувствовал себя униженным, когда Пакций сунул ему две серебряные монеты.
– Тебе больше нужно, – сказал самнит.
К собственному стыду, он эти монеты взял. Прощаться с Пакцием было еще мучительнее, чем в первый раз, когда он тайком ушел из дому до пробуждения родителей. «Я взял деньги у собственного раба». Его попытка вступить в армию тоже с треском провалилась. Центурион, к которому Карбон обратился, потребовал доказательств, что ему уже есть семнадцать. Карбон, запинаясь, пробормотал, что семнадцать вот-вот исполнится. Офицер дружелюбно посоветовал ему тогда и приходить, с нужными бумагами. Карбон никак не мог выполнить это требование – все семейные документы были у отца. «Это все из-за проклятого Красса!» Он осушил кружку и со стуком поставил ее на деревянную стойку.
Услышав этот стук, хозяин таверны снова возник рядом:
– Налить еще?
– Почему бы и нет? – сердито пробурчал Карбон. – Все равно мне нечего больше делать!
Мгновение спустя у него была очередная кружка вина и всего две монеты. А вскоре осталась одна монета. Потом и она исчезла. Карбон снова оказался совершенно без денег. Прежде чем он успел сжиться с этим печальным фактом, подобралась одна из проституток и попыталась усесться ему на колени. Карбон раздраженно отмахнулся от нее:
– Даже если б хотел, мне нечем платить!
– У тебя есть вот это, – промурлыкала женщина, ткнув грязным, потрескавшимся ногтем в брошь на его плаще. – За нее я буду трахаться с тобой неделю, каждую ночь. Может, даже две недели, если ты достаточно мужчина. – Она захихикала над собственной шуткой.
– Эта вещь стоит дороже, чем твоя жизнь! – прорычал Карбон. – Отстань от меня!
На лице проститутки появилось злобное выражение.
– Да ты должен мне быть благодарен за внимание! Твои оспины кого угодно отпугнут.
Карбон вскинул руку, и женщина, скривившись, отступила. Но это была пиррова победа. Стоило шлюхе добраться до своих приятельниц, как она принялась тыкать пальцем в его сторону и глумиться.
– Жаль, что ты не мужчина! – рявкнул Карбон, делая неприличный жест. – А то я всыпал бы тебе как следует!
Проститутки в ярости зашипели. Карбон встал и, пошатываясь, направился к двери. Когда же ему повезет? Как заработать? Распахнув дверь, он вывалился наружу. Ударивший в лицо холодный воздух немного прояснил его разум. «Я высплюсь, и мне станет получше». Стараясь держаться этой мысли, Карбон свернул в узкий немощеный переулок. Несмотря на темноту, он знал дорогу обратно к инсуле с его комнатушкой на чердаке. До нее было недалеко.
Мгновение спустя из таверны выскочила отвергнутая Карбоном проститутка. Ее сопровождал неприятного вида мужчина. Они крадучись двинулись следом за юношей.
Карбон узнал об этом, лишь получив сильный удар по затылку. Посыпавшиеся из глаз искры сопровождались накатившей болью, и он рухнул, словно мешок с зерном. Упал лицом прямиком в навоз; он прекрасно ощущал и вонь, и неприятный вкус, но был слишком слаб, чтобы что-то сделать с этим или с пальцами, шарящими у него под туникой в поисках кошелька. «Сволочи!»
– Не трать времени! – произнес пронзительный женский голос. – Нету у него денег, только та брошка.
– Однако же стоит проверить, – проворчал мужчина. – Никогда не знаешь, что найдешь.
Карбон почувствовал, как его перевернули и чья-то рука ухватила его за левое плечо.
– Нет, нет! – пробормотал он, когда треснула ткань. В ответ он получил удар в лицо, и голова его шлепнулась в грязь и какие-то отбросы. Юноша был наполовину оглушен и плохо соображал. Силы покинули его.
– Перерезать ему глотку?
– Можно, – согласилась женщина. – А то вдруг он заметил, что мы пошли за ним.
«Я знаю, кто ты, и убью тебя при первой же возможности», – хотел сказать Карбон, но получилось лишь невнятное мычание. Ему запрокинули голову, и он напрягся в ожидании удара. «Что за позорная смерть!»
Наверху раздался треск – это отворилось чье-то окно. Мгновение спустя на всех троих обрушился поток мочи и фекалий. Женщина завопила.
– Гадес тебя побери! – взревел мужчина. – Что за сукин сын это сделал?
– Я, ветеран Амброзий! – проорал в ответ громкий голос. – И сейчас я выйду наружу с тремя своими рабами. Мы все вооружены мечами и копьями.
Карбон почувствовал, что тяжесть, давившая на его грудь, исчезла – бандит вскочил.
– Ну все! Я не собираюсь умирать ради того, чтобы прикончить этого придурка!
– Брось его, – пробормотала женщина. – Надеюсь, он и так сдохнет.
Карбон смутно слышал звук удаляющихся шагов. Он попытался пошевелиться, но собственные руки и ноги казались чужими. Со скрипом отворилась дверь; темноту прорезал свет масляной лампы.
Над ним склонилось озабоченное красноватое лицо.
– Ты живой?
– Вроде да. Голова сильно болит.
– Неудивительно, – хмурясь, ответил Амброзий. – Я услышал звук удара даже у себя в спальне.
Карбон попытался сесть, но Амброзий удержал его:
– Погоди.
Он ощупал виски и затылок юноши.
– Вроде бы не проломлено. Возможно, ты выживешь, – с удовлетворением произнес он. – Хватайся за мою руку.
Карбон послушался и почувствовал, как его поднимают на ноги. Грязь влажно чавкнула, расставаясь с ним, и его ноздри снова наполнили мерзкие запахи всего того, из чего складывалось это вязкое болото. Но Карбону было не до этого.
– Они забрали мою брошь. Мою единственную ценную вещь. – Он попытался двинуться следом за ворами. – Я должен вернуть ее.
Сильная рука Амброзия преградила ему дорогу.
– Я бы на твоем месте не стал этого делать. Радуйся, что у тебя не появилось второго рта на шее.
Его раб кивнул, безмолвно поддерживая хозяина.
Реальность с грохотом обрушилась на Карбона. Лучше быть в дерьме, но дышать, чем лежать мертвым.
– Да, пожалуй. Спасибо за помощь.
– Не за что. – Амброзий сморщил нос и немного отступил. – Боги, ну от тебя и воняет! У тебя есть дома ванна?
В Карбоне взыграла гордость.
– Да, конечно, – соврал он.
– Хорошо. Надеюсь, ты не обидишься, если я не стану тебя провожать. А что до моего раба – ну, он у меня всего один… – Амброзий пристыженно замолчал.
– Ничего страшного. Ты сделал куда больше, чем сделали бы другие на твоем месте, – вышел на улицу посреди ночи. Я доберусь сам. – «Только куда?» – подумал он с отчаянием.
– Вот. – Амброзий сунул ему масляную лампу и свой ржавый гладий. – С этим у тебя больше шансов дойти.
– Но…
– Я настаиваю. Если хочешь, верни их мне завтра утром. Моя дверь – вон та, рядом с мясником. Как ты уже знаешь, меня зовут Амброзий.
– Спасибо! – искренне поблагодарил его Карбон, принимая лампу и меч. – Я завтра все принесу.
– Отлично! Тогда у моей жены не будет причин жаловаться, если я приглашу тебя на чашу вина.
Амброзий с рабом пошли к себе домой, а Карбон поплелся дальше. Короткая встреча с порядочным человеком подстегнула пламя его гнева на несправедливость жизни на новые высоты. Карбону предстояло вернуться на свой чердак, где никому не было дела, жив он или умер. Туда, где соседка-карга ночами не дает ему спать своим кашлем. Там он даже не мог вымыться! В инсуле не было водопровода, так что ему придется терпеть эту грязь до утра, когда можно будет безопасно дойти до общественных купален. Карбону захотелось, чтобы перед ним возникла напавшая на него парочка. «Я их на куски порублю!»
Конечно же, этого не произошло. Он брел к себе.
А потом неровный свет масляной лампы выхватил из темноты нечто привлекшее внимание юноши. Он остановился и присмотрелся к оштукатуренной стене слева. На ней было нацарапано несколько корявых рисунков. Карбон придвинулся ближе, разглядывая две маленькие фигурки, сражающиеся друг с другом. По сторонам были добавлены пояснения. Карбон прочитал имена гладиаторов и восхваления в их адрес: «Хиларий Фракиец, не знающий поражений, выигравший пятнадцать боев, и Атиллий Самнит, сильнейший в своем племени, убивший четырех бойцов». Где-то глубоко в сердце Карбона шевельнулась надежда вкупе с возбуждением. Вот единственный оставшийся ему путь. По нему идут прежде всего отбросы – преступники, военнопленные и рабы, но иногда на него вступают и граждане. Он может стать автократом, гладиатором на контракте. Если добьется успеха, то станет получать очень неплохие деньги.
От этой мысли губы Карбона дрогнули в улыбке. Несмотря на все, что с ним случилось сегодня, это, похоже, был знак богов.
От холода Спартак проснулся еще до рассвета. Ночью его одеяло соскользнуло. Закутавшись по самый подбородок, он стал прислушиваться к доносящимся снаружи звукам раннего утра. Пронзительное кукареканье петуха на здешнем огороде – Спартак видел его за толстыми стенами. Стук меча о решетки на окнах отведенных гладиаторам камер. Гнусавый голос Фортиса, объявляющего подъем. Шлепанье шагов по голому каменному полу. Откашливание. Характерный звук, раздающийся при сплевывании. А из-за пределов лудуса, оттуда, где раскинулся рынок, слышался гул обычной жизни, крики соперничающих между собою пекарей, мясников и прочих торговцев. От проходящей неподалеку Аппиевой дороги доносились приветственные возгласы, скрип тележных колес вкупе с мычанием волов и пронзительные вопли злонравных мулов. Все было совершенно обыденно, совсем как во Фракии. И это внушало Спартаку ненависть и отвращение. Свобода так близка и так далека! До нее как до луны. Кто бы мог подумать, что после стольких лет службы у римлян он в конце концов упадет на самое дно? Станет гладиатором. Спартак подумал о Котисе и скривился: «По крайней мере, я жив».
Раздался лязг. Это меч Фортиса словно по команде проехался по решетке их окна. За ним последовал щелчок замка отпираемой двери.
– Хватит вспахивать свою бабу, латро! Топай сюда, пока каша горячая и вкусная!
– Римский ублюдок, – уже привычно прошептал Спартак.
– Латро, ты меня слышишь?
– Слышу. – Он сел.
– Хорошо. Сегодня посмотрим, каким бойцом ты станешь. – Фортис двинулся дальше.
Спартак нахмурился.
– Насчет вчерашнего вечера… – начала было Ариадна.
Взглянув на нее, он увидел в ее глазах желание помириться.
– Мне не следовало рявкать на тебя, – сказал он. – Я тогда, хоть и поймал эту тварь, был еще на нервах.
– Это мне нужно извиниться. Змея моя, и я должна следить, чтобы она оставалась в корзине. – Девушка ненадолго умолкла, явно испытывая неловкость. – Так что прости.
– Давай забудем об этом и двинемся дальше.
– Хорошо. – Почувствовав себя лучше, Ариадна улыбнулась.
– Так ты куда красивее, чем когда хмуришься.
«Я ему нравлюсь!» Разрываясь между радостью и смущением, Ариадна с трудом придумала, что бы сказать.
– Как ты думаешь, к какому виду бойцов тебя припишут? – выпалила она.
– Полагаю, к «фракийцам». – Спартак встал. – Скоро узнаю. А чем ты будешь сегодня заниматься?
– Первым делом уберусь тут как следует. Лишь богам ведомо, когда это делалось в последний раз, – неодобрительно проговорила Ариадна. – Потом хочу поискать что-нибудь такое, что может послужить алтарем для моих статуэток. Если выпадет случай, расспрошу местных женщин. Узнаю, как тут все устроено.
– Будь осторожнее. В туалет и купальню – только вместе с другими женщинами, – предупредил он.
– Не волнуйся. – Она указала на корзинку. – Я повсюду ношу ее с собой.
– Хорошо.
Она кивнула.
– И ты будь осторожнее.
Неожиданное проявление заботы с ее стороны заставило Спартака улыбнуться.
– Буду.
Он распахнул дверь и вышел.
Пребывающая в замешательстве Ариадна порадовалась, что он не увидел вспыхнувшего на щеках румянца.
Новички едва успели разделаться с кашей, как на них пришли посмотреть тренеры в сопровождении Фортиса. Это были сурового вида мужчины средних лет, вооруженные дубинкой или плетью, либо и тем и другим. Бывшие гладиаторы, тяжким трудом заслужившие свободу, – они получили рудис.
Пятнадцать мужчин выгнали во двор, под хор насмешек остальных обитателей лудуса, и выстроили в ряд. Спартак, Гетас и Севт вышли последними. Фортис тут же приступил к делу. Он принялся засыпать вопросами первого в ряду, одного из понтийских воинов, – сколько ему лет, чем он занимался раньше и каков его боевой опыт. Тот, запинаясь, отвечал на скверной латыни, а тренеры внимательно слушали. Вскоре понтийцу велели встать рядом с тренером, обучающим «фракийцев». Следующего пленника отправили в «галлы», третьего – в «самниты». Так постепенно Фортис продвигался вдоль строя. Фракийцы заухмылялись, услышав, что будут представлять на арене свой народ. В душе Спартака вспыхнула надежда. Сражаться тем, кто он есть на самом деле, – в этом была некая гордость.
– А, латро, – протянул Фортис. И улыбнулся, увидев, как закаменело лицо Спартака. – Этот тоже фракиец, – объяснил он тренерам. – Сколько лет?
– Тридцать.
– Чем занимался?
– Я был воином с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Именно тогда я в первый раз убил человека, – прорычал Спартак. – Он немного смахивал на тебя.
– Ха! Так ты настоящий убийца, а? – Фортис насмешливо приподнял брови. – А военный опыт у тебя есть?
– Я воевал в каждой летней кампании с тех пор, как стал считаться взрослым. Восемь из них прослужил кавалеристом в римских вспомогательных войсках. Я побывал в стольких стычках, что и не упомню, и участвовал самое меньшее в шести серьезных битвах.
– И многих убил? – спросил один из тренеров.
Спартак посмотрел ему в глаза:
– После двадцати я потерял им счет. Как минимум половина из них были римляне.
Тренер буркнул нечто невнятное.
– Я тебе не верю! – возмутился Фортис.
– Это правда. А скольких убил ты? – парировал Спартак.
К его удовольствию, Фортис затряс кулаком перед его лицом. Не упустил Спартак и ухмылок, скользнувших по губам двух тренеров. «Отлично. Я тебя таки допек, козолюб несчастный».
– Ах ты, наглец! Я убил множество людей! И покруче тебя!
«В самом деле? Что-то не верится!»
– Он больше всего подходит для «фракийца». Я его беру, – сказал невысокий тренер с аккуратно подстриженной бородой; товарищи поддержали его.
– Нет, не берешь, будь я проклят! – рявкнул Фортис. – Он не будет «фракийцем».
– Почему это?
– Потому что так сказал Батиат! – самодовольно ответил Фортис. – Этот пес чересчур заносчив. И я его заставлю понять, кто он такой. Да и двух его дружков тоже.
– Тогда их беру я, – сказал третий тренер, подбирающий «галлов».
Фортис пожал плечами:
– Ладно.
Не слушая больше возражений, тренер кивнул, подзывая Спартака, Гетаса и Севта.
– Идите сюда.
Спартак не сдержался:
– Но…
Фортис в мгновение ока вытащил из-за пояса короткую дубинку и обрушил ее на голову Спартака.
– Делай, что сказано!
Полуослепнув от боли, Спартак все же кинулся вперед. Однако же Гетас и Севт не дали ему добраться до Фортиса. Они ухватили его за руки.
– Прекрати! – прошипел Гетас. – Он тебя убьет!
Фортис выжидающе наблюдал.
«Этот пес только того и хочет, чтобы я напал на него». Спартак глубоко вздохнул и расслабился.
– Ладно. Буду «галлом».
– Ты прислушиваешься к своим друзьям. Это хорошо. – Однако же Фортис не сумел до конца скрыть свое разочарование. – Продолжай в том же духе, и, быть может, ты выживешь. – Он посмотрел на тренеров. – Уверен, вам есть чему научить этих сукиных детей.
Амарант, тренер Спартака, был галлом лет сорока. Он заявил, что был свободнорожденным воином и предпочел остаться тренером в лудусе. Первым делом Амарант приказал отобранным четырем бойцам взять тяжелые щиты и деревянные мечи. Он поставил Спартака против скифа, а Гетаса с Севтом друг против друга.
– Деритесь до тех пор, пока кто-то не будет разоружен или не получит «смертельную» рану! – крикнул Амарант.
Противник Спартака был силен и яростен, но не слишком искусен. Примерно за сотню ударов сердца Спартак вышиб у скифа меч и приставил клинок к его горлу. Амарант довольно кивнул и разрешил им отдохнуть, пока друзья Спартака рубились как одержимые. Победил Севт: он опрокинул Гетаса и «прикончил» ударом в грудь.
– Я посмотрел, насколько вы умеете – или не умеете обращаться с оружием, – проговорил Амарант. – А теперь поглядим, атлеты вы или заплывшие жиром бурдюки, которыми выглядите. – Он взмахнул рукой, очерчивая периметр двора. – Двадцать кругов, бегом. Тот, кто остановится, получит десять плетей. Если он остановится во второй раз, получит двадцать. В третий – тридцать. Ясно?
На бегу Спартак изучал тренирующихся здесь же гладиаторов. Двор был заполнен мужчинами, бегающими, как они, борющимися или дерущимися на кулаках. Некоторые поднимали тяжести. Но большинство дрались попарно, деревянными копьями и мечами, либо атаковали врытые в землю толстые бревна. Одного бедолагу порол разозленный тренер, а его товарищи смотрели.
Спартак радовался, что путь из Фракии сюда дался ему довольно легко. Хотя кормили их не особо хорошо, он все же почти не потерял ни веса, ни формы. Двадцать кругов оказались ему вполне по силам, как и Гетасу с Севтом и скифу. Когда они вернулись к тренеру, с них капал пот. Амарант что-то удовлетворенно проворчал.
Карбон добрался до своей инсулы. Он почувствовал мимолетную сладость мести, когда скрипящие под его ногами доски пола разбудили старую каргу. Но ощущение это быстро исчезло, едва та принялась кашлять. Однако же Карбон смертельно устал, и у него слишком болела голова, чтобы проклинать соседку. Не обращая внимания на слой полужидкой грязи, покрывающей его волосы, спину и ноги, он растянулся на тюфяке и накрылся потрепанным одеялом. Несколько мгновений спустя он уже спал милосердным сном без сновидений.
Пробужденный холодом очередного серого рассвета, Карбон лежал с пульсирующей головной болью и обдумывал, действительно ли это самое мудрое решение – стать гладиатором. Он долго размышлял над этим вариантом, беспокоясь, достаточно ли он крепок для безжалостного мира лудуса. Но придумать какой-либо иной выход не получалось. Постепенно исходящий от него дурной запах заставил юношу действовать. В общественных купальнях, расположенных в двух улицах от инсулы, он выпросил монетку на оплату входа у какого-то доброжелательного старика. Никогда еще Карбон так не наслаждался купанием. Только вот потом перед ним встала другая проблема – что делать с испачканной туникой и нижним бельем, лициумом. Обмотавшись куском ткани, позаимствованным у местного служителя, юноша вышел на улицу, постирал вещи в общественном фонтане и сел рядом со зданием купальни. Натянув мокрую одежду, он сердито сверкнул глазами на засмеявшегося над ним прохожего. Потом отправился к Амброзию, чтобы вернуть лампу и гладий тому самому рабу, который прошлой ночью помогал его спасать. Отказавшись от приглашения зайти и пообщаться с ветераном, Карбон направился прямиком к лудусу, расположенному за городскими стенами с северной стороны.
У входа в лудус мужество чуть не покинуло его. Карбон безмолвно застыл, глядя на толстые полосы металла, крест-накрест пересекающие деревянные двери, и на вздымающиеся над ними стены. Лудус походил на тюрьму, и ощущения от него были такие же. Изнутри доносились крики и глухой стук оружия.
– Тебе чего?
Карбон посмотрел на охранника, смуглого мужчину с копьем и щитом. Бо́льшую часть его лица закрывал помятый шлем, отчего недружелюбный вопрос звучал еще более угрожающе.
– Я пришел предложить свои услуги в качестве автократа.
– Автократа? Ты? – Охраннику удалось вложить в два этих слова беспредельное презрение.
Карбон выдержал его взгляд.
– Да.
– Копьем или мечом пользоваться умеешь?
– Да, мечом.
– Что, правда? – фыркнул стражник.
– Да, правда, хамло ты этакое! – огрызнулся Карбон. При всех его неудачах он все же стоял в социальной иерархии куда выше этого типа. – Я требую позвать ланисту!
При виде его решимости охранник лишь прищурился.
– Хочешь убиться – пожалуйста, мне-то какое дело. – Он постучал по доскам кулаком. – Открывай!
Одна из створок отворилась с пронзительным скрежетом. У Карбона заныло под ложечкой, но он твердо решил не отступать. «Юпитер Величайший и Наилучший, не покинь меня!»