…Наблюдения Бориса:
1. В последние несколько дней в Херогороде особенно много заезжих «магов» и прочих хиромантов-гадалок. Замечены вечером возле храма Владимира, где «заряжались» в позе «немец под Москвой». Также кучковались в «Базилике в Базилике», причем все около колонн, где тоже пытались «заряжаться».
Борис вспоминает, что Ведьма Манон очень любит фотографироваться именно у этих колонн. Случайность?
2. Борис не поленился сходить к Крестильне Владимира, где выплясывала колдунья, виденная нами по ТВ. Он считает, что это самое «холодное» место в Херсонесе, откуда любой обычный экстрасенс постарается уйти как можно быстрее. Выходит, кому война – а кому мать родная?
Комментарии:
– Ведьма Манон весьма высокого мнения о своей фотогеничности, посему фотографируется всюду. А колонны «Базилики в Базилике» смотрятся на фотографии очень неплохо.
– Крестильня Владимира не имеет отношения ни к древности, ни к средневековью. Это новодел конца прошлого века, в настоящее время залитый бетоном. Поведение колдуньи и в самом деле выглядит странным. Вероятно, плясала она там по просьбе телевизионщиков для пущего визуального эффекта…
Пьем чай. На этот раз Маздон расстарался – или мята какая-то особенная. Сибиэс откланивается, посетовав, что не дождался Луки. Видать, занят наш тюлень, не иначе в Турцию уплыл!
…Стук в дверь. Очевидно, кто-то из нечастых гостей – мы вечерами никогда двери не запираем. Ага, действительно, гость, причем редкий – Женька, Сенаторов сын.
Когда я впервые сюда приехал со Старым Кадеем, Женьке было семь лет, он гонялся за местными бабочками, мечтая стать энтомологом. Слово это Женька произносил абсолютно правильно. Теперь уже семнадцать, он увлекается компьютерами и тэквондо.
Ну-с, юноша, что тревожит? Ага!..
Оказывается Женька всерьез озабочен ухудшением астральной обстановки вокруг нашей экспедиции. Черные пятна отрицательной энергии внедряются в нашу общую ауру, дважды к сараям наведывались крайне подозрительные энергетические двойники…
…Вот ужас-то! А следы-то человеческие!..
А посему Женька намерен начать кампанию по борьбе с колдовством в экспедиции. Для начала он решил начертить вокруг Ведьмы Манон магический шестигранник, дабы запереть в нем Ведьму до конца сезона. За формулой шестигранника он ко мне и явился. После некоторого раздумья предлагаю отложить шестигранник до новолуния, когда он наиболее эффективен, а пока освятить наш участок Казармы, поскольку любой ребенок в Хергороде знает, что Ведьма Манон творит по ночам страшные заклятия у свежих раскопов, в результате чего находки уходят далеко под землю прямиком в грунтовые воды. Женька загорается этой идеей и предлагает ценное дополнение: наряду с освящением раскопа соорудить на его стене крест из подручного материала (глины), а заодно установить в укромном месте некий амулет, тайна которого известна ему одному.
…А ведь парню уже семнадцать! Вот что значит каждый год в Херсонес ездить!..
Осуществление этой программы намечаем на завтрашнее утро. Заодно поставлю Женьку в наш раскоп на ведра – чтобы заклятия были более действенными.
Хороший Женька парень, но лишнего при нем болтать не стоит. Он не только наследник Сенатора Шарапа, но и сын главреда «Херсонесише беобахтар» – а заодно добровольный корреспондент и распространитель свежих номеров нашей знаменитой газеты… Вот и сейчас он сообщает кое-что из вечернего выпуска.
…И снова – ага! Оказывается Лука кинулся в море, потому как его кемеровская пассия, та, что покрупнее, по имени Лена, отшила нашего тюленя, предпочтя ему какого-то желторотика из команды Д. К тому вокруг этих девиц вороном кружит небезызвестный Толик-Фантомас…
Прав был Борис – дохлый номер, зря Лука про Символ Фаллический распинался. Пусть теперь хоть за морем счастья поищет!
…Солнце снова валится за серые прибрежные утесы, но сегодня над морем тучи, и закат кажется блеклым и неинтересным. В этих случаях старые херсонеситы замечают, что завтра будет ветер. Еще ни разу эта примета не подвела, тем белее, что ветер в Херсонесе дует постоянно – даже ежели солнце садится при совершенно ясном небосклоне.
Интересно, доживу ли я когда-нибудь до такого своего Херсонеса, когда вечерами будет хотеться только одного – надеть свитер, штормовку, сесть на нашей лавочке у навек заглохшего источника и курить, беседуя с такими же, как я, ветеранами о днях минувших? Ведь давал, давал себе зарок – никуда не влезать, вести себя тихо-тихо…
Впрочем, мы с О. не шумим. На Западное городище наваливается темень, окружает нас со всех сторон, я надеваю на О. вовремя захваченный из дому свитер, а она дрожит, повторяет, что ей холодно, что она зря сегодня пошла со мною, и в Херсонес тоже поехала зря, а ее брат стал уже о чем-то догадываться.
…Ложь украденных поцелуев, ложь покорного тела, ложь привычных слов, ложь торопливых ласк, ложь безвидной херсонесской ночи, ложь сигареты, передаваемой из губ в губы… Ложь, ложь, ложь…