В январе 1918 года началась первая интервенция. Союзная нам по Первой мировой войне Румыния решила воспользоваться революционной неразберихой и вступила в пределы Российской империи, теперь возглавляемой большевиками. Румыны захватили Бессарабию при помощи русского оружия, переданного им генералом Щербачевым. Причем захват Кишинева румынскими оккупантами был объявлен штабом генерала Щербачева началом очищения Бессарабии от большевиков.
Под Тирасполем остатки Четвертой и Шестой русских армий образовали «особую армию» совместно с отрядами «Одесской республики». Начались бои с румынами на Днестре. Сюда из Киева направились войска Муравьева. Под Рыбницей они нанесли довольно чувствительный удар румынам, захватив у них два десятка орудий. 8 марта был подписан «протокол ликвидации русско-румынского конфликта», по которому румыны должны были отвести свои войска. Однако военное вмешательство австро-германцев позволило Румынии не исполнять эту договоренность. Красная армия в то время не имела сил, чтобы заставить румын выполнить условия мирного договора. Решением румынского парламента Бессарабия была объявлена провинцией Румынского королевства.
В условиях враждебного окружения и нарастания военной угрозы большевикам пришлось пересмотреть свой взгляд на военную политику государства.
15 января 1918 года Совет народных комиссаров РСФСР издал Декрет «О Рабоче-крестьянской Красной армии», которая «явится оплотом Советской власти в настоящем, фундаментом для замены постоянной армии всенародным вооружением в ближайшем будущем и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции в Европе»[6]. Солдатами новой армии должны были стать наиболее сознательные и организованные элементы трудящихся классов.
Для уточнений положений декрета Ставка издала свою инструкцию по формированию Красной армии. Предполагалось, что новая армия заменит старую, о демобилизации которой было объявлено в феврале. Срыв мирных переговоров с германским командованием и начало наступления войск центральной оси заставило поторопиться с осуществлением этих планов.
К тому времени остатки русской армии только отдаленно напоминали грозную силу, еще недавно осуществившую знаменитый Брусиловский прорыв.
В то же время, по данным германского командования, на Восточном фронте все еще находились 53 дивизии и 13 бригад численностью более миллиона солдат. План наступления на Советскую Россию получил условное наименование «Фаустшлаг» («Удар кулаком»). Основные силы по этому плану сосредоточивались на трех направлениях: Петроградском, Центральном (в Белоруссии) и Южном (на Украине). Похожий план был применен немцами в 1941 году.
Главнокомандующий Людендорф писал: «Наступавшие германские войска в удивительно короткий срок заняли Нарву, Псков, Полоцк, Оршу и Могилев… Наступление на Украине также пошло быстрым темпом. Центр тяжести германского наступления был направлен на Киев, и 1-го марта последний был уже занят нами… Большевистские войска оказывали лишь незначительное сопротивление»[7]. До российской столицы немецким войскам оставалось два-три дневных перехода.
Вскоре немцы захватили Минск и Режицу, затем Борисов, Ревель и Юрьев. Посланные им навстречу отряды красногвардейцев и революционных матросов под командованием прапорщика П.Е. Дыбенко, бывшего председателя Центробалта, после нескольких боев с регулярными частями немецкой армии беспорядочно отступали или просто разбегались. Защищать «колыбель революции» уже было некому. Нужно было что-то срочно предпринимать. Большевистское руководство было вынуждено обратиться за помощью к… царским генералам. К «душителям революции»!
Этим классово чуждым элементам было суждено стать спасителями советской власти, а заодно и страны. По-другому никак не получалось. Отряды сознательных рабочих, получивших оружие по декрету о создании Рабоче-крестьянской Красной армии, надежд не оправдали. Пришлось связывать судьбу революции со старорежимными военными специалистами. А это означало, что новую армию неизбежно придется строить на традициях старой Русской армии. Под революционными лозунгами, разумеется.
20 февраля состоялось совещание, в котором участвовали представители генералитета Русской императорской армии: Н.М. Потапов, его помощник генштабист генерал М.П. Каменский, обер-квартирмейстер генерал Э.А. Верцинский, генерал Г.Г. Гиссер, а также генералы А.И. Андогский, В.Е. Борисов и В.Ф. Новицкий, контр-адмирал В.М. Альтфатер.
На следующий день к ним подключились генералы А.А. Балтийский, В.А. Черемисов, П.И. Изместьев и полковник Й.Г. Пехливанов.
В этот же день Совнарком принял воззвание «Социалистическое Отечество в опасности»[8]. Это был уже программный документ. В нем было указано: «1. Все силы и средства страны целиком представляются на дело революционной обороны.
2. Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови. […]
4. Все хлебные и вообще продовольственные запасы, а равно всякое ценное имущество, которым грозит опасность попасть в руки врага, должны подвергаться безусловному уничтожению. […]
5. Рабочие и крестьяне Петрограда, Киева, всех городов, местечек, сел и деревень по линии нового фронта должны мобилизовать батальоны для рытья окопов под руководством военных специалистов.
6. В эти батальоны должны быть включены все работоспособные члены буржуазного класса, мужчины и женщины, под надзором красногвардейцев; сопротивляющихся – расстреливать.
7. Все издания, противодействующие делу революционной обороны и становящиеся на сторону немецкой буржуазии, а также стремящиеся использовать нашествие империалистических полчищ в целях свержения Советской власти, закрываются. […]
8. Неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления».
Отныне Отечество и армия в советской политике будут тесно взаимосвязаны.
Генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич вспоминал, что в день, когда была завершена демобилизация старой Ставки Верховного главнокомандования, его и уже уволенных сотрудников срочно вызвали в столицу. 22 февраля генералы и офицеры Ставки с огромным риском для жизни сумели на специальном поезде пробиться в осажденный Петроград. Вечером группа «товарищей генералов» прибыла в Смольный. Вместе с Бонч-Бруевичем приехали генералы С.Г. Лукирский, Н.И. Раттэль, Н.А. Сулейман, А.С. Гришинский и группа офицеров Генерального штаба.
В своих воспоминаниях Бонч-Бруевич подробно описал встречу с вождем большевиков, председателем правительства Ульяновым-Лениным: «Владимир Ильич быстро подошел к разложенной на столе карте и почти скороговоркой сообщил, адресуясь ко мне и остальным бывшим генералам, что немцы наступают на город Нарву, а кое-какие конные части их появились уже и под Гатчиной.
– Вам с вашими товарищами, – продолжал Ленин, – надо немедленно заняться соображениями о мерах обороны Петрограда. Войск у нас нет. Никаких, – подчеркнул он голосом. – Рабочие Петрограда должны заменить вооруженную силу.
– Я не думаю, товарищ Ленин, чтобы на Нарву могли наступать значительные силы германцев, – сказал я.
– Почему вы это решили? – спросил Ленин, вскинув на меня свои острые глаза.
– Достаточно сделать простой расчет. Большая часть дивизий давно переброшена немцами на западный театр войны. Но и те сравнительно небольшие силы, которыми германское командование располагает в ближайших к столице районах, нельзя было так быстро передвинуть к Нарве и Пскову. Следовательно, немецкое наступление предпринято только с расчетом на отсутствие всякого сопротивления и ведется ничтожными силами.
– Совершенно с вами согласен. Немецкое наступление на Нарву мы расцениваем точно так же и потому и готовимся дать ему отпор силами одних рабочих, – сказал Ленин и, извинившись, что занят, ушел».
М.Д. Бонч-Бруевич предложил создать для отпора германскому наступлению так называемую Западную завесу, которая состояла из нескольких территориальных образований.
На ночном чрезвычайном совещании Центрального Исполнительного комитета Российской Советской республики 23 февраля генерал М.Д. Бонч-Бруевич доложил о возможных действиях против наступающих австро-германских войск. Генеральский план был принят.
Командующими нарвской, финской, порховской и псковской частями «завесы» были назначены соответственно генерал-лейтенант Д.П. Парский, генерал-майор Д.Н. Надежный, генерал-лейтенант Ф.А. Подгурский, полковник Й.Г. Пехливанов (болгарин, принявший русское подданство). Возведение оборонительных сооружений было поручено инженер-генералу К.И. Величко.
Первые четверо – потомственные русские дворяне. Трое из них подвергались аресту, но были отпущены. Все пятеро выпускники Николаевской академии Генерального штаба, боевые «генштабисты».
Каким образом им удалось «сколотить» боеспособные части из остатков «разложившейся» армии и остановить немецкие войска? Этот вопрос еще ждет своих исследователей.
Для определения реального положения на фронте были созданы подвижные разведывательные группы по 50 человек. Эти группы выдвинулись по железной дороге к Нарве до соприкосновения с противником. Каждой из групп был указан участок для разведывания расположения неприятеля. Все «разведывательные группы» поддерживали взаимную связь и присылали в Смольный нарочными или по телеграфу срочные донесения. На основании полученных данных вновь сформированные воинские подразделения, а также сохранившие боеспособность старые были направлены на наиболее опасные участки.
В этот же день разведывательные группы и поддерживающие их вспомогательные отряды вступили в бой с немецкими частями на линии фронта Остров – Псков – Нарва – Себеж.
Так зародилась «завеса» как форма обороны от нападения австро-германцев.
Петроградский Совет объявил 23 февраля «Днем защиты Социалистического Отечества». В городе было создано 15 сборных пунктов записи добровольцев в ряды Красной армии.
При обороне Пскова войсками под командованием полковника Пехливанова особо отличились отряд сибиряков под командованием фельдфебеля И.М. Дашкевича, латышские стрелки и Второй Красноармейский полк штабс-капитана А.И. Черепанова. «Рано утром 23 февраля, – пишет Черепанов в книге «Поле ратное мое», – бойцы 2 красноармейского полка сосредоточились в деревне Большое Лопатино и на позициях на реке Череха. […] Уже во второй половине дня наш полк и псковский отряд красногвардейцев отбили ожесточенные атаки противника».
До 23 февраля немцы, не встречая организованного сопротивления, быстро шли вперед. Надеясь на легкую победу, они двигались прямо эшелонами по железной дороге или на автомашинах и подводах по шоссе.
«Впервые враг получил серьезный отпор, – писал Черепанов, – хотя пока и от малочисленных отрядов молодой Красной армии. […] Во время боя наши подрывники сгрузили с платформы взрывчатку, заложили ее под мостами через реки Многа и Череха и взорвали их».
В некоторых местах красноармейцы переходили в контрнаступление: «Мощное русское “ура!” нарастало, крепло, стремительно катилось вперед. Пали смертью храбрых Сорокин и Богданов, ранило Семенова и Орловского. Но красноармейцы не остановились…. Наступательный порыв был настолько высок, что легкораненые не покидали поле боя»[9].
В Пскове продолжались ожесточенные бои. Заняв железнодорожную станцию, германские войска вплоть до 25 февраля не могли овладеть центром города.
Разрушенные железнодорожные пути и мосты, бои за Псков и значительные потери задержали продвижение немцев. Однако, несмотря на упорное сопротивление, немецкие войска овладели городом, который три раза переходил из рук в руки. Остановлены они были под станцией Торошино.
Таким образом, 23 февраля 1918 года произошли события, действительно повернувшие ход российской истории.
Хотя военных побед в этот день одержано не было, но стратегическая задача была решена – Петроград немцам не сдали!
Об этих грозных и славных днях оставил воспоминания генерал А.И. Верховский: «В тревожные дни перед заключением Брестского мира, когда немцы по железной дороге и просто на автомобилях по шоссе устремились на безоружный Питер, большевики бросили все силы на защиту отечества. Помните, как тогда тревожно гудели гудки на заводах? Я пошел в Комиссариат и записался добровольцем. Меня зачислили в пехотный полк. И тут я увидел новую армию в процессе рождения. В моем взводе было 57 бойцов: 5–6 старых солдат, 20 рабочих с Парвиайнена, остальные – юноши 18–20 лет неопределенного происхождения. Настроение их было очень решительное, и была полная готовность защищать революцию от нападения немцев. […] Быть может, в их энтузиазме было много наивного. Они говорили мне: “Выкинем немца! Раздавим помещика и буржуя! Сразу станет рай на земле!” Но именно так просто и бесхитростно чувствуют и говорят армии великих переворотов. Именно с такой верой одержаны были решающие победы человеческой истории… Поход не состоялся. Мир был заключен, и немцы на Питер не пошли. Но у меня осталось очень бодрое воспоминание об этих днях в казармах, когда я снова стал рядовым бойцом. Нам дали на прощанье по кило сухарей и распустили по домам, сказав, что опасность миновала. А жалко! Быть может, я нашел бы себя на войне»[10].
Для противоборства с германцами и другими захватчиками нужна была боеспособная армия. Желание сохранить армию подвигло некоторых генералов и офицеров пойти на сотрудничество с большевиками. Один из участников встречи в Смольном генерал-майор С.Г. Лукирский во время следствия по делу «Весна» говорил: «Наступившая Октябрьская революция внесла некоторую неожиданность и резко поставила перед нами вопрос, что делать: броситься в политическую авантюру, не имевшую под собой почвы, или удержать армию от развала, как орудие целостности страны. Принято было решение идти временно с большевиками. Момент был очень острый, опасный; решение должно было быть безотлагательным, и мы остановились на решении: армию сохранить во что бы то ни стало…»[11]
С теми же намерениями пошел на сотрудничество с новой властью и генерал С.И. Одинцов: «Нужно защищать интересы России… нельзя быть праздным зрителем! Нужно действовать, я через Троцкого и устроился в разграничительную делегацию, как военный эксперт для защиты интересов России»[12].
О встрече большевистского руководства с «царскими генералами» в советское время, естественно, не распространялись. Это никак не вписывалось в марксистскую теорию. Однако несомненно, что она стала поворотной в судьбе армии и страны.
3 марта, в годовщину отречения императора Николая II от престола, в Бресте был подписан «позорный, грабительский» договор с Германией. Но если бы немцы взяли Питер, то это был бы уже не договор, а капитуляция.
Напомним, что Киевская Центральная Рада (объявившая независимость Украины) в том же Бресте ранее подписала еще более грабительский договор с Германией, позволивший немцам оккупировать «незалэжную» без боя. В Киеве был посажен править германский ставленник гетман Скоропадский. Таким образом, немецкая оккупация русских земель на Украине произошла по Брестскому договору не с большевиками, а с националистической Центральной Радой, которая решила опереться на германские штыки в борьбе с москалями.
Поучительный разговор приводит генерал Александр Александрович Самойло, который участвовал в переговорах в качестве руководителя военной комиссии советской делегации, с руководителем немецкой делегации генералом Гофманом после подписания договора: «Видя, что немец разговаривает охотно, я спросил у него, куда делись наши офицеры Генерального штаба, бывшие в составе делегации.
– Германское правительство не могло отказать в их просьбе остаться в Германии, раз им их офицерская честь и присяга царю не позволяют перейти на сторону большевиков, – ответил немец с явным желанием уязвить меня.
Я сказал, что о присяге царю говорить не приходится, поскольку он сам отрекся от престола, а понятия об офицерской чести могут быть разные: мне, например, как русскому, моя офицерская честь не позволяет оторваться от своего народа и русской земли».
При отъезде из Бреста на пожелание Гофмана, чтобы русские офицеры научились от немецких не только устраивать окопы, но вообще воевать, он ответил: «Если немецкие офицеры научили русских воевать, то придет время, когда русские отучат немецких воевать»[13].
Провидческие слова. Русские действительно отучили немцев воевать с нами.
В ноябре того же года Брестский договор был аннулирован. Кстати, так и предсказывал генерал Ю.Н. Данилов при его подписании.