Утро следующего дня я встретила в довольно мрачном состоянии. Меня терзали мысли о вчерашнем рассказе Миши. Я не понимала, как он смог пережить такое зверство и не сойти с ума.
Трое суток с трупом наедине в одной комнате. Даже представить такое страшно, не то, что самому через это пройти. Теперь понятно, почему он так проникся ко мне. Он уже потерял одну землячку… Но теперь меня мучил другой вопрос. Как он относился к ней? Он любил ее? Или они были просто друзьями? А, сколько вопрос все без ответа. И навряд ли я их получу.
Дверь камеры открылась, на пороге стоял не знакомый мне араб. Он жестом приказал мне встать и идти за ним. Я повиновалась. Желание жить было выше моей гордости или принципов.
Я медленно встала со своей импровизированной постели, и на трясущихся ногах подошла к незнакомому мне ранее арабу. Во мне бушевали эмоции, нутро дрожало, а в глазах то и дело темнело. Что-то мне подсказывало, что-то, что ждало меня там, граничило с моей смертью. Я тяжело вздохнула и попыталась взять себя в руки.
Стоящий в дверном проеме араб что-то грозно прокричал на своем языке и замахал на меня руками. Как я поняла, он меня поторапливал. На негнущихся ногах я подошла к нему и замерла, ожидая дальнейших «указаний». Мужчина смерил меня жестким взглядом, схватил за локоть и потащил за собой по коридору.
Я покорно шла за тянущим меня арабом и упорно смотрела в пол. Меня окончательно сковал страх, который липкими лапками бегал по моей спине. Под ногами мелькал кафель, отрезвляюще холодивший мои босые ступни. Араб практически бежал по коридорам, и мне приходилось трусцой семенить за ним.
Через несколько поворотов мы остановились перед какой-то дверью. Араб толкнул ее, дверь со слабым скрипом отворилась, и мне в глаза ударил яркий свет.
Сначала мне показалось, что он привел меня в операционную и меня тут будут пытать. Однако когда мои глаза привыкли к свету, я поняла, что это большая, выполненная в светлых тонах ванная комната. Мужчина с силой толкнул меня в дверной проем и я, споткнувшись о высокий порог, грохнулась на холодный кафель ванной комнаты, практически распластавшись на нем.
Сидя на полу, я услышала, как мужчина что-то громко сказал и с силой закрыл дверь. Я краем сознания понимала, что раз меня привели сюда, то это значит, что мне нужно привести себя в порядок. Но я откровенно не могла собраться с силами и встать с пола. Даже поднять голову было не в моих силах.
Внезапно я ощутила на руках и спине несколько пар рук. Резко дернувшись, я подняла голову и увидела трех молоденьких девушек в тонких, длинных туниках, которые доставали им до пяток. Они резво подняли меня на ноги и отвели к большой, квадратной ванне.
Я не сопротивлялась. Я помнила этих девчушек. Когда я только попала сюда, именно эти рабыни отмывали меня от стойких ароматов корабля и моряков. Как только на мою кожу упали первые горячие капли, я почувствовала, как уходит напряжение, а страх постепенно растворяется.
Девочки быстро и профессионально наносили на мое искалеченное тело гель для душа и резво терли мягкими мочалками. Больше всего времени у них заняло мытье моей головы и расчесывание застарелых колтунов. Но умелые руки молодых рабынь быстро справлялись с любыми сложностями, и мне даже не было больно. Это поражало и умиротворяло меня одновременно.
После водных процедур я думала, что девочки оставят меня одну и просто принесут чистую одежду, но нет. Они в три пары рук вытерли меня полотенцами, высушили волосы.
Одна из рабынь быстро одела меня в шелковое, полупрозрачное белое платье. Оно было больше похоже на тюль и прикрывало лишь интимные места.
Как мне вспомнилось, такое одеяние носили рабыни в древнем Риме. На шее был кожаный толстый ремень, к которому крепилась ткань. Она, в свою очередь, прикрывала грудь, и плавно переходила в короткую прозрачную юбку, держащаяся лишь на тонких звеньях металлического ремешка.
Вторая девушка аккуратно укладывала мои волосы в замысловатую прическу. По движениям ее рук я поняла, что она крутит мне локоны, крепит их невидимками и фиксирует все лаком для волос.
Третья рабыня наносила на мое тело ароматические масла. Они увлажняли мою многострадальную кожу и заставляли ее сиять в лучах ярких ламп.
Закончив с маслами, девушка взяла в руки косметичку и начала делать мне макияж. Судя по ярким тюбикам, мелькающим в ее тонким пальчиках, макияж у меня был яркий, я даже сказала, «сучий» или «шлюший».
Спустя полчаса я была готова. Девушки обступили меня и придирчиво осматривали плоды своего труда. Затем, одна из них удовлетворительно кивнула, говоря остальным, что работа выполнена хорошо. И они, не сговариваясь, покинули ванную комнату, низко опустив головы и сцепив руки внизу перед собой.
Я лишь непонимающе смотрела им в след. Впервые за все время плена меня так качественно готовили. В голову начали закрадываться тревожные мысли. Вдруг дверь отворилась, и в ванную комнату зашел араб, который меня привел. Он осмотрел меня с ног до головы, кивнул и махнул рукой, говоря жестом, чтобы я следовала за ним.
Мне ничего не оставалось делать, как повиноваться. Я находилась в каком-то заторможенном состоянии и не понимала, что вообще происходит.
Араб снова повел меня по коридорам. На секунду мне показалось, что он отведет меня в мою камеру, но нет. Спустя несколько поворотов мы вышли к витиеватой лестнице, которая вела наверх. Поднявшись по ней, мы оказались в просторном зале.
Комната была поистине огромной, песочные, прозрачные ткани свисали с потолка и колыхались от дуновения ветра. Посередине было что-то наподобие фонтана, в котором танцевали полуголые рабыни.
Откуда-то из глубины звучали восточные мотивы, и девушки призывно извивались под них, пытаясь танцем имитировать половой акт. Вся площадь зала была заполнена мужчинами в арабских одеждах.
Они общались между собой, пили из кубков и с интересом разглядывали танцовщиц. Между гостями постоянно сновали неприметные, практически голые рабы, которые разносили на подносах угощение и напитки.
От такого зрелища я остолбенела, моя челюсть отвисла и поселилась на уровне груди. Я бы так и стояла около стены, если бы не тот араб. Он взял меня под локоть и провел в отделенную часть большого зала. Небольшое пространство было отделено от общей комнаты плотными шторами в пол.
Отдернув полог, араб толкнул меня внутрь и зашел следом. Споткнувшись о край ковра, я ввалилась в «вип-комнату» и остановилась около высокой кушетки. Осмотревшись по сторонам, я заметила своего хозяина. Он стоял около стены, за кушеткой с еще несколькими мужчинами и что-то увлеченно с ними обсуждал.
Край полога снова приоткрылся и в комнату вошел Миша. Внутри меня всколыхнулась радость, и я ощутила, как сердце сделало кульбит. Родной человек среди этих животных давал мне надежду. Слабую, но надежду. Я осмотрела Мишу с ног до головы. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки. Его кожа сияла от масел и источала тонкий, мускусный аромат.
Хозяин отвлекся от своего разговора и посмотрел на нас. Он подошел к Мише, встал перед ним и что-то сказал. Парень тут же встревожено взглянул на меня, но тут же отвел взгляд и кивнул господину.
Я с непониманием смотрела на Мишу и ждала, что он мне сейчас все объяснит. Но тот упорно не смотрел на меня. Араб, который привел меня сюда, толкнул в плечо и я, пробежав несколько шагов вперед, споткнулась и распласталась на кушетке.
Я оглянулась на того араба. Он жестом показывал, чтобы я лезла на кушетку. Гости в это время мерзко смеялись, шушукались и показывали на меня пальцами.
Они были озабоченными животными, которым нужны были только деньги и плотские утехи. Молча забравшись на кушетку, я легла на спину и замерла в ожидании судного часа. Мне было так противно и мерзко от всего происходящего, что невольно подкатывала тошнота к горлу.
Только сейчас до меня начало доходить, что здесь происходит. Господин устроил вечеринку, наподобие тех, которые устраивали древние Римляне.
Они славились своей тягой к низменным развлечениям. Высокопоставленные Римляне также собирались, обсуждали важные дела, пили и смотрели на совокупляющихся рабов, истязали пленников. А если алкоголя было слишком много, то не чурались и сами потрахаться с рабами или рабынями.
Краем глаза я заметила, как Миша двинулся в мою сторону. Парень остановился около кушетки и присел к ее основанию. Он что-то достал внизу, выпрямился и одним движением подтянул меня к себе. Склонившись к моему уху, он быстро зашептал:
– Ничего не бойся. Мне придется тебя истязать, как прикажет господин. Я постараюсь не делать тебе больно. Но ты должна изображать невыносимую боль и как можно сильнее кричать. Может, они пожалеют, и, отпустят тебя. Главное не бойся. Поняла меня?
– Да. – Также прошептала я и замерла.
Мише я полностью доверяла. Единственное, что меня напрягало – это несколько пар глаз, которые внимательно на меня смотрели. Что-то мне подсказывало, что мне не нужно сильно кричать.
По своему опыту я знала, что такие господа не переносят женские крики и становятся злыми. А мои крики боли точно выведут их из себя, и я лишусь жизни. В этот момент я решила терпеть, во что бы то ни стало. Жизнь мне была дороже, чем телесные повреждения и пытки.