– Доброе утро, – приветствую нужного собеседника. – Нужно встретиться.
– В данный момент заказы не беру. Занят личными вопросами. Приступлю к работе через два месяца.
– Есть разговор по связке Вертилов – Бегемот.
– Все моменты прояснил Фелеру. Вопросов с его стороны не возникло, претензий тоже.
– Это не касается Организации. И одновременно напрямую к ней относится. Личная встреча по моей просьбе.
– Соседний город. Через два часа. Кафе «Лайм» на Комсомольской.
Получив добро, направляюсь на встречу с Аматом. Он единственный, кто может заполнить пробелы. Причин не доверять Юлии нет, но я делаю это, скорее, для себя. В назначенное время останавливаюсь у кафе, сразу выделив большой автомобиль Амата: всегда один и тот же, он лишь раз в три года обновляет модель. Вхожу и, заприметив свободный столик, занимаю его, оказываясь за спиной нужного человека.
Словно почувствовав мой взгляд, Амат оборачивается, что-то говорит красивой блондинке, на коленях которой сидит девочка, и подходит, занимая место напротив.
– Видел запрос на перевозку в Чехию? – Сразу к делу.
– Видел. Но не взялся бы. Мутный, к тому же она, – указывает за спину, – против, чтобы я перевозил женщин.
– Берёшь пример с Овода?
– Он против пассажиров женского пола по иным причинам. – Амат улыбается, намекая на излишнюю вспыльчивость знакомого и полное непринятие любого рода капризов. – Да и история Гая – урок, который даже спустя семь лет предостерегает от возможных ошибок. Но я думаю, вы приехали не о пассажирах спросить.
– Из твоего разговора с Фелером я понял, что организатором похищения детей был Вертел, а непосредственным продавцом Бегемот. По какому принципу отбирали детей?
– Кроме дочери Кротова и моей, которых похитили, преследуя иные цели, забирали из неблагополучных и неполных семей. Как правило, мать-одиночка, малоимущая или со средним достатком, не имеющая родственников и знакомых, способных помочь отыскать ребёнка за границей. Шли в полицию, писали заявление, а дальше тупик и бесконечное ожидание.
И оснований не верить Амату нет, вот только я не назвал бы Юлю малоимущей. Двести тысяч долларов у неё имеется, и однозначно деньги не последние. Заверила, что может занять, а значит, есть знакомые, у которых найдётся такая сумма.
– Расскажи подробнее о блокноте.
– Блокнот в серой кожаной обложке, где расписаны даты, суммы, частичные данные покупателей. Нашли в доме, где содержались дети. Отдал его Грекову Семёну Андреевичу, сотруднику ОРБ. Они забрали дело после похищения дочери дяди Саши. В отличие от остальных эпизодов, где обошлось без трупов, здесь уложили двух охранников.
– Копии у тебя не осталось?
– Осталось.
Амат достаёт телефон, и через минуту мне прилетает файл, открыв который вижу с десяток страниц. Узнаю ту, что вчера показала Юля.
– Меня интересует эта, – кладу перед Аматом телефон, указывая на дочь Юли. – Что скажешь?
– Кстати, изучая записи, обратил внимание на данного ребёнка.
– Почему?
– Смотрите, – увеличивает изображение, – на суммы. – Пролистывает, выделяя цифры. – Заметили?
– Напротив неё она другая.
– Именно. Всегда в одном диапазоне, лишь с незначительной разницей в пару десятков тысяч, а здесь больше в три раза.
– Что это может означать?
– Что ребёнок был ценен и имел пункты, за которые потребовали намного больше. А тот факт, что девочку приобрели и забрали, говорит о возможности покупателей заплатить. Осмелюсь предположить, это не просто ребёнок, которого выставили на аукционе, а заказ.
– То есть нужна была именно она?
– Могу ошибаться, но, скорее всего, да.
Ситуация усугубляется предположениями Амата и непониманием, с какой целью была приобретена дочь Юли. И если мотивация была иной, то в Чехии она может её не найти.
– Последний вопрос: за последние пять лет много лиц поменялось на границе?
– Вас интересует Чехия? – Короткий кивок. – Тридцать процентов от общего числа. Примерно. Все «старые» на месте, меняется только молодняк.
– Что ещё изменилось?
– Дороги стали лучше, цены выше, количество камер увеличилось в десять раз.
– Спасибо, – протягиваю руку. – Сведения были необходимы для заполнения неоднозначных моментов. Разговор между нами.
– Есть на примете Перевозчик, который возьмёт заказ?
– Есть.
Коротко, но предельно понятно, чтобы Амат не задавал дополнительных вопросов. Он и не будет, наделённый способностью читать между строк. Собираюсь покинуть кафе, но бросаю взгляд на его спутницу и девчушку, перед которой официант выставляет торт со свечами в виде сердца.
– Что-то празднуете? – задаю вопрос Амату, не спускающему глаз с блондинки.
– Я сегодня женился, – показывает правую руку с широким кольцом на безымянном пальце.
– Поздравляю. – Крепкое рукопожатие, как показатель искренности моих слов. – Жена у тебя очень красивая, – вырывается неожиданно. И высказывание может быть расценено неверно, но он с улыбкой отвечает:
– Идеальная.
Возвращаюсь в машину, осмысливая услышанное, но неожиданно сосредотачиваюсь на троих, сидящих у окна. Амат улыбается, поглаживая ладонь жены, а девчушка рассказывает что-то эмоциональное, подкрепляя слова активной жестикуляций и смехом. Интересная: её хвостики, закреплённые цветными резинками, почему-то торчат строго вверх, подобно антеннам. Неосознанно улыбаюсь, оценив их – красавица и чудовище. Если брать вид со стороны. Но то, как женщина смотрит на него, не оставляет сомнений – имеются искренние чувства. Меня пробирает зависть, когда вспоминаю, что ещё пять лет назад, так же, как Амат, был сосредоточен на любимой женщине. И, видимо, мой взгляд ощущается на расстоянии, потому что он поворачивается и смотрит в упор. Заставляю себя отвернуться и покинуть парковку.
Снова и снова обдумываю историю Юли и рассказ Амата, приходя к выводу, что заказ необходимо взять в работу. До конца не осознаю, что именно меня подталкивает к такому решению, но всё же отработать Перевозчиков стоит. Поэтому, вернувшись в Организацию, связываюсь с теми, кто активно работает с заграничными заявками, получая однозначное «нет». Их даже не напрягает, что вместо «оператора» звонки поступают от меня. Отказ аргументируют недавними событиями и сомнительными заказчиками, коей, по их мнению, является Юлия.
Но я сам установил временной промежуток – два дня. Значит, послезавтра обязан оповестить заказчика, примут ли в работу запрос. Скорее всего, нет. Если исходить из того, что все варианты отработаны и вычеркнуты. И Амат мог бы взяться, но, первое, он сейчас занят куда более приятными моментами рядом с прекрасной женой; второе, по правилам Организации Перевозчики самостоятельно решают, какой заказ брать в работу. Навязывание исключено, и когда я сам проводил за рулём по двадцать часов, боготворил данное правило. Если рискуешь жизнью, то желаешь иметь право определять, ради чего.
Обдуманно обхожу кабинет Фелера, отправившись домой, чтобы ещё раз прогнать варианты. Их, по сути, нет, но можно посмотреть тех, кто только начал свою деятельность. Любой согласится отправиться в Чехию за восемьдесят тысяч, обычно имея в два раза меньше, но, прикинув, признаю: Юлии в поисках они не помогут. И я по какой-то причине в данном заказе учитываю не только классическую доставку, но и озвученный бонус, автоматически включив в условия.
Заезжаю на подземную парковку, ещё полчаса просидев в машине. Реакция на её заказ мне не нравится, но признать, что я уже всё решил, просто не желаю озвучить это самое решение, не могу. На автомате захожу в лифт, нажимаю нужную цифру и откидываюсь затылком на стальную стену, приятно обдающую прохладой.
Телефон оповещает о нескольких сообщениях системы, и я в надежде просматриваю, не находя желаемого. Два заказа по России. Иду по коридору, не поднимая головы, поэтому знакомый голос становится неожиданностью.
– Привет, я тебя жду больше часа.
Передо мной Вика, переминающаяся у двери квартиры. Привычно в идеальном образе, который не предполагает изъянов: пепельные волосы спускаются волнами до самого пояса, красная помада – незаменимый акцент, откровенное платье, прикрытое лёгкой накидкой, и сладкий аромат дорогого парфюма. Тянется, оставляя прикосновение на щеке, а также красный отпечаток, от которого я с трудом избавлюсь.
– Не помню, чтобы мы договаривались о встрече.
И недовольство не остаётся без внимания. А всего-то и нужно предупреждать меня о приезде и не нарушать сформированный распорядок. Больше всего не люблю, когда бесцеремонно врываются в мою распланированную жизнь.
– Мы не виделись больше двух недель. Я соскучилась, – мямлит, вырисовывая ногтем на моей груди спирали. – Для данного чувства нет графиков.
– В моей жизни график есть для всего. «Скучать» не исключение.
– А любить?
– Тем более.
Открываю дверь и включаю свет, точно зная, что Вика последует за мной. Девушка настроена на вечер в моей компании, а я сосредоточен на иных мыслях.
Скидываю пиджак и наливаю в бокал немного джина, чтобы «ослабить» напряжение. У меня в запасе день и понимание, что я приму решение, которое уже почти во мне прижилось.
– Можно с тобой поговорить? – Занимает место на высоком барном стуле, скинув одну бретельку с плеча и оголив часть груди, что, по её мнению, должно привести разговор к вполне логическому итогу.
– Слушаю, – делаю несколько жадных глотков.
– Я бы хотела провести с тобой несколько дней на следующей неделе.
– Я уезжаю. На сколько, сказать не могу.
– Работа?
– Отпуск.
– Это же замечательно! – И, пока я не понял причину радости, продолжает: – Давай полетим вместе. В Иркутск. Хочу познакомить тебя с родителями.
– Зачем?
– Как зачем?.. Мы встречаемся восемь месяцев. Пришло время.
– Вика, мы не встречаемся, мы иногда спим вместе, – остужаю, уловив разочарование во взгляде.
– То есть ты меня не рассматриваешь в качестве будущей жены?
– Нет.
– Но я думала… – отводит взгляд, сминая пальцы с идеальным маникюром.
– Я не знаю, что ты думала, но всё было озвучено сразу. Наши «отношения» строятся на сексе. Только так. Мы живём своей жизнью, лишь иногда пересекаясь в пределах одной постели. Насколько я помню – а я помню всё, – это было сказано прямо. Какие претензии?
– Да-да… Так было… Но я думала, что спустя время ты привыкнешь и рассмотришь во мне нечто большее, чем просто любовницу. Люди сближаются, узнают друг друга, проникаются чувствами.
– Нет. По всем трём пунктам.
– То есть ты ничего ко мне не чувствуешь?
Игра «вопрос – ответ» меня напрягает, как и Вика, которая вот-вот зальёт мою кухню слезами.
– Симпатия считается?
– Мне показалось, я видела нечто большее.
– Тебе показалось, – бросаю жёстко. – Ощущения, построенные на предположениях, не имеют под собой оснований. Ты могла спросить прямо и получить ответ, а для этого нужно было открыть рот. Не стоит усложнять примитивные моменты.
– Отношения моих подруг начинались так же, но все они в итоге вышли замуж. Как правило, мужчине нужен примерно год, чтобы прийти к решению жениться.
– Я сделал предложение своей жене на шестой день знакомства. Она согласилась. А потом мы прожили в браке четырнадцать лет. Можешь считать меня исключением из правил.
– Ты женат?
– Я вдовец. – Она обескуражена и удивлена, и я не решаюсь утверждать, чего больше. – Фото в гостиной тебе ни о чём не сказало?
– Я думала, это какие-то родственники.
– Это, – делаю над собой усилие, чтобы пройти два метра и поставить рамку перед Викой, – мои жена и дочь. Становиться вдовцом я не планировал. Жениться снова не собираюсь. Ещё вопросы будут?
Наливаю вторую порцию, предполагая, что просто так Вика не уйдёт, доведя разговор до точки невозврата. Она, в принципе, её уже прошла, но сожжение мостов будет только в плюс.
– Ты мне казался идеальным вариантом… – растерянно озирается, беседуя сама с собой.
– Идеальным? А по каким критериям ты это определила?
– Состоятельный, взрослый, влиятельный. Тебя не стыдно представить родителям и подругам.
– Давно я не видел подобной ограниченности. А эти выводы ты сделала на основании чего?
– У тебя квартира в элитном доме, автомобиль премиум-класса, брендовая одежда, часы за триста пятьдесят тысяч, – указывает на моё запястье.
– Это картинка, Вика, красивая картинка, а по факту ты ничего обо мне не знаешь. Ты не знаешь, какой я человек: умею ли контролировать гнев, есть ли у меня какие-то психические расстройства или триггеры, способные сделать из меня монстра за несколько минут. Возможно, я садист и социопат, являющийся угрозой для окружающих и конкретно для тебя. Ты планировала жить с человеком, о котором не знаешь ни-че-го.
– Я знаю… – воодушевляется, но затихает.
– Например, где я работаю?
– Ты бизнесмен, – заявляет уверенно. – Думаю, у тебя своё дело, которое позволяет жить обеспечено.
– Вика, я наёмный работник, как половина жителей страны. У меня есть босс, приказы которого я выполняю, оклад и обязанности. Меня могут уволить, в принципе, как любого человека, и оставить без заработка. И тогда всё это, – обвожу взглядом помещение, – я потеряю. И что в таком случае ты будешь делать? – А становится интересно, насколько, конечно, это возможно по отношению к Виктории.
– Я буду тебя поддерживать.
– Как? Пошлёшь запрос во Вселенную? Так, по-моему, сейчас модно поддерживать мужчин. – Усмехаюсь, применив выражение, случайно подслушанное у парочки в ресторане. – А если у меня не останется ничего? Ноль. Я приду в какой-нибудь из дней и скажу: «Всё, дорогая, мы переезжаем в коммуналку на окраине города».
– Так не будет! – Убеждает меня или себя? – Ты умный, расчётливый и, уверена, умеешь сохранять деньги.
– Мы знакомы восемь месяцев и девяносто девять процентов времени провели в горизонтальном положении.
– Но ведь секс был отличным?
– При выборе спутника жизни всегда стоит помнить о том, что в свободное от секса время вам придётся о чём-то разговаривать.
– Я рассказывала о себе.
– Нет, Вика, ты рассказывала о том, с кем, когда и где были твои подруги; какую сумму тот или иной мужчина потратил на них; насколько ценными оказались подарки; какую должность занимает тот или иной кавалер. О себе ты не сказала ни слова. Я так понимаю, ты стремишься к аналогичному формату отношений: молодое тело в обмен на денежные единицы. Желательно в иностранной валюте.
– Да, я хочу, чтобы решали мои проблемы, заботились, обеспечивали, делали дорогие подарки. По-твоему, это меркантильность?
– По-моему, это инфантилизм.
– Хочу, чтобы без меня не могли жить, спать, есть, разделяли всё свободное время.
– Это эгоизм.
– А ещё я очень хочу ребёнка именно от тебя. И не одного, а двоих… нет, троих, – исправляется, видимо, предполагая, что последняя цифра подстегнёт желание прямо сейчас заняться вопросами деторождения.
– А это конкретный план и зависимость от социальных норм. Но в твоём случае стремление «догнать» подруг, чтобы, собравшись, ты тоже могла рассказывать, какую сумму я на тебя потратил.
– Я тебя люблю! – выпаливает как последний аргумент, в должной мере способный оказать на меня влияние.
– Ты хотела сказать – я люблю твои деньги? Потому что для меня любовь не имеет внешнего практического проявления. Это просто приятное тепло внутри. И это лучшее из того, что может ощущать человек.
– Как ты можешь утверждать, что я чувствую, а что нет? – Недовольство, подкреплённое эмоциональностью, как последний шанс переломить момент. И меня.
– Мне сорок лет. Я видел много лиц, но ещё больше неискренности на этих лицах. Предлагаю закончить разговор, имеющий явный признак бессмысленности.
Закусив губу, Вика отчаянно борется сама с собой, а я предвкушаю нечто ещё.
– Я уже сказала родителям, что мы женимся, и заказала свадебное платье… – шепчет, стыдливо опустив глаза.
– Дело за малым – найти будущего мужа. И если уйдёшь прямо сейчас, у тебя будет больше времени на поиски.
Поднимаюсь, подхожу к бару и, плеснув немного джина, плетусь в гостиную, чтобы позволить телу расслабиться.
– Ты меня прогоняешь? – Застывает в дверном проёме, не смея подойти. – Мы больше не увидимся?
– Приоритеты определены: я продолжаю одиночное существование, ты ищешь кандидата, соответствующего озвученным характеристикам.
– Но ты говорил про симпатию…
– Этот хрупкий момент ты только что мастерски уничтожила. Так что причин для встреч не вижу.
– Это жестоко.
– В большинстве случаев жестокость – основная составляющая правды. Предпочитаю быть честным. В первую очередь, с самим собой.
– Я поняла.
Отступает, чтобы направиться к двери, но я спешу добавить:
– Вика, – привлекаю её внимание, – желаю найти то, к чему ты стремишься.
– И я тебе… – тихо произносит, а через минуту щелчок оповещает, что в квартире я остался один.
Откидываюсь на широкую спинку, прикрываю глаза и думаю. Не о разговоре с Викторией, не о сказанном, принёсшем разочарование одному конкретному человеку, а об обещании, данном Юлии. Не выходит из головы этот заказ и девочка, которая больше трёх месяцев находится в чужой стране. И если Амат прав насчёт нестандартной суммы, то дело, возможно, не в примитивном желании иметь ребёнка. А это может означать, что проблемы, с которыми столкнётся Юлия, куда существеннее, чем ей кажется.
Лениво открываю глаза, уставившись в одну точку, а через пять минут уведомляю Полину, что покину город на время. Сроков не называю, потому что и сам не знаю, когда вернусь. Я всегда знал, куда направляюсь и через сколько окажусь дома, но впервые столкнулся с моментом неопределённости, который меня напрягает и заставляет повторно прикинуть варианты. Их нет. Как и желания передать заказ любому другому Перевозчику.
– Хочу попросить отпуск. Две недели, – не успев услышать приветствие, озвучиваю Фелеру уже решённый момент.
– Давно пора. Но сначала: заказ Сычёвой закрыт. Кто его взял?
– Я.
Фелер удивлён, я бы даже сказал, шокирован, что отражается на его лице. Давно не видел главу настолько обескураженным.
– Поясни, – оседает в кресло.
– Её дочь похитили, как ребёнка Кротова и Амата. Считаю, что мы, то есть Организация, имеем некую долю ответственности за данный факт.
– Ты прекрасно знаешь, что Перевозчики берут «левые» заказы в обход Организации. Помешать данному факту мы не можем, как и запретить. Да, мы гарантируем защиту и решение множества нюансов, если пассажир оказывается проблемным, но это не исключает дополнительных заказов. Сейчас они стараются принимать только официальные запросы, дабы обезопасить себя. И в некоторой степени я благодарен недавним событиям. – Намекает на смерть одного из наших, заставившую Перевозчиков отказаться от «левака». – То есть Сычёва не нацелена на нас?
– Нет. Её историю я услышал, Амат заполнил пробелы. За неё поручился тот, с кем связан Амат и кому он передал данные по купленным детям. Иных выходов на нас не было, поэтому она прибегла к помощи правоохранительных органов. Я всё основательно проверил.
И даже не поленился прокатиться в отдел, чтобы переговорить с Грековым. Блокнот я увидел своими глазами, а также услышал моменты, о которых Юлия умолчала, например, что запрос по одному из детей привёл к плачевным последствиям. И Греков уведомил, что ребёнок погиб, как только вышли на покупателей. По этой причине Сычёва решила пойти иным путём. Не совсем законным, но вполне действенным.
И как родитель я её понимаю, даже поддерживаю рвение использовать все имеющиеся варианты. Система отметила заказ как принятый в работу, но никто из Перевозчиков не знает, что ушёл он ко мне.
– Надеюсь, ты всё обдумал?
– Более чем.
– Ты ведь понимаешь, что речь идёт не о стандартной доставке? – Киваю. Мы оба осознаём, что вариант «привёз – высадил» в данном случае нерабочий. И Юля чётко дала понять: ей требуется помощь на месте. – Ты пять лет не катался за границу. Уверен, что проблем не возникнет?
– Старые связи сохранились. Не только на границе, но и в стране. Знаю, куда пойти и с кем связаться в случае возникновения проблем. Я ещё не всё забыл, если вы об этом.
– Почему она?
И Фелер интересуется, что заставило меня, человека, оставившего место Перевозчика, вновь вернуться за руль. И если бы я знал ответ на этот вопрос, не задумываясь бы его озвучил. Но и вчера, и сейчас я сам себе не могу ответить, что сподвигло позволить прорасти семени возможности осуществления данного момента. Её история? Тот факт, что я тоже отец, разделяющий её переживания? Или чувство ответственности за случившееся? Ощущение вины неприятно тянет за хвост мою совесть, брыкающуюся и не желающую рисковать шкурой ради человека, которого я видел первый раз в жизни, и одновременно откликающуюся на призыв о помощи. А это был именно он. Открыто она не просила, лишь подкидывала «бонусы», решив, что деньги – лучшая мотивация.
– Почему бы не помочь однофамилице? – Скупая улыбка, за которой спрятано моё непонимание и невозможность ответа.
– Cherchez la femme1?
– Можно и так сказать.
– Алексей, – назвав меня по имени, Фелер выдыхает, всем видом показывая, что именно сейчас произнесёт нечто важное. Для него. – Ты пять лет являешься моей правой рукой, и я ни разу не пожалел, что когда-то предложил этот пост именно тебе. Наученный событиями, произошедшими семь лет назад, – осекается, напоминая об истории с Царёвым, – я довольно долго присматривался к тебе, оценивал. Надеюсь, что поездка закончится благополучно и ты займёшь своё привычное место за стеной, – указывает в сторону моего кабинета. – У меня нет времени и желания заниматься подбором нового помощника. Возраст делает меня довольно неприятным человеком, которого не все могут вынести, как и найти подход.
Из его уст подобное является похвалой, на которую Фелер, как правило, скуп. Отчасти я его понимаю, потому как фактор доверия в нашем деле – основополагающий момент. Его опыт, основанный на неоднократных подставах, заставляет держаться за того, кто проявил себя исключительно положительно.
– Я сказал только об отпуске.
– Как знать, как знать… – хмыкает, напоминая, что поездка намечается не из простых, а чем она закончится, предполагать опасно. – Вдруг однофамилица пожелает остаться в Европе, – пожимает плечами, демонстративно перебирая бумаги.
– Аскольд Веранович, мы говорим исключительно о заказе.
– Конечно, о нём, – смотрит исподлобья, – и о заказчике.
– Не стоит придавать значение несущественным моментам.
– Даже не думал. Но вот скажи мне, Алексей Евгеньевич, – откидывается на спинку кресла, – пять лет назад ты уверенно заявил, что отказываешься от роли Перевозчика по личным причинам, и занял предложенную должность, а сейчас едва сдерживаешься, чтобы не сорваться в путь. Ты честно опросил Перевозчиков, – даёт понять, что в курсе, о чём была беседа с его подопечными, – вот только твои вопросы больше походили на утверждение о невозможности их согласия, – улыбается, впитывая мою реакцию. – Не могу знать, что тобой движет, но надеюсь, дорога даст то, что ты ищешь.
– Я вас услышал, – поднимаюсь, чтобы оставить его в одиночестве.
– И ещё, – обернувшись, жду продолжения, – с момента принятия заказа в силу вступают установленные правила. Они едины для всех и статуса не различают. Неотложные вопросы реши до конца дня, по остальному проинструктируй Лира. Он заменит тебя на время отпуска. Ровной дороги, – напутствие от Фелера как благословение и одновременно облегчение.
Ожидал более эмоциональной реакции и непонимания стремления помочь Юлии. Я и сам не понимаю, почему она и почему сейчас, но нечто едва уловимое и в то же время явно ощутимое заставляет откликнуться именно на эту заявку.
Закрываю все текущие дела. Две недели – общий промежуток, но надежда сделать всё за несколько дней всё ещё присутствует. И если прикинуть, то это вполне осуществимо, вот только для начала нужно найти семью, купившую девочку. Повторно изучаю страницы блокнота, предусмотрительно распечатав. Не даёт покоя завышенная стоимость девочки на фоне остальных «ровных» цифр.
Предчувствую сложности, связанные с данной нестыковкой, поэтому набираю старого знакомого из Службы быстрого реагирования полиции Чехии, который вот уже шесть лет в отставке, но всё ещё активно участвует в некоторых делах, а также имеет доступ к базам. И фамилия Ваславик оказывается почти такой же популярной, как Смирновы в нашей стране, но я всё же прошу просмотреть семьи, где имеются девочки четырёх лет, либо появились сравнительно недавно в связи с удочерением. Не надеюсь на результат, но Михаль удивлён, что я появился спустя столько лет, да ещё и прошу выполнить трудоёмкую работу. Сумма за его участие озвучена, и её придётся отдать, даже если он ничего не найдёт. И это увеличивает стоимость поездки Юлии на пять тысяч.
Пять лет назад моя ставка составляла шестьдесят тысяч, и сейчас я не намерен её увеличивать. Хочу набрать Юлию, но по какой-то причине осознаю, что сегодня она на работе, и еду в ресторан, чтобы совместить приятное с полезным. И пока стою в пробке, обдумываю комплектацию, необходимую в дороге и на месте.
Нет волнения, лишь непонимание – нахрена мне это нужно? Но решение озвучено Фелеру, а прямо сейчас я направляюсь к той, кто, уверен, не сводит взгляда с телефона, опасаясь пропустить важный звонок.
Слишком долго рассматриваю меню и всё же выбираю, два раза меняя позиции, чем раздражаю официанта. Осматриваюсь, отмечая полный зал и надеясь, что Юлия выйдет к кому-то, чтобы получить комплимент. Но даже, когда трапеза окончена и счёт оплачен, она не появляется в зале. Поэтому приходится потребовать вызова шеф-повара.
Спустя пару минут замечаю Юлию, выясняющую у официанта, кто её звал, и, проследив направление, она нерешительно идёт к моему столу. Узнала. Понимаю по волнам страха, одаривающим меня, и пальцам, сминающим форму.
– Добрый вечер. Вам всё понравилось? – спрашивает несмело, не зная, можно ли говорить о заказе при посторонних.
– Спасибо за отличный ужин, – произношу спокойно, замечая, как пустеют соседние столы. – За вами заедут завтра в семь утра. Будьте готовы. Минимум вещей, только необходимое. Документы. Ваши и девочки.
Поднимаюсь и считываю нескрываемое ликование, которое она едва сдерживает. Будь мы одни, уверен, она бы повисла у меня на шее, рассыпавшись в благодарностях. Уже покидая ресторан, улавливаю слова Юли, обращённые к администратору, и упоминание неких договорённостей. Подготовилась? Была уверена, что ей не откажут? Самоуверенно и в то же время предусмотрительно. Но если учесть, что её возможности ограничены, а выход на Организацию – это шанс вернуть дочь, я Юлию понимаю. И завтрашний день внесёт ясность, чего каждый из нас ждёт от этой поездки.