Увы, не вечен розы вешний цвет,
И увяданья ей не избежать.
Но если на земле бессмертья нет,
Нам должно красоту преумножать.
А ты, влюблённый в свет своих очей,
Себя сжигаешь в пламени костра
И сеешь голод средь густых полей,
Себе же враг, но ждёт твоя пора:
Пока ты – украшение земли,
Весны глашатай, нежный первоцвет,
Но вот твои бутоны отцвели —
И, расточитель-скряга, где твой след —
Как у транжиры, что, уйдя в загул,
Проел всю ренту и навек заснул.
Как сорок зим возьмут тебя в осаду
И на лице оставят явный след,
Цвет юности, даривший нам отраду,
Увянет, превратившись в пустоцвет.
А спросят, где краса твоя былая,
Где роскошь и богатство прежних дней —
Тогда ты, очи долу опуская,
Вдруг устыдишься глупости своей.
Приятней ссуду, что дана с рожденья,
Вернуть, сказав, что сын любимый твой
Оплатит счёт, и заслужить прощенье,
Его ссудив своею красотой.
Себя в нём молодым увидев вновь,
Почувствуешь ты, как теплеет кровь.
В зеркальное вглядевшись отраженье,
В потомстве обновиться поспеши:
Себе пути отрезав к отступленью,
Не предавай другой живой души.
Ужель найдется та, чья целина
Пренебрегла бы вспашкою желанной?
И есть ли муж, чьей глупостью должна
Прерваться цепь наследников нежданно?
Ты отраженье матери своей,
Её весны дыхание второе —
И так же в окна старости твоей
Да светит детства время золотое.
Но коль тебе не страшен мрак и тлен,
Пусть образ твой возьмёт могила в плен.
Друг, на себя ты тратишь безоглядно
То, чем наделены не часто мы.
Щедра природа, но не любит жадных
И не дарит, а лишь даёт взаймы.
Прекрасный скряга, злоупотребляя
Тем, что обязан передать другим,
Какую сумму, прибыли не зная,
Транжиришь, одинок и нелюбим!
Имея дело лишь с самим собою
И не пустив наследство в оборот,
Когда примчится смерть к тебе с косою,
Какой оставить сможешь ты отчёт?
Пусть красота бы в детях расцвела —
Чтоб для твоей преемницей была.
То Время, что искусно порождает
Достойный восхищения предмет,
Со временем его преображает,
Как злой тиран – и чуда больше нет.
Без устали оно склоняет лето
К зиме суровой – мёртвому венцу:
Листва опала, вся земля раздета,
И соки жизни близятся к концу.
И если аромат не заключён,
Как жидкий пленник, в стенки из стекла,
Тогда из памяти исчезнет он,
Как зелень лета гибнет без тепла.
Но цвет увядший – пусть теряет вид —
Он и зимою запах сохранит.
Так пусть зимы шершавая рука
Не уничтожит летней красоты:
Укрой в сосуд сокровище, пока
Его бездумно сам не сгубишь ты.
Не запрещает взыскивать закон
Процент, который платим мы шутя —
Десятикратно в детях обновлён,
Будь счастлив, словно малое дитя,
Счастливей в десять раз, чем есть сейчас,
Десятикратно обновлённый в них —
Тогда и смерть бессильна в смертный час:
Ведь ты остался жить среди живых.
Не расточай же красоты своей,
Не стань добычей смерти и червей.
Когда восход горящую главу
Над нами ранним утром подымает,
Любой, как будто грезя наяву,
Её с немым восторгом провожает.
Когда она глядится с высоты,
Дни юности ещё напоминая,
Не оторвать нам глаз от красоты,
Что мчит, как колесница золотая.
Но вот телегой старою она
Плетётся на закат – и всяк живущий,
Не помня, как душа была полна,
С тоскою ожидает день грядущий.
Придёт твой час – останешься один,
Когда тебя не повторит твой сын.
Ты – музыка, но слушаешь с тоскою
Пустые звуки: в толк я не возьму,
Зачем ты любишь всё, тебе чужое,
Что досаждает сердцу твоему?
Звучащих струн согласный унисон,
Союз влюблённых, что тебя смущает, —
Тебе упрёк легчайший: это он
На долг твой музыкальный намекает:
Когда прикосновением руки
Звучать заставишь за струной струну,
Польются звуки, дивны и легки,
Напомнив мужа, сына и жену.
Без слов их песня говорит про то,
Что ты один на свете, ты – ничто.
Страшишься ль ты за слёзы вдовьих глаз,
Себя один сжигая, как дрова?
Когда, бездетный, встретишь смертный час,
Тебя оплачет мир, как та вдова.
Весь мир твоей вдовою зарыдает,
Что ты, не повторив себя, почил.
Вдова любая лишь о том мечтает,
Чтоб сын ей в мыслях мужа воскресил.
Пускай иссякнет вся твоя казна —
Она к другим уйдёт, не исчезая.
Но исчерпаешь красоту до дна —
Она завянет, прибыли не зная.
Нет у тебя любви к другим, когда
Себя ты расточаешь без стыда.
Любимец многих, для себя живёшь,
Растрачивая молодость постыдно,
И в них взаимных прав не признаёшь,
Что для меня куда как очевидно.
Желаньем безрассудным одержим,
Ты разрушаешь сам, без колебанья,
То, что чинить положено живым —
Родную крышу собственного зданья.
Отвергни неразумный свой обет,
Сумей избрать тебя достойный путь —
Уж если благороден твой портрет,
То и душой добрее стань хоть чуть.
Любя меня, создай другое «я» —
Чтоб не исчезла красота твоя.
Мы быстро увядаем, но растём
Всё так же скоро в облике другого;
И та же кровь опять играет в нём —
Её своей назвать мы можем снова.
И в этом росте – мудрость, красота,
А без него на свете жизни нет,
И сразу мир охватит пустота
Всего лишь через шесть десятков лет.
Пусть те, кого природа, про запас
Не отложив, топорно сотворила,
Бесследно гибнут, но тебя как раз
Она бесценным даром наделила —
Прекрасною печатью создала,
Чтоб копий много получить могла.
Когда смотрю на циферблат часов
И вижу: день сменился тьмой ночною,
Когда увял весенний рой цветов,
Объяты кудри снежной белизною,
Когда деревья голые стоят —
Те, что от зноя укрывали стадо,
Когда снопы, уложенные в ряд,
Увозят в ригу, урожаю рады, —
Тогда я, Времени заметив бег,
Живого обречённость понимаю:
Прекрасное, отжив короткий век,
Дорогу молодому уступает.
Пред Временем никто не устоит,
Но нас опять потомок повторит.
Навеки б юность твоему лицу!
Но смерть тебя не станет вечно ждать.
Так приготовься к должному концу,
Чтоб образ свой другому передать.
В аренду красота твоя сдана —
Когда бессмертия желаешь ей,
Мир покидая, пусть тогда она
Вновь возродится в облике детей.
Прекрасному жилью не позволяй
Уйти в небытиё в конце пути —
Наследнику в хозяйство передай,
Чтоб он с почётом мог его вести.
Будь бережлив, предвидя тот конец —
И скажет сын: «Был у меня отец».
Подсказку я от звёзд не получаю,
Но всё ж в какой-то мере астролог;
Но не добро иль зло я предвещаю,
Чуму и смерть предвидеть бы не смог.
Судьба закрыта плотною завесой:
Кого ждёт ветер, молния и гром,
Что станет с принцем или же принцессой —
На небесах намёка нет о том.
Но я легко в глазах твоих читаю
Точнее, чем по звёздам, мой ответ,
Что красота и верность процветают,
Когда в потомстве остается след.
А если нет – я предсказаать бы мог:
Они погибнут, как придёт твой срок.
Когда я созерцаю всё живое
Лишь краткий миг на свете молодым;
Когда на сцене зрю лишь показное,
Что звёздам подчиняется иным;
Когда я вижу: люди, как растенья,
Покорны небу: каждый в свой черёд
Цветёт и вянет без сопротивленья,
Смирив гордыню – жалкий свой оплот —
Я понимаю, как непостоянно
Всё сущее – всё унесется прочь,
Как Время с увяданьем непрестанно
Стремятся день твой изменить на ночь.
Но унесут они любовь твою —
Тебе в стихах я новую привью.
Не жалкими стихами жизнь воспеть —
Есть путь иной покончить с тиранией
И злое Время смертным одолеть,
Предотвратив нашествие стихии:
Сейчас ты на вершине счастья, но
У стольких женщин сад не плодоносит,
Не твой портрет – дитя, хотя б одно,
Твой цвет живой, – из них любая просит.
Так не забудь оставить за собой
Свои изображения живые,
Чтоб внутренний и внешний облик твой
Хранили в сердце вечно остальные.
Ты должен жить в побегах молодых —
Живой автопортрет ценней других.
Кто в будущем поверит тем стихам,
В которых я восславил твой портрет,
Когда – известно это небесам —
От истины в них половины нет.
А если б я правдиво описал
Твой образ дивный для грядущих лет,
Тогда бы, верно, кто-нибудь сказал:
«Не может быть такого – лжёт поэт».
Пускай меня ревнивые века
Представят просто старым болтуном,
А строки пожелтевшего листка
Лишь вольным поэтическим штрихом —
Имея сына, дважды проживёшь
И будешь в нём и в них вдвойне хорош.
Кто с яркой зеленью тебя сравнит?
Нет, ты ещё прекрасней и нежней.
Лишь только жгучий ветер налетит,
Как тотчас вянет цвет весенних дней.
Бывает, солнце слишком жарко греет,
Но часто небо нам грозит дождём;
И красота со временем тускнеет —
Внезапно иль естественным путём.
Но не увянет твой наряд зелёный
И будет вечно радовать других:
Ведь он, в моих строках запечатлённый,
Останется навеки средь живых.
Покуда люди населяют мир,
Живёт мой стих, а с ним и мой кумир.
Пусть, Время, притупишь ты когти льва,
И обратится в прах твой лучший плод,
Пусть зубы тигра держатся едва,
И снова Феникс на костре умрёт,
Пусть радость с горем об руку идут,
Твори любое зло – мне всё равно,
Пусть все цветы завянут, отцветут,
Но запрещаю я тебе одно:
Пусть друга не коснётся твой резец —
Не бороздя морщинами ланит,
Нетронутым, его как образец
Прекрасного навеки сохранит.
Твори своё – не всё в твоих руках:
Он будет вечно юн в моих строках.
Лик женщины природный, неподдельный
Ты носишь, госпожа и господин,
И сердцем, что измены беспредельной
Не знало, обладаешь ты один.
Твой ясный взор сильнее женских чар
Мужчин и женщин равно изумляет.
Умело тот используешь ты дар:
Он золотом предмет свой покрывает.
В обличье женском был ты сотворён,
Но, в детство впав, природа наделила
Тебя не той вещицей, и лишён
Того я, что милей всего б мне было.
Раз так, лишь мне свою любовь дари,
Себе же их сокровища бери.
Я не из тех, кто лиру посвятил
Достоинствам раскрашенной богини
И ей приделал пару лёгких крыл —
Чтоб ангелом витать в небесной сини.
Её равняют с солнцем и луной,
Кораллами морскими, жемчугами,
Всей роскошью небесной и земной
И первыми весенними цветами.
О, нет, как слепо любит сына мать,
Так я люблю любовь мою земную
И не желаю я её менять
На статуэтку, даже золотую.
Я не иду с любовью на базар,
Где хвалят залежавшийся товар.
Пока ещё не тронут ты годами,
И я седин своих не признаю.
Но жизнь избороздит твой лик следами —
Тогда кончину призову свою.
Твоя краса – простое одеянье
Того, что в сердце я ношу своём,
А в нём твоё сокрыто обаянье —
Как я могу считаться стариком!
И потому будь осторожен с сердцем —
Как я своё для друга берегу,
Дрожа над ним, как нянька над младенцем,
Пока живу, пока дышать могу.
Когда отправлюсь я в последний путь,
Своё назад не сможешь ты вернуть.
Как незадачливый актёр на сцене,
От страха растерявший все слова,
Или какой-нибудь безумный гений,
В бреду собой владеющий едва,
Так я, себе не веря, забываю
Всё, что при встрече высказать желал,
Подавленный любовью, замолкаю,
Как будто пыл свой страстный растерял.
Так пусть мои стихи красноречиво
Пророками немыми предстают
И лучше, чем соперник мой болтливый,