Сон Ястреба. Мещёрский цикл - читать онлайн

Городец Мещёрский. Апрель 6862 года

Миновал День Гусениц, или как его называли иначе – День Выползания Змей. Весна разгоралась. У православных началась пасхальная неделя, а у лесных народов Канымы. Праздник не из шумных, скорее напротив – неделя покоя. Вплоть до самых земных именин, то есть до сева, природу тревожить было не принято. Вечерами не гуляли, громких разговоров не вели, по дорогам лесным предпочитали не ездить, а коли нужда возникала, шли тихо, словно без спроса по чужой земле пробирались. Даже запахами мещёрцы старались не волновать понапрасну лес. Смолокурни, коптильни, чадящие печи погасли, вонючие дубильные чаны были упрятаны до лета. Запах города, перебивая весеннюю свежесть, мог распугать зверя.

Великий был смысл в обычае народном. В эту пору природа пробуждалась, набиралась сил. Каждый нынешний день будущим богатством оборачивался. Зачем же самих себя разорять от глупого нетерпения?

После долгого зимнего затишья первый иноземный гость – большое событие для любого торга. Знающие люди поговаривали, что многое в хитром купеческом деле от зачина зависит. Весь год, мол, может первой сделкой как поповским благословением осенить. Правда, на Мещере и попам, и чужим приметам верили мало, торговали здесь всё больше вещами обыденными, привоз от соседей был невелик, а заморским товаром и вовсе не жили. Но всё же опытный народец лишним знаком брезговать остерегался. Поэтому стражники, что прохаживались вдоль берега, заметив чужой корабль, как-то непроизвольно подтянулись, расправили плечи, глянули друг на друга – достойный ли вид у княжеских порученцев, а, оставшись видом довольны, степенно направились к причалу.

Пришедший с низовий корабль выглядел тростинкой, изжёванной и сплюнутой какой-то чудовищной пастью. Доски на его боках разошлись, ощетинились щепкой, всюду открылись трещины, виднелись дыры, наспех заложенные просмоленной тканью. Один из боков был разворочен почти до самой воды. Прореху закрывал туго набитый чем-то мешок, запертый обломком весла, а целых вёсел по бокам ладьи обнаружилось только четыре из восьми.

– Оно понятно, – решили стражники, – реки совсем недавно очистились, и, видимо, бедолаги ещё застали на Волге ледяные поля, а то и пробивались навстречу плывущим льдинам. Суровые люди, эти первые гости.

Куда менее привычные повреждения можно было увидеть выше. Нос корабля был начисто снесён. На короткой подрубленной щегле нелепым пузырём обвис парус. В самом парусе зияла дыра с обгорелой каймой. Следы огня виднелись и повсюду на досках. Вряд ли парни с огнём не управились.

Тут, – решили стражники, – наверняка не обошлось без дорожных стычек.

Из побитого судна выбрался краснолицый хозяин в коротких сапожках, чёрной просмоленной куртке и необычной для здешних мест тряпичной шапке с полями. Иноземец заметно хромал и часто озирался, будто сомневаясь, что на берег сошёл наконец, а может, и опасаясь кого-то. Медленно ковыляя, он направился к стражникам. С увечьем справлялся кое-как, вероятно получил его в пути, и ещё не приспособился к неудобству. Четверо его помощников выскочили из корабля резво но, едва укрепив ладью, рухнули без сил на берегу. Как у них хватило удачи выгрести вчетвером и без смены против течения, можно было только гадать.

Стражники с уважением смотрели на кораблик, и на людей, и на краснолицего владельца, пока тот не дохромал до них.

– Ярмарок есть в городе вашем? – спросил гость, с усилием подбирая слова.

– Торг что ли? – переспросил один из стражников. – Да, есть. Невеликий, правда.

– Пошлину старосте заплатишь и торгуй, – добавил его товарищ и указал рукой на дорогу, что поднималась к крепости. – Спросишь Лешака, он и есть староста.

Подобрав какую-то палку и опираясь на неё, краснолицый поковылял наверх.

После нескольких лет непрерывных сражений и походов, Сокол с большим удовольствием наслаждался бездельем. Осень и зима прошли на редкость спокойно для его ремесла. Ничего из ряда вон выходящего не случилось; опасные свечи в колдунских домах не воспалялись, призывая к битвам и подвигам, а мелкие неприятности, какие сами собой находились в любую пору, только обрамляли спокойствие возможностью освежить навыки и размяться.

Правда последние дни чародея стали тревожить непонятные сны. Они не поддавались разгадке, и вообще какому-нибудь осмыслению. Рваные лоскутья видений возникали под утро перед пробуждением, на самой грани яви и сна. Страшные безумные образы появлялись на короткий миг и тут же растворялись, едва успевая царапнуть сознание. Только эти царапины и оставались в памяти, когда ночь отступала, но разгадать по ним суть чародей не сумел.

Вещими снами природа его не наделила, а потому к мрачным видениям Сокол отнёсся как к досадной помехе, мешающей разве что как следует выспаться.

Вурды, казалось бы, тоже свыклись с сытой и беззаботной жизнью. В начале осени ещё тосковали по приключениям, а ближе к зиме вдруг загорелись пристроиться к ремеслу. То ложки резать брались, то посуду лепить. Брали уроки у Рыжего, нанимались в помощники к лесорубам, помогали рыбакам, что заводили невод под лёд в большой полынье напротив Лысого холма. Надолго, однако, нигде не задерживались. Там и сям набирались знаний по верхам и спешили сменить занятие.

По весне же в них вновь стал пробуждаться зуд приключений. Неведомые частицы их естества копили подспудно тайную силу и вдруг оживали разом, подобно почкам на гибких ветвях, что взрываются зеленью листьев.

И вот вурды преобразились. Их взгляды наполнились потаённым смыслом. Сонные днём, они становились весьма деятельными ночью. О чём-то шептались, что-то готовили. Даже шерсть изменила цвет и блеск, как бы приноравливаясь к грядущему перелому судьбы. Сокол в который раз начинал подумывать, а не отселить ли часом загостившуюся парочку. Он даже согласен был поучаствовать в возведении или покупке отдельного дома.

Но днём страсть угасала до едва заметного тления. Чародей и мохнатые приятели пребывали в благодушном покое.

Они молчали втроём, когда неожиданно на улице послышался шум толпы. И на вурдовых лицах заиграли улыбки – вот оно!

Пёс насторожился – тихая чародейская слободка не место для народных гуляний, тем более сейчас, когда город чтит Канымы. Хотя, по правде сказать, и в самый разливной праздник люди заходили сюда только по делу.

Сокол сперва подумал, не несчастье ли приключилось. Не помер ли князь часом. Поспешил открыть дверь. Нет, беды не случилось – рожи у людей сплошь весёлые, возбуждённые.

Впустив несколько мужиков, привёл их в комнату. Те сдержанно вурдам кивнули – привыкли к постояльцам чародеевым в городе, но всё же держались от мохнатых подальше.

– Купец прибыл с грузом редким, – сообщил один из посланцев. – Торговцы наши мещёрские, но в особенности Ондроп с Чунаем просят тебя присмотреться к товару, нет ли подвоха какого. Больно уж необычен он для убогого нашего торга.

– Что за товар? – спросил Сокол. – Меха? Шелка? Железо?

– Груз пахучий, – ответил мужик. – Редкости южные, что по слухам цари да богатеи в еду добавляют. Цена ему немереная, но, говорят, и прибыль подстать затратам.

– Пряности, – понял чародей. – И впрямь необычный товар. Что ж, пожалуй, не откажу купцам в помощи.

Ну вот, ещё одно непыльное дельце для разминки ума нашлось.

Вурды засобирались.

– Вот ведь, что удумали, – проворчал Быстроног. – Еду корешками портить, да листиками всякими. Нет, когда брюхо слабеет, я завсегда коры ивовой пожевать готов. Но чтобы такую дрянь ради удовольствия подкладывать… так и промаешься с брюхом всю жизнь.

– Они ж мертвечину едят, потому и перебивают запах разными снадобьями, – пояснил Власорук.

Ворчание их, однако, не могло скрыть радости. Весна пришла.

На мещёрском торгу образовалось сущее столпотворение. Здесь собралась, наверное, половина города. Собственно, торга уже и не было. Вся купля-продажа прикрылась, завсегдатаи столпились у иноземного гостя, что опираясь на палку, расхаживал вдоль своих бочонков с таким беспокойным видом, будто излишнее внимание мещёрцев ему вовсе не на руку.

Поглазеть на иноземцев здешние люди любили. Поглазеть, а особенно послушать. Любопытно же, как там в чужих землях всё обстоит. Последние год-два из дальних гостей только Чунай в их город заглядывал. К нему давно уж привыкли, за своего считали, но послушать всегда любили. На притчи Чуная народ собирался, как на представление скоморошье. А сейчас не слушал никто ханьского купца, все на товар глазели. Да Чунай и сам больше по привычке историю какую-то бормотал. В оба глаза на груз смотрел.

Сокол встал в сторонке, не торопясь объявляться. Сперва хотел присмотреться, послушать, а уж потом за работу браться.

Небольшие бочки, в каких обычно возят недорогое вино, стояли рядком и были наглухо закупорены. Поверх них, в маленьких деревянных коробочках, лежали образцы.

Пряный запах сочился сквозь плотно закрытые крышки, а когда чужеземец приоткрывал то одну, то другую для наглядности, дух пробирал до щекотки в ноздрях. Для Канымы с запретами строгими слишком резким казался запах, но с другой стороны – ведь не вонь какая-нибудь. Благородные пряности. А на их счёт обычаи лесные однозначных толкований не давали.

Сокол без труда различил запахи. Перец, имбирь, другой перец, корица, ладан, гвоздика и ещё одна разновидность перца… множество всяких пряностей. В каждой бочке особая, а бочек полторы дюжины. Богатство несказанное.

Купцы на товар смотрели, словно владыки восточные на чистокровного арабского скакуна, а простой люд и вовсе как на золотую бабу, о которой слух далеко на севере ходит. Из народа, что на торге собрался, кроме Сокола, пожалуй, только Чунаю довелось попробовать некоторые из этих диковин на вкус.

– Чего твой сам не везёт дальше? – спросил Чунай гостя.

– Народу у меня мало осталось, – буркнул тот. – Шестерых потерял, пока от моря до вас добрался. Мачту сломал. Корабль, что решето, дыра на дыре. Да и люди давно на пределе.

Окружающие поохали сочувственно. Только самые прожжённые из купцов между охами прикидывали, нельзя ли чужой бедой воспользоваться.

Лапша привёл полдюжины дружинников. Троих поставил рядом с купцом, чтобы не обидел кто ненароком. Ради такого «зипуна» иные ватаги и на город наскочить осмелятся. А потому Лапша, подумав, и на стенах народу прибавил.

Ондроп и Чунай вертелись рядом с бочками, что лисы возле птичника. Собственно, кроме них на такой товар роток открывать было некому. Местные купцы сроду дальних путешествий не предпринимали. В соседние города местный товар возили, оттуда с чем-то возвращались, а перекупать кораблями, чтобы потом за тридевять земель везти – кишка у них тонка. Да в Мещёрске с таким товаром прежде и не вставал никто. Некому здесь пряности предлагать. В Москве или Нижнем ещё могли бы перекупщики найтись на такую прорву. А здесь даже Чунай с Ондропом не спешили цену спрашивать.

– Кабы мешочек того взять, да мешочек другого, я бы, пожалуй, и подумал, – заявил Ондроп. – На щепотку покупателя всяко найду, не здесь так в Муроме, или Переяславле… А то и в Москву можно наладится. Но по пуду брать, тут совсем иные расчёты…

Чунай закивал часто, подтверждая, что, и ему столько не поднять.

– Всё разом продаю, – отрезал гость. – Гуртом. По мелочи торговать не буду. Не продам здесь, лучше дальше по реке пойду.

– Потопнешь, – заметил кто-то, жалеючи.

– Значит судьба такая, – спокойно ответил гость.

– Ты не спеши, добрый человек, – принялся спорить Ондроп. – Давай и так и эдак обсудим, глядишь, сообразим что-нибудь ко всеобщему согласию.

Народ одобрительно зашумел.

– Соображай, – кивнул гость. – Хоть несколько дней соображай. Но не больше. Частями продавать не буду, а цену разумную предложишь, так подумаю. Но в убыток себе продавать не стану. Лучше потону.

– Может, встречным товаром возьмёшь? – предложил Тарон. – У меня как раз мёд прошлогодний с воском на продажу готов.

– Нет, – гость качнул головой. – Опять с грузом связываться охоты нет. Да и кораблик долго не протянет. За серебро или золото продам.

Он подумал и добавил:

– Ну разве что мехами дорогими могу взять, если серебра не доберёте.

Народ протяжно вздохнул. Дорогие меха в городе видали ещё реже, чем золото.

Пока купцы приценивались, Сокол спустился к пристани. Поговорил со стражниками, что первыми встретили гостей и успели за несколько часов кое-что выведать. Вместе с ними с берега чародей осмотрел потрёпанную ладью, но близко не подходил и прибывших на ладье людей не расспрашивал, не желая открывать им своё любопытство. А четверо корабельников уже малость пришли в себя. Расселись вокруг небольшого костерка и затеяли обед, который состоял из пустой каши да речной воды. На болтающего со стражниками старика утомлённые люди внимания не обратили. Сокол же, постояв немного, вернулся обратно на торг.

Теперь он не стал прятаться за спинами любопытных, а сразу вышел вперёд. Кадомский купец, заметив его, тяжело вздохнул. Видимо, уже отчаялся уговорить упрямого гостя.

– Ну что, чародей, можешь товар проверить? – спросил Ондроп.

Гость при слове «чародей» нахмурился. То ли колдовства не приветствовал, то ли за груз испугался. А может, тайну какую-то раскрыть побоялся.

– А не подпортит товар магия? – спросил он.

– Ну, это ты брось, – отмахнулся Ондроп. – Тут никакой скверной магии вашей, одно доброе волшебство. За Сокола сам князь поручиться может. Да что князь, весь город… Вон хоть у воеводы спроси.

Гость обернулся к Лапше, тот кивнул. Но иноземеца поручительство воеводы не успокоило. Прищурив глаз, он некоторое время смотрел на чародея. Затем неохотно буркнул:

– Что ж, смотри.

Сокол ещё раньше подозрением к чужаку проникся, а на берегу, узнав подробности, утвердился в сомнениях.

И правда, с таким товаром на Мещере делать нечего. Тем более гуртом торговать. Даже на Москве или в Угармане постараться нужно, чтобы отыскать покупателя на целую ладью пряностей. Но Нижний Новгород гость миновал, а до Москвы не добрался. Здесь пристал, на мелком торжке, где иноземный товар перекупали неохотно и уж во всяком случае, не в таких количествах.

Не то подозрительно, что в Мещёрске встал, а то, что большие города пропустил. Вот что самое занимательное. Не на последних же вёрстах он корабль разбил и людей потерял. Здесь нынче спокойно. Значит, нарочно в Нижний не зашёл. Почему?

Сокол присмотрелся к грузу. С разрешения хозяина открыл одну за другой коробочки с образцами. Затем осмотрел бочки. С его способностями бочки можно было и не вскрывать, мёртвое дерево колдовству не помеха.

Подмены не было, это Сокол быстро определил. Никаких катышков мышиных в перце, никакой сосновой коры в корице подмешано не было. Какого-нибудь другого мухлежа он так же не заметил. Бочки наполнял тот самый товар, что лежал в коробочках. Не был груз и подпорчен. Ни водой, ни чарами, ни чем-то ещё. Одним словом, товар был превосходный. За такой в Нижнем или Москве серебра по весу получить можно. Если, конечно, найдётся любитель голову на кон поставить… а где-нибудь в Бремене, пожалуй, и золота по весу отвалят.

Однако подозрение не оставляло Сокола. Гость явно хитрил, и чародей чувствовал это. Он вновь перевёл взгляд на торговца. Того всё больше охватывало беспокойство. Явно не терпится поскорее сбыть груз и удрать. Теряет он от поспешной сделки немало. Половину почти теряет. Странно.

Гость волновался. Народ, затаив дыхание, наблюдал над молчаливым стоянием чародея. А тот не спешил с ответом. Подозрение в подвохе не отпускало его.

Может быть, товар краденый? Это многое бы объяснило в поведении заезжего гостя. Взял разбойничек груз и сбыть поскорее желает. Вон глазки так и бегают… Тут, конечно, при покупке опасность есть на настоящего хозяина нарваться. Но по здешним законам честный купец за разбойника не в ответе. Да и не меченый груз, чтобы запросто доказать кражу. Пересыпать пряности в другие бочки, и всех хлопот.

В который уж раз чародей принялся разглядывать груз. Была одна странность в самих пряностях. Не все они были индийскими или ханьскими. Вот этот перец, именуемый райскими зёрнами, родом из Африки. Да и не только он. А зачем, спрашивается, кружным путём африканские пряности тащить, через две орды, через Русь. Платить на каждой границе, разбойникам подставляться. Куда удобнее генуэзцам продать прямо на побережье.

Впрочем, купеческие пути сродни ветру степному. Как только не носит бедолаг по свету. Бывает, и до соседнего города через полстраны пробираются.

Ондроп теребил бороду, ожидая решения. Денег у него даже на четверть груза не набралось бы. А упускать своего не хотелось. Жадность довлела. Вот кабы чародей подвох обнаружил, так и повод бы нашёлся забыть о наживе, но до тех пор хоть на куски режь…

– Товар отменный, – заявил, наконец, Сокол. – Здесь, правда, его не продать, нужно в большой город ехать, в Москву или в Нижний. В Пскове неплохо заработать можно, да только там сейчас…

Недоговорив, он шагнул в сторону. Советы торговые давать не его дело. На то у купцов своя голова. Чародея пригласили лишь проверить качество. Он проверил, что же ещё?

Сделав ещё один шаг, Сокол вдруг замер. Неведомо откуда пришла тревога. Тошнотой подступила к горлу. Что-то из недавних снов прорвалось наяву. Могильным холодом дыхнуло среди белого дня. Почудилось на короткий миг, будто пропали все люди, что толпились вокруг. И купец пропал, и стражники. А вместо людей расхаживали по торжищу безобразные твари. Да и не торжище вовсе предстало перед ним в наваждении. Земля совсем не вытоптанная, мягкая, с ровными рядами бугорков, заросших высокой травой. Больше на кладбище брошенное похоже.

Увидев бледность на лице чародея, и гость, и местные купцы разом забеспокоились. Не почуял ли он чего напоследок? Кто-то из дружинников уже и к мечу потянулся. Скажет сейчас Сокол, мол, хватай вора, так промедления за ними не будет.

Но нет. В наваждении Сокол не почувствовал даже малейшей связи с пряностями, разбитым кораблём или его хозяином. Быстро отпустило видение, осталась только тревога.

Заметив всеобщее волнение, чародей выставил вперёд ладонь, мол, не вас касается. Успокоил. Только Чунай глаз прищурил, новую загадку узрев. Большим охотником он был до чужих тайн.

А Сокол больше о товаре не думал. Домой бы надо поспешить, лучину опасную проверить, не возгорелась ли, предупреждая о лихе.

– Совет дам всё же, – сказал он на прощание купцам. – По одному не взять вам товар. В складчину берите. Да не на двоих или троих – артель паевую собирайте. И с деньгами не надорвётесь, на чёрный день семьям оставите. Потому как с таким грузом можно запросто и без головы остаться.

– Твой правильно думать, – одобрил Чунай. – Мой готов войти в долю.

– Мысль хорошая, – согласился Ондроп. – Да только за пару дней не соберём мы нужные средства. Тут на один только договор сколько времени уйдёт, а ещё найти надобно людей, обговорить, куда с товаром двигать, да много чего ещё обсудить следует.

– Тут главное кличь кинуть, – встрял кто-то из местных купцов. – А там быстро наберём желающих. Что, господин хороший, подождёшь ещё денька три?

Гость раздумывал долго. Что-то беспокоило его в необходимости ждать.

– Обещаешь, что за три дня соберёте требуемую сумму? – обратился он к Ондропу, которого для простоты признал за вожака купеческой ватаги.

– Обещаю, – заверил тот, не подумав в запарке, осилит ли такое дело.

– Хорошо, – гость устало присел на бочонок и опёрся о палку.

Короткая торговля с лесовиками и их колдуном вымотала его хуже долгого иопасного плавания.

Народ зашумел, обсуждая, кто из мещёрцев решится в долю войти, да у кого средства лежат без проку. Вурды присоединились к спорам, больше мешая, чем подсказывая.

Сокол же, получив несколько монет за работу, поспешил домой. Он почти не сомневался, что обнаружит признаки серьёзной беды. Но ошибся. Опасная лучина даже не тлела. Пёс дремал. А неясное беспокойство только усилилось. Чародей зашёл к Вармалею, к Каване, спросил, может, они заметили что-нибудь необычное. Но колдуны пожимали плечами. Они ровным счётом ничего не почувствовали, и Сокол остался со своими тревогами один на один.

Уже к вечеру город разогрелся настолько, что готов был вскипеть. Чунай и Ондроп, однажды решившись, больше не сомневались, и развернули бурную деятельность. Правда поначалу эта деятельность проявлялась лишь в построении замыслов.

Странным образом предприятие двух купцов охватило лихорадкой весь город. Даже далёкие от торговли люди загорелись общим делом. Приводили к Чунаю с Ондропом состоятельных знакомцев, а то и сами в складчину малой монеткой в деле поучаствовать вызывались.

В корчме Байборея только и разговоров было, что о ценах на пряности, о тех или иных случаях, когда знакомые купцы отваживались на дальний поход. Люди обсуждали возможную прибыль, словно уже участвовали в деле, спорили об опасностях, словно уже поступили в купеческую ватагу. Всплывали в разговорах названия стран, городов, о которых до сих пор многие даже не ведали. А тут вдруг всё до мелочей припомнили: какие пошлины где берутся, да какие пути чего сулят; где война застарелая тянется, где мор всё ещё лютует, где чужаков обирают больше обычного, а где и на сук могут вздёрнуть.

– Севером надо идти. Через Псков и Варяжское море. Большая часть пути на русские земли придётся, а меньшая на море. Разбойники хоть тут и там водятся, зато на пошлинах большое облегчение выйдет.

– Эка, сказал! Псков ещё мёртвым стоит. Слыхал, что про Сокола рассказывают? Едва живым ушёл, говорят, оттуда. Да там сейчас ни корабля доброго не отыщешь, ни защиты не получишь от разбойников. Нет, через Польшу сухим путём следует двигаться. Оно, конечно, многим заплатить придётся, зато и дорога короче.

Общенародным выходило предприятие. Кто-то предлагал южный путь, кто-то сомневался и выступал за то, чтобы сбросить всё в ближайшем же крупном городе, мол, пусть и невелика прибыль, зато надёжна. Каждый из купцов свой путь предлагал, но с деньгами не спешил расставаться.

Загорелись, ослеплённые возможной наживой и простые горожане.

– Подумать только! – восхищался кузнец. – Если я, скажем, дом заложу с кузницей, то по возвращении три дома купить смогу и три кузни в придачу…

– Не лез бы ты не в своё дело, мил человек, – осаживал его товарищ. – На кой ляд тебе три кузни?

– Ну, это я для примера.

– Ты для примера подумай, где твоя жена с ребятишками жить будут, если ты голову сложишь дорогой. Торговля – это ведь о двух концах палка. Тебе ондропова удача глаза застилает, а ты лучше Палмея вспомни. Куда как осмотрительный был человек, а и тот сгинул.

– Ну, так с Ондропом же и пойдём, да с удачей его. Зато если вернёмся, потом ни в чём отказа не будет. Заживём, как князья…

– Дурень ты… – знакомец постукал пальцем по лбу.

Но таких рассудительных и осторожных было сейчас явное меньшинство.

Из всего города пожалуй только Рыжий не принимал в суматохе никакого участия. К торговле он был равнодушен, а заразить ушлого парня всеобщей лихорадкой было не так-то просто.

На следующий после прибытия иноземца день, когда народ потянулся кто на торг, кто к Байборею в корчму, чтобы за пивом продолжить споры, Рыжий спокойно возился с Данькой, приучая того к дедовскому мастерству. Лепили из глины козочку и птичку. На что-то большее двухлетний мальчуган пока не годился.

А вот отцовское шальное ремесло Рыжий сыну прививать не желал. И не потому что мал тот годами – время быстро летит. Но возникло вдруг у него неприятие одной только мысли, что сын по стопам отцовским пойдёт. Спору нет, весело он время проводил в лихих набегах, но вот на сына примерить не получалось. Пусть лучше с глиной возится, в самый раз занятие.

Настя с удовольствием наблюдала за их вознёй. На чужой стороне она освоилась быстро. В Москве приходилось среди изгоев жить, привыкла неприметной оставаться. А здесь ходила свободно и даже косого взгляда не поймала ни разу. С Рыжим душа в душу жили, сын подрастал. Большего молодая женщина и не желала.

Правда, зная за мужем неусидчивую его природу, догадывалась, что тот когда-нибудь не выдержит и выпорхнет на вольный свой промысел.

Поэтому услышав робкий стук в дверь, Настя даже не усомнилась в причинах. Вздохнула, и впустила гостя.

Гостем оказался Ондроп. Поприветствовав семейство, уселся на предложенной лавке.

– Дело у меня к тебе, – сходу начал он. – Сокол посоветовал обратиться, сказал, что лучше тебя не найти человека.

– Слепить чего надо? – ухмыльнулся Рыжий.

– Чего слепить? – не сразу понял купец, но, увидев в руках мальчонки неказистого жаворонка, махнул рукой. – Нет, этого добра мне не надо. Артель мы собираем, слышал, наверное? Посоветовались и решили тебя позвать. Денег-то соберём, пожалуй, да и в удальцах недостатка нет. Но вот как бы всё устроить половчее, тут светлая голова нужна. Вроде твоей.

– Да ты что? – воскликнул хозяин. – Одна она у меня, голова-то. Сейчас весь город только и говорит, что о товаре заморском. А через день другой все ватаги на сто вёрст вокруг слюной изойдут от такого зипуна. Гиблое дело. Брось, Ондроп, эту затею, послушай доброго совета. Пусть залётный гость сам выбирается со своим грузом. Вот увидишь, через неделю за бесценок отдать будет готов.

Рыжий, размышляя, помял комок глины.

– Выкупить груз не задача, – добавил он. – Куда труднее будет вытащить его из Мещеры.

– Потому к тебе и обратился, – купец улыбнулся. – Ты же тёртый калач, откуда угодно выскользнешь. Хоть из пекла самого. А мы не обидим, за хлопоты долю положим.

Рыжий как-то затравленно взглянул на Настю. Потупился.

– Отошёл я от дел, Ондроп. Семья у меня теперь. Неохота мне от неё никуда уходить. Тем более, в опасные дела лезть. Когда один куковал, так только в охотку страсти эти были, а теперь…

Рыжий вздохнул. Но слишком тоскливо для твёрдого и решительного отказа вздохнул, и потому купец тут же принялся дожимать.

– А ты не спеши с ответом-то, ты подумай. Не каждый день такое дело подворачивается. Жаль своё упускать-то. Тут ведь даже не вдвое прибыль обещает быть…

– Подумать мне надо, Ондроп, это верно, – согласился Рыжий. – Ты иди, пожалуй. Я завтра ответ дам. Да и заказ срочный сперва выполнить нужно. Корчаги под мёд и воск для Тарона слепить. А уж тогда поглядим, может, и над твоим вопросом покумекаю.

– Это же сколько времени ты на корчаги свои положишь?

– А сколько надо, столько и положу, – огрызнулся Рыжий. – Не хочешь ждать, ищи другого дурака, кто груз повезёт.

Как только купец вышел, Рыжий виновато взглянул на Настю.

– Уже надумал? – усмехнулась она. – Вижу, что надумал. По волюшке скучаешь?

– Не обойтись им без меня. Пропадут ни за что, – попытался обосновать тот своё решение, хотя и сам понимал, что звучит это малоубедительно.

Они замолчали. Данька долепил птицу и протянул отцу. Тот поправил немного шею, прищипнул крылышки и вернул поделку сынишке. Сделал это, не думая, как бы само собой. Сам же то и дело косился на Настю.

Схватив жаворонка, Данька побежал к матушке похвастать работой.

– Да чего там, – вздохнула Настя, сажая сына на колени. – Весь город с ума сошёл, где уж тебе в стороне оставаться.

Рыжий молча обнял жену и сына. Так и просидели они весь вечер, то ли прощаясь, то ли подбадривая друг друга.

Эх, повезло ему с Настей.

На счёт лиходеев Рыжий оказался прав. В городе уже через день во множестве отирались подозрительные мужики не из местных, и без какого-либо явного дела. Их до поры не трогали, ибо не было к тому серьёзных оснований, но всячески избегали.

Рыжий разыскал Ондропа с Чунаем в корчме Байборея. Лицо кадомского купца расплылось улыбкой, но Рыжий сразу его остудил, условие выставив.

– Возьмусь за работу только если всё по-моему делать будете, – заявил он. – Не то и разбитого горшка на успех не поставлю, а уж своей головы тем паче.

Ондроп принялся было возражать, выставлять надуманные оговорки, беспокоиться о собственном месте в деле. Чунай же молчал, привычно пряча улыбку. Его подобное верховенство в искушение давно не вводило.

– Нет, нет и нет, – оборвал Рыжий стенания Ондропа. – Либо выполнять будешь безропотно всё, что я накажу, либо без меня обойдётесь. Впрочем, роптать можешь сколько угодно, но так, чтобы другие не слышали.

Взглянув на ханьского подельника, и получив в ответ равнодушное пожатие плечами, Ондроп сдался.

– Теперь о главном, – Рыжий напустил на себя серьёзный вид. – Сколько тот иноземец за груз запросил?

Выслушав ответ, он почесал ухо.

– Н-да. Многовато. Надо бы ещё малость сбавить.

– Куда там, – отмахнулся Ондроп. – Бараном упёрся гость. И слышать больше не желает о скидке.

– Повидаюсь с ним, – хмыкнул Рыжий. – Авось уговорю…

Он встал.

– Вы здесь ждите, а я мигом.

Чужестранец заметно волновался. Не по себе ему было с таким богатством в незнакомом городе торчать. Даже стражники княжеские не казались надёжной защитой. Но, выслушав предложение, сбавлять цену наотрез отказался.

– Подумай вот о чём, – протянул Рыжий. – Ты с выручкой такой далеко не уйдёшь. Сейчас за тобой неплохо присматривают, а как серебро блеснёт, у многих разум от соблазна помутится. Уж будь уверен.

Он показал на корабль и добавил:

– А на развалине своей только рыбу пузырями распугаешь, когда тонуть начнёшь. Нет тебе по реке пути. Но и сушей далеко не уйдёшь лесами нашими, да с ногой увечной. У нас, бывало, и дружины до косточек обгладывали, не то, что путника одинокого.

Вывалив все страхи, которые и без того укоренились в душе гостя, Рыжий подождал, пока волнение собеседника не обозначилось дальнейшим покраснением лица, и предложил:

– Давай договоримся. Ты цену сбавишь, ну скажем на четверть. А я тебе помогу из города незаметно утечь. До московских земель провожу, там уж сам выберешься. И в Москве подскажу к кому обратиться, чтобы к немецкому или италийскому кораблю пристать. С ними тебе спокойнее будет до родины добираться.

Отставив палку, гость погладил больную ногу. Задумался. А потом обречёно кивнул.

Весьма довольный собой Рыжий вернулся в корчму.

– Ну, в общем так, – объявил он купцам. – Цену иноземец скинул. На четверть.

Получив свою долю уважительных и признательных взглядов, он перешёл к делу.

– Теперь вот что… Работы много предстоит, а времени совсем ничего. Одному мне всё не осилить. Посему на вас ляжет сбор средств. Сроку вам на это два дня. Ищите купцов, богатеев, кого хотите, дело ваше. А я займусь подготовкой и подбором людей. Абы кого набирать не буду. Каждый человек полезен должен быть.

Купцы против такого разделения возражать не стали, потому Рыжий продолжил:

– Ладью возьмём твою, Ондроп. Из людей корабельных оставим, какие мне покажутся, остальные пусть дома тебя дожидаются.

Купец открыл было рот, чтобы возразить, но Рыжий коротким взглядом заткнул его, затем поднял палец.

– Пойдём с грузом в Краков, – объявил он так торжественно, словно до него об этом городе никто не слышал. – Набираем пару десятков людей в охрану и на вёсла. Считая нас и ещё кое-кого, двадцать пять человек будет. Каждому кладём по паю. Итого двадцать пять паёв на тех, кто головой за успех отвечать будет. Семьдесят пять паёв поделим на тех, кто серебром вложится в товар или в расходы дорожные.

– Справедливо, – согласился Ондроп и взглянул на Чуная.

Тот кивнул.

– Стало быть, за работу, – Рыжий хлопнул ладонью. – Встречаемся здесь послезавтра и составляем грамоту.

Расставшись с купцами, он первым делом отправился к Соколу. Заручиться помощью чародея, его молодого товарища Тарко и вурдов он посчитал половиной дела. Сколько уж им пришлось пережить вместе, из скольких опасностей без потерь выбраться.

Вурдов уговаривать не пришлось. Они сорвались, как спущенные с тетивы стрелы. Слишком долго продолжалась спячка. Застоялась кровь. Так что, едва заслышав о походе, мохнатые приятели принялись нарочито бренчать разнообразными крюками, ножами, путаться в верёвках, всячески показывая готовность выйти хоть прямо сейчас.

Сокол же даже слушать не стал. Отказался, сославшись на обещание быть на свадьбе Бориса в Нижнем. Рыжий и так и эдак уговаривал, напомнил, что всегда по первой же просьбе помогал чародею в его делах. На это Сокол отвечал, что и он готов помочь, но в дальнее плаванье не пойдёт.

Так и не уломав старика, расстроенный Рыжий вышел за дверь. Раздалось ржание, и одолженная у Лапши лошадь унесла его в неизвестность.

Тем временем народ, прослышав о найме, принялся разыскивать Рыжего по всему городу. Но того и след простыл. Люди метались от корчмы к торгу и обратно, пока кто-то не предложил нагрянуть к виновнику прямо в логово. Дом осадили и долго галдели. Наконец, вышла Настя и, обругав всех за шум, сообщила, что муж уехал в Елатьму и будет только завтра.

Около сотни человек разошлись по посадам стайками, на ходу обсуждая, по каким достоинствам намерен Рыжий отбирать счастливчиков. Одни напирали на силу и умение владеть оружием, другие полагали, что ушлый земляк по себе станет ватагу собирать. То есть, прежде всего, хитрых и умных пригласит.

Всё это брожение случилось к большому огорчению Тарона, который как раз теперь затеял набирать людей для своей новенькой ладьи. К нему никто не шёл, все надеялись попасть на сказочный корабль с пряностями.

Богатеев в Мещёрске нашлось немного. Хоть хромой иноземец и сбавил цену, а набрать нужную сумму не получалось. До поздней ночи Ондроп с Чунаем людей обходили, но без толку. Выручил старый Ук. Узнав, что серебра сколько надо не набирается, пообещал покрыть недостачу. Утром в корчму заявился Лапша и, грохнув тяжёлым узлом по столешнице, разбудил спящих тут же головами на локтях купцов.

– Всю прибыль, какая будет, князь на оборону пустить решил. Обветшала крепость, починки требует.

Купцы глаза протёрли, оживились. Взялись подсчитывать наличность.

Лапша, заказав пива, уселся рядом. Обычно по утрам корчма пустовала, но теперь народ зачастил сюда в поисках новостей.

Первым после воеводы появился Тарко.

– Ромку не видели? – спросил он сидящих. – Говорят, искал он меня.

Купцы отмахнулись, занятые подсчётами. Лапша пожал плечами. Тарко сел рядом с воеводой и задремал, поднимая голову на каждый скрип двери. За час с небольшим народу набилось изрядно. Большинство, как и Тарко, искали Рыжего.

Лёгок на помине, подоспел и Ромка. Из Елатьмы он вернулся не один. В корчму с ним вошёл бородатый парень, одетый в балахон из некрашеной толстины. Купцы узнали молодого волхва, который в прошлом году участвовал в битве с Мстителем.

– Вот, Ушан, с нами пойдёт, – заявил Рыжий. – Как у вас?

– Собрали, – радостно заверил Ондроп. – Сколько надо собрали. Можно начинать.

– Отлично.

Он отозвал Тарко и Ушана в сторону. Втроём они о чём-то переговорили, после чего оба товарища Рыжего вышли, а сам он вернулся к купцам.

Весть о том, что дело сдвинулось, облетела город за какой-нибудь час. Скоро в корчме было не протолкнуться от людей. Одних только пайщиков собралось две дюжины, а любопытные, да те, что надеялись попасть в наём, попросту не поместились в заведении. С подачи Рыжего составили грамоту. Неграмотным прочли вслух. Пригласив в свидетели Байборея и Лапшу, скрепили подписями.

Вывалив из корчмы, шумящей толпой поспешили на торг. Иноземец совсем измаялся в ожидании, пока неторопливые, как ему казалось, лесовики соберутся с покупкой. Видимо, своим помощникам он не вполне доверял, и отлучался от груза только по крайней нужде. Так и жил на торгу все эти дни. Завидев толпу, понял, что освобождение близится, вздохнул облегчённо и впервые за всё время улыбнулся.

Серебро пересчитали прилюдно. Передали гостю. Тот немедля расплатился с подручными, свалил остальное в заплечный мешок.

Корабль свой побитый так и бросил догнивать на берегу. Даже уцелевшие снасти продать не попытался.

– Берите, кому что нужно, – махнул он рукой.

Пряности перенесли в дом Рыжего. Добровольцев тащить бочки искать не пришлось. Каждый норовил прикоснуться к драгоценному грузу, словно убогий к святым мощам. Верили, что начатое великое дело каждому из них удачу принесёт. И бочки несли, подобно ковчежцам в церковном шествии. Бережно и торжественно. Возле самого дома Рыжий было заикнулся об оплате за труды носильщиков, но на него зашикали, как на святотатца.

Разместив груз в подполе и оставив его под тайным надзором вурдов, Рыжий повёл толпу к Байборею обмывать сделку. Сюда же люди привели хромого купца и всех его корабельников. Теперь, когда между ними не стояли деньги и торговые споры, к гостям подобрели. Принялись рассказывать о себе, расспрашивать иноземцев. Те, хоть и освободились от спуда пряностей, говорили неохотно и всё больше о пустяках. Да и язык поначалу иноземцам давался с трудом по причине незнания, а затем уж так набрались, что и сами друг друга едва понимали.

Бывший хозяин груза выпивал осторожно, то и дело косясь на Рыжего.

Тот про обещание не забыл.

– Пошли, – сказал он купцу, как только за окнами стемнело, а гулящий народ достиг той степени общения, когда галдел не слушая друг друга.

Под шум пьянки они прошмыгнули на хозяйскую половину. Там уже поджидала дочка Байборея Тоска. Она вывела беглецов задним двором на соседнюю улочку.

– Быстрее! За мной! – шепнул Рыжий.

Он потащил купца в закоулок, что заканчивался небольшим овражком, отгороженным плетнём. Быстро у хромого не получилось, но за плетень он отскочить успел, прежде чем в переулке показался незнакомый парень.

Он ступал медленно, то и дело оглядываясь по сторонам. Но убежище, присмотренное Рыжим загодя, надёжно укрывало от чужих глаз.

Скоро ужами в овраг проскользнули вурды.

– Два человека возле корчмы вертелись. Не здешние, – доложил Власорук и кивнул на парня. – Этот один из них.

– Может, его того? – Быстроног стукнул себя кулаком по макушке.

Рыжий подумал и решил, что не стоит.

– Ушан отвлечёт их. А вы лучше возвращайтесь к дому и присмотрите за грузом.

Он сейчас не столько опасался за пряности, сколько за жену и сына.

Так ничего и не высмотрев в темноте, чужак убрался восвояси. С противоположенной стороны корчмы послышался короткий вскрик – молодой волхв взялся за дело.

– Пора! – шепнул Рыжий купцу, и повёл его овражком к окраине города.

Тарко поджидал их на опушке, держа в поводу трёх лошадей.

Особыми тропками не пользовались, но благодаря знаниям Тарко и в особенности одолженным у овд лошадкам, даже по ночной дороге скакали, словно под ярким солнцем. Уже к полудню миновали Чёрный лес и вышли к московским пределам. Там и расстались.

– Ну, вот, – заявил Рыжий. – От известных опасностей мы тебя избавили.

Он вздохнул. Сокол накануне поделился с ним подозрениями, какие возникли во время досмотра груза, а потому Рыжий добавил:

– Если не утаил ты от нас ещё чего-нибудь важного…

Иноземец нахмурился, хотел было что-то сказать, но потом передумал.

– Спросишь немца, что Бергом зовут, – напутствовал Рыжий. – Скажешь ему, мол, Камчук прислал. Он меня под этим именем помнит. Попросишь, чтобы к поезду тебя пристроил или к кораблю. Монетку за хлопоты дашь. Но кроме купца этого, никому обо мне не проговорись. Не только приятелей я в Москве оставил. Неприятелей, пожалуй, больше будет.

Гость поблагодарил, попрощался, по иноземному обычаю пожав людям руки.

Вернувшись в город, Рыжий с удвоенным рвением взялся за подготовку похода. Он осматривал корабль Ондропа, указывал, что следует починить, докупал снаряжение, провизию, сколачивал ватагу. Кроме того, успевал одним глазом присматривать за грузом, другим – за ошивающимися в городе подозрительными парнями. Он не досыпал, почти не видел семьи, но справлялся вполне.

В заведении Байборея, давно превращённом в сосредоточие всего предприятия, он устраивал смотр наёмникам. Два десятка людей отбирал из сотни желающих. Самых лучших отбирал. Многие из дружины княжеской хотели с купцами уйти, но на этот раз Ук проявил твёрдость, строго настрого запретил Лапше своих воинов отпускать. Так что отбор шёл из ополченцев, из которовских бойцов, из купеческих охранников, хороших охотников… С каждым Рыжий подолгу разговаривал, выясняя, кто и на что годится. Большинству отказывал. Возьмись за дело кто другой, обид было бы не избежать. Но Рыжий умудрялся отказывать так, что не прошедшие отбора оставались друзьями и зла не таили.

В корчму устало ввалился Тарон. Заказал пива и, присев возле Рыжего, стал угрюмо потягивать из кружки. Дело у него совсем зависло из-за лихорадки всеобщей. Никто на обычное судно идти не желал, хотя плату Тарон предлагал не меньше артельщиков.

– Вот же как не вовремя вы со своими пряностями вылезли, – сетовал он. – Мне спешить надобно. Когда молодой мёд пойдёт, кому мой товар нужен будет? Я же не зря тебя с корчагами торопил, а тут вон какая задержка вышла…

– Посуду завтра можешь забрать, просохла уже, – Рыжий вдруг подмигнул купцу. – Что до людей, уступлю, пожалуй, по старой дружбе несколько человек. Всех мне всё одно не взять.

Отойдя в сторонку, он переговорил с парнями, которых только что отобрал для себя. К удивлению обитателей корчмы, уговорил быстро. Те собрались и отправились вместе с обрадованным купцом.

Заглядывал в корчму и Сокол. От своего обещания он не отказался. Помогал, чем умел. Переговорив с Рыжим, сходил куда-то вверх по Оке. Когда вернулся, долго шептался с Ушаном.

Памятуя о подозрениях чародея, Рыжий решил расспросить иноземных корабельников. Те после ухода хозяина пропивали заработанное серебро с такой спешкой, будто боялись, что его вот-вот отберут. Но, несмотря на страхи, все четверо как воды в рот набрали. Даже крепкая брага языков их не развязала.

А следующим утром трое из них вовсе ушли из города.

Раздумывать о причинах такого молчания и поспешного бегства времени у Рыжего не нашлось. Дело близилось к завершению. Корабль готов к отплытию, ватага понемногу собралась.

Не всех новобранцев Рыжий показал Ондропу с Чунаем.

– Для шестерых у меня особое дело будет, – объявил он. – Лучше, чтобы пока не знал про них никто.

– Что за дело? – спросил Ондроп.

– Тайное, – пояснил Рыжий. – Не думаешь ли ты, что мы двумя дюжинами охраны от любого лиха убережёмся? Шайки иногда и по несколько сотен встречаются. Тут и княжеские мечники не спасут.

– Ладно, делай, как знаешь, – буркнул купец.

– Золотые слова, – хмыкнул Рыжий.

Чунай улыбался.

Наконец, начальники решили, что сделано достаточно. Стараясь избежать лишнего шума, отплытие назначили на раннее утро. Куда там! Город прознал, и с рассветом, к большому неудовольствию Ондропа, на берегу собралась внушительная толпа.

Купеческую ватагу провожали, словно отборную дружину на решающую битву. Всем вместе и каждому в отдельности желали успехов, подбадривали тычками и хлопками в спины. Люди и вурды один за другим поднялись на корабль. Не было только самого Рыжего и нескольких парней, каких он отрядил для тайного дела.

Ондроп всё больше беспокоился.

Неожиданно на корабль поднялся Сокол.

– И ты с нами?! – обрадовались купцы.

– Нет, – ответил Сокол. – Провожу немного и вернусь.

– Жаль, – вздохнул Ондроп. – А Ромку не видел?

– Вон он, – указал Сокол на соседнюю ладью.

Оказывается, Рыжий перед отходом решил проведать Тарона. Взглянул на свои корчаги, спросил купца, доволен ли тот работой, и поспешил на корабль Ондропа.

Теперь, не считая Сокола, здесь собрались шестнадцать человек и два вурда.

– Где остальные? – вновь обеспокоился Ондроп.

– Я отправил их вперёд, – пояснил Рыжий. – К вечеру встретимся.

Кадомского купца не успокаивали сейчас никакие заверения. Он пребывал в том состоянии, какое обычно возникало у него перед опасным предприятием. В состоянии, близком к помешательству.

Тем временем вурды разглядывали провожающих.

– Вон та рожа мне совсем незнакома, – заметил Власорук, показывая в толпу. – Не встречал я его в Мещёрске.

– Сущий головорез, – подтвердил Быстроног. – Не иначе, шайка какая-то о выходе нашем пронюхала. Ох, чую, будет сшибка! Ещё до полудня будет.

Вурды зловеще играли ножами. Ондроп по-прежнему хмурился, Чунай, как всегда, хранил спокойствие. Рыжий улыбался, взглядом отыскивая в толпе Настю. Сокол шептался о чём-то с Ушаном. Тарко дремал. Все прочие сели на вёсла.

– Ну с богом, – напутствовал Рыжий.

Настя провожать не пришла. И хотя он сам попросил её остаться дома, неприятный осадок на душе остался.

Добровольцы из горожан спихнули корабль в воду, он развернулся, и, вспоров вёслами гладь, неспешно двинулся против течения.

Парус не ставили – с самого рассвета даже намёка на ветер не появилось. Ока отражала небо без малейшего искажения. Казалось, она застыла, передумав куда-нибудь течь. Лишь вдоль берегов подтопленные деревья и кусты нарушали совершенную гладь разводами, и река там еле слышно журчала.

Гребцы старались класть вёсла мягче, не тревожа понапрасну серебристую поверхность реки. Их рабочая песня звучала приглушённо, вполголоса. Остальные молчали. Вглядываясь в побелённые туманом берега, размышляли о предстоящем походе. Никто не надеялся на лёгкую прогулку. И всё же, созерцая умиротворённую природу, трудно было уверовать в грядущие опасности.

Они отошли от города не дальше десяти вёрст, когда начались неприятности. Среди деревьев на мещёрской стороне показались люди. Они тащили к берегу узкие и длинные лодки и отчаянно ругались. Видимо, разбойники проворонили корабль и теперь вместо того, чтобы выйти наперерез, им предстояло догонять добычу…

– Ходу! – распорядился Рыжий. – Налечь на вёсла!

Всё же неплохую ватажку он собрал. Спокойно, без суеты люди разобрались по местам. Свободные от вёсельной работы достали луки, натянули тетиву, вурды вновь принялись вертеть ножи. Излишне возбуждён был только Ондроп, но он правил кораблём и был слишком занят этим, чтобы нарушить общее настроение.

Лодки разбойников плюхнулись в воду и шустро устремились в погоню. Выстрелив первым, Тарко подранил одного из лиходеев. Тот вывалился из лодки, но пользуясь близостью берега, спасся. Не имеющий по причине безветрия работы парусный старшина Лоч также взялся за лук.

Преследователей жиденькая стрельба не напугала. Сидящие на носу достали щиты и прикрыли гребцов. Узкие лодки рыскали по сторонам от неслаженной их работы, но быстро настигали корабль.

Тарко попытался выцелить разбойника, поймав миг, когда лодка забирает в сторону, и щит не может прикрыть всех.

– Не трать понапрасну стрелы, – остановил юношу Сокол и показал кивком на Ушана.

Тот притащил на корму большую корзину. Вурды через плечо волхва наблюдали, как он осторожно снял плетёную крышку, переложил на настил лежащую сверху траву. Мохнатые приятели надеялись обнаружить что-то особенное, несущее погибель врагу, и немало удивились, увидев под травой обыкновенные листья. Большие мясистые, похожие очертанием на листья кувшинки, но размером с добрый лопух.

– Хм, – произнёс Власорук. – Разве что они ядовитые и осталось только изловить негодяев, да затолкать по куску в каждую глотку.

Ушан перегнулся через край и, погрузив ладонь в воду, пустил лист в плаванье. Его понесло течением навстречу разбойникам. Молодой волхв принялся пускать свои странные плывуны один за другим. Стайка зелёных листьев хорошо различалась на водной глади. Зелёных? Нет. Листья желтели на глазах, их края подсыхали, съёживались, заворачивались внутрь.

– Вот же осень какая образовалась, – заметил вполголоса Быстроног.

Неожиданно лист, что опущен был первым, резко ушёл под воду, словно его цапнула из глубины огромная рыбина. Поначалу на этом месте расходилась только обыкновенная рябь, но вдруг вода двинулась, закружилась всё быстрее и быстрее и, наконец, превратилась в мощную заверть.