Берлин, май 1980 года
В комнате стоял удушливый запах дыма в сочетании с ментолом. Он просачивался внутрь через открытые двери террасы. Ричард курил сигарету, облокотившись на перила, пока Эфиноя, сидя рядом на плетёном кресле, читала очередную книгу по литературе.
Раньше она не замечала за парнем такой привычки. Впервые увидев, поразилась, но без возмущения. Это произошло через некоторое время после её возвращения в Берлин.
В тот январский вечер они гуляли недалеко от дома. Ёжась от холодного ветра, Эфиноя поплотнее укуталась в зелёный шарф. Вещь не подходила для зимы – слишком уж была тонкой. Однако девушке нравилось носить этот шарф. С ним было связано столько воспоминаний: приятных и не очень, но всё же приятных больше.
Они остановились у скамейки на конце улицы, где начинался вход в небольшую аллею. Ричард невозмутимо достал пачку и вытащил сигарету. Поджёг кончик. Увидев округлившиеся глаза напротив, он подмигнул и затянулся.
– Когда ты успел начать курить? – выгнув бровь, спросила Эфиноя.
– Когда ты сбежала, принцесса.
– Ты имеешь в виду, когда была вынуждена отправиться в Египет?
Он промолчал. Снова вдохнул дым. Кажется, он подразумевал побег из его дома после того злосчастного недопоцелуя. Но девушка решила сделать вид, что думает именно о побеге из страны. Тем более, вторая причина была более веской, и кто знает, что действительно было на уме у этого парня.
После её возвращения между ними возникла… нет, не про́пасть, конечно, но у Эфинои появились секреты, и доверие ослабло. Поэтому теперь становилось труднее верить в родственность их душ.
Приняв непринуждённый вид, девушка ухмыльнулась и с иронией спросила:
– Ох, неужели ты так волновался за меня? Или переживал за свой потерянный шарфик?
В ответ он пустил дым ей в лицо, и она закашлялась. В нос ударила горечь с ноткой ментола.
– Конечно, я волновался за тебя, Эффи. Особенно из-за того, что ты сбежала, ничего мне не сообщив.
– А ты бы меня отпустил?
– Нет, но, боже, ты могла бы позвать меня с собой!
– Я тебе уже объясняла, как действует анкх. Мы бы не смогли взять тебя с собой.
– М-да, вы, – Ричард выделил это слово, – не могли. Знаешь, так даже хуже, – подавленно сказал он, поправляя ворот пальто. – Если бы я знал, что тебя похитил какой-то незнакомец, я бы волновался ещё больше.
Эфиноя села на скамейку, смотря на проходящих мимо людей, и ответила:
– Адиль – хороший парень. Я сразу почувствовала. Пусть и сомневалась потом, но он доказал, что ему можно верить.
В груди Ричарда неприятно кольнуло. «Хороший парень. Посмотрите-ка. Сразу почувствовала», – про себя презрительно произнёс он. Вслух, нахмурившись, сказал:
– Да, да, ты уже говорила, как он тебя спас, перед этим чуть не угробив твою жизнь. Вот только когда вы исчезали, ты даже не знала про кулон. Могла мне хотя бы записку подкинуть.
– Дай мне попробовать.
– Что? – вскинув брови спросил Ричард.
– Дай сигарету, – требовательно произнесла Эфиноя, протянув к нему руку.
Бесполезный разговор начал её раздражать. Сколько можно проговаривать одно и то же, только чтобы выпытать у неё больше деталей!
– Не дам, – невозмутимо ответил парень, садясь рядом.
Эфиноя же, напротив, вскочила и, топнув ногой, воскликнула:
– Чёрт возьми, Рич! Ты знаешь, что я не могла ничего сделать. Он меня торопил. А я была не в состоянии, чтобы мыслить трезво. Сначала папка, потом твоя нулевая реакция, родители со своим арестом! Сколько раз мы будем возвращаться к этой теме?! Я уже всё тебе рассказала!
Поняв, что сболтнула лишнее про поцелуй, девушка не подала виду, что её это волнует, и продолжала раздражённо смотреть на него.
Ричард выкинул окурок. Посмотрел на неё в ответ. Устало вздохнул и сказал:
– Ладно, Эффи, прости. Я просто… мне тяжело от того, что ты пережила подобное, а я не был рядом, чтобы тебе помочь. Чтобы поддержать. Ты же знаешь, что я ради тебя на всё готов.
Она поджала губы, сдерживая улыбку. Отвернулась. А когда снова посмотрела на него, весело спросила:
– Даже съесть кусочек мяса?
Ричард не ел мясо. Возможно, поэтому он такой щуплый, думала Эфиноя. Однако и без наличия больших мышц, такой высокий аристократ нравился большинству девчонок в их классе.
– Даже съесть кусочек мяса. Но для этого тебе придётся предоставить мне о-очень вескую причину. Или какой-то подарок взамен, – ответил он и нагло подмигнул, поигрывая бровями.
Вернувшись из Египта, Эфиноя взялась за учёбу, чтобы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей и образов, преследовавших её во снах. Не один раз она возвращалась в тот день, когда тёплая кровь, хлынувшая из горла ещё живого человека, окропила её дрожащее тело.
Кровь человека. Такого ужасного, и всё же человека.
Успокаивала лишь мысль, что она сделала это не своими руками. Однако без её участия подобного бы не произошло. И какие бы оправдания она не искала, чувство вины жгло её изнутри.
Бывало, и Осирис заглядывал в её сон. Но скорее, как призрак прошлого, чем он настоящий. Проблема в том, что не было разницы, реален бог или нет, потому что он каждый раз, как в первый, душил её своей большой тёмной рукой, настаивая на её смерти.
Когда она уехала из Египта, его тень оставила девушку. Так она думала поначалу. И пусть он возвращался только образом, легче от этого не становилось.
Эфиноя понимала, что Осирис не настоящий лишь потому, что она не владела собой во сне. И, просыпаясь, забывала его отдельные части. При присутствии реального бога ощущения были иными. В те разы она чувствовала его силу и величественность. Однако даже его призрак пытался мучить её и шептал, что по её вине умер человек. Разве истинный бог стал бы беспокоиться на этот счёт? Таким, как он, должны быть безразличны смертные и их жалкие жизни.
Близились экзамены, и подготовка занимала большую часть свободного времени Эфинои. Родители находились в экспедиции в Каире. Она попросила их разузнать на счёт местных университетов. Мысль о возвращении «в страну великого Нила», как часто отзывался о ней Ричард, за что она его упрекала, ведь так же говорил и Тахос, не покидала её голову. Хотелось лучше узнать родную культуру. Снова побродить по жаркой пустыне, несмотря на палящее солнце и душный воздух. А ещё вернуться в Луксор. Но для этого должна была найтись более веская причина, на подобии университета, а не та, которая у неё имелась.
Анкель и Беатрис больше не тревожились. По крайней мере, настолько, насколько раньше. Все карты были раскрыты. То, чего они боялись, обошло стороной их дочь.
Она так и не рассказала им всю правду. Объяснила вкратце, что сбежала сама. Вроде как, нашлись люди, которым она заплатила из личных сбережений, и они помогли ей доехать до Дрездена. А оттуда она вылетела в Египет.
Документы, что остались дома, были хорошей копией, которую она оставила специально для родителей, чтобы они не узнали о том, что она покинула страну. Естественно, за такое тоже нужно было платить. Возник вопрос, откуда у неё столько сбережений, потому что такая поездка вместе с копией паспорта не могла стоить дёшево. Девушка соврала, будто бы добавила к своим деньгам средства, которые появились из-за продажи золотого кольца Лиссы, забывшей его дома. Легенду она придумала заранее, зная, что старшая сестра действительно оставила кольцо, и по прибытии Эфиноя его спрятала, чтобы они ни о чём не догадались. А ещё пришлось пообещать Лиссе, что она выкупит её кольцо позже. Потому что, если об этом узнают бабушка с дедушкой, они Эфиною больше на порог не пустят. По правде говоря, она и не стремилась снова с ними видеться, и всё же пообещала вернуть украшение, чтобы снова не портить отношения с семьёй.
По её рассказу, она, прибыв в Египет, посетила там Луксор. Хотела посмотреть, как местные живут. К тому же, город был расположен довольно близко к Абидосу.
Там она завела новые знакомства, с помощью которых нашлась информация о её биологических родителях. Посетила тот самый храм. Однако никаких трупов и, как думали родители, «сектантов», там больше не было. Вроде как власти с ними разобрались ещё до её появления в Абидосе. А об этом ей рассказал местный мальчик, игравший с ней в детстве. Они познакомились, когда она искала, где переночевать. Точнее, встретились снова. Он узнал её имя и вспомнил по шраму на руке.
Частично выжженый шрам Эфиноя старалась прятать и постоянно носила одежду, скрывающую его.
Конечно, такой поток информации выглядел не слишком правдоподобно. Особенно учитывая её замкнутость по отношению к чужим людям. Но родители были так рады её возвращению, и тем, что всё обошлось, что согласились больше не поднимать эту тему, если не хотят, чтобы она припоминала им тайну, которую они, как оказалось, зря скрывали всю её жизнь.
Ложь родителям ни капли не мучила совесть Эфинои. Они сами виноваты, что так долго пытались скрыть от неё её прошлое. Всю жизнь они твердили, что незнание будет для неё безопаснее. Поэтому она решила, что и семье Вальтер стоит немного пожить в неведении. Поверить в придуманную историю. Ради их же безопасности. Чтобы сохранить здравый рассудок, ха! И ради того, чтобы они не говорили ей потом, что были правы, и ей не стоило туда ехать.
Потому что, несмотря на произошедшее, они не были правы, как считала Эфиноя. Ей нужно было со всем разобраться. Даже ценой чьей-то жизни. Ведь от раскрытия тайны зависела её собственная жизнь. Если бы она не искала правду, её бы забрали насильно. В таком случае, перемещением бы занимался не Адиль. Исет с меньшей вероятностью спас бы её. И тогда, возможно, ей бы никто не успел помочь. Она была бы мертва. Как, вероятно, и половина населения Египта.
Лисса была более подозрительна, чем родители. Она выпытывала у неё правду. Эфиноя же только раздражалась в ответ. Она не собиралась докладывать сестре, что произошло на самом деле, потому что не могла ей довериться. Не после того случая, когда Лисса всё выдала родителям. Не после всего.
Эфиное всегда казалось, что они очень близки с сестрой, но на самом деле она никогда не рассказывала ей о чём-то личном. Потому что даже раньше она видела в Лиссе послушную девочку, которая ничего не скрывает от родителей. Было проще довериться Ричарду, чем родной сестре. И после её последнего предательства Эфиноя поняла, что всё делала правильно, поэтому и в этот раз Лисса не должна была узнать правду. В таком случае узнает всё семейство Вальтер.
Девушка пока не была уверена в выборе страны, в которую поедет учиться. Однако оставаться в Германии совсем не хотелось. Нужно было сменить обстановку.
Увлёкшись литературой в последние месяцы, она подумывала поступить на филолога или литературоведа. Кроме того, с её знанием языков был вариант пойти учиться на переводчика. Было бы желание. Но она до сих пор не могла понять, чем конкретно хочет заниматься в жизни. Знала только, что хочет вернуться в Египет. Её тянуло туда. Тянуло в пустыню. Тянуло домой. Осознание того, что дом в Берлине больше не кажется родным, накрыло её через неделю после возвращения. Словно что-то внутри рвалось вернуться к истокам. И она сама не могла понять, откуда вдруг возникло такое рвение. Будто кто-то нашёптывал, что именно там ей самое место.
Сейчас, продолжая читать, Эфиноя протянула загорелую руку к Ричарду. Вдалеке надвигалась гроза, однако тёплые майские лучи ещё просачивались сквозь облака и падали на её умиротворённо вздымавшуюся грудь в чёрной рубашке. Низ длинного одеяния слегка колыхался от ветра, открывая вид на колени с небольшими шрамами, почти прошедшими.
Друг, присев на корточки, подставил свою голову под её тянувшуюся руку, и она потрепала его густые кудри.
– И не жарко тебе в чёрном? – спросил он, дёргая край её рубашки.
– Чёрный мне идёт. Разве нет?
Она улыбнулась, вопросительно подняв бровь. Он кивнул. А она вспомнила, кому принадлежала рубашка. Девушка стащила её в Луксоре. На память.
– И вообще-то, я тянулась к сигарете.
– Знаешь, принцессам вредно курить, – ответил Ричард, поднявшись.
– Мой милый принц, давайте обойдёмся без нравоучений. Мне хватило Лис по телефону.
– Неужели она знает, что ты куришь?
Парень протянул ей свою наполовину недокуренную сигарету.
– Не курю. Это так, балуюсь. Конечно, Лис не знает. Послушная девочка всё бы выдала родителям. – Эфиноя вдохнула дым с привкусом мяты. Лёгкие уже не жгло, как в первый раз. Затянувшись снова, она продолжила: – Сестрица всё твердит о подготовке к экзаменам, словно я здесь танцую целыми днями, а не сижу за учебниками.
– Бывает и танцуешь, – ответил Ричард, показав свою широкую улыбку.
– У меня очень настойчивый кавалер. Как отказать этим щенячьим глазкам!
– Соглашусь. Позвольте вас пригласить.
Он поиграл бровями и протянул ей руку.
– Сейчас? – спросила она, выгнув бровь.
– Сейчас.
– Дай мне докурить. И дочитать. К тому же, музыку нужно включить.
– К чёрту всё, принцесса. Пусть музыка играет в голове.
Он выхватил книгу из её рук, забрал сигарету и почти взялся за её руку, но Эфиноя ловко поднырнула и, перебравшись через перила, забралась на ветку дуба.
– К чёрту музыку. И к чёрту тесную комнату. Спускайся вниз, – с улыбкой выкрикнула она, спрыгивая на траву.
Ричард перебрался следом за ней, поправляя строгую белую рубашку. Его настойчивость в выборе идеально сидящей аристократичной одежды в какой-то степени нравилась девушке. «И кто из нас здесь принцесса?», – часто шутила она.
К этому моменту тучи полностью закрыли небо. Загрохотал гром. Но разве подобное когда-то пугало Эфиною Вальтер?
Улыбаясь, она присела, сделав что-то наподобие книксена. Ричард, поклонившись, протянул ей руку. Она вложила свою ладонь, и он поцеловал кончики её пальцев. Девушка, томно вздохнув, притворно схватилась за сердце, изображая обморок и падая ему в руки. Он поймал её, и она приоткрыла один глаз, не прекращая улыбаться.
– Боялась, что не поймаешь, тростиночка, – сказала она, рассмеявшись.
– Закрой глаза, принцесса, – прошептал парень.
Эфиноя подалась назад в его руках, смотря на парня с подозрением. И вдруг с неба полил дождь. Она вырвалась из объятий и рассмеялась больше прежнего.
– Будем танцевать под шум дождя и грохочущего неба! Лучше просто быть не может!
Она раскинула руки в стороны, подставляя их под капли.
Ричард с прищуром смотрел на неё. Молчал, не отрывая взгляд небесно-голубых глаз. И она боялась, что догадывается, о чём он думает. Что, если он хотел её поцеловать? «Это было бы здорово», – всплыло в её голове. Однако вопреки этой мысли, в решающий момент отстранилась от него, как только появилась возможность, сделав вид, что ничего не поняла.
Отбросив ненужные мысли, она подошла к парню и положила руки на его плечи, пристально смотря в глаза с улыбкой на лице. Дождь всё усиливался, разбиваясь приятно тёплыми каплями на их коже. Ричард обвил её талию, и они начали плавно передвигаться. Он едва касался её, словно она была фарфоровой куклой, которую он бережно переносил с места на место.
То, что они делали, нельзя было назвать танцем в буквальном смысле, скорее лёгкими покачиваниями из стороны в сторону. Зато они могли смотреть друг другу в глаза, не отрываясь. Их одежда и волосы были уже насквозь мокрыми, но они продолжали танцевать, не обращая внимание на грохочущее небо.
Ричард видел, как Эфиноя изменилась с тех пор, как вернулась. Она старалась вести себя как раньше, продолжая притворяться той озорной девчонкой, с которой он познакомился. Однако иногда она будто выпадала из реальности. Он говорил с ней, а она замолкала, смотря как бы сквозь него.
Её шутки всё чаще звучали, как сарказм, нежели то, что она хочет его рассмешить. Она часто злилась, казалось бы, из-за глупостей: случайно брошенной фразы об её безумстве или от его прикосновений, когда она была занята.
Раньше ничего подобного её не смущало. То, что она вела себя безрассудно, ему всегда в ней нравилось. И она об этом знала. Поэтому было тяжело понять, отчего его слова вдруг стали вызывать её раздражение.
В былые времена он запросто мог приобнять её, закружить или потрепать по голове. В последнее время же она отстранялась, словно боясь чего-то.
Ричард не забыл их мимолётный поцелуй в тот вечер, когда она исчезла, не сказав ни слова. Она сама поцеловала его тогда, и такой поступок точно должен был что-то значить. Однако как он ни старался серьёзно поговорить, девушка всегда отшучивалась. Он не давил. Понимал, что они уже взрослые, и на самом-то деле ни к чему затягивать с подобным. Но, зная, что жизнь может их разделить, забросив в разные уголки мира, он решил не спешить. Потому что дружеские отношения на расстоянии будет поддерживать куда проще, чем любовные.
Ричард хотел уехать в Америку, чтобы обучаться актёрскому мастерству. Там находились лучшие школы искусств и лучшие университеты, по его мнению. Он звал Эфиною с собой, но она пока не могла определиться. Поэтому, если она в итоге откажется ехать с ним, оставшись друзьями, они встретятся позже и будут вместе как взрослые осознанные люди. А любовь на расстоянии начнёт выливаться в беспричинные ссоры.
Да, он любил её. Любил смотреть на неё. Любил слушать. Любил прикасаться. От чего сдерживать себя было тяжелее. Несмотря на все мысли о будущем, о том, что будет лучше начать серьёзные отношение позже, он не мог не замечать, как колотится его сердце, когда он смотрит на её искусанные губы, низко спадающий водопад волос, тёмный лес глаз… Если бы она только дала повод, он бы всё отбросил, приникнув к ней, желая больше не отпускать.
Ричард знал всё, что с ней случилось в пустыне. По крайней мере, он так думал. И корил себя за то, что не был рядом. Да, она сама отправила его домой. Но это ли не любовь? Ведь она просто не хотела, чтобы он пострадал. Проблема в том, что его мнения никто не спросил. Он бы хотел пережить все выпавшие Эфиное испытания вместо неё. Чтобы её глаза, полные жизни, временами не затуманивались дымкой прошлого. Чтобы она не просыпалась ночью с дрожащим от кошмаров телом.
О её настоящем имени он узнал вскоре после её возвращения. Оно казалось ему красивым, но он старался называть её по-прежнему. Он полюбил Эффи, а возвратившаяся Эфиноя стала отдаляться.
Её идеи на счёт обучения в Египте ему не нравились. Он, в отличие от её родителей, знал куда больше о том, что скрывалось за завесой их пятнадцатилетней тайны. Поэтому снова отпустить девушку в страну великого Нила казалось безумием. Но на то она и Эффи Вальтер. Безумство и безрассудность – её суть.
Конечно, опасность миновала. Однако у него на душе было неспокойно от осознания, что там с ней произошло. И было ещё тяжелее понимать, что в выборе будущего обучения она больше склоняется в сторону Египта нежели США.
Ричард считал, что она не думает о том, где ей будет лучше. Где лучше образование. В её голове лишь пульсировала мысль вернуться… домой? Вернуться туда, где она родилась. Независимо от того, что у неё там никого нет, не считая новых знакомых. Но они же просто знакомые, которые ей немного помогли, не так ли? Он не задумывался о какой-то глубокой роли этих парней в её жизни.
Эфиноя прижалась к нему ближе. Она чувствовала себя с ним тепло и уютно. Раньше подобные ощущения рядом с Ричардом напоминали дом, в который хочется вернуться. Пусть её дом стоял поблизости, но именно он был его олицетворением. Стоило только шагнуть в его объятия, и её окутывало спокойствие. Сейчас же он стал казаться лишь островком безопасности. Однако безопасность не будоражит чувства.
Ладонь парня непроизвольно начала подниматься вверх от её талии к шее. Он слегка потянул её за волосы, наклоняясь. Она ощутила его дыхание на своих губах. Сердце предательски сжалось. Воздух будто перекрыли. Она не хотела отстраняться. Не сейчас, когда он смотрит на неё так, словно в мире больше никого не существует. Только она и он. Вдвоём. Вместе. Она прикрыла глаза, подаваясь вперёд.
Небо осветила яркая вспышка. Молния прорезала тучи. Послышался треск, заставивший девушку вздрогнуть и отпрянуть. Старый дуб загорелся.