Последний бой
Снаряды рвали вековой гранит рыцарских стен. Самоходные орудия били по замку прямой наводкой. Небо затянул багровый дым. Возле стен замка падали убитые и раненые. В апреле 1945 года советские войска атаковали Кёнигсберг.
Капитан Леонид Ямпольский матерился и, размахивая автоматом, пытался поднять солдат в атаку. Выпускник московского университета, он давно изжил из лексикона весь интеллигентский словарный запас. Один из бойцов судорожно перекрестился, приподнялся и тут же рухнул с пробитой головой на обломки кирпича.
Вдоль улицы провисли порванные провода. Они жалобно звенели, качаясь и задевая о брусчатку. Громадные темные стены, башни с обветшалым подъемным мостом на ржавых петлях, с бронзовыми мордами драконов на чугунных воротах, завесило пороховым дымом.
Меж узких каменных бойниц мелькал СС-овский камуфляж. Немцы вели прицельный огонь из стрелкового оружия. Командовал ими гауптштурмфюрер Ганс Ригель. Прижав к плечу деревянный приклад штурмовой винтовки, он хладнокровно и методично, по одному, отстреливал советских бойцов. Вдруг рядом загавкал MG 34. Ударила пулеметная очередь и отколола сводчатый купол старинной арки. Загремели ответные выстрелы и полетели на булыжную мостовую осколки, битый кирпич, мелкая щепа. Стены домов, изорванные огнем, роняли из окон острые куски стекла, и вокруг все время слышалось протяжное дребезжание. По гладкой брусчатке длинными ручейками тянулась бурая кровь.
Ригель скосил глаза на юнцов из пулеметного расчета, лица у них были зеленые, с ввалившимися глазами. Еще он отметил, как после очереди под стенами замка дружно залегли красноармейцы. Рядом с отстрелянными сухими ветками на тротуарах валялись медные гильзы и клочья заскорузлых, окровавленных, грязных бинтов. Ригель сплюнул и побрел вниз по каменной лестнице.
Едкий дым клубился над пожарищем. Гудели оторванные металлические листы старой кровли. В это время, рота капитана Ямпольского уже пробивалась темными коридорами замка. Один из бойцов обнаружил пролом в стене, который проделали точные выстрелы самоходов. Перебегая среди развалин, капитан и несколько солдат заметили группу СС-овцев. Черные портупеи прорезали камуфляж. Блестели немецкие каски. В азарте боя гитлеровцы не обратили внимания, на бойцов, которые как призраки возникли у них за спиной, из порохового дыма и клубов кирпичной пыли. Грянул автоматный залп. Пули за секунду скосили засевших у бойниц фашистов. Солдаты бегом поднялись по лестнице и скрылись на верхней площадке. В дальних коридорах и залах гулко отдавался торопливый топот солдатских сапог.
Высокая, обитая железом двустворчатая, тяжелая дверь была завалена ящиками и камнями. Немцы нагрузили приличную баррикаду, почти до самого потолка. По венцу арки были видны выбоины от пуль: сверху белые – там, где была штукатурка, а пониже красные, где был кирпич.
Ямпольский вытер со лба гроздья черного, боевого пота и пошел к одной из бойниц. Внезапно из темной ниши бесшумно, как тень появился офицер СС-овец. Белые руны на камуфлированной куртке и череп на фуражке. Черное дуло смотрело капитану прямо в глаза. Из простреленной водопроводной трубы текла вода, и на полу стояла густая жижа размокшей штукатурки. Капли щелкали, отсчитывая секунды.
Ганс Ригель рассчитывал одной очередью срезать русского командира, но винтовку заклинило. Ямпольский поднял автомат. Ригель злобно отбросил оружие в сторону и медленно поднял руки. Немец был контужен и еле стоял на ногах. Многочасовой бой измотал его, не позволил оставить сил в запасе. Ямпольский усмехнулся. Он посмотрел вниз сквозь бойницу и увидел своих солдат, которые внизу по булыжной мостовой бежали к воротам замка. Ямпольский свистнул. Один из бойцов – старшина Зайцев, остановился и поднял голову. Он едва рассмотрел командира сквозь узкое окно-амбразуру.
– Проверьте подвалы, – скомандовал Ямпольский. – Стой, старшина, скажи Качлаеву и разведчикам, чтобы осмотрели чердаки.
Заметив, что советский офицер отвлекся, Ригель не теряя ни секунды, воспользовался случаем. Стоя с поднятыми руками, он незаметно подобрал с высокого подоконника кусок кирпича и резко бросил обломок в голову Ямпольскому. Капитан рухнул на груду битого камня. По виску побежал ручеек крови. Ригель мгновенно нырнул в темный пролом.
Под сводами старого замка слышался разноголосый вопль на нескольких языках. О стены рикошетом чиркали пули и осколки. Тянуло гарью. Ригель промчался темным коридором, нырнул в подвал и закрыл за собой тяжелую решетку. Он бежал только ему известным маршрутом, не опасаясь запутаться в лабиринте подземных коммуникаций. Вскоре гауптштурмфюрер добрался в одну из отдаленных комнат замка, где грохот боя был едва слышен.
В бункере штурмбаннфюрер Пауль Беккер и штандартенфюрер Отто Герц паковали в чемодан микропленки с архивом. Это были полные досье на немецких агентов, оставшихся на советской территории.
– Господин штандартенфюрер, русские уже здесь, – задыхаясь, крикнул Ригель. – Нельзя терять ни минуты. Нужно срочно покинуть замок.
Вдалеке ухнул очередной взрыв. С потолка посыпалась известка.
– Беккер, подгоните автомобиль к задней калитке и ждите с Ригелем меня в машине, – скомандовал Герц.
– Слушаюсь! – отозвался Беккер.
Беккер и Ригель бегом покинули комнату через потайную дверь. Герц помедлил одно мгновенье, огляделся вокруг, захлопнул чемоданчик с имперским орлом, и последовал за ними.
Легенда поместья Эйлау
Ранним летом 1947 года старый лодочник Клаус вез на ялике трех незнакомцев. У деревянного борта, рассеянно черпая воду ладонью, сидел инженер фронтовик Сергей Жилин. На корме, закутавшись в плащ, разместился аптекарь Эбель. А между ними приютился штурмбаннфюрер Пауль Беккер, которого впрочем едва ли можно было узнать. На глаза наползала легкомысленная шляпа, а верхнюю губу украшали тоненькие, штатские усики. Он был в коричневом, вытертом костюме, в кармане которого хранился паспорт на имя топографа Яна Горака. Чтобы скоротать время лодочник Клаус рассказывал пассажирам легенду о призраке замка Эйлау.
– Это случилось в стародавние времена, когда два брата – бароны Эйлау, вернулись из крестового похода, – хрипел старый Клаус. – Они привезли с собой несметные сокровища сарацинов: алмазы, изумруды, рубины. Древние языческие украшения. И один из них – Эрик решил все это пожертвовать церкви, ибо такой он дал обет на поле брани, если вернется домой живым. Но другой брат – Курт решил все забрать себе. И вот ночью, во время пира, Курт отрубил голову захмелевшему брату и кинулся в подвалы. Он метался с факелом под темными каменными сводами, однако ничего там не нашел. Всю жизнь он положил на поиски клада, но так и не смог отыскать место, где его старший брат спрятал сокровища. Тогда он обратился к самому князю Тьмы с просьбой, если тот позволит ему найти клад, спрятанный братом, то душа Курта, после его смерти будет принадлежать дьяволу. Много алчный Курт свершил злодеяний. Он занимался черной магией и использовал ее для воплощения своих преступлений. Рассказывали, что он похищал младенцев, чья кровь ему нужна была для колдовских ритуалов. Бесчинства барона не имели предела. Даже его сыновья ненавидели своего кровожадного пращура. И тогда, согласно легенде, один из сыновей Курта подстерег его во время черной мессы и бросил в бочку с кипящим свинцом. Но сам парень не вынес греха отцеубийства и в ту же ночь сошел с ума. Он бросился в глубокий башенный проем и разбился насмерть о каменный пол подземелья. Теперь его призрак скитается ночами по коридорам и подвалам старого поместья Эйлау и душит тех, кто пришел за сокровищами сарацинов.
Солнце недавно взошло над лесом. От воды шла прохлада и старый лодочник поежился.
– Все это предрассудки, – усмехнулся Жилин. – Пережитки старины. Вам теперь в будущее смотреть надо, Клаус. Для вас начинается новая жизнь.
Седой аптекарь Эбель зябко закутался в плащ. Он хотел что-то сказать, но промолчал.
– И что же так никто и не отважился найти спрятанный клад? – усмехнулся мнимый топограф Ян Горак.
– Люди говорят, что только человеку с чистым сердцем призрак покажет место, где спрятан клад и отпустит с миром.
Старый лодочник Клаус замолчал. Выпустил из морщинистых губ сизое облачко табачного дыма и снова занялся своим делом. Лодка причаливала к старой бревенчатой пристани. Позеленевшие сваи торчали из воды, и с них тонкими прядями свешивалась тина. За неширокой песчаной отмелью начинались густые заросли. Среди зарослей сияли на солнце оранжевые стволы сосен. Острые вершины буравили небо и величаво покачивались на ветру. Возле корневищ на сухом месте попадались вековые валуны, покрытые малахитовым лишайником. Роса еще дрожала на листьях и траве. Плескалась речная вода, омывая коряги, возле которых сновали юркие мальки. От воды тянуло прохладой, осокой, гнилыми сваями.
На берегу, после короткого рукопожатия, недавним знакомцам пришлось расстаться. Лодка отчалила. Аптекарь Эбель медленно побрел вдоль берега в сторону местечка. А Жилин и Горак по лесной тропинке отправились в сторону поместья Эйлау, о страшной истории, которого им поведал лодочник Клаус.
Однако похоже на молодых людей старинные байки не произвели никакого впечатления. Они словно зачарованные шли по утренней траве. Узкая луговина была обильно полита ночным дождем. И теперь на каждом венчике цветка, на каждой травинке и листе маленьким бриллиантом сверкала капелька росы. В воздухе царила опьяняющая рассветная свежесть. Исток реки, запрятанный в топких заросших камышом берегах, лежал словно неподвижная, зелёная илистая тень. На низком берегу белели подолы остролистых ивовых крон. Среди травы нежным голубым блеском светились цветы ириса. А в осоке торчали ребристые бодыли аира и притулившиеся к овальным листам белые, водяные лилии.
Новые знакомые углубились в лес. На ходу они повели неспешный, приятельский разговор.
– Сергей, – представился Жилин. – Инженер. Прибыл сюда заниматься восстановительными работами.
– Ян Горак, – мнимый топограф пожал протянутую руку. – Значит, будем соседями.
– Серьезно? – удивился Жилин.
– Вы ведь направляетесь в Эйлау, сказками о котором нас всю дорогу потчевал этот чудак лодочник?
– Да, в Эйлау.
– Вы прибыли из Кёнигсберга? – спросил Горак.
– Из Калининграда, – поправил попутчика Сергей.
– Ах, простите, оплошал, – усмехнулся Горак. – Ну, значит, жить будете в старой усадьбе. После войны там разместилось управление восстановительных работ. Вас ведь туда направили?
– Так точно. А вы хорошо говорите по-русски. Поляк?
– Спасибо. Нет, чех. Русский мне почти родной. Учился в СССР. Потом много общался с русскими друзьями, пока сидел в концлагере. Был переводчиком в нашей танковой части, а теперь направлен тоже в Эйлау. Я ведь по профессии топограф.
– Значит и повоевать успели. Я сам всего год, как демобилизовался.
– Да, работы нам предстоит – непочатый край, – сказал Горак. – Немцев отсюда начали выселять. Привозят много русских, которые в войну лишились жилья. Я считаю это справедливо. Нам предстоит много построить. Сейчас весь край лежит в руинах. Тут страшно бомбили союзники.
– Да, объекты сложные. Говорят тут много подземных сооружений.
– Сам Калининград стоит на толстом слое рыхлых осадочных горных пород, – уточнил Горак. – В них – десятки водоносных слоёв. То есть основание города отличается высоким уровнем грунтовых вод. В таких условиях подземное строительство вести очень сложно и дорого. Поэтому только некоторые помещения, оборудованные сложной системой гидроизоляции, опускались под землю. Но вот на возвышенностях, вдали от морского побережья, например, как здесь в Эйлау, подобные подземные лабиринты встречаются.
За разговорами попутчики не заметили, что все это время за ними кто-то упорно следил из темных зарослей. За кустами быстро и бесшумно передвигались какие-то тени, скрываясь в листве. Дуло автомата мелькало между деревьев. Увлеченные беседой, двое новых знакомых, совсем упустили из виду, что их обкладывают со всех сторон, как зверей. Внезапно из зарослей раздается окрик.
– Стой, руки вверх!
Жилин и Горак замерли, словно окаменели.
– Вещи на землю! – приказал тот же властный голос.
Попутчики покорно положили на тропинку свои скромные пожитки: вещмешок и чемоданчик. Только после этого, на дорогу вышли несколько солдат в советской форме. Двое из них, закинув автоматы за спину, обыскали Горака и Жилина. Один из бойцов – старшина Зайцев, крикнул невидимому командиру, который продолжал наблюдать за этой сценой из засады:
– Чисто, товарищ капитан.
Только после этого, на дороге появился Леонид Ямпольский.
– Помощник коменданта, капитан Ямпольский, – представился он.
– Здравия желаю, – сказал Жилин.
– Добрый день, – слегка поклонился офицеру Горак.
– Попрошу документы.
Жилин и Горак достали документы. Ямпольский принялся внимательно изучать бумаги. Иногда он отбрасывал носком ялового сапога шишку с песчаной тропинки и, улучив момент, исподлобья осматривал незнакомцев.
– Давно с фронта, лейтенант?
– Год, как демобилизовался, товарищ капитан, – улыбнулся Жилин. – Доучился, получил диплом, и вот направили сюда.
– Воевал в здешних местах?
– Нет, на 1-м Украинском.
Ямпольский еще раз внимательно изучил лица молодых людей и вернул документы.
– Повнимательней, товарищи, в дороге, – предостерег капитан. – Будьте осторожны, тут СС-овцы орудуют.
– Какие СС-овцы?! – удивился Горак.
– Банда «Вервольф», недобитки.
– Лютуют звери, – кивнул старшина Зайцев.
– Командует ими гауптштурмфюрер СС Ганс Ригель, – продолжал Ямпольский. – Не слыхали про такого?
– Нет, – покачал головой Жилин.
– Первый раз слышу, – сказал Горак и наклонился, чтобы подобрать чемоданчик.
– Оружие-то у вас есть? – спросил капитан.
Горак отрицательно покачал головой.
– Нет, – сказал Жилин.
– Тогда постарайтесь без охраны и крайней необходимости в лес не соваться.
Ямпольский козырнул и вместе с бойцами скрылся в чаще.
***
Поместье Эйлау – мрачный, древний особняк – возвышалось среди редкого сосняка. Жилин и Горак миновали низкую арку. Старинная кладка пошла паутиной трещин, и эта путаница морщин времени напоминала древние и таинственные письмена. Подбитые подошвы гулко цокали по брусчатке двора.
– Ну, Сергей еще увидимся, – внезапно простился Горак и пошел в сторону отдельно стоящей пристройки.
– Обязательно, – крикнул Жилин.
На мгновение топограф обернулся.
– Мне нужно доложиться моему начальнику, господину Базелю, а вам, я думаю, следует найти Михаила Копылова, он курирует восстановительные работы.
– Большое спасибо, – сказал Жилин и начал подниматься по широкой парадной лестнице.
Тем временем Горак обошел угол здания. Чугунный узор старинной ограды, витиеватый, как разговор двух поэтов, украшен широкими литыми виноградными листами и позеленевшим от патины тяжелым медным плющом. На клумбе цвели, раздавая приятный аромат давно посаженные пионы. Роса стекала с мезонина на крышу небольшого парника. И, кроме равномерного звона капель, ничего больше не было слышно в густеющей тени старых стен. Горак постучал в небольшую дверцу, которая была едва заметна под низкой крышей пузатой каменной башенки. Кто-то хрипло крикнул изнутри:
– Войдите!
Горак вошел в большой просторный кабинет. У стен громоздились ветхие шкафы с книгами и документами. Посреди комнаты стоял громадный стол, обшитый зеленым, вытертым сукном с бронзовой чернильницей и белой фарфоровой статуэткой – гарцующий на коне Фридрих Великий. За столом в кресле с высокой резной спинкой сидел абсолютно лысый толстяк, похожий на престарелого бюргера. Это был штандартенфюрер СС Отто Герц. Он на секунду оторвался от бумаг, с которыми работал, и отложил в сторону писчие принадлежности.
– Добрый день, господин Базель, а вот и я, – улыбнулся Горак.
Толстяк мгновенно выскочил из-за стола, подбежал к двери и запер ее на ключ.
– Штурмбаннфюрер Беккер? Пауль! Как же я рад вас видеть!
Базель приобнял Горака за плечи.
– Я рад, что вы выбрались из той передряги и остались живы, – сказал толстяк. – Признаюсь, я думал, что схожу с ума, когда получил от вас весточку. Значит, вам удалось здесь легализоваться?
– Да, только теперь я Горак. Ян Горак, чех, топограф. Прислан интернациональным комитетом в ваше распоряжение.
– Это замечательно, – оскалился Базель. – Просто превосходно. Снова собирается старая гвардия. Скоро мы сможем показать себя. Кстати, вы знаете, что здесь действует диверсионный отряд, под командой гауптштурмфюрера Ригеля?
– Да меня уже информировали.
– Но кто?! – воскликнул Базель.
– Помощник местного коменданта, некто капитан Ямпольский.
– О-о! Это опасный человек, его не стоит недооценивать, дорогой Пауль. Где вы с ним столкнулись?
– Ян, прошу вас, зовите меня Ян. Капитан Ямпольский и его люди встретили нас в лесу в нескольких километрах от усадьбы. Обычная проверка документов. Как видите, мои – в полном порядке. По крайней мере, вопросов у них не возникло.
Толстяк Базель указал гостю на стул, а сам поместился на прежнее место в высоком кресле.
– Да… Ян. Это замечательно. Но вы сказали нас? Вы прибыли не один?
– Именно, – кивнул Горак. – Со мной ехал Сергей Жилин инженер, бывший фронтовик. Он пытался изображать из себя эдакого простоватого парня, но мне показалось, что его угловатые манеры всего лишь ширма.
– Что вы хотите сказать…Ян?
– Я думаю, этот Жилин – не тот за кого себя выдает, – Горак достал сигареты и, получив безмолвное позволение хозяина кабинета, закурил.– Я специально отправил его к Копылову, чтобы успеть вас предупредить. Держите с ним ухо востро. Не удивлюсь, если окажется, что этот подарок прислала нам советская контрразведка. Они мастера на такие сюрпризы.
Под холодными сводами древнего поместья Сергей Жилин замешкался. Он остановился на широкой мраморной лестнице, ведущей из холла на второй этаж. Под потолком мелькали узкие окна, украшенные разноцветными витражами. Солнечные лучи сочились между цветных стекол, и на стенах светился радужный калейдоскоп.
Жилин огляделся. С картин, убранных в тяжелые рамы, смотрели герои Тридцатилетней войны, полыхали пожары, вздымались на дыбы кони и скрещивались клинки. В нишах, прикрываясь мраморными пологами, ютились статуи прекрасных девушек с полевыми цветами в волосах.
Внезапно Жилин услышал приближающиеся голоса. Наверху, возле балюстрады остановились двое. Мужчина в советской гимнастёрке и пиджаке, левый рукав которого был засунут в карман и юная девушка, похожая на одну из тех прекрасных статуй, что рассматривал Сергей. Мужчина и девушка были заняты разговором и не заметили притихшего гостя.
– Товарищи, не подскажете, как бы мне найти Копылова? – крикнул им Жилин.
– А вы кто такой, товарищ? – спросил мужчина. – Как ваша фамилия?
– Жилин.
– Ах, ты ж вот какая удача! Новый инженер!
Мужчина и девушка быстро спустились по лестнице, и подошли к Сергею.
– Эва, познакомьтесь, наконец-то ваш коллега прибыл, – сказал мужчина.
– Эва Бузек, – представилась девушка.– Я здесь работаю.
В ее речи Жилин уловил легкий польский акцент.
– Сергей, – еще раз представился Жилин.
– Очень приятно.
– И мне.
Жилин, как зачарованный смотрел на красавицу Эву. Она даже покраснела, но взгляда не отвела и продолжала смотреть в глаза Сергею. Она слегка встряхнула белыми волосами, видимо довольная произведенным эффектом. И солнечно улыбнулась. Только легкий румянец на ее щеках еще напоминал о недавнем смущении.
– А я то! – воскликнул мужчина. – Я и есть – Копылов. Здешний куратор. Коллектив у нас, Сергей, как видишь – интернациональный. От смешения языков прямо голова кругом идет. Теперь главное, чтобы столпотворения не случилось. А?!!
Копылов засмеялся. Видно было, что он мужик простой. Сергей пожал ему руку и как следует рассмотрел куратора. В полувоенной одежде. Гимнастерка перетянута солдатским ремнем, сверху накинут штатский пиджак. На пиджаке орден красной звезды. На ногах галифе и яловые офицерские сапоги.
– А мы как раз тебя встречать собрались, – продолжал улыбаться Копылов и тряс руку Сергею. – Нас уже внизу машина ждет. Пошли, отменим вызов.
Копылов похлопал Жилина по плечу, и приобняв Эву увлек их на улицу. Вместе они спустились во двор поместья.
– Я-то всю жизнь по стройкам мотаюсь, – рассказывал Копылов. – То Средняя Азия, то – Донбасс. Потом фронт, а сейчас видишь – опять мирным строительством занялся. Люблю это дело. Опостылела война. Ты-то вроде тоже фронтовик?
– Есть такое дело, товарищ Копылов, – согласился Жилин.
– Да, что ты как на параде. Просто – Михаил. Одно дело будем делать. Работы – невпроворот.
Они вышли под свод арки.
– Ну, где его черти носят? – Копылов озирался по сторонам.
В этот момент в ворота поместья въехал легковой автомобиль «Опель». Он жахнул из выхлопной трубы и окутался сизым дымом отработанных газов. Копылов замахал единственной рукой. Эва закрыла лицо ладошкой и закашлялась.
– Товарищ начальник, сколько можно ждать? – выглянул из окна шофер. – Еще же в город надо, так до вечера не обернемся. А вечером, в лесу – сами знаете!
– Вот, это еще один наш сотрудник – Витя Глинский, – представил водителя Копылов. – Людей не хватает, так что он у нас и за шофера и за механика и за маркшейдера.
Виктор вышел из машины и протянул Жилину руку.
– Виктор.
– Сергей.
– И шнец, и жнец… и…, – начал перечислять свои заслуги Глинский.
– И безответственный работник, – подытожил Копылов.
Михаил Копылов не стал ждать, пока остальные оценят его шутку и сам самозабвенно в голос рассмеялся. В это время женская рука отодвинула шторку в легковушке. Кто-то пристально наблюдал за беседой сотрудников управления.
– Ничего себе безответственный! – возмутился Глинский. – А кто этот фашистский драндулет наладил? Летает, как ласточка. А? Обидно от вас такое слышать, товарищ куратор. Но… хватит разговоров, поторапливаться надо.
– Не надо, Витя, – Копылов утирал слезящиеся от смеха глаза. – Мы нового инженера собрались встречать, а он вот он сам до нас добрался. Вот что значит человек инициативный. Так что распрягайте, хлопцы, коней…
Договорить он не успел, резко хлопнула дверь легковушки. Из салона вышла стройная, эффектная брюнетка в сером пиджачном костюме и облегающей юбке. Ей заметно за тридцать, но она ничуть не утратила своей привлекательности и сама прекрасно об этом знает.
– Нет, товарищ куратор, не распрягайте, – строго сказала она.
– А-а-а, госпожа Вебер. Знакомься, Сережа, еще одна наша сотрудница. Госпожа Вебер.
Госпожа Вебер протянула Сергею руку, как-то неопределенно, то ли для пожатия, то ли для поцелуя. Сергей неловко пожал ее тонкую ладонь.
– Сергей.
– Неле, – кивнула барышня.
Госпожа Вебер изучающе рассматривала Сергея вблизи. Ранее она изучала его из авто. Сергей обратил внимание на ее глубокие, темные глаза. В таких глазах можно было утонуть, как в бездне.
– Так почему же не распрягайте, госпожа Вебер? – спросил Копылов.
– Потому что нам необходимо съездить в город за продуктами.
– А, ну это, конечно. Как говорится война – войной, а обед – …
– Вот именно, товарищ Копылов, – холодно сказала госпожа Вебер. – Поедемте, Виктор.
Виктор пожал плечами и прыгнул за руль. Машина снова жахнула, исторгла из своих недр очередное облако выхлопных газов и исчезла в сером шлейфе дорожной пыли.
– Во баба, генеральша! – восхищенно крякнул Копылов.
– А кто она такая? – спросил Жилин.
– Да, обычная переводчица, – сверкнула глазами Эва. – Прислали из немецкого антифашистского комитета. И почему вы Михаил называете меня товарищ Эва, а ее госпожа?
– Дык, ить, ты девочка, до госпожи еще экстерьером не вышла.
Эва гневно фыркнула.
– Ну, это уже простите! Фамильярности!
Эва тряхнула светлым подолом платья, стремительно взбежала по широкой парадной лестнице и скрылась в усадьбе. Копылов беззлобно рассмеялся.
– Вот, ить бабы – сатанинское племя, – сказал он. – Извелся я с ними. Хорошо, хоть, Серег, тебя прислали, все ж таки – на одного мужика больше будет. У нас ведь в коллективе одни бабы: польки, чешки, немки… Чертежницы, секретарши, машинистки. Вот сейчас вроде обещали русских прислать. Ох, истосковался я по своим-то, Серега.
– Говорят, немцев с этих земель будут выселять, и заново наполнять территорию Калининградской области советскими гражданами.
– Ну и правильно. Не, ну тех, кто с Гитлером не был связан, я думаю, оставят, а остальных – гнать отсюда в шею!!!
Михаил Копылов достал из внутреннего кармана пиджака дорогой, серебряный портсигар.
– Во вишь разжился трофеем, штаны в заплатах, зато портсигар фасонный. Куришь?
– Дымлю.
– Угощайся.
Сергей фыркнул спичкой. Мужики закурили.
– Не, вообще у нас тут народ проверенный, перепроверенный, – Копылов выпустил волнистое облако ароматного дыма. – Все-таки дело серьезное. У нас тут и чертежи стратегических, оборонных объектов хранятся. СМЕРШ налетает чуть ли не каждую неделю.
– Они ж сейчас по-другому называются?
– Да, один черт. Особист, он и есть особист. Семь потов сойдет пока отбрешисся. Каждого человека, как через ситечко пропускали. Ты вот будешь с Базелем работать, он главный по твоей епархии. Мужик грамотный, в концлагере сидел. Полька эта, щикочиха Эвка тоже там чертежницей.
– Работу-то хоть знает? – Жилин убирал с губ табачные крошки.
– Да не, девка хорошая, эт я так смеюсь с нее. Ей еще в куклы играть, а она впахивает по 12 часов не хуже любого мужика. Девка – молодец, связной была у польских подпольщиков.
– А госпожа Вебер? – спросил Сергей.
– Ух, царь-баба, – в очередной раз восхитился Копылов. – Тоже из антифашистского комитета. С Базелем живет. Кстати, а вот и он.
Из-за угла усадьбы медленно шел толстяк Базель. Он спустился во двор по узкой, серой, обшарпанной, каменной лестнице.
– Ну, вот значит, вы тут пока знакомьтесь, а я побежал чертежниц проведаю, а то им только дай волю, начнут чулками хвастаться, да новые лифчики примерять. Одно слово, бабьё!
– Как же я с ним говорить буду? – удивился Жилин. – Я по-немецки только: хэнде хох да Гитлер капут!
– Да ты что?! – усмехнулся Копылов. – Базель, он по-русски лучше тебя чешет.
Копылов махнул Базелю и быстро, перепрыгивая через ступеньки, помчался по своим делам. Вскоре его шаги затихли под каменными сводами усадьбы.
– Добрый день, молодой человек, – сказал подходя Базель.– Жилин, если не ошибаюсь?
Он сощурил маленькие глазки и растянул рот в улыбке.
Бункер в лесу
Солнце скакало между оранжевых сосновых вершин. Золотые лучи тонкими нитями сеялись сквозь листву, и на душе от этого было спокойно и даже весело. По лесной дороге мчался «Вилис». Водитель лихо крутил баранку. Лейтенант, который вез фельдъегерскую почту, радостно озирался по сторонам. Скоро его должны были демобилизовать. В далёкой Елабуге его ждала очаровательная девушка-невеста. Единственное, что могло смутить лейтенанта это предстоящее прощание с немкой, с которой он сошелся здесь в Кенигсберге год назад, но даже это обстоятельство фельдъегеря не смущало. Он напевал легкомысленный мотивчик и жевал травинку. Последнее, что успел увидеть лейтенант в свете золотого полдня, была маленькая птичка, которая чистила крыло, сидя на ветке. Пуля из штурмовой немецкой винтовки ударила лейтенанта прямо в висок.
Машина съехала в кювет. Зашипели пробитые шины. Сержант водитель одним прыжком укрылся за поваленным деревом и дал из ППШ очередь по кустам. Война отработала рефлексы. Сержант дал еще очередь в ту сторону, откуда примерно прогремели выстрелы, а потом полез в карман за лимонкой. Небритый фашист из банды недобитков «Вервольф» застрелил шофера в спину. Немец закинул на плечо карабин, вышел на обочину и помахал засевшим в засаде по другую сторону дороги. Первым из кустов поднялся Ганс Ригель. Он был в маскировочном плаще и военном кепи. В руках сжимал штурмовую винтовку. Следом из зарослей потянулись остальные бандиты. Они были одеты кто, во что: остатки военной формы соседствовали с вполне гражданской одеждой.
Небритый уже рылся в машине. Он развязал вещмешок погибшего водителя, достал хлеб и начал жадно глотать куски. Ригель презрительно посмотрел на бандита, взял портфель фельдъегеря и передал белобрысому парнишке в тёмно-синей форме бойца Гитлерюгенда.
– Уходим быстро. Фридрих! – рявкнул Ригель. – Успеешь еще набить требуху.
Небритый Фридрих кивнул и, пробубнив что-то с набитым ртом, побрел в заросли, закинув за плечи вещмешок.
Бандиты исчезли в лесу, словно их и не было. На обочине дымился «Вилис». Остались лежать распростертые тела убитых. Пчела присела на побледневшее до синевы лицо лейтенанта и коснулась ручейка крови, сок жизни, в котором уже царствовал вкус смерти, ей совсем не пришелся по вкусу, и она растворилась в вышине.
Бандиты долго шли по чаще, укрытые лесной тенью. В одном месте они остановились среди зарослей папоротника. Один из фашистов поднял кусок маскировочной ткани, переплетенный с листьями и травой. Открыл металлический люк, скрытый в кустах. Немцы по одному стали спускаться в бункер. Последним шел Ригель. Напоследок он долго озирался и прислушивался к звукам леса. Не услышав ничего подозрительного, он исчез в темном чреве убежища.
Бандиты расселись по своим привычным местам. У кого-то были походные койки, остальные ютились на снарядных ящиках. Ригель забрал у белобрысого паренька портфель советского фельдъегеря, сел на ящик из-под гранат, другой ящик – побольше, служил ему столом. Гауптштурмфюрер начал внимательно изучать похищенные документы. Среди прочего он обнаружил несколько пачек в банковской упаковке.
– Вот и наличные, – осклабился Ригель.
Он встряхнул пачкой советских денег.
– Теперь заживем, злодеи. И Фридрих сможет наконец-то набить свое ненасытное волчье брюхо.
Небритый Фридрих уже нарезал тонкими ломтиками трофейное сало.
– Ну, что сказать, кажется, на этот раз нам повезло, – согласился он. – Хотя клянусь прахом фюрера, я бы предпочел ящик французского коньяка. Как полагаете, господин гауптштурмфюрер?
– Хватит с тебя и местной водки, – отрубил Ригель. – Маркус!
Правая рука Ригеля – Маркус, молодой парень одетый в штатское, кинул Фридриху фляжку с «Беренфангом». Традиционная восточнопрусская водка – смесь спирта, меда и хвои, обжигает внутренности почище раскаленной лавы. Фридрих жадно глотнул и передал фляжку по кругу. Вдруг один из бандитов жалобно застонал. Только тогда Ригель заметил, что того зацепило очередью, когда советский сержант начал отстреливаться.
– Вот дерьмо! – ныл раненый.
Он бинтовал руку серой, разлохмаченной тряпкой и жалобно скулил.
– Заткнись! – прикрикнул на него гауптштурмфюрер. – Что ты разнылся, как баба!
– Мне нужно к врачу, – застонал раненый.
– Зачем? Это всего лишь царапина.
– А если я получу заражение крови?
– Хватит прикидываться. Ты настоящий лесной оборотень и заживать на тебе должно все, как на собаке.
Ригель хрипло рассмеялся.
– Слышишь? Оборотень! И значит, убить тебя может только серебряная пуля. Но, не переживай, большевики – атеисты и не верят в мистику, а значит им не убить тебя и ты будешь жить вечно.
– Заткнись! – внезапно взорвался раненый. – Оставь меня в покое! Рано или поздно нас всех переловят. Войне конец! Германии – конец!!! Скоро русские возьмут нас за шкирку и начнут вести допросы, а допрашивать они умеют. Посмотрим, как ты тогда запоешь!
Теперь злорадно рассмеялся раненый.
– Вот когда ты сможешь блеснуть своим красноречием, Ригель, – продолжал он. – Когда они подпалят твою эсеэсовскую шкуру.
– Как ты смеешь, старая крыса! – вскочил со своего места белобрысый парнишка из Гитлерюгенда. – А ну встать, когда разговариваешь с гауптштурмфюрером!
– Заткнись, молокосос, – спокойно сказал раненый. – Нет, больше никаких, гаупт-штурм-фюреров! Всё! Кончились!
Фридрих, забившись в угол, молча наблюдал за этой сценой, набив за щеку хлеба с салом. Затихли и остальные бандиты. Напрягся только Маркус, и положил на колени автомат. Один из фашистов, тщедушный, по виду туберкулёзник, вдруг хрипло рассмеялся.
– А, что ты, Йоганн? – обернулся к нему раненый, прекратив бинтовать руку. – Чего ржешь? Твоя шкура ничуть не дороже моей! На месте русских я за нее не дал бы и пфеннига!
– Копейки! – поправил его, закашлявшись, туберкулезник.
– Что-о-о? – не понял раненый.
– Я говорю, что теперь пришла пора считать на рубли и копейки.
– Всем вам одна цена – дерьмо! – подвел итог раненый. – Не сегодня – завтра, нас всех переловят, как зайцев.
Ригель медленно поднялся со своего места и подошел к нему.
– Ты действительно серьезно ранен? Давай, я посмотрю.
– А-а, иди ты в задницу!!!
Раненый отмахнулся и продолжил бинтовать руку серой тряпицей.
– Камрады, неужели пережив эту поганую войну вы хотите сдохнуть в этой грязной, вонючей яме, – продолжал вещать он. – Ради чего? Завтра, быть может, нас всех расстреляют. Хватит слушать этого спятившего наци! Каждый в этой ситуации выплывает сам. Мы еще можем сдаться. Да, нас будут допрашивать. Но мы можем плести русским любую чушь. Можем сказать, что всегда сочувствовали коммунистам и пошли в диверсионный отряд только для того, чтобы при случае перейти на сторону русских. А скрывались только потому, что боялись наказания. Но эта жизнь в норах – хуже любого наказания. Да, это не самая лучшая уловка. Можете поверить мне на слово, русских мы не проведем. Они уже давно не верят в пролетарский интернационализм немцев и готовы растерзать любого, кто им кажется «истинным фашистом». Впереди – самое лучшее – сибирские лагеря, но скорее всего – пуля в затылок у стены первого попавшегося сарая. Но все-таки у нас есть шанс выжить. Выжить! Понимаете?!
Все это время Ригель стоял рядом с ним, прислушиваясь к тому, что говорит раненый. Ригель даже слегка подался вперед, якобы заинтересованный монологом, оперся одной рукой на колено, а второй незаметно потянул из ножен холодный белый клинок. На последней фразе раненого, Ригель точным ударом вонзил нож ему под нижнюю челюсть. Раненый захрипел, захлебываясь собственной кровью. А Ригель спокойно пронаблюдал за его кончиной, медленно вытер лезвие ножа о штаны и взяв у Фрица кусок сала, начал готовить себе завтрак. Труп медленно завалился на бок.
– Выбросьте эту скотину подальше от лагеря и как следует замаскируйте, – сказал Ригель, поедая сало.
Двое бандитов и Маркус поспешно вытащили труп из бункера. Все остальные молчали. Фридрих продолжал жевать.
– Мальчик мой, сходи в город, купи что-нибудь пожрать, – Ригель кинул пачку советских денег белобрысому пареньку.
Личный счет капитана Ямпольского
Солнечные зайчики отражались от стекол аптеки и плясали на белой стене комендатуры. Капитан Ямпольский прошел мимо часового в темный и прохладный коридор. В кабинете комендант Артузов посмотрел на вошедшего мутным взором.
– Сволочи, мать иху ети! – капитан бросил на стол пыльную фуражку. – Теперь нападение на фельдъегеря. Это черт знает что такое! Такое ощущение, что у этого Ригеля везде свои глаза и уши. Мы его в одном месте стережем, а он появляется там, где его совсем не ждут.
Ямпольский рухнул на венский стул, витые ножки которого слегка подкосились.
– Работать надо лучше, капитан, – усмехнулся комендант Артузов. – Носишься, как бешенная собака по округе, а «вервольфы» у тебя под носом фельдъегерей бьють!
– Я этого гада, Ригеля, из-под земли достану. Сколько он моей крови за два года выпил, падаль.
– Война давно закончилась, а у нас тут каждую неделю, то убийство, то взрыв, то поджег, – покачал головой комендант. – С севера литовские бандиты лезут, с юга – польская Армия Крайова, будь она неладна. Не область, а проходной двор. Шляется всякая нечисть. А нам ее, капитан, извести надо во что бы то ни стало! С меня и так каждый день стружку снимают. Ну, есть у тебя мысли, как этого Ригеля изловить или нет?
Ямпольский закурил. Жадно глотнул дыма и закашлялся.
– Банда у него небольшая, человек двадцать. Мобильная. А местность, сами знаете какая – леса, болота. Бункеров немцы понатыкали на каждом метре, да и старых построек уйма. То же взять поместье Эйлау, там в этих подземельях черт ногу сломит. Ригель волк хитрый, разбил банду на четыре группы, после дела нырнули каждый в свою нору и ищи-свищи.
– А тебе голова на что? – возразил комендант. – Чтобы фуражку носить? Думай, соображай.
– Я себе уже все мозги сломал, – покачал головой Ямпольский. – Как призрак, раз – и нет его.
– Используй местную агентуру.
– Это тебе не Белоруссия и не Польша, тут на них где сядешь, там и слезешь. Каждый второй – фашист недобитый. Это у Ригеля, тут на каждом углу агентура.
– А почему? Потому что боятся они его, а должны – тебя бояться! Усекаешь, капитан?
– Ничего скоро всю эту немчуру отсюда выселят, полегче будет. Тогда уж…
– Ага! – взбеленился комендант. – Тогда? А пока пусть Ригель ужас нагоняет. Пусть «вервольфы» людей режут по ночам. Да? Два года. Два года, Ямпольский как война кончилась, а у нас тут такое творится! Сиди в засаде, живи в лесу, но гадов этих мне достань.
– У меня с этим Ригелем свой счет, – зло сказал Ямпольский.
– Вот, – подытожил комендант. – Раз так, тебе и карты в руки. Всё, свободен.
Ямпольский надвинул на лоб фуражку, подошел к двери, но тут комендант его окликнул.
– Стой. О каждом, слышишь меня, Ямпольский, о каждом своем шаге и даже намерении, докладывать лично мне. Понял меня? В любое время дня и ночи.
Расставляя знаки препинания, комендант глухо ударял кулаком по столу, так что фарфоровый олень на красном сукне слегка потряхивал рогами.
– Так точно, товарищ майор.
Ямпольский козырнул и вышел. Комендант Артузов повернулся к окну, удостоверился, что капитан миновал пыльный двор и запрыгнул в кабину «Студебеккера». Тогда комендант, не вставая со стула, достал из сейфа бутылку водки, наполнил стакан и немедленно выпил.
– Вот ведь жизнь собачья, – сказал он, крякнув, и тряхнул вихрастой головой.
***
Вечером в своей комнатушке господин Базель, он же штандартенфюрер СС Отто Герц, инструктировал лже-топографа Яна Горака. По уже сложившей традиции, прежде чем начать разговор, который не предназначался для посторонних ушей, толстяк Базель осторожно подошел к двери, прислушался, и запер ее на ключ. По каменным стенам ползли длинные тени. Комната была освещена только неверным светом восковых свечей. В их трепещущем пламени бледное лицо Базеля казалось поистине инфернальным. Заостренные уши на лысом черепе делали его еще более похожим на Носферату.
– Сейчас не 45-й год, – начал издалека Базель. – С тех пор многое изменилось, Пауль. Европа снова готовится дать отпор восточным варварам. Из пепла войны возникает новый мир. И Германия вновь может занять в нем положенное ей место. Немецкие политики уже ищут новую опору на Западе. Наши цели не изменились – дать отпор коммунистической заразе и расширить наше жизненное пространство. Вторая цель, по-видимому, не найдет полного понимания у держав-победительниц. Однако общие интересы западного мира, которые обязательно возникнут под давлением обстоятельств, приведут к тому, что оборонять Европу без немцев будет невозможно. И это наш единственный шанс, снова оказаться в строю.
– Это ваши предположения, господин Базель? – спросил Горак, стряхивая пепел в бронзовую пепельницу в виде головы пуделя.
– Отнюдь, мой друг, отнюдь. Вы помните генерал-лейтенанта Гелена?
– Начальник 12-го отдела генштаба – «Иностранные армии Востока»?
– Да, легенда нашей разведки на Восточном фронте. В самом конце войны, когда катастрофа была уже неизбежной, он оставил штаб-квартиру генштаба в Бад-Райхенхалле и сдался в плен американским войскам. Он уже тогда понимал, что союз Советов с британцами и американцами – в прошлом. И можно ожидать, что все западные державы довольно скоро, хотя каждая по-своему, проявят повышенный интерес к возможности использовать немецкий потенциал для ведения разведки на Востоке.
– Это очень интересно, – насторожился Горак. – Я весь – внимание. Вы готовы сказать мне что-то конкретное?
– Больше нам не придется действовать на свой страх и риск, – Базель понизил голос. – Я жду человека с той стороны.
– От американцев?
– От Гелена. Но думаю, приказы отдают американцы. Вы готовы к совместной работе?
– Так точно, – кивнул Горак.
– Я рад, что в вас не ошибся. Сейчас каждый верный человек будет на счету, а здесь в Эйлау мне не на кого положиться. Я уже не молод, и мне сложно бегать по лесу. Но мой ум, мой опыт – еще могут принести немалую пользу нашему общему делу в борьбе с варварским Востоком.
– Я в этом убежден, господин штандартенфюрер.
– Оставим громкие звания до лучших времен, мой друг, – махнул рукой Базель. – Я уже в том возрасте, когда человека интересует только одно – дело. А сейчас самое главное – предупредить Ригеля и его людей. Я уже давно с ними не связывался. Боюсь, они превратились в обычных лесных разбойников. Да и в том, что их духовный настрой на должном уровне, я не уверен. Вам необходимо отправиться в лес и оставить сообщение для Ригеля. Он очень осторожен. Настоящий оборотень. Подозревает даже собственную тень. Поэтому я очень рад, что на связь с ним пойдете именно вы. По крайней мере, вас он знает лично.
– Где он скрывается? – спросил Горак.
– Этого не знаю даже я. И это очень затрудняет наше общение. Подозреваю, что теперь мы будем получать приказы, которые обязаны будем исполнять незамедлительно. Но я знаю, где у Ригеля находится «почтовый ящик» – это тайник в глубине леса, неподалеку от пересохшего болота. Надеюсь, Ригель откликнется, тогда вам нужно будет встретиться с ним и сообщить о том, что наша работа переходит на новый уровень. Со дня на день прибудет человек от Гелана, он обеспечит нам связь и финансирование.
– А что потребуется от нас?
– Четкое исполнение приказов нового командования, – Базель постучал по лакированному краю стола янтарным мундштуком.
За окном собирался дождь. С Балтики ледяной ветер мчал серые тучи. Угрожающе гудели сосны в темном лесу. А в холе имения Эйлау трещали дрова в старом камине, было уютно и весело. Пока Базель инструктировал Горака, внизу в широком зале собрались почти все сотрудники управления. Одна из девушек играла на рояле Шуберта. Мягкие звуки поднимались к сводчатому потолку и витали там, как невесомые, легкие птицы. Несколько чисто девичьих пар кружили по паркету. Трое мужчин укрылись в тени, в углу, за одним столом. Михаил Копылов разлил простую советскую водку по изысканным богемским стаканам. Виктор Глинский и Сергей Жилин переглянулись.
– Ну, за знакомство, – поднял Копылов свой кубок.
Мужчины чокнулись и выпили.
Виктор встал из-за стола, одернул гимнастёрку, и провел большими пальцами под ремнем. Это был еще молодой мужчина, слегка за тридцать. Военная форма хоть и без погон ладно сидела на нем и выявляла многолетнюю выправку. Он обтер и без того блестящие голенища яловых сапог друг об друга и пригладил волосы руками.
– Ну, с богом, – сказал он и, повернувшись к Копылову, бросил с задорной улыбкой. – Прикрой, командир, атакую.
Виктор пересек по гипотенузе зал, легко, с улыбкой обходя пары танцующих девушек, приблизился к Эве Бузек, которая беззаботно болтала о чем-то с подругами, ловко подхватил ее и увлек, закружил в танце.
– Ну, а ты что же? – Копылов усмехнулся и повернулся к Сергею. – А? Что ж не атакуешь? А, Серега! Не журись. Смелым города покоряются.
– Да не танцор я…, – смущённо ответил Жилин.
– Эх, Серега, такую войну на своих плечах вынесли. Столько моих товарищей об этом дне мечтали. Ждали, и не дождались. Да, для меня каждый день мирной жизни – праздник. Вот ты думаешь, пьет Копылов. Да? Пью. Так ведь я пью за себя, и за того парня. Я каждый день жизни радуюсь, за всех моих боевых товарищей. Я ведь теперь не только за себя живу, но и за них. Эх, если б не ранение, я бы сейчас такого гопака вжарил. А ты тут сидишь, как кисейная барышня! Больше жизни, фронтовик! Ну, давай.
Они снова выпили. В этот момент к их столику вальяжно подошла Неле Вебер.
– Товарищ Копылов, можно мне украсть вашего приятеля? – мягко спросила она приопустив длинные ресницы.
– Эх, Нелька, дорогая! – вскинулся Копылов. – Нужно! Встряхни его как следует, этого приятеля. А то сидит, как у попадьи на именинах. Нос повесил.
Сергей Жилин неловко выбрался из-за стола, едва не опрокинув недопитую бутылку, но Копылов ловко, единственной рукой подхватил драгоценный сосуд и с облегчением покачал головой. Жилин взял госпожу Вебер за руку и все-таки с достоинством добрался до импровизированной танцевальной площадки. Он приобнял Неле, едва коснувшись талии, а второй рукой взял ладонь с тонкими аристократическими пальцами и ярким маникюром. Сначала робко Сергей повел свою партнершу в медленном танце, но потом, освоившись, закружил ее по залу, так что свет от свечей преломился между ресниц и разбился разноцветным полыханием и бриллиантовыми брызгами.
В это время на втором этаже, покинув комнату Базеля через потайную дверь, появился Горак. Он осмотрелся в темном пустом коридоре и осторожно вышел на балюстраду. Внизу вальсировали парочки, куратор Копылов подперев кулаком щеку, жевал, мечтательно глядя на молодежь. Горак словно ни в чем не бывало начал спускаться по мраморной лестнице в холл. Здесь он, пользуясь тем, что все увлечены вечеринкой, прошел в тени портьер за роялем и выскользнул из поместья.
Рояль звучал мягко и проникновенно. Госпожа Вебер была, пожалуй, единственным человеком в холле, кто обратил внимание на исчезновение топографа, но она тут же склонила голову на плечо Жилину и, увлеченная движением танца, грациозно понесла свое стройное тело дальше по зеркальному паркету.
– Вы хорошо ведете, – сказала она. – Уверенно.
– Спасибо, – улыбнулся Жилин, – Немного одеревенел без практики. Уж и забыл, когда в последний раз так непринужденно вальсировал.
– Это хорошо, что вы такой спокойный. После войны стало много нервных мужчин. А женщины больше всего ценят спокойствие и уверенность.
Музыка на мгновенье затихла. Неле и Сергей отошли к окну и укрылись в тени бархатной портьеры, отгородившись от любопытных глаз. Рояль снова ожил, но Неле только покачала головой в ответ на беззвучное приглашение Сергея продолжить танец.
– А вы хорошо говорите по-русски, – улыбнулся Сергей. Было заметно, что он не спешит покидать свою спутницу.
– Спасибо, я училась недолго в Ленинграде, – сказала Неле.
– Говорят, красивый город. Никогда там не бывал.
– Красивый. Еще успеете. Вы молодой, у вас вся жизнь впереди.
– Ну, не такой уж я и молодой, – усмехнулся Жилин. – Вечный студент.
– Что это значит?
– Я ведь на фронт ушел прямо из института. После демобилизации пришлось доучиваться. А так мне уже – тридцать.
– Для мужчины – это молодость.
– Разве у мужчин и женщин молодость и старость наступают в разное время?
– Да. Век женщины короток, поэтому мы так стремимся все успеть, так жаждем жить.
– Теперь, я думаю, у всех жизнь наладится. Уверен, такой замечательной и…, – Сергей на секунду запнулся. – И красивой женщине еще предстоит прожить немало счастливых лет.
Госпожа Вебер тихо рассмеялась.
– Спасибо вам, Сергей. Как говорят в России, такие слова, да услышал бы бог?
– Нам теперь ни бог не нужен, ни черт не страшен. Такую войну одолели. Уверен все у вас будет хорошо, Неле. И дети будут, и семья и долгая, счастливая жизнь. И мужчины ваши нервишки подлечат, дайте срок.
Внезапно Неле Вебер стала серьезной и чуть сильнее впила острые пальчики в плечо Сергея.
– Вы знаете, Сережа, я сама стала здесь очень нервной.
– Вы? Вот бы никогда не подумал. Вы производите впечатление очень уверенной в себе женщины.
– Что-что, а впечатление, мы – немцы произвести умеем. И нам этого еще долго не забудут.
В глазах Неле темнела затаенная горечь.
– Перестаньте, – оборвал ее Жилин. – Никто не собирается мстить немецкому народу. Мы воевали с фашизмом, а не с Германией. И вы – немцы, пострадали от гитлеризма больше всех. Вам еще предстоит поднимать страну из руин. И я сейчас говорю не о строительстве, хотя и с этим дел невпроворот, я прежде всего говорю о восстановлении немецкого самосознания, разрушенного этой войной.
– По-моему, вы правы. И вы большой умница.
– Спасибо, – запунцовел Сергей. – Надеюсь, я вас хоть немного успокоил?
– Немного – да. Но я говорила не только о войне, – Неле оглянулась, словно хотела убедиться, что ее никто не подслушивает.
– О чем же?
– Вы знаете, – неуверенно начала Неле. – По-моему с этим поместьем что-то не ладно…
– В каком смысле?
– Вы слышали легенду о призраке?
Жилин коротко рассмеялся, но заметив, как строго смотрит на него госпожа Вебер, быстро состроил серьезную физиономию.
– Да, – сказал он. – По дороге сюда, какой-то чудак лодочник пытался нас напугать разными баснями.
– Баснями?
– Ну, сказками. Вы же современная женщина, Неле. Неужели вы верите в эту чепуху?
– Вы курите? – вместо ответа спросила госпожа Вебер.
Жилин достал портсигар и предложил ей сигарету. Неле закурила, не спеша выпустила струйку дыма и вопросительно посмотрела на Сергея, словно прикидывая, стоит ли продолжать свой рассказ.
– В сказки я не верю, – наконец спокойно и четко выговорила она. – Но я привыкла доверять собственному слуху и зрению.
– И что же вы здесь такое увидели?
– Если бы я могла точно ответить на этот вопрос, наверное, я бы тогда смогла определить к кому мне следует обратиться, но…
– Но?
– Но я не могу точно сформулировать, что я видела и слышала. И я понимаю ваш скепсис, Сергей. Еще сложнее мне говорить с теми, кто давно находится здесь в Эйлау… Поэтому я и решила обратиться именно к вам.
– Я вас слушаю.
– Однажды, я шла по коридору второго этажа. Дело было глубокой ночью. Мы допоздна работали с коллегой Базелем и я… задержалась. В этот момент я заметила, что небольшая дверь, которая ведет в подвал и обычно заперта, на этот раз приоткрыта и снизу, из подземелья, мелькнул неяркий свет. Мелькнул, я сразу погас. Я зажгла керосиновую лампу и спустилась в подвал. Неожиданно я услышала негромкий звук…
– Что это был за звук?
– Не могу точно сказать, но он был таким печальным, что сердце мое сжалось. Я побоялась идти дальше, я вернулась к лестнице, но прежде чем подняться по ней на секунду оглянулась. И тогда я увидела…
– Что? Что вы увидели?!!!
– Это длилось всего мгновенье. Я не успела рассмотреть. Словно тень мелькнула перед моими глазами. И мне показалось, эта тень была чем-то живым, но не осязаемым…
– Как такое возможно?
– Не знаю.
– Больше вы не спускались в подвал?
– Нет.
– А когда это произошло?
– Примерно неделю назад.
– И вы никому об этом не рассказывали?
– Я и сейчас уже жалею, что рассказала.
– Почему?
– Потому что вы смотрите на меня, как на сумасшедшую.
Жилин на секунду потупился.
– Вы ошибаетесь, Неле, – пробубнил он себе под нос.
Звуки рояля давно погасли в тишине. За стенами лил дождь. Угли в камине едва тлели. Вечеринка потихоньку замирала. Многие девушки уже разбрелись по своим комнатушкам. Куратор Копылов, запрокинув голову и открыв рот, спал в уютном мягком кресле наполеоновских времен.
– Уже поздно, – сказала Неле. – Проводите меня до моей комнаты, а то теперь после всех этих воспоминаний мне страшно идти одной по темным коридорам.
Эва Бузек стояла, скрестив руки на груди, и делала вид, что внимательно слушает то, о чем ей рассказывал неугомонный Витя Глинский, но на самом деле она пристально следила за Неле и Сергеем. Когда те поднялись наверх, Эва резко оборвала Глинского, быстро попрощалась с ним и убежала в свою комнату. Витя пожал плечами, разбудил Копылова, и они оправились к себе, на мужскую половину.
Возле комнаты госпожа Вебер остановилась и многозначительно застыла в дверях. Ее взгляд, словно о чем-то спрашивал Сергея. Но Жилин только смутился под этим пристальным взглядом, галантно, но спешно откланивается и поспешил по деснице в свою келью.
Ночь словно обрушилась. Дождь прекратился. Тьма за окнами замазала все чернотой и весь лес пошел глухим звоном, стал таинственным, непроглядным, до самого горизонта, где в чащу упирался с неба белый столб лунного света.
Отошла серая туча, луна поднималась все выше, замерцали звезды и как будто стали реже. В твердом и ясном лунном свете торчали только несколько сосновых вершин, весь остальной ландшафт поглотила безбрежная тьма.
Жилин не мог уснуть. То ли неуютно показалось ему на новом месте, в тесной комнатушке, действительно больше похожей на узкую монастырскую келью. То ли растревожила его эта дикая луна. А может, сказались все треволнения последних дней и все эти россказни о призраках.
Жилин хотел открыть окно, чтобы покурить. Но древняя, упрямая фрамуга не желала поддаваться, а спать в прокуренной комнатке Сергею никак не улыбалось. Он вышел в коридор, зажег свечу в древнем фонаре и встал возле окна. Жилин фыркнул спичкой, но в тот момент, когда ее пламя погасло, он боковым зрением уловил, словно сверкнувший отсвет в глубине коридора. Сергей обернулся и увидел дверь в подвал, о которой ему рассказывала госпожа Вебер. В узкой щели снова блеснул и погас огонь свечи.
Жилин затушил сигарету и крадучись пошел к окованной железом, тяжелой, подвальной двери. Он потянул на себя ручку, проем стал шире. Жилин, подняв фонарь над головой, спустился по темной лестнице.
Тесный подземный коридор был завален разным хламом. Перешагивая разбитые багеты и тюки старого тряпья, Сергей пошел вперед, заметив впереди небольшую площадку с колонами. Оказалось, что от нее в разные стороны расходятся коридоры пошире. Заглядывая по очереди в каждый из них, Сергей на мгновение замер. Что-то колыхнулось в дальнем углу коридора, во тьме, словно тень, мелькнувшая на миг, и исчезнувшая в подземелье. Жилин сделал несколько шагов вперед и увидел еще одну лестницу, ведущую вниз. Он спустился и на него дохнуло могильной стужей старого подвала. Копоть от фонаря черной вязкой струйкой бежала по каменному, заросшему паутиной, потолку. Запах плесени мешался с пылью. Под ногами что-то хлюпало. Вдруг Сергей замер, он услышал тихий и жалобный звук колокольчика. Этот звук словно скорбел о потерянной душе, обреченной на вечные скитания во тьме. Жилин вошел в подземелье. В этот момент он увидел призрака. Это была согбенная фигура в темном плаще с капюшоном. Тень прошла мимо, всего в нескольких метрах от Жилина, и тогда он снова услышал жалобный звон колокольчика у себя за спиной. Жилин резко обернулся, но увидел только трепещущую, как саван, паутину на высоких сводах подземелья.
Подозрительный незнакомец
Все утро Жилин думал о событиях минувшей ночи. Что это было? Что он видел? Что пронеслось перед ним? После двух пережитых контузий Сергей не очень-то доверял своим ощущениям. Возможно, это была всего лишь игра воображения. Сон наяву. И не более того. Стоило ли рассказывать о своих видениях кому-либо? Учитывая, что подобные игры разума могли быть прощены, например, экзальтированной женщине, к тому же иностранке, Сергей пришел к выводу, что ему бывшему военнослужащему Красной армии и советскому гражданину о подобных видениях лучше помалкивать.
Жилин поплескался во дворе возле умывальника. Наскоро оделся, пообедал внизу в столовой, стараясь не замечать заинтересованных девичьих взглядов, что буравили его со всех сторон, и двинулся к выходу из усадьбы. Там его уже поджидали Витя с Эвой. Вместе они отправились на работу.
Свой первый трудовой день в Эйлау Жилин рассчитывал провести тихо и незаметно. Итак, после танцев с симпатичной немкой, на него стал пристально поглядывать даже куратор Копылов. Сергей решил, что лишнее внимание ни к чему.
После дождливой ночи все утро дул сухой, обжигающий ветер. Кружил пылью над лугами. Высохшие на солнце хохолки-выскочки вознеслись над травяным полем. А в глубине спрятался бледно-розовый клевер, перемешавшийся с повителью и мышиным горошком. В резных изразцах зубчатых листочков укрылись алые ягоды полевой земляники. А над ними поднимался на толстом колючем стебле исполинский чертополох, издалека сияющий сиреневыми, яркими цветами.
Жилин, Эва и Витя Глинский трудились вместе на лугу, неподалеку от поместья. Быстро поднималось солнце. Жаркий ветер играл верхушками трав. Среди зелени желтели маленькие колокольчики льнянки. Вдали голубела кромка леса.
Витя Глинский работал с нивелиром. Жилин записывал данные в толстую тетрадь. Эва некоторое время стояла возле длинной белой линейки, но вскоре видимо утомившись, присела на зеленый луг, и стала плести венок. Ее тонкие пальчики ловко свивали в косу травы и цветы.
– Эвка, хватит дурью маяться, – прикрикнул на нее Виктор, оторвавшись от объектива. – Работать надо.
Эва водрузила себе на голову венок и томно потянулась.
– Витя, какой же ты зануда. Такое чудесное утро. Солнце прекрасное осветило нас своими лучами, как языческое божество.
– Эт, мать твою, поэзия! – отозвался Витя и вновь прилип к глазку прибора.
Эва сорвала еще несколько цветков и закружилась с букетом по травяному полю. Ее светлое платье развевалось, словно у балерины. Стройные ноги девушки мелькали среди багульника, а белые волосы таяли в сияющей синеве. Жилин невольно засмотрелся.
– Солнце! – крикнула Эва. – Я готовлю для тебя жертву!
Она подбросила букет к небу, и он разлетелся разноцветным фейерверком, взрывом голубых фиалок, золотыми колокольчиками льнянки и белыми цветами медвежьего лука, так похожего на эдельвейсы. Эва все так же вальсируя, оказалась возле корпящего над тетрадью Жилина и надела ему на голову венок из душистых соцветий.
– Сергей, – вдруг строго спросила она, – а почему вы ночевали у себя в комнате?
– А где же мне еще ночевать? – удивился Жилин.
– Я думала, вас соблазнила госпожа Вебер?
– Чушь какая! – слегка покраснел Сергей.
– Ничего не чушь, у нас тут целый полк девушек, но все мужчины влюблены только в нее. Только о ней и думают, только о ней и мечтают.
Эва обернулась к Глинскому.
– Правда?
– Не правда! – поспешил оправдаться Жилин.
– Правда, правда, – засмеялся Глинский.
– Ребята, слушайте, у нас работы непочатый край, а вы занимаетесь какой-то ерундой, – насупился Жилин. – Эва! Ну, в самом деле!
– Мальчики, а пойдемте купаться?
– Где ты была, когда я был мальчиком, родная? – усмехнулся Глинский склонившись возле нивелира.
– Витя – ты записной пошляк! – Эва уперла в стройные бедра острые кулачки.
– Неточная характеристика, – поправил Глинский. – Я натур-философ.
Он закончил измерения, медленно расстегнул офицерский ремень и потянул через голову гимнастёрку.
– Ну, что кто первый к озеру? – спросил он, стягивая сапоги. – Наперегонки?
И, не дожидаясь ответа, помчался по залитому солнцем лугу. Эва бросилась догонять Глинского.
– Как дети, честное слово, – сказал Жилин и отложил в сторону тетрадь.
Между сосен и молодых берез круглое, как чаша, с голубой, прохладной и совершенно спокойной водой – озеро. Ломанным, зеленым краем вокруг раскинулся лес. А над ним весь синий, глубокий и прозрачный, струящийся зноем день. Идущая от воды свежесть. Острая осока по берегу, желтая песчаная отмель, уходящая в коричневую тьму, белые лилии и кувшинки, стаи мальков уткнувшихся носами в подводные коряги, заросшие илом. Тень от нависших деревьев гуляет по зеркалу вод. Палая березовая листва колышется на легкой волне. Среди корней россыпь высохших сосновых игл и шишки. Заросли вереска и черники подходят к самой воде. Темно-синими глазками светятся убеленные росой ягоды. Чудесный запах сосновой смолы.
Жилин подошел к озеру. Эва и Глинский раскидали одежду среди трав. На песке, как всегда бывает после ветра, лежала волнистая рябь, называемая обыкновенно свеем. Жилин посмотрел на верх. На высоком берегу, под кручей, провисли длинные корни деревьев, пробившиеся сквозь землю и песок наружу, и теперь над темными волнами реки почти достигали воды. Когда ветерок волновал воду, волны плескали на концы и нити корней, и те качались и стучали друг о друга.
Сергей снял пиджак, вязаную безрукавку и рубашку. Засучил до колен широкие брючины и уселся на теплый песок. В воде резвились Эва и Глинский. Витя подныривал, норовя ухватить девушку за щиколотки, и старался, словно водный дух утащить ее на глубину. Эва заливисто хохотала, повизгивала и обдавала Виктора, как только тот осмеливался появиться на поверхности, фонтаном сияющих брызг. Жилин с усмешкой смотрел на эту идиллическую картину, пожевывая соломинку.
Веселая троица и представить себе не могла, что в это самое время кто-то внимательно наблюдал за ними из зарослей. Среди деревьев остановилась темная тень, скрытая листвой. Каждое движение на берегу угадывали злобные и встревоженные глаза.
Жилин сидел на берегу, наслаждаясь солнечным светом и теплом. В воде все также азартно гонялись друг за другом Эва и Глинский. В очередной раз ускользнув от Виктора, Эва выскочила на прибрежный песок. Ее умытое водой миниатюрное тело, в элегантном купальнике светилось объятое золотым блеском. Глинский медленно выбирался из воды и, изображая дикого хищника, с ревом бросился вслед за Эвой. Однако она успела проворно исчезнуть в кустах. Глинский с шумом углубился в чащу, чертыхаясь, накалывая голые ступни о сосновые шишки.