Пандемия способна предоставить идеальное алиби. Все приобретают неожиданное равенство: давно болевшие неизлечимыми болезнями выздоравливают от коронавируса, ничем не болевшие здоровяки, по которым, казалось, хоть пушкой пали, напротив, умирают. Вирус или какая-то другая бацилла – они ведь не разбирают, кого косить.
На первый взгляд, перед нами великий уравнитель, больший большевик, чем исторические большевики. В спешке можно подумать, что он уравнивает всех подряд, исключая вопрос, кто конкретно умирает и зачем. Это не так. Равенство и неравенство не приходят такими, какими мы их ждем. Равенство и неравенство действительно ставятся на кон жизненного выбора, но в момент этого выбора они приходят неузнанными.
Как известно, «на миру и смерть красна», но красна совсем не смертной красой. Она раскрывается как бутон, открывая невиданные доселе возможности равенства и неравенства. Но если «на миру» погибает сам мир, эстетический эффект многократно усиливается. Апокалипсис превращает смерть в ярмарку тщеславия, которая оставляет от смерти только разыгранный по ролям силлогизм, в котором «все люди смертны». Посреди этой красоты вообще трудно на что-либо опереться. Даже на себя. Когда всеобщая смертность дана в ощущениях, первый удар наносится по самим ощущениям.