ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
«Солнцебесие. Афоризмы и откровения»… Данная книга – отнюдь не первое обращение российского прозаика Станислава Шуляка к сему весьма специфическому, афористическому «жанру». Года три назад в издательстве «Ридеро» вышла 200-страничная книга С. Шуляка «Тьмы и просверки. Афоризмы и откровения». Книга состояла из трёх частей: первая книга откровений – «Дары данайцев», относительно небольшая по объёму вторая книга откровений – «Каин жив», в качестве же приложения в книге были размещены избранные юношеские афоризмы Станислава Шуляка, этот раздел получил название «Ранние листы» и датирован он 1978—82 годами.
И вот «Солнцебесие»… Здесь две части: подборка афоризмов и откровений, одноимённая со всей книгой. Также в настоящем издании предпринята попытка – первая, насколько нам известно, – попытка собрания афоризмов, щедро (даже расточительно) разбросанных по страницам прозы Станислава Шуляка – рассказов, романов и проч. Вообще отличительной особенностью прозы С. Шуляка является изрядная афористическая «оснащённость» этих текстов. Эта часть книги «Солнцебесие» поименована «Афоризмы из прозы».
Несложно догадаться, что при жёсткой механической корчёвке афоризмов из неухоженной прозаической почвы многие низкорослые словесные миниатюры выдираются с остатками корневищ и с комками чернозёма, что, впрочем, не слишком преуменьшает их общекультурную значимость.
Здесь стоит отметить, что при цитировании сих сверхкратких интеллектуальных высказываний – афоризмов – использовались в основном «бумажные носители», то есть печатные издания – книги, журналы. То, что призрачно «гуляет» в Сети, пока оставлено в стороне. С учётом же того обстоятельства, что в настоящее время ряд романов С. Шуляка опубликован лишь в журнальных версиях, претерпевших существенные сокращения, не приходится удивляться, что подборка «Афоризмы из прозы» является далеко не исчерпывающей. Часть афоризмов неизбежно были выстрижены неумолимыми редакторскими ножницами. Ничего не поделаешь – первая попытка есть первая попытка!
В таком контексте особенно «вопиющей» выглядит ситуация с романом Станислава Шуляка «Плач Иеремии», изданным журналом «Нева» (№8 за 2015 год). Следуя за фабульной канвой библейского «первоисточника», роман, действие в котором происходит в наши дни, повторяет и его, первоисточника, структуру. Так библейский плач пророка Иеремии состоит из 5 глав по 22, 22, 66, 22, 22 стихов. Ровно столько же стихов и в последней главе «Плач Иеремии» одноимённого романа С. Шуляка (в полной версии). Но, поскольку журнальный вариант романа существенно сокращён в сравнении с «исходником», то сокращено и количество стихов в «плаче». В итоге журнальный плач С. Шуляка «полегчал» ровно в два раза. Таким образом, в последней главе романа 11, 11, 33, 11, 11 стихов (афоризмов) соответственно. Столько же их и в данной книге в разделе «Афоризмы из прозы».
Несколько особняком в книге стоит травестийное приложение к раннему роману С. Шуляка «Лука». Этот раздел поименован «18 афоризмов академика Платона Буева, использованные им в одном неоконченном споре с покойным Деканом ещё при жизни последнего». Это абсолютно графоманские, постмодернистские миниатюры, лишь подчёркивающие алогизм, абсурдность происходящего и неизбывную, нарочитую умалишённость нарратора.
Несколько слов о содержимом книги «Солнцебесие». Если верить авторской датировке, все афоризмы, составившие книгу, были написаны в течение одного года, с октября 2020 года по октябрь 2021. Количественно в книгу вошло чуть более тысячи микротекстов.
Эта книга явно существует в рамках, так называемого, «мизантропического проекта» Станислава Шуляка. В сей проект помимо «Солнцебесия» включены романы «Инферно», «Без сестры», «Озноб» и «Бла-бла-бла», многие рассказы, радиопьесы, миниатюры из цикла «Последствия и преследования», да собственно, не менее половины всего творческого наследия данного автора. Подобно незабвенному Козьме Петровичу Пруткову, выступавшему под маской простодушного графомана, директора пробирной палатки, слишком уж привычного к житейской назидательности, Станислав Шуляк выступает под маской литературного мизантропа, бранчливого циника, нигилиста и имморалиста. Отсюда-то все его «вредные советы», ложные проповеди, фальшивые морализаторства, во множестве рассыпанные по страницам «Солнцебесия». Тотальность отрицания временами зашкаливает, она однозначно превосходит Кафку или Беккета, что, в общем, не совсем удивительно: время-то не стоит на месте, и так или иначе и следует ожидать от творцов чего-нибудь вроде очередного понижения градуса человеколюбия и мироприимства.
Есть несколько близкородственных дефиниций термина «афоризм». Википедия определяет афоризм, как «оригинальную законченную мысль, изречённую и записанную в лаконичной запоминающейся форме и впоследствии неоднократно воспроизводимую другими людьми». В принципе, это верно. Но всё же следует несколько переставить акценты. Афоризм – краткое самодостаточное речевое произведение, речевое событие, смысл (мысль) в нём приветствуется, поощряется, но не является обязательным. Смысл может мерцать в отдалении, обозначаться пунктиром, манить и морочить. Смысл может рассыпаться намёками, но – никогда не навязываться. И ещё афоризм – высказывание, существенно более близрасположенное к поэзии, нежели это декларировалось прежде. В сущности, афоризм – равноправное дитя прозы и поэзии, отчасти ушибленных своими природными протяжённостями. Афоризм так же странен и причудлив, как карлик, порождённый в семье нормальнорослых предков.
Тем более – последний пункт определения, предложенного популярной электронной энциклопедией, – очевидное родимое пятно идеологии постиндустриального общества. Никакое явление или событие не является существующим, действительным, если о нём (о них) на все лады не вещают масс-медиа. Война или светопреставление существуют только тогда, когда о них сообщают по зомбоящику или в интернет-новостях. Афоризмы же зачастую выламываются из такого информационного прокрустова ложа. Ибо иные из них способны вести своё тайное существование с мириадами подспудных значений параллельно скрытной истории человечества, лишь на краткие мгновения содрогаясь от фотовспышек и изнемогая от неумолимого упругого света юпитеров. «Афоризмы подобны кротам – подкапывают во тьме, при дневном же свете тревожно согбенствуют», – читаем мы в «Солнцебесии» афоризм под номером 1098. Возможно, он как раз о том: афоризм вовсе не обязан «быть неоднократно воспроизведённым другими людьми» – авторская афористика существует по несколько иным законам. Афоризм не перестаёт быть афоризмом, даже если он не то, что не был воспроизведён другими людьми, но даже и не читан ими. В принципе, то же касается и романа, и рассказа.
Итак, «Солнцебесие»… В книге три персонажа: Бог, Мир, Человек. Впрочем, в отношении последнего пафос постоянно понижается, и тот именуется Двуногим. Можно заметить, что с Homo автор «Солнцебесия» ещё вынужден считаться (не попрёшь же, в конце концов, против очевидного), то sapiens С. Шуляк отметает с порога. Нет в его искажённом мире никакого сапиенса, он и сам (автор) никакой не сапиенс. Сумеречный романтик Ницше, удручённый тотальным несовершенством человека, некогда мечтал о сверхчеловеке, он тосковал по этому существу, расположившемуся на ступенях эволюционного развития приблизительно посередине пути к Богу. Интенции С. Шуляка прямо противоположны: человек для него идентичен недочеловеку, да что там – это практически синонимы.
«Послушайте, имейте же хоть каплю человеконенавистничества!» – дословно гласит афоризм №72, быть может, ключевой из первой книги «Дары данайцев». Тогда ещё могла речь идти о каплях! В «Солнцебесии» – и «прогресс» здесь несомненен – жидкая отрава сомнения и неверия уже объяла автора до души его. И, возможно, ключевой афоризм книги – №749 – здесь выглядит так: «Послушайте! Вы напрочь утратили всякие неприличия, вы игнорируете любые общенедочеловеческие ценности!» «Говоря о грядущем Хаме, мы подразумеваем самого разнузданного из хомосапиенсов», – словно подводит итог автор «Солнцебесия» в №722. Человек слишком несовершенен, утверждает автор, настолько несовершенен, что чем такой, так лучше уж никакого вовсе! В сущности это перфекционизм высокого полёта. Столь высокого, что и стратосфера будет ниже.
При этом, конечно, не следует делать далеко идущих или экстремистских выводов. Например, об истреблении негодных человечишек, обременяющих бедную захудалую планету. Или, положим, об их самоистреблении. Последнее, впрочем, весьма, возможно. Независимо даже от пожеланий или фобий разнузданных литераторов и их читателей (или нечитателей).
Кстати же, если открыть последнюю страницу романа С. Шуляка «Плач Иеремии», то в стихе 11 пятой главы мы встретим всю ту же бодрую троицу персонажей: Бог, Мир и человек, причём ровно в той же последовательности. «К Богу, миру и человеку взываю я, но вовсе не слышен голос мой, голос мой тщетен! Голос мой бесполезен. Он тише ветра ясною звездною ночью. Ветер же веет над миром, одинок и свободен!..» Дополнительным тому подтверждением может быть №132 из «Солнцебесия». «Бог здесь давно не ходит. Хоть мы по привычке всё оглядываемся, всё высматриваем. У каждого – у Бога, у мира, у человека – своя избранная, своя отдельная тропа, и тропы те не пересекаются». Думается, всё сие неслучайно.
Тема недочеловеческого, слишком недочеловеческого выпукло звучит в №1078: «Начитавшись Бога и глаголов Его, насмотревшись мира и неба, наслушавшись понурых притч подспудных храмов и площадей, лишь стоишь истекающий недочеловеческим, слишком недочеловеческим, с сердцем, колотящимся дробью обескураженности!..» и в №1081: «И ещё оставить свой след на почве недочеловеколюбия тяжеловесными пятами причудливости!..»
Здесь нелишним будет поставить вопрос об источниках столь мощного, разнопланового афористического высказывания, какое мы наблюдаем в «Солнцебесии» С. Шуляка. Ответ, впрочем, напрашивается сам собой: источником является весь корпус мировой афористики, от античности и до наших дней. Но можно и несколько конкретизировать. Весьма ощутимо присутствие незабвенного, трешевого до мозга костей Козьмы Петровича Пруткова, практически нескрываемо своеобразное, интеллектуальное отталкиванье от Ницше, Вольтера, Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, на страницах «Солнцебесия» можно невзначай встретить желчного и мятущегося Василия Розанова, языкастую мудрую старуху Фаину Раневскую, сухощавого Аркадия Давидовича и ещё много кого. И вместе с тем подавляющее большинство афоризмов в этой книге абсолютно оригинально, но всё ж и предельно небеспочвенно.
Известно высказывание, приписываемое сразу нескольким авторам: «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как по течению проплывёт труп твоего врага». Это высказывание стало источником целого ряда афоризмов Шуляка, вошедших в данную книгу. Например, №2. «Если долго-долго дёргать солнце за лучи, оно в конце концов придёт к тебе и восстанет на твоём пороге, величественное, безапелляционное, безнаказанное». Ещё стоит обратить внимание на афоризм №123 из «Солнцебесия»: «Если долго-долго будешь писать один стих, этот стих в конце концов сам напишет тебя». И здесь не в том дело, что напрашивается ещё сближение с известной ницшевской максимой о бездне, вглядывающейся во всякого, вглядывающегося в неё. Творческое, созидательное начало созидает и самого творца.
Но Шуляк не был бы Шуляком, если бы в его книге не появился ещё афоризм отчасти «как бы в том же духе» – 554: «Если главою вниз и, водрузясь на колени, молиться достаточно долго, то откуда-то сверху, рядом с тобой может свалиться труп твоего бога». Труп твоего бога – ни больше, ни меньше! Кто знает, какие сюрпризы ожидают нас ещё в этой жизни, правда, не без нашёптывания изощрённой творческой волей данного, весьма причудливого автора.
Тематика афористики Станислава Шуляка обширна, многообразна. В сущности, эти афоризмы «обо всём»! О философии, о религии, об истории, о литературе, о познании, о языке, о самой афористике. Эта всещность отчасти обеспечивает автору сей книги своё индивидуальное место в великом собрании мировой афористики. Что это за место такое и возможно ли с оного «докричаться» до обрюзгшего человечества или поджарого недочеловечества, сие нам не ведомо, да оно и не важно. Важно, что своё.
