Мир вокруг качался, в голове шумело, точно Ивар, подобно Садко, решил отправиться в плавание на утлом плоту. Думать не получалось вообще, и, отчаявшись составить хоть одну связную мысль, он разомкнул отяжелевшие веки. Под спиной было что-то твердое, а взгляд уперся в дощатый потолок.
– Ага, очнулся! – сказал кто-то ехидным голосом.
– Давненько я тебя таким не видел, конунг, – укоризненно прогудел другой голос, басовитый и глубокий.
– Общение с русичами до добра не доводит! – добавил первый.
«Сигфред и Кари» – всплыли из глубин сознания имена, и Ивар с трудом сел. Берсерки сидели за столом у окна, и во взглядах их было что угодно, но только не уважение к титулу конунга.
– Что было вчера? – спросил Ивар, едва ворочая распухшим языком. – И где мы?
– В комнате, куда мы тебя принесли из общего зала, где ты дрых на лавке, – сообщил Сигфред, улыбаясь насмешливо, словно заяц, обнаруживший намертво запутавшуюся в кустарнике лису. – Тот рыжий кабан нам тебя едва отдал, чуть не подрались!..
– А так ничего, обошлось, – рокотнул Кари, – видали и похуже!
– Видали, – согласился Ивар, обнаружив, что спал в одежде и даже в сапогах. – А где остальные?
– Дрыхнут еще. Вчера остатки того, что ты не допил, долакали мы! – Тощий берсерк выразительно облизнулся. – Дабы не дать конунгу сгинуть в пучине пьянства!
– Вот шутник, рядом с тобой сам Локи отдыхает! – Ивар встал и тут же сморщился – в висок будто ударили молотом.
Зал, где вчера гуляли, выглядел будто поле брани после битвы. На лавках, столах и даже на полу возлежали дружинники, храп стоял такой, что трясся потолок, а бычьи пузыри, натянутые на окна, изрядно запотели.
Буслаева среди спящих не было.
– Зато как погуляли, – невнятно выразился Ивар и выбрался во двор. Тут царило утро. Солнце, болезненно яркое, радостно лучилось в чистом небе, чирикали пташки.
Черная собака, лежащая у ворот, посмотрела на похмельного конунга с явным неодобрением.
– Тебе повезло, – проворчал Ивар. – Ты не пьешь!
Под осуждающим взглядом псины он умылся и напился. Стало легче. Только после этого он понял, что назойливый шум, который он до сих пор принимал за гудение внутри головы, доносится откуда-то с улицы. Словно за ночь к Хольмгарду подступило море.
– Эй, конунг, – из дверей постоялого двора высунулась наглая рыжая морда Нерейда, – похмеляться будешь?
– Нет, – ответил Ивар, которого едва не передернуло при слове «хмель». – Пойдем лучше погуляем!
– Давай. – Рыжий викинг на мгновение исчез и тут же вернулся, уже с мечом на поясе. – Тебя одного отпускать что дитя малое – всякий обидит!
Ивар потрогал синяк, оставшийся после вчерашней драки, и промолчал.
Улицы города, вчера заполненные народом, точно болото – лягушками, сегодня оказались пустынны, будто капище в урожайный год. Словно все обитатели Хольмгарда дружно переселились куда-нибудь в Валланд. На дверях лавок висели замки, и ветер сиротливо шуршал обрывками бересты.
– Куда они все подевались? – недоуменно вопросил Нерейд, когда они миновали третью подряд пустую улицу. – Нидхегг их пожрал, что ли?
– Скоро узнаем, – проворчал Ивар.
Странный шум, накатывающийся волнами, как прибой, постепенно усиливался. Улица повернула – и перед викингами открылась громадная площадь, похожая на миску, до краев заполненную кипящим супом из орущих и свистящих людей.
Ивар в первое мгновение едва не оглох. Потом у него чуть не лопнула голова.
– Это же городской тинг! Вече по-здешнему! – донесся сквозь рев голос Нерейда. – Только почему так шумно?
Площадь волновалась и кипела, а по другую ее сторону, у подножия высокой, сложенной из бревен башни, виднелся широкий помост. Расположившиеся на нем люди были разряжены в парчу и бархат, солнце ярко сверкало на украшенных золотом поясах, обтягивающих толстые, словно подушки, животы.
По краю помоста цепью выстроились стражники. Все высокие, плечистые, с короткими, толстыми копьями и широкими щитами. Взгляды их настороженно шарили по толпе.
Один из толстяков поднял руку, и площадь стихла, не сразу, постепенно, словно море, над которым перестал дуть ветер.
– Жители вольного Новгорода! – проревел толстяк, но дальше заговорил тише, и Ивар перестал его слышать.
Слова были встречены очень бурно. Половина площади радостно орала, в воздух летели шапки. Зато другая возмущенно свистела и улюлюкала, в криках слышался гнев.
– Что тут решают, почтенный? – спросил Нерейд у ближайшего к ним горожанина, чья окладистая борода и квадратное телосложение делали его похожим на цверга. – Объявлять войну багдадскому халифу или нет?
– Да ну что нам тот халиф? – махнул рукой хольмгардец. – Думают, где мост новый строить, выше мельницы Старого Чиря или ниже.
– И ради этого собрался весь город?
– А то! – Горожанин приосанился, воинственно выпятил бороду. – Мы любое дело решаем всем миром!
– Похоже, не миром, а войной, – пробормотал Ивар. Очередные слова кого-то из толстяков с помоста вызвали бурю возмущения.
– Посадник – козел!.. – дружно понеслось над площадью, в сторону помоста полетели тухлые яйца, которые желто-белыми потеками расплескивались по предусмотрительно выставленным щитам. Одно таки миновало заслон и «украсило» чью-то высокую шапку из собольего меха.
Подобного поношения сторонники посадника стерпеть не смогли. Замелькали кулаки, толпа взревела, качнулась в одну сторону, в другую. В центре свалки мелькнула рыжая голова Буслаева.
Главный задира Хольмгарда был там, где заваривалась потасовка.
Вскоре дрались все. Купцы, ремесленники и плотогоны азартно размахивали кулаками, стремясь расквасить нос ближнего, превратить его губы в подобие оладий и расписать лицо синяками.
Стоны, рев и вопли слились в дикий шум, слабые или робкие кинулись прочь из месива, пытаясь спасти шкуры, задиристые стремились добраться до противников. Над площадью взвилась туча пыли.
Из нее выскочил какой-то человек, боднул Ивара в живот и умчался прочь, дико завывая, словно потерявший разум волк.
– Ничего себе! – сказал Нерейд, уворачиваясь от вылетевшего из свалки камня. – Весело у них тут!
Кто-то, видимо опоздавшие, с радостным ревом неслись к площади, по пути раздавая тумаки встречным. Те шарахались, и на узкой улочке воцарилось столпотворение, по сравнению с которым вчерашняя толчея казалась полным безлюдьем. Держащихся вместе викингов швыряло и подкидывало, точно на спине норовистого скакуна.
– Да нас просто затопчут! – в ужасе оглядываясь, крикнул Нерейд. – Надо сматываться!
Но вырваться из сутолоки было труднее, чем завалить великана. Бурный людской поток не давал выбраться, крутил, будто в водовороте.
– Да уж! – просипел Ивар, когда викингов плотно прижали к стене одного из домов. – Легче было в Багдаде, когда мы сражались против тысяч!
Он дышал тяжело, поминутно сплевывая комки темной пыли. По лицу тек пот, пахнущий хмельным. На запах с радостным жужжанием слетались мухи, садились, щекотали лапками щеки и скулы.
– Клянусь залогом Вингниса, – прохрипел Нерейд, отпихивая от себя едва держащегося на ногах мужика, от которого разило, будто из бурдюка с брагой, – раньше я всерьез думал, что викинги, если вздумают, смогут завоевать весь мир!
– А теперь? – Ивар едва увернулся от брошенного кем-то кувшина, который с сухим стуком раскололся о стену дома. Острым черепком конунгу оцарапало ухо.
– Если кто и сможет превзойти нас в буйстве, а значит, и остановить, так это обитатели Гардарики! – Рыжий викинг получил локтем в живот и с утробным хеканьем согнулся.
– Ха, какая встреча! – Голос, прозвучавший совсем рядом, показался знакомым. Подняв голову, Ивар столкнулся с взглядом светло-желтых глаз, до ужаса похожих на волчьи.
– Лычко? – Удивлению конунга не было предела. Последний раз с молодым русичем они виделись семь дет назад в Миклагарде. – Клянусь копытами Слейпнира, Лычко!
– Я и есть! – Русич хищно ухмыльнулся, продемонстрировав острые зубы. Разговаривая, он не забывал пробиваться к конунгу и для этого активно работал кулаками. Удары его были молниеносны, и мало кто после них мог встать. Спину Лычко прикрывали несколько хмурых, плечистых молодцев.
– А вы, я смотрю, попали в переплет? – спросил он, пробившись к викингам вплотную.
– Да уж, вече в Хольмгарде – не тинг во Фросте! Настоящая буря стали! – ответил Ивар, помогая распрямиться Нерейду. Лицо того было красным, а рот судорожно разевался, отчего рыжий викинг напоминал выброшенного на берег сома.
– Ничего, сейчас вытащим! – Лычко улыбнулся еще раз, что-то скомандовал. Его подручные построились клином и ринулись в толпу. Ивару оставалось только поспевать за ними да прикрываться от случайных ударов.
Сотню шагов проделали почти бегом, и наконец всеобщая свалка осталась за спиной.
– И все из-за какого-то моста? – вздохнул Нерейд. – Представляю, что будет, когда передерутся по серьезному поводу!
– А то же самое, – пожал плечами Лычко. – Давно вы в Новгороде?
– Со вчерашнего дня, – ответил Ивар. – И уже успели познакомиться с Буслаевым!
– Ясно. – Русич понимающе оскалился. – О синяках на твоем лице, доблестный конунг, можно не спрашивать – как ты Ваську отделал, весь город гудит. И о том, как потом с ним пил, – тоже…
– А ты что здесь делаешь? – поинтересовался Ивар, спеша увести разговор от неприятной темы. За вчерашний разгул было стыдно – не к лицу конунгу надираться До беспамятства.
– Долгий разговор. – Лычко неопределенно махнул рукой, опустил лукаво сверкнувшие глаза. – Пойдем-ка в баню. Там вы и оклемаетесь, и потолкуем спокойно.
– Пойдем, – не стал отказываться Ивар.
Постоялый двор, где остановился Лычко, расположился на берегу реки. Баня – крошечная бревенчатая клетушка – возвышалась над ведущим к воде косогором.
– И здесь мы будем мыться? – недоверчиво спросил Нерейд. – Помню, были мы в Миклагарде в бане, так там мрамор, колонны, девки…
– Там не баня была! – Лычко загадочно усмехнулся. – А так, ерунда! Сейчас вы узнаете, что такое настоящая славянская баня – без девок, мрамора и колонн! Раздевайтесь!
Хозяин постоялого двора, натопивший баню для постояльцев, проводил их туда и занялся делами. Вскоре, проходя по двору, он с удивлением заметил, что слуги, заинтересованно навострив уши, толпятся у бани.
– А ну работать, бездельники! – грозно рыкнул он. Слуги разбежались, но сам хозяин замер, пораженный странными звуками, доносящимися сквозь толстую бревенчатую стену
Слышались удары, какие бывают, когда хорошо работают веником. Они заглушались нечленораздельными воплями, сменялись свирепым рычанием и плеском воды.
С грохотом отворилась дверь, оттуда высунулась мокрая рыжая башка с выпученными глазами.
– Нет, я больше не буду! – прокричала она. – Выпустите меня! Я хочу к маме!
Из бани раздалось утробное рычание, башку втянуло внутрь, и дощатая створка захлопнулась.
– Может, пытают кого? – подумал вслух хозяин, пожал плечами и пошел дальше. Если постояльцам, по всем повадкам похожим на воинов, угодно кого-то пытать, то это их дело. Слава богам, Новгород – вольный город, и каждый в его пределах властен заниматься своими делами.
Викингов из бани почти вынесли. Нерейд ругался шепотом, говорить громче сил у него не было, клялся, что хуже не чувствовал себя с самого рождения. Ивар молчал, хотя ощущал себя выстиранным бельем, которое хорошенько отжали, а после этого колотили о камни.
– Вот и отлично! – Лычко был до отвращения бодр, глаза его горели хищным пламенем. – Сейчас кваску хватанем и о делах побалакаем!
Ивар мужественно приготовился к новым пыткам, и, как оказалось, зря. Квас, коричневый, мутный напиток, похожий на воду из торфяного болота, на вкус оказался не так плох. После него голова немного прояснилась.
– Ну что. конунг, рассказывай, как ты, как твои воины? – спросил Лычко. – Семь лет – немалый срок. Многое могло случиться.
– Да все так же, – ответил Ивар. – Утюжим море брюхом драккара. Обо мне уже и сказки рассказывают по Северным Землям. Все, кого ты знаешь, живы, слава асам! Вот решили попытать счастья в Гардарики, наняться в дружину Хольмгарда. Говорят, что посадник сносно платит…
– Раньше платил, – поправил Лычко, – Сейчас с этим туго. Войны последних лет опустошили казну, своих бы воинов прокормить. Тут не до наемников.
Ладно. – Ивар усмехнулся, отхлебнул еще кваса. – Тогда поплывем назад. Мир велик, без добычи домой не вернемся. А ты что делаешь в Хольмгарде? Давно ли покинул Миклагард?
– Пять лет, и с того времени служу в стольниках у князя тиверцев Бузислава!
– У князя? – ожил Нерейд. – Бузислав выбился в правители?
– Так получилось. – Лычко развел руками, словно извиняясь, – Вот правит, а я ему помогаю.
– Как он только княжество не пропил с такими помощниками, – пробурчал рыжий викинг.
– С тобой бы точно пропил! – осадил болтуна Ивар и вновь повернулся к русичу: – А здесь-то ты что забыл? Или владения Бузислава рядом?
– Они далеко, – вздохнул бывший телохранитель константинопольского императора, – За лесами, реками и болотами. А сюда меня прислал князь – искать помощи против идущей из степи угрозы.
– Я немного слышал об этом. – Ивар ощутил, что его тащат, словно козу на веревке. Сначала случилась буря, отогнавшая корабль к Рюгену, потом драккар неведомыми ветрами занесло в Адальсюслу, а теперь еще произошла почти невероятная встреча с Лычко, который прибыл с самого юга, откуда ползет неведомое зло.
– Веками мы жили рядом со Степью… – В голосе русича зазвенела тревога, лицо стало серьезным. – Всегда воевали с ее жителями. Одно племя степняков сменялось другим, киммеры пришли вместо тернопольцев, сами погибли под мечами скифов, а тех поглотили сарматы. Всех не упомнить… Но нынешние, которые явились с востока пять лет назад, они даже не люди… Тиверцы самые свирепые воины, мы еще отражаем набеги, а наши соседи, дулебы, волыняне, сочли за лучшее отступить в глубь лесов и сами теснят северные племена. И там свары, раздоры, кровь…
– Война дошла до моря, – тихо откликнулся Ивар, – и ладьи вендов несут смерть на берега Вестфольда и Трандхейма.
– Вон оно как… – Лычко совсем погрустнел. Выглядел он точно волк, отбившийся от стаи. – Наших сил уже не хватает, чтобы отражать супостатов, и князь послал меня сюда, чтобы испросить помощи у Господина Великого Новгорода! Словене всегда были охочи до драки.
– Судя по твоему невеселому виду, успеха ты не добился? – предположил Нерейд. – Куда веселее выбивать друг другу зубы на улицах, чем лить кровь под мечами степняков!
– Наверное, так. – Русич отхлебнул еще кваса, поперхнулся, – Посадник ответил мне, что им не до южных дел, что чудь напирает, ижора совсем обнаглела, а пермь отказывается платить оброк!
– Послал, короче, – заключил Нерейд, – И совсем не к асам на пир!
– Интересно, – Ивар взглянул собеседнику в желтые глаза, – почему ты говоришь «мы», упоминая о тиверцах? Ведь ты невр!
– И что? – удивился Лычко, – Все мы потомки Таргитая, будь то невр, словенин или даже лях. И пусть деремся меж собой не хуже чем голодные собаки за кость, так это наша драка, и пусть чужой не лезет! Воюя со Степью, я сражаюсь не за свою семью, род или даже племя, а за родину, что тянется от Русского до Варяжского моря и которую вы, северяне, зовете Гардарики! Неужто ты бы не вступился за отчизну, угрожай ей враг?..
– Отечество морского конунга – его драккар! – отчеканил Ивар, выпячивая подбородок, – А единственное, за что он может сражаться, – это слава и золото!
Нерейд фыркнул. Ивар нарочито не обратил на это внимания.
– Да? – удивился Лычко, – Хорошо. А как насчет того, чтобы добыть славу и золото в боях за чужую отчизну? Бузислав велел мне принимать на службу наемников, буде такие найдутся.
– Я так думаю, что воевать придется на суше, а тут мы, викинги, не особенно умелы, – буркнул Ивар. – Вот если бы пришлось сражаться на воде. И куда я дену драккар?
– Его можно пристроить, – взгляд русича стал пристальным, цепким, – хотя бы к причалам твоего друга Буслаева. Он не только задира и пьяница, а еще и богатый купец. Оставишь с десяток воинов, чтобы охраняли его, а с остальными двинешься со мной. А на что вы способны на суше, я очень хорошо представляю!
– Нет! – Ивар тщетно искал причины для отказа, но их не было. Не хотелось чувствовать себя лишь фишкой в руках бога, который двигает ее куда ему заблагорассудится.
– Вспомни, что говорил Арнвид, – негромко сказал Нерейд. – Если южные племена двинутся на север, то вендам ничего не останется, кроме как переселяться. И тогда, сколько ни добудь ты золота и славы, окажутся они ни к чему, ибо некому будет эту славу воспевать и никакое золото не возродит из пепла твою усадьбу и тех, кто в ней живет. Настоящий мужчина отвечает не только за тех, кто рядом с ним, но и за отечество!
– Ладно. – Ивар сжал челюсти, заскрипел зубами. Одно дело, когда попрекает эриль, а другое – когда наглая, хитрая рожа, славная лишь пьянством да зубоскальством. – Дело серьезное. Я должен посоветоваться с дружиной. Приходи завтра на мой драккар, Лычко, там я дам тебе ответ.
– Хорошо, – кивнул русич, – Еще кваску – на посошок?
– Харек?
Молодой викинг остался последним, кто еще не высказался. Услышав вопрос конунга, он вздрогнул и обвел дружину беспомощным взором. Темные глаза юноши блестели, будто ягоды терновника
– А что – я? – смутился он. – Я как все…
– Да, для битвы ты уже набрался смелости, для речей – нет, – покачал головой Ивар, вспоминая, что когда-то слышал подобные слова, обращенные к нему самому. – Запомни: в нашей дружине нет рабов и каждый имеет право слова, особенно когда конунг просит совета.
– Тогда я бы вернулся назад. – Харек опустил взгляд.
– Ладно, – Ивар с трудом сохранил бесстрастие. Из всей дружины его поддержала в лучшем случае треть. Остальные рвались воевать за тиверцев так, словно им сулили намазанные медом золотые горы и сладостную ночь с Фрейей в придачу. – Осталось лишь вопросить руны. Арнвид, что уготовила нам Судьба?
Эриль встал, важный, словно цапля посреди болота, с легким шорохом развернул льняной платок. Со стуком посыпались на него плашки, вырезанные из моржового клыка.
– Трудности, смерть, божественная помощь, – скороговоркой сказал Арнвид после минутных размышлений. – Решай, конунг…
Лычко, допущенный на совет дружины, затаил дыхание.
– Хорошо, мы отправимся в земли тиверцев, – чувствуя, что режет себя ножом по горлу, подытожил Ивар. – Здесь останутся… – Тут неслышно напряглись все викинги: никому не хотелось протирать штаны в Хольмгарде, пить пиво и дуреть от скуки, пока остальные будут кровавить мечи, ища милости Гаута. – Арнвид, Гудрёд, Рёгнвальд…
Он назвал еще десять имен. Близнецы дружно выругались, остальные неудачники склонили головы, но спорить не стали. Знали – бесполезно.
– Спасибо, – сказал подошедший к Ивару Эйрик, – а то я уж начал бояться, что погибну не в бою…
Ивар вздрогнул, понимая, что, взяв с собой бывшего наставника и старого друга, рискует оказать воину, разменявшему полстолетия, совсем не ту услугу, о которой изначально думал.
– Почему?.. – спросил конунга подошедший Гудрёд.
– Две Марки стар, – просто ответил Ивар. – Скоро мне будет нужен новый помощник. Ты останешься здесь в качестве старшего. Кому, как не тебе, я могу доверять?
– Кому, как не мне?.. – Гудрёд, за шрам на лбу получивший прозвище Меченый, криво улыбнулся и отошел.
– Не бойся, – Арнвид выглядел спокойным, словно не его только что лишили возможности участвовать в походе, – я не буду разбрызгивать слюну, разрываясь от ярости. Подожду вас в Хольмгарде. Местные волхвы много знают, а эрилю никогда не поздно научиться чему-либо новому… И помни, что боги, – тут взгляд Лысого стал твердым, – не в силах вынудить нас к чему-либо. Все решения мы принимаем сами и л»ишь потом сваливаем на Высших, чтобы оправдать свои колебания и неудачи… Забудь о Свентовите и действуй так, как подобает конунгу!
– Хорошо, – Ивар меньше всего ожидал, что Арнвид начнет его утешать, и потому слегка растерялся, – я постараюсь…
– Поставить драккар к одному из моих причалов? – Буслаев, нос которого распух до размеров крупной репки, а лоб украшала царапина, нанесенная чем-то острым и тяжелым вроде топора, лишь мгновение выглядел озадаченным, а потом от души рассмеялся. – Нет проблем! Для своих корешей я на все готов!
– Как он нас назвал? – тихо спросил Ивар у Лычко, – Кореша? Что это значит?
– Корешки, – неуверенно пояснил русич, – те, с кем растешь в одной почве. Хотя Ящер его знает, у этих словен такие странные прибаутки…
– Оставшихся тоже пристрою! – продолжал реветь Буслаев. – В охрану. Пусть мои обозы сопровождают, чтобы без дела не сидеть. Эриль? А кто это? А, волхв… И ему дело подыщем, хотя бы рожу мою чинить…
– Такую рожу чинить – не эриль нужен, а плотник, – рассмеялся за спиной Ивара Нерейд.
– Ну что, дела решили? – Буслаев довольно осклабился, пустив волну чесночного запаха. – Тогда гуляем!
Ивар про себя застонал.
Когда они вышли из дома Буслаева, была уже глубокая ночь. В черном, словно крылья нетопыря, небе висела громадная круглая луна, похожая на старый щит, покрытый серебром. Металл кое-где потемнел, но еще держался. Неодобрительно моргали, созерцая спящий город, звезды.
– До встречи, – Ивар пожал Лычко руку, и русич растворился во мраке.
Вдали лаяли, собаки, свежий ночной ветер овевал разгоряченное лицо, за спиной бормотал и топал сапожищами Нерейд, которого слегка заносило на поворотах, и на шорох в стороне Ивар не обратил внимания. Мало ли, кошка пробежала или крыса…
Мелькнула растопыренная тень, Ивара шатнуло. Что-то пролетело совсем рядом, с разочарованным шорохом разодрав воздух, плечо засаднило от боли.
– Клыки Фафнира! – Ивар отскочил в сторрну, обнаружив, что Нерейд медленно валится на землю, а на него самого наступают сразу двое. В руках их ловко крутились, то застывая на месте, то превращаясь в смазанный блик, короткие, окованные металлом дубинки, одна из которых только чудом не угодила Ивару в голову.
Он зарычал, рванул из-за пояса меч – и тут же получил удар по руке. Боль была такая, что из глаз брызнули слезы, а гневный рык замер прямо на губах.
– Можешь кричать, конунг, – сказал один из нападавших мягким, бесплотным голосом, – Можешь сражаться, но ты теперь наш!
– Кто вы такие? – Ивар отступил еще на шаг и спиной ощутил, что уперся в забор. – Что вам нужно? Золото?
– Мы не грабители, – ответили ему сдавленным голосом. Самое странное, что Ивар не мог определить, кто именно из двоих говорит. – И деньги нам не нужны. Просто настал твой час умереть…
Ивар, оставив попытки вытащить оружие, бросился на того, кто надвигался с правой стороны, стремясь сбить с ног, повалить на землю. Но юркий обладатель дубинки ускользнул со змеиной ловкостью, а удар второго пришелся по ребрам конунга, которые едва не затрещали от такой ласки.
– Ты сопротивляешься… – Так могла бы смеяться гадюка, – Это даже занятнее!
Ивар замер, вновь прижавшись к забору. Мысли лихорадочно колотились в тяжелой от выпитого голове, дыхание вырывалось из груди маленькими белыми облачками и растворялось в воздухе.
Как растворится вскоре и жизнь конунга по прозвищу Ловкач..
Высокая тень бесшумно поднялась за спинами нападавших, рев, достойный бешеного тура, прорезал тишину, и меч ударил со скоростью падающего камня. Один из любителей махать дубинками рухнул, второй, фыркая взбешенной рысью, отскочил в сторону.
– Ну что, гады? Сразимся? – прохрипел Нерейд, крепость головы которого ночные убийцы явно недооценили. Лицо рыжего викинга было черным от натекшей на него крови, но двигался он уверенно.
– Сразимся! – подтвердил Ивар, извлекая из ножен клинок. – Сопротивляйся, так будет интереснее…
Но обладатель дубинки вовсе не собирался биться с двоими разъяренными викингами. Развернувшись, он пустился наутек. Мелькнула в лунном свете низкорослая фигура в мешковатой одежде, и мягкий топот стих в тишине.
– Вот так всегда!.. – В голосе Нерейда слышалось разочарование. – Как бить но башке со спины – он готов, а как честно позвенеть сталью, порадовать валькирий – тут же удирает! Что за жизнь, клянусь задницей Фенга!
– Хватит ругаться. – Ивар спрятал клинок, пощупал плечо, которое после удара немилосердно ныло. – Выволоки лучше этого на свет, посмотрим, что за птица…
– И кто это оказался? – поинтересовался Лычко.
– А Хрофт его знает. – Ивар пожал плечами и сморщился от боли. Ушиб, по поводу которого Арнвид ругался довольно долго, до сих пор мешал двигаться. – Маленький, но крепкий, одежда вся серая, всякой мелочью напичкана ножами, веревками, бутылками какими-то… А еще на теле, под мышкой, крохотное тавро выжжено – крестик какой-то. Концы еще загнуты как-то хитро, против хода солнца…
– Мертвецкое коло! – Видно было, как посланник князя тиверцев побледнел. – Удача опять была с тобой, конунг! Ты выжил после встречи с воинами Чернобога!
– Не удачу надо благодарить, – хмыкнул подошедший Арнвид, – а вон того балбеса, голова у которого крепче, чем у инеистого великана!
И эриль потыкал пальцем в сторону Нерейда, который беззаботно храпел на лавке, подставив солнышку мускулистый, покрытый белыми полосками шрамов торс.
– Что еще за воины Чернобога? – поинтересовался Ивар.
– Когда Род начал творить мир, – голос Лычко стал торжественным, словно у жреца, произносящего гимн, – он создал себе в помощь двоих сынов, Белобога и Чернобога..
– Короче, – оборвал излияния русича Арнвид. – Если бы я каждый свой совет конунгу начинал с Имира, то меня давно бы выкинули за борт!
– Если короче, – не стал артачиться Лычко, – то это душегубы, поклоняющиеся самому черному из богов. Днем они могут быть кем угодно – купцами, мастеровыми, даже воинами. А ночью становятся убийцами. У них свои воеводы, волхвы, тайные знаки. Тот, кто желает смерти врага, должен найти скрытое капище и принести там жертву. Считается, что Чернобог услышит его и укажет своим воинам на обреченного…
– Знаем мы, как он укажет! – Арнвид презрительно фыркнул, – Жертва наверняка приносится золотишком, а к ней прикладывается кусок бересты, на котором все написано. У вас тут черты и резы кропать многие горазды…
– Горазды, да не в этом дело. – Русич покосился на лысого эриля как на сопливого несмышленыша. – Дело в том, что кто-то заплатил за убийство Ивара, и заплатил немало. Слуги Чсрнобога задешево не продаются… А взяв заказ, исполняют его, чего бы это им ни стоило!
– То есть будут еще попытки? – Ивар ощутил холодок в груди. Его пытались убить десятки, если не сотни раз, но всегда лицом к лицу, а не тайно, в спину, подкравшись из-за угла.
– Обязательно! – кивнул Лычко. – Поэтому отправляемся завтра же, а сегодняшнюю ночь проведешь на драккаре, и пусть караульные бдят!
– Они и так бз… бдят так, что дышать нечем! – вставил слово проснувшийся Нерейд. Он потянулся и стал похож на громадного рыжего кота. – А что завтра выходим – это добро!.. Надоело на одном месте торчать!
Дюжие молодцы на причале навалились, крякнули, кто-то от избытка чувств помянул Ящера, струг со скрипом и плеском сдвинулся и поплыл прочь от берега. Река приветливо тыкалась в борта, ветер нес сырые запахи.
Ивар стоял на носу, не оборачивался. Знал, что с причала машут руками Васька Буслаев, Арнвид, Гудрёд с Рёгнвальдом, другие викинги, что остались в Хольмгарде. Незачем смотреть в лица тем, кого можешь в этом мире больше не увидеть.
– Как плыть на этом, конунг? – В голосе Сигфреда звучала растерянность. Струг хоть и похож на маленький, странно округлый драккар, все же совсем другой корабль: все тут чужое, непривычное. – Не перевернемся?
– Не должны, – Ивар повернулся к дружинникам. Те расселись на коротких лавках, растерянные, точно гуси, очутившиеся вместо привычного пруда в бурном море. Все ждали, что конунг вселит .в них уверенность, и никого не волновало, что у него самого душа утекла в пятки. – Весла вставьте и не ленитесь, а то Лычко со своими, что горазды только ложкой грести, нас обгонит…
Второй струг, на котором плыл русич с тиверскими дружинниками, резво вырывался вперед.
– Что? – возмутился Нерейд. – Какие-то сухопутные жабы нас обойдут? Ни за что, клянусь девственностью Фрейи!
Задетое самолюбие – хорошее средство против неуверенности, зашлепали о воду весла, легкие по сравнению с. теми, которыми гребут на драккаре, палуба огласилась слитным сопением.
– Вот так! – покрикивал от рулевого весла Эйрик. – Раз-два! Раз-два!
Мимо плыли поросшие кудрявыми елками берега. Река, неторопливо журча, бежала на юг.
Лычко догнали быстро, обошли и пристроились спереди. Почти сразу река кончилась, дальше раскинулась широкая водная гладь. Над ней порхали птицы, отражения облаков плыли мрачно и величаво, словно ползущие по дну юры снега.
– Море? – ахнул кто-то из викингов.
– Ильмень-озеро! – пояснил Лычко со своего струга. Шли вдоль берега, одно за другим минуя большие, богатые селения. С суши махали стирающие белье бабы, дружной гурьбой, со свистом, бегала ребятня. Гладь Ильменя была усеяна рыбацкими лодками. Те неспешно, с достоинством отступали, освобождая дорогу.
– Совсем они тут набегов не боятся, – с осуждением бурчал Нерейд, орудуя веслом. – Непуганые!
– А чего им опасаться, – рассудительно ответил Ингьяльд, – если таких, как ты, воевода Налим еще у моря встречает?
Нерейд насупился, но смолчал.
Желтое, точно мед, солнце неторопливо клонилось к закату, поливая озерную гладь потоками золота. Берег по левому борту был дикий, заросший камышом. Стаями поднимались утки, от кряканья закладывало уши.
– Пристаем!.. – донесся крик со струга Лычко, которого все же пропустили вперед, чтобы сдуру не заплыть невесть куда.
– Куда? – проворчал Нерейд. – На болоте ночевать будем, что ли?
Шелестящая стена камыша внезапно осталась позади, на пологом зеленом берегу обнаружился негустой лиственный лес. Гордо белели стволы берез, похожие на колонны из серебра.
– А вот сюда и причалим… – распорядился Ивар. – Табань!
Нос струга мягко ткнулся в песок. Ивар первым спрыгнул на сушу, ухватился за борт, липкий от смолы
– Тащи! – велел конунг. Последовал рывок, и легкое суденышко в одно мгновение оказалось на берегу.
– Да, это не драккар тягать! – задумчиво заявил Нерейд.
– Именно, – кивнул Ивар. – А поэтому все живо за дровами!
Викинги завыли, словно стая волков, которых кто-то обозвал шавками, но разбежались по сторонам быстрее почуявших опасность тараканов. Тиверцы суетились вокруг костра, один сыпал что-то в громадный, закопченный котел.
– Охрану поставили? – спросил Ивар у подошедшего Лычко.
– От кого? – махнул рукой тот. – Тут еще новгородские земли, безопасно. Вот ночью выставим дозоры…
– Ладно, – не стал спорить конунг. – Пойду тогда руки от смолы отмою.
– Осторожнее, – предупредил Лычко. – Ильмень – древнее озеро, оно было еще до того, как в эти земли пришли люди.
– И что?
– Хозяева здесь водяницы! – С лица бывшего императорского охранника слетела вечная ухмылка. – Сейчас, в начале лета, они особенно опасны. Лучше не ходить к воде по одному!
– Ничего! – Ивар гордо выпятил подбородок. – Я не боялся джиннов и альвов, сражался с йотунами и мангасами, неужто испугаюсь водяниц?
– Ну смотри. – И Лычко отошел в сторону.
Вода Ильменя была холодной, словно текла с ледника. Ивар мыл руки, когда в воде перед ним что-то блеснуло. Конунг присмотрелся и судорожно сглотнул – на дне, разглядывая его, ворочалась девка с рыбьим хвостом. Чуть заметно колыхались зеленые длинные волосы, похожие на водоросли, изо рта дразняще высовывался кончик языка. Чешуйки на хвосте серебрились, взгляд приковывала грудь, крупная, тяжелая, с торчащими алыми сосками.
По телу прокатилась сладостная судорога…
Водяница вздрогнула, распахнулись огромные синие глаза. Шевельнулся хвост, и дева-рыба исчезла, словно ее и не было, лишь взметнулось со дна облачко ила. В десятке шагов от берега вода вспенилась, забурлила. Из глубин поднималось нечто огромное, тяжелое.
Ивар шагнул назад, ладонью нащупал рукоять меча.
Волны плеснули в стороны, из них высунулась гигантская, украшенная усами голова. Она могла принадлежать сому, если бывают сомы, способные проглотить лошадь. В круглых мутных глазах светился ум, а над жабрами желтел тонкий ободок – Ивар едва не ахнул – из настоящего золота!
Царь-рыба некоторое время подозрительно смотрела на викинга, а потом бесшумно, без единого всплеска, ушла в глубину. Мелькнуло и пропало громадное тело, похожее на ствол векового дуба.
Только в этот миг Ивар осознал, как далеко он забрался от родных фьордов. По спине пополз холодок.