Примечания
1
Те, кто заинтересовался, могут попросить выслать им опубликованные номера журнала, написав по адресу ommcamp@teleline.es., а также могут ознакомиться с ними на сайте www.jesushuertadesoto. com.
2
Заслуживает упоминания, по крайней мере за широту подхода, книга Дэвида Рамси Стила: David Ramsay Steele, From Marx to Mises: Post-Capitalist Society and the Challenge of Economic Calculation (La Salle, Illinois: Open Court Publishing, 1992). Вероятно, полезен был бы критический разбор дискуссии с участием Джозефа Салерно, Гвидо Хюльсмана, Ганса-Германа Хоппе и Лиланда Егера, которая происходила между 1992 и 1995 гг. на страницах Review of Austrian Economics. Предметом их разногласий была разница в подходах Мизеса и Хайека к критике социализма; в этом отношении, на основаниях, изложенных в сносках 16 и 30 к главе 4, я согласен с точкой зрения Лиланда Егера, который считает эту разницу в основном воображаемой.
3
F. A. Hayek, Socialismo y guerra, vol. 10, Obras Completas de F. A. Hayek, издание на испанском языке под редакцией Хесуса Уэрты де Сото (Madrid: Unión Editorial, 1998).
4
Mark Blaug and Neil de Marchi, eds., Appraising Economic Theories (London: Edward Elgar, 1991), 508 и The Economic Journal 103, no. 421 (November 1993): 1571.
5
См.: Jesús Huerta de Soto, La Escuela Austríaca: mercado y creatividad empresarial (Madrid: Síntesis, 2000) [Уэрта де Сото Х. Австрийская школа: рынок и предпринимательское творчество. М.; Челябинск: Социум, 2021]. Автор будет благодарен за любые читательские отзывы. С ним можно связаться по электронной почте: huertadesoto@dimasoft.es.
6
Кроме них, в этом коллоквиуме Фонда свободы участвовали Карл Паке из Кильского института экономики, Чарльз Кинг из Фонда свободы, Норман Берри из Букингемского университета, Карлос Родригес Браун, Хосе Рага Хиль, Франсиско Кабрильо Родригес, Сантос Пастор Прието, Лукас Бельтран Флорес и Педро Шварц Хирон из университета Комплутенсе (Мадрид), Антонио Аргандонья из университета Барселоны, Анри Лепаж из парижского Института предпринимательства и Луис Реиг Альбиоль из Мадрида.
7
Опубликовано под заголовком «Экономический анализ социализма» (“The Economic Analysis of Socialism”) в качестве главы 14 сборника New Perspectives on Austrian Economics, ed. Gerrit Meij er (London and New York: Routledge, 1995).
8
Теперь, когда стало ясно, что экономисты мало или вовсе не занимались этой темой, которая до недавнего времени была исключена практически из всех научно-исследовательских программ, то, что экономическая наука в очередной раз не оправдала надежд, когда ее помощь потребовалась для того, чтобы осуществить переход к рыночной экономике в странах, переживших крушение социализма, собственно говоря, кажется не таким уж и важным.
9
Ведущие экономисты Восточной Европы не последовали примеру своих западных коллег, и в последующих главах мы подробно опишем их реакцию. Более того, эти авторы чрезвычайно остро осознают теоретическую недостаточность западной экономической теории, вызывающую у них характерные теоретические опасения и замешательство, которые их самоуверенные западные коллеги не в состоянии постичь.
10
В «Президентском послании», с которым Гэри Беккер (Gary Becker) обратился к участникам региональной конференции общества Мон-Пелерен, состоявшейся 3–6 ноября 1991 г. в Праге под общим названием «В поисках перехода к свободному обществу», он не дал никаких иных объяснений.
11
Из работ этих исследователей следует отдельно отметить книгу, ставшую обязательным чтением для всех специалистов по этой теме: Don С. Lavoie, Rivalry and Central Planning: The Socialist Calculation Debate Reconsidered (Cambridge: Cambridge University Press, 1985).
12
Этот тезис развивает Ф. А. Хайек в своей книге Fatal Comceit: The errors of Socialism, опубликованной в первом томе его собрания сочинений: Collected Works of F. A. Hayek (London: Routledge, 1989) [Хайек Ф. А. «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма». М.: Новости, 1992]*.
13
F. A. Hayek, The Counter-Revolution of Science (New York: Free Press of Glencoe, 1952), 31 [Хайек Ф. А. Контрреволюция науки. Этюды о злоупотреблении разумом. М.: ОГИ, 2003. С. 49]. (См. великолепное переиздание 1979 г. в издательстве Liberty Press, Indianapolis.) В сноске 24, с. 209–210 [указанного издания на английском языке. Сноска 7 на с. 49 русск. изд.], Хайек добавляет по поводу субъективизма: «Возможно, наиболее последовательным в этом был Людвиг фон Мизес, и я считаю, что в большинстве своем особенности его воззрений, поначалу поражающие многих читателей своею странностью и кажущиеся неприемлемыми, могут быть объяснены тем, что в последовательной приверженности к субъективистскому подходу он намного опередил своих современников. Возможно, все характерные черты его теорий, начиная от теории денег (трудно поверить, что она создана в 1912 г.!) и кончая тем, что он сам назвал своим априоризмом, его воззрения на математическую экономику вообще и на измерение экономических явлений, в частности, как и его критика планирования, прямо (хотя, может быть, и не всегда с одинаковой неизбежностью) вытекают из этого центрального положения». (Всюду в сносках курсив наш, если не указано иначе. Мы также приводим цитаты в оригинале везде, где это возможно, хотя для удобства читателей часто дается английский перевод. – Прим. У. де С.)
14
Наше «статическое» доказательство не имеет никакого отношения к анализу равновесия, то есть к той статической концепции, которую мы так резко критикуем в главе 4 и на протяжении всей книги. Однако за неимением лучшего мы используем термин «статический» потому, что оно имеет дело с рассеянной информацией, которая гипотетически уже существовала ранее, в отличие от «динамического» доказательства, относящегося к процессу, посредством которого порождается новая информация. Позже мы покажем, что в контексте нашей теории оба доказательства имеют в равной степени динамический характер и, следовательно, в равной степени несовместимы с теорией равновесия. В действительности оба доказательства ссылаются на одновременно протекающие и неотделимые друг от друга процессы, которые мы рассматриваем отдельно друг от друга исключительно в учебных целях.
15
Данный список, как должно быть совершенно очевидно, не претендует на полноту, и соответствует плану нашей второй книги о социализме, которая будет продолжением этой. Часть работы по этому новому проекту уже сделана.
16
В качестве примера можно привести ученого-экономиста Василия Леонтьева, который в своем постоянном стремлении найти новые «приложения» для своего «интеллектуального детища» (межотраслевого баланса) без колебаний выдвигает всё новые и новые планы посягательства на общество и вмешательства в его дела. См.: Don С. Lavoie, “Leontief and the Critique of Aggregative Planning,” in National Economic Planning: What is Left? (Cambridge, Massachusetts: Ballinger Publishing, 1985), 93—124.
17
В качестве примера такого подхода можно привести увлекательную статью: Don С. Lavoie, “A Critique of the Standard Account of the Socialist Calculation Debate,” The Journal of Libertarian Studies: An Interdisciplinary Review 5, no. 1 (winter 1981): 41–87.
18
Израэль М. Кирцнер показал ключевую роль этого спора в качестве катализатора развития, усовершенствования и корректного выражения теорий австрийской школы в целом, а также для тщательного анализа и понимания теории предпринимательства и динамических рыночных процессов, связанных с предпринимательским творчеством и предпринимательскими открытиями, в частности. См.: Israel M. Kirzner, “The Economic Calculation Debate: Lessons for the Austrians” in The Review of Austrian Economics, vol. 2 (Massachusetts: Lexington Books, 1988), 1—18.
19
«Функционирование денег и кредитной системы, так же как язык и мораль, представляет собой случай стихийного порядка, хуже всего поддающийся попыткам адекватного теоретического объяснения, и оно остается предметом серьезных разногласий между специалистами… Вмешательство в процессы отбора чувствуется здесь сильнее, чем где бы то ни было еще: на пути эволюционного отбора становится государственная монополия, и это делает невозможным экспериментирование в ходе конкуренции» (F. A. Hayek, The Fatal Conceit: The Errors of Socialism (Chicago: The University of Chicago Press, 1989), 102–103 [Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность: Ошибки социализма. М.: Новости, 1992. С. 178])*.
20
Имеется в виду ситуация, когда совместная поставка двух или более товаров обходится дешевле, чем поставка каждого товара в отдельности.
21
В контексте нашей книги главный авторитет в области изучения предпринимательства – это Израэль Кирцнер, бывший профессор экономической теории в Нью-Йоркском университете. Кирцнер – автор трилогии (Competition and Entrepreneurship; Perception, Opportunity, and Profit; Discovery and the Capitalist Process [Chicago: University of Chicago Press, 1973, 1979, и 1985 соответственно] [существует русский перевод первой книги: Кирцнер И. Конкуренция и предпринимательство. М.: ЮНИТИ, 2001. 2-е изд. Челябинск: Социум, 2010]), в первой книге которой он безупречно справился с задачей исследования и разработки первоначальной концепции предпринимательства, созданной его учителями Людвигом фон Мизесом и Фридрихом Хайеком. Кроме того, Кирцнер написал четвертую книгу (Discovery, Capitalism, and Distributive Justice [Oxford: Basil Blackwell, 1989]), которая целиком посвящена последствиям для социальной этики, вытекающим из его представления о предпринимательстве. Наконец, уже после того, как эта глава была написана, Кирцнер опубликовал еще одну достойную внимания книгу, The Meaning of Market Process: Essays in the Development of Modern Austrian Economics (London: Routledge, Chapman, and Hall, 1992), где собраны его последние тексты, а также серия публиковавшихся ранее статей, которые мы по возможности учитывали в нашей работе. В Испании, кроме моих собственных текстов, экономическому анализу, основанному на предпринимательстве, посвящены, в частности, следующие работы: José T. Raga, “Proceso Económico y Acción Empresarial” in Homenaje a Lucas Beltrán (Madrid: Moneda y Crédito, 1982), 597–619; Pedro Schwartz, Empresa y Libertad (Madrid: Unión Editorial, 1981), esp. chap. 3, 107–148; Juan Marcos de la Fuente, El empresario y su función social, 3rd ed. (Madrid: Fundación Cánovas del Castillo, 1983).
22
Любопытно, что английский язык усвоил французское слово entrepreneur в его буквальном значении. Однако это произошло довольно поздно, как следует из английского перевода «Трактата по политической экономии» Жана-Батиста Сэя 1821 г.; переводчик, Ч. Р. Принсеп был вынужден передавать французское слово entrepreneur (предприниматель) английским adventurer (авантюрист, искатель приключений), что свидетельствует о том, что заимствования этого термина еще не произошло. См. по этому поводу, например, с. 329 и 330 указанного английского издания в репринтном воспроизведении 1971 г. нью-йоркским издательством Augustus M. Kelley. Со своей стороны, Джон Стюарт Милль жаловался на то, что в английском языке нет эквивалента французскому слову entrepreneur и в 1871 г. писал: «Приходится сожалеть о том, что это слово – предприниматель [undertaker] – непривычно для английского слуха. Современные французские политэкономы, имеющие возможность постоянно говорить о les profi ts de l’entrepreneur (предпринимательской прибыли), пользуются огромным преимуществом перед английскими политэкономами» (John Stuart Mill, Principles of Political Economy, Augustus M. Kelley reprint (Fairfield, 1976), note 406 [См.: Милль Дж. С. Основы политической экономии. М.: Эксмо, 2007. С. 463 сн.]. Милль здесь практически дословно воспроизводит заголовок 3 раздела 7 главы 2 книги 16-го издания «Трактата» Сэя: Traité d’Économie Politique, J. B. Say (reprinted in Geneva: Slatkine, 1982), 368.
23
Bert F. Hoselitz, “The Early History of Entrepreneurial Theory,” Explorations in Entrepreneurial History 3, no. 4 (15 April 1956): 193–220.
24
«Action ardua y difi cultosa que valerosamente se comienza».
25
Например, в начале главы 2 части 1 бессмертного романа Сервантеса мы читаем про Дон Кихота: «Но как скоро он очутился за воротами, в голову ему пришла страшная мысль, до того страшная, что он уже готов был отказаться от задуманного предприятия, и вот почему: он вспомнил, что еще не посвящен в рыцари и что, следственно, по законам рыцарства ему нельзя и не должно вступать в бой ни с одним рыцарем; а если б даже и был посвящен, то ему как новичку подобает носить белые доспехи, без девиза [empresa] на щите, до тех пор, пока он не заслужит его своею храбростью» (курсив мой. – У. де С.).
26
О концепции человеческой деятельности и его основных компонентах см.: Ludwig von Mises, Human Action: A Treatise on Economics, 3rd rev. ed. (Chicago: Henry Regnery Company, 1966), 11–29, 251–256 [Мизес Л. фон. Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. Челябинск: Социум, 2005. С. 14–31, 238–242]. Мизес пишет: «Любое действующее лицо всегда является предпринимателем и спекулянтом» (p. 252 [с. 239]) и «Предприниматель – это действующий человек, ориентирующийся на изменения рыночной информации» (р. 254 [с. 240]). Вероятно, также полезно познакомиться с книгой Ричарда Тейлора «Действие и цель» (Richard Taylor, Action and Purpose [New Jersey: Humanities Press, 1980]), хотя, с нашей точки зрения, Тейлор уделяет недостаточное внимание тому, что по существу человеческая деятельность состоит в познании и открытии новых целей и средств, а не только в эффективном распределении имеющихся средств между заранее установленными целями. Тадеуш Котарбинский допускает ту же ошибку, но заходит в своих заблуждениях гораздо дальше, см.: Tadeusz Kotarbinski, Praxiology, An Introduction to the Sciences of Efficient Action (Warsaw: Polish Scientifi c Publishers, 1965).
27
В этом смысле определение экономической теории как «науки, которая изучает человеческую деятельность в условиях редкости благ» (Avelino Garcia Villarejo и Javier Salinas Sánchez, Manual de Hacienda Pública [Madrid: Editorial Tecnos, 1985], 25) является чистым плеоназмом, поскольку любая человеческая деятельность предполагает редкость. Как красноречиво пишет Мизес: «Если человек не стеснен недостаточным количеством вещей, то отсутствует необходимость в какой-либо деятельности» (Mises, Human Action, 93 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 90]).
28
Ниже мы объясним, почему наиболее существенные для человеческой деятельности данные или знания почти всегда очень сложно сформулировать и почему они обычно носят неявный, а не эксплицитный характер.
29
План – это предполагаемая мысленная картина будущего, соответствующая представлениям действующего человека о различных этапах, элементах и обстоятельствах, которые могут иметь значение для его деятельности. Таким образом, план состоит из специфически структурированной практической информации, которой человек обладает и которую он получает постепенно в контексте каждого из своих действий. В этом смысле можно утверждать, что, в силу того, что действующий человек порождает новую информацию, каждое действие вызывает непрерывный процесс индивидуального, или личного, планирования. Централизованное планирование имеет совершенно иной характер и, как мы увидим, удовлетворяет потребность руководящего органа социалистической системы в организации средств принуждения (максимально формальным и согласованным образом) для достижения поставленных целей. Централизованное планирование терпит неудачу, потому что власти неспособны получить необходимую практическую информацию. Следовательно, вопрос не в том, планировать или нет; если считать, что планирование необходимо для любой человеческой деятельности, то вопрос состоит в том, кто должен планировать: отдельный действующий человек, единственный, кто владеет необходимой практической информацией, или не имеющий к нему отношения орган принуждения, у которого эта информация отсутствует. См.: F. A. Hayek, “The New Confusion about Planning” in New Studies in Philosophy, Politics, Economics and the History of Ideas (London: Routledge and Kegan Paul, 1978), 232–246. Планирование можно разделить на интегральное, частичное, индикативное и индивидуальное, и все эти типы планирования, за исключением индивидуального, содержат неустранимое эпистемологическое противоречие, которое мы будем называть «парадоксом планирования» (см. в главе 3 сноску 11 и раздел c части 6).
30
Согласно cв. Фоме Аквинскому, voluntatis autem motivum et obiectum est finis (то есть «цель является причиной и объектом воли»). Summa Theologiae, pt. 1–2, ques. 7, art. 4, vol. 4 (Madrid: B. A. C., 1954), 301.
31
О том, что к сфере человеческой деятельности приложим только субъективистский, практический и динамический концепт времени, см.: Gerald P. O’Driscoll and Mario J. Rizzo, The Economics of Time and Ignorance (Oxford: Basil Blackwell, 1985), chap. 4, 52–70. Такую концепцию времени уже выдвигал Бергсон, для которого «чистая длительность является формой, которую принимает последовательность состояний нашего сознания, когда наше “я” просто живет, когда оно не отделяет своего нынешнего состояния от предыдущих» (Henry Bergson, “Essai sur les Donnés Inmédiates de la Conscience,” en Oeuvres [Paris: Presses Universitaires de France, 1959], 67).
32
Mises, Human Action, 110–118 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 105–108]. Данная таблица отражает главные различия, существующие, согласно Мизесу, между концепцией вероятности в сфере естественных наук и в сфере человеческой деятельности:
33
«Удивление – это смещение и искажение привычных представлений, проистекающее либо из переживания, которое находится за пределами того, что казалось реально возможным, либо из переживания такого рода, которое человек никогда не представлял себе и поэтому никогда не оценивал как возможное или невозможное; внезапное событие – противоречащее ожиданиям или неожиданное» (G. L. Shackle, Epistemics and Economics [Cambridge: Cambridge University Press, 1972], 422). Для описания типично предпринимательской способности подмечать случайно и внезапно появляющиеся возможности, не занимаясь специально их поиском, англосаксы используют слово serendipity. Этимологически это слово происходит от арабского sarandib, старого названия Шри-Ланки, а в нынешнем значении его ввел в XVIII в. Гораций Уолпол. Он вдохновлялся неожиданными открытиями, которые часто делали герои персидской притчи о трех принцах Серендипа. В письме Уолпола к Манну от 28 января 1754 г. он пишет, что герои этой притчи «благодаря счастливой случайности и собственной сообразительности постоянно делали открытия, к которым не стремились». Он заключает: «Это открытие, действительно, почти такого рода, как те, что я называю Serendipity» (см.: Oxford English Dictionary, 2nd ed. [Oxford: Clarendon Press, 1983], 15: 5). Грегорио Мараньон имеет в виду то же самое, когда замечает: «Творение гения отличается от творений обычных людей тем, что он создает нечто неожиданное и поразительное» (Gregorio Marañón, El Greco y Toledo, Obras Completas [Madrid: Espasa Calpe, 1971], 421).
34
См.: J. M. Buchanan and G. F. Thirlby, eds., L. S. E. Essays on Cost (New York: New York University Press, 1981), esp. 14 and 15.
35
«В широком смысле, прибыль – это выигрыш, извлекаемый из деятельности; это увеличение удовлетворения (уменьшение беспокойства); это разница между более высокой ценностью, приписываемой полученным результатам, и более низкой ценностью, приписываемой жертвам, принесенным ради их достижения; другими словами, это доход минус издержки. Извлечение прибыли постоянная цель любой деятельности» (Ludwig von Mises, Human Action, 289 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 273]). С точки зрения Мизеса, убытки компании означают, что она неправильно использует редкие ресурсы, которые больше нужны в других сферах. Кажется, что это наконец понял и Иоанн Павел II. Он утверждает: «Когда предприятие дает прибыль, это значит, что производственные факторы использованы как надо и соответствующие потребности удовлетворяются» (John Paul II, Centesimus Annus, chap. 4, section 35 [1991]).
36
Таким образом, экономическая наука – это не теория выбора и принятия решений (ex ante они всегда рациональны по определению), а теория социальных процессов координации, которые, вне зависимости от рациональности связанных с ними решений, могут быть согласованы хорошо или плохо, в соответствии с уровнем осведомленности, которую демонстрируют различные действующие субъекты в ходе предпринимательской деятельности. См.: I. M. Kirzner, The Meaning of the Market Process, 201–208. Кроме того, необходимо подчеркнуть, что именно фундаментально субъективный характер компонентов человеческой деятельности (целей, средств и издержек) и обеспечивает экономической теории, в том смысле, который кажется парадоксальным только на первый взгляд, полную объективность – объективность теоретической науки, выводы которой распространяются на любые типы действий (праксеологии).
37
Mises, Human Action, 19–22 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 22–25]. Мы полагаем, что Мизес идет на нетипичную для него уступку, в которой нет никакой необходимости, когда заявляет, что человеческая деятельность является конечной данностью только до тех пор, пока не будет установлено, каким образом внешний, природный мир детерминирует человеческое мышление. Мы не просто согласны с Ф. А. Хайеком, что человеческий разум неспособен объяснить сам себя (Hayek, The Sensory Order [Chicago: University of Chicago Press, Midway Reprint, 1976], 184–191) – мы считаем также, что все детерминисты впадают в неразрешимое логическое противоречие: поскольку знание о том, каким образом внешний мир детерминирует мышление, которое они надеются обрести, само по себе является детерминированным, то, с точки зрения их же собственных критериев, оно не может быть надежным. См.: M. N. Rothbard, Individualism and the Philosophy of Social Sciences (San Francisco: Cato Institute, 1980), 5—10.
38
Значит, ни закон предельной полезности, ни закон временнóго предпочтения не являются эмпирическими или психологическими законами. И тот, и другой представляют собой логические следствия из фундаментального понятия человеческой деятельности. Согласно Мизесу, «закон предельной полезности уже заключен в категории деятельности», а «временнóе предпочтение категориально неотделимо от человеческой деятельности» (см.: Mises, Human Action, 124, 484 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 118, 451]).
39
Israel M. Kirzner, Competition and Entrepreneurship, 65 and 69 [Кирцнер. Конкуренция и предпринимательство. 2-е изд. С. 36–37 и 70].
40
«La vista or mirada muy aguda y que alcanza mucho».
41
«Действующий человек смотрит в будущее глазами историка» (Mises, Human Action, 58 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 58]).
42
Фома Аквинский определяет конкретные обстоятельства как accidentia individualia humanorum actuum (то есть индивидуальные качества человеческих действий) и утверждает, что, за исключением времени и места, наиболее значимым из этих конкретных обстоятельств является цель, которой действующий субъект стремится достичь (principalissima est omnium circunstantiarum ilia quae attingit actuum ex parte finis). См.: Summa Theologiae, pt. 1–2, ques. 7, art. 1 and 2, vol. 4 (Madrid: B. A. C., 1954), 293–294, 301. Следует отметить, что различие между «практическим знанием» и «научным знанием» провел Майкл Оукшотт. (См.: Michael Oakeshott, Rationalism in Politics [London: Methuen, 1962]. Расширенная версия этой книги была опубликована под названием Rationalism in Politics and Other Essays [Indianapolis: Liberty Press, 1991]; см. в особенности с. 12 и 15. Другая фундаментальная работа: Michael Oakeshott, On Human Conduct [Oxford: Oxford University Press, 1975], переиздано [Oxford: Clarendon Paperbacks, 1991], 23–25, 36, 78–79, 119–121.) Отмеченное Оукшоттом различие соответствует тому, которое Хайек проводит между «рассеянным знанием» и «централизованным знанием», тому, которое усматривает Майкл Поланьи между «неявным знанием» и «артикулированным знанием», а также тому, о котором говорил Мизес применительно к знанию о «единичных событиях» и к знанию о поведении целого «класса явлений». В нижеследующей таблице представлены подходы этих четырех авторов к двум базовым типам знания:
Взаимосвязь между двумя типами знания сложна и плохо изучена. Всякое научное знание (тип B) основано на неявном знании, которое невозможно выразить словами (тип A). Кроме того, научный и технический прогресс (тип B) быстро приводит к новому, более продуктивному и мощному практическому знанию (тип A). Подобно этому, экономическая теория сводится к знанию типа B (научному) о процессах создания и передачи практического знания (тип A). Теперь ясно, почему главным риском для экономической теории как науки Хайек считает опасность того, что, поскольку она состоит из теорий о знании типа А, люди могут начать считать, что, те кто ей занимается («экономисты»), каким-то образом способны получить доступ к конкретному содержанию практического знания типа А. Ученые могут даже совершенно пренебречь специфическим содержанием практического знания, что справедливо критиковал Оукшотт, по мнению которого, самая опасная, преувеличенная и ошибочная версия рационализма состояла бы в «утверждении, что то, что я назвал практическим знанием, вовсе не является знанием, в утверждении, что, строго говоря, любое знание является техническим знанием» (Michael Oakeshott, Rationalism in Politics and Other Essays, 15).
43
См. в особенности основополагающие статьи Ф. А. Хайека: “Economics and Knowledge” («Экономическая теория и знание»; 1937) и “The Use of Knowledge in Society” («Использование знания в обществе»; 1945), опубликованные в книге: Hayek F. A. Individualism and Economic Order (Chicago: Henry Regnery, 1972), 35–56, 77–91 [Хайек Ф. Индивидуализм и экономический порядок. М.; Челябинск: Социум, 2021. С. 41–68, 93—110]*. Важно отметить, что две эти статьи Хайека принадлежат к наиболее значительным текстам по экономической теории. Тем не менее, особенно по первой статье, видно, что когда она была написана, в сознании автора еще имелась некоторая путаница относительно характера экономической теории как науки. Действительно, одно дело – утверждать, что экономическая теория изучает процессы, вовлеченные в передачу практической информации, конкретное содержание которой зависит от обстоятельств, специфических в каждом месте и в каждый момент времени, и совсем другое дело – намекать, как иногда ошибочно делает Хайек, на то, что в силу этого экономическая теория является наукой, имеющее некое эмпирическое содержание. Верно диаметрально противоположное: то, что исследователь в принципе не может получить доступ к рассеянной практической информации, которой владеют объекты его наблюдения, неизбежно делает экономическую теорию по сути своей теоретической, а не эмпирической наукой. Это наука, изучающая форму, а не конкретное содержание предпринимательских процессов, с помощью которых создается и передается практическая информация (процессов, объект которых соответствует фигуре историка или предпринимателя, в зависимости от того, прошлое или будущее находится в фокусе интереса). Израэль Кирцнер в своей выдающейся статье «Хайек, знание и рыночные процессы» (Israel Kirzner, “Hayek, Knowledge and Market Processes,” in Kirzner, Perception, Opportunity and Profit, 13–33), высказывает то же самое критическое замечание в адрес Хайека в несколько ином контексте.
44
Thomas Sowell, Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980), 3—44. Однако, мы должны отметить, что, с нашей точки зрения, Соуэлл продолжает находиться под влиянием неоклассической концепции равновесия и пока не понимает роли предпринимательства. По этому поводу см. I. M. Kirzner, “Prices, the Communication of Knowledge and the Discovery Process” in The Political Economy of Freedom: Essays in Honor of F. A. Hayek (Munich: Philosophia Verlag, 1984), 202–203.
45
Без сомнения, Адам Смит осознавал, что практическое знание принципиально является рассеянным или рассредоточенным, когда писал: «Очевидно, что каждый человек, сообразуясь с местными условиями, может гораздо лучше, чем это сделал бы вместо него любой государственный деятель или законодатель, судить о том, к какому именно роду отечественной промышленности приложить свой капитал и продукт какой промышленности может обладать наибольшей стоимостью» (курсив мой. – У. де С.). Однако Смиту не удалось выразить эту идею с полной ясностью (каждый человек не просто знает «гораздо лучше» – он единственный, кто знает в совершенстве свои собственные конкретные обстоятельства). Кроме того, Смит не смог довести свою мысль до ее логического заключения в том, что касается невозможности без опасений вручить центральной власти распоряжение всеми делами людей. (Смит считал, что каждый государственный деятель, который попытается взять на себя такую ответственность, «обременит себя совершенно излишней заботой», но не говорил о том, что он столкнется с логической невозможностью это сделать.) (Adam Smith, An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, The Glasgow Edition [Indianapolis: Liberty Classics, 1981], IV.2.10 [Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М.: Эксмо, 2007. С. 443]). Наглядно проиллюстрировать процессы, посредством которых передается практическая, то есть рассеянная информация, очень сложно; мы решили изобразить их с помощью симпатичных человечков. Надеемся, что наш пиктографический анализ будет с энтузиазмом воспринят экономической наукой будущего.
46
Это различие привилось с тех пор, как его в 1949 г. ввел Гилберт Райл в знаменитой статье «Знание как и знание что» (“Knowing How and Knowing That”), опубликованной в: Gilbert Ryle, The Concept of Mind (London: Hutchinson’s University Library, 1949).
47
Заметим в связи с этим, что мы получили большое удовольствие от великолепной книги Роджера Пенроуза «Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики» (Roger Penrose, The Emperor ‘s New Mind: Concerning Computers, Minds and the Laws of Physics [Oxford: Oxford University Press, 1989]), в которой он несколько раз подробно объясняет, как даже для самых выдающихся ученых важны мысли, которые нельзя выразить в словах (например, см. с. 423–425). Грегорио Мараньон, замечательный испанский врач и эссеист, писал о том же самом много лет назад, пересказывая свой разговор с Бергсоном незадолго до его смерти. Французский мыслитель сказал ему следующее: «Я уверен, что великие открытия Кахаля (Сантьяго Рамон-и-Кахаль – великий нейроанатом и нейрогистолог, лауреат Нобелевской премии) были просто объективным подтверждением фактов, которые его мозг предвидел в качестве практических реалий» (Gregorio Marañón, “Cajal y su Tiempo” in Obras Completas [Madrid: Espasa Calpe, 1971], 7: 331). В свою очередь, К. Лоренц утверждает, что «любое из важных научных открытий было сначала просто и непосредственно увидено посредством интуитивного гештальт-восприятия, и только потом “доказано”» (Lorenz “The Role of Gestalt Perception in Animal and Human Behaviours” in Aspects of Form [London: L. L. Whyte, 1951], 176).
48
Don Lavoie, Rivalry and Central Planning (Cambridge: Cambridge University Press, 1985). Лавой добавляет, что, если бы издержки можно было бы вычислить объективно, научным способом и единообразно, то принятие экономических решений могло бы сводиться к следованию некоему набору конкретных явно сформулированных правил. Однако, с учетом того, что издержки субъективны и их может знать только действующий человек в контексте каждого конкретного действия, предпринимательская практика не может быть сформулирована в деталях или заменена каким-либо объективным научным критерием. (Ibid., 103–104).
49
Согласно Фоме Аквинскому, creare est aliquid ex nihilo facere (творить – это делать что-то из ничего). См.: Summa Theologiae, pt. 1, ques. 45, art. 1 и сл., vol. 2 (B. A. C., 1948), 740. Мы не можем согласиться с тезисом томистов о том, что творить способен только Бог, поскольку люди также постоянно творят – во всех тех случаях, когда занимаются предпринимательством. Аквинат использует термин ex nihilo в чрезмерно материалистическом смысле, в то время, как мы считаем, что творение ex nihilo происходит всякий раз, когда кто-нибудь замечает или понимает что-то, чего он даже не мог себе представить до этого (Ibid., 756). Представляется, что, несмотря на то, что папа Иоанн Павел II иногда путает понятие «человеческой деятельности» с понятием «труда» (см. также сноску 31), в своей энциклике Laborem Exercens («Совершая труд») он склоняется к нашей интепретации, когда говорит, что человек «продолжает делание Самого Творца Вселенной» (главы 4 и 25 [1981]).
50
Мы считаем, что всякая человеческая деятельность заключает в себе творческий компонент и что нет оснований разделять творческую активность предпринимателя в сфере экономики и творческую активность в других сферах человеческой жизни (в искусстве, общественной жизни и пр.). Нозик ошибается, проводя такое разделение, потому что не понимает, что сущность творчества всегда одна и та же и концепция и характеристики предпринимательства, которые мы сейчас анализируем, относятся к любой человеческой деятельности, вне зависимости от ее типа. См.: Robert Nozick, The Examined Life (New York: Simon and Schuster, 1989), 40.
51
То, что предпринимательство носит отчетливо творческий характер, и, следовательно, чистые предпринимательские прибыли возникают из ничего, может привести нас к следующему теологическому отступлению: если допустить, что есть Высшее Существо, сотворившее все вещи из ничего и если мы считаем предпринимательство сотворением ex nihilo чистой предпринимательской прибыли, то представляется вполне очевидным, что человек подобен Господу именно тогда, когда занимается чистым предпринимательством! Это означает, что в большей степени, чем homo sapiens (человек разумный), человек есть homo agens (человек действующий) или homo empresario (человек предпринимательский), и что более всего он подобен Господу не тогда, когда он думает, а тогда, когда он действует, то есть видит и открывает новые цели и средства. Мы могли бы даже выстроить целую теорию счастья, которая утверждала бы, что человек счастливее всего тогда, когда он подобен своему Создателю. Иными словами, источником самого большого счастья для человека было бы обнаружить собственные цели и достичь их (что предполагает деятельность и предпринимательство). Тем не менее иногда мы, безусловно, совершаем многочисленные предпринимательские ошибки, и прежде всего они касаются выбора целей. (К счастью, человек не одинок – у него есть советчики, которые могут помочь ему, например, религия и мораль.) Я надеюсь, что профессору Кирцнеру, глубоко религиозному человеку, мое отступление не покажется «кощунственным использованием теологической метафоры» (см.: Israel M. Kirzner, Discovery, Capitalism, and Distributive Justice [Oxford: Basil Blackwell, 1989], 40). Как мы упоминали в сноске 29, папа Иоанн Павел II в энциклике Laborem Exercens (главы 4 и 25 [1981]), вероятно, склоняется к нашей точке зрения, когда говорит, что человек «продолжает делание Самого Творца Вселенной», подражая ему. Несмотря на это, иногда Иоанн Павел II, видимо, смешивает понятие «человеческой деятельности» с понятием «труда», вводя тем самым несуществующую дихотомию человеческих действий (те, что связаны с «трудом» stricto sensu, и те, что связаны с «капиталом»). Реальной социальной проблемой является не противоречие между «трудом» и «капиталом», а вопрос о том, законно ли систематически осуществлять институциональную агрессию или институциональное насилие против творческой способности, которую человек реализует, когда действует, и о том, какого типа правила и законы должны регулировать деятельность. Кроме того, автор энциклики не понимает, что если он говорит о человеческой деятельности вообще, то не имеет смысла говорить (как делает он в главе 19) о праве получать «справедливое вознаграждение», поскольку у каждого человека, как мы увидим, есть право на весь результат (то есть на прибыль или убыток) его предпринимательского творчества и его деятельности; а если автор пишет про труд в узком смысле, то есть производственный фактор, то этим он теоретически уничтожает любые связанные с ним творческие возможности. Большую помощь в этих размышлениях нам оказала статья Фернандо Морено: Fernando Moreno, “El Trabajo según Juan Pablo II,” in Cristianismo, Sociedad Libre y Opción por los Pobres, ed. Eliodoro Matte Larrain (Chile: Centro de Estudios Públicos, 1988), 395–400. Представление Иоанна Павла II о предпринимательской способности, то есть о творческой человеческой деятельности и ее ключевой роли в жизни общества, или по крайней мере то, что и как он пишет об этом предмете, стало значительно корректнее в его более поздней энциклике Centesimus Annus, где он прямо утверждает, что определяющим фактором является «сам человек, то есть его знания», как научные, так и практические (необходимые для того, чтобы «видеть нужды других и удовлетворять их»). Эти типы знания позволяют людям «развивать свой творческий потенциал», а также быть членами той «сети знаний и отношений», которую представляют собой рынок и общество. В завершение Иоанн Павел II пишет: «Все более явной и насущной становится роль упорядоченного творческого труда и, как составляющей его части – инициативы и предприимчивости». (John Paul II, Centesimus Annus, chap. 4, sections 31, 32, and 33 [1991].) Без сомнения, из энциклики Centesimus Annus следует, что верховный понтифик очень сильно модернизировал свои представления об экономической теории и, с научной точки зрения, сделал большой качественный шаг вперед, тем самым отбросив многие устаревшие элементы предыдущей социальной доктрины Церкви. По своим нынешним, модернизированным взглядам папа даже опережает значительную часть профессиональных экономистов: те группы, которые, оставаясь приверженцами механицизма, не способны учитывать в своих «моделях» фундаментально творческую и динамическую природу предпринимательства. См.: Michael Novak, The Catholic Ethic and the Spirit of Capitalism (New York: Free Press, 1993).
52
Как мы увидим, когда будем говорить об арбитраже и спекуляции, посредством предпринимательства человеческие существа учатся обуславливать свое поведение, в том числе даже обстоятельствами жизни и нуждами будущих, еще не родившихся людей (межвременная, или интертемпоральная, координация). Более того, этот процесс было бы невозможно воспроизвести, даже если бы люди, повинуясь приказам доброжелательного диктатора или собственному филантропическому желанию помочь человечеству, намеренно попытались бы отрегулировать все ситуации, в которых отсутствует социальная координация, воздерживаясь при этом от поиска и использования возможностей для получения прибыли или выгоды. На самом деле, в отсутствие выгоды или прибыли, которые выступают как стимул, практическая информация, необходимая людям для того, чтобы действовать и координировать ситуации социальной рассогласованности, даже не возникает. (Это не имеет отношения к возможному решению человека использовать свою предпринимательскую прибыль в благотворительных целях после того, как она была получена.) Общество, члены которого посвящали бы большую часть своего времени «намеренной помощи своим собратьям» и не занимались бы предпринимательством, было бы племенным, докапиталистическим обществом, неспособным прокормить даже небольшую часть нынешнего населения Земного шара. Таким образом, теоретически невозможно, чтобы принципы «солидарности» и «альтруизма» могли служить людям руководством к действию в такой системе, как общество: системе, основанной на ряде абстрактных связей человека с многочисленными иными индивидами, которых он, вероятно, никогда в жизни не встретит и о которых он получает только рассеянную информацию и сигналы в виде цен, институтов и содержательных, или материальных, норм. Следовательно, принципы «солидарности» и альтруизма являются племенными атавизмами и могут применяться только в первичных малых группах и между чрезвычайно ограниченным числом участников, каждый из которых хорошо знаком с личными обстоятельствами всех остальных. Хотя и не может быть возражений против того, что многие люди в обществе занимаются различной деятельностью, чтобы удовлетворить собственную более или менее атавистическую или инстинктивную потребность выглядеть альтруистами в глазах ближних, мы имеем право категорически заявить, что с помощью принуждения построить общество на принципах «солидарности» и альтруизма не просто невозможно теоретически: такая попытка разрушит ту цивилизацию, где мы живем, и уничтожит столько ближних и дальних, что потенциальных получателей помощи останется чрезвычайно мало. См.: F. A. Hayek, The Fatal Conceit, 13 [Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. М.: Новости, 1992. С. 51]*.
53
Английский термин calculation (расчет) этимологически восходит к латинскому calx-calcis, одно из значений которого – известковый мел, камушки из которого использовались в греческих и римских счетах абаках. Ниже будет дано более строгое определение экономического расчета (в разделе «Право, деньги и экономический расчет»).
54
Кирцнер придерживается мнения, что предпринимательство позволяет обнаружить и устранить ошибки, которые случаются в обществе и до поры до времени остаются незамеченными. Однако нам такое представление об «ошибках» не кажется полностью удовлетворительным, поскольку оно подразумевает суждение с позиции гипотетического всеведущего существа, знающего обо всех ситуациях рассогласованности, случающихся в обществе. С нашей точки зрения, имеет смысл говорить только о субъективной «ошибке», иными словами, когда действующий человек a posteriori понимает, что он не должен был стремиться к данной цели или что ему не нужно было использовать данные средства, поскольку, действуя, он понес издержки. Он отказался от целей, которые имели для него более высокую ценность, чем те, которых он достиг (это значит, что он понес предпринимательские убытки). Кроме того, мы не должны забывать, что устранение ошибки по Кирцнеру (то есть объективистски) человек обычно воспринимает как удачное и мудрое решение, которое приводит к существенной выгоде или к значительной предпринимательской прибыли. См.: Israel M. Kirzner, “Economics and Error” in Perception, Opportunity and Profit (Chicago: The University of Chicago Press, 1979), 120–137.
55
«Настоящее как текущий период времени есть продолженность условий и возможностей, предоставляющихся для деятельности. Каждый вид деятельности требует особых условий, к которым он должен приспосабливаться относительно искомого результата. Понятие настоящего поэтому различно для разных областей деятельности» (Ludwig von Mises, Human Action, 101 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 97]).
56
F. A. Hayek, The Fatal Conceit: The Errors of Socialism, 12 [Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. М.: Новости, 1992. С. 54]*.
57
«Теперь мы рассмотрели три основных естественных закона: о стабильности собственности, о передаче последней посредством согласия и об исполнении обещаний. От строгого соблюдения этих трех законов всецело зависят мир и безопасность человеческого общества, и нет возможности установить хорошие отношения между людьми там, где их не соблюдают. Общество абсолютно необходимо для благоденствия людей, а указанные законы столь же необходимы для поддержания общественного строя» (David Hume, A Treatise of Human Nature, bk. 3, pt. 2, sec. 6 [Oxford: Oxford University Press, 1981]), 526. [Юм Д. Трактат о человеческой природе // Юм Д. Соч.: в 2-х т. Т. 1. М.: Мысль, 1996. С. 565].
58
Институтом мы называем любой повторяющийся паттерн, норму или модель поведения, вне зависимости от того, к какой сфере они относятся: лингвистической, экономической, правовой и т. п.
59
Carl Menger, Untersuchungen über die Methode der Socialwissenschaften und der politischichen Ökonomie insbesondere (Leipzig: Duncker Humblot, 1883) [Менгер К. Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности // Мен-гер К. Избранные работы. М.: Территория будущего, 2005]. Для обозначения «непреднамеренных последствий индивидуальных действий» Менгер использует термин Unbeabsichtigte Resultante (непреднамеренные результаты). Конкретно Менгер пишет, что социальное явление характеризуется тем, что оно возникает как «непреднамеренный результат (unbeabsichtigte Resultante) индивидуальных (преследующих индивидуальные интересы) человеческих стремлений… как непредвиденный социальный результат индивидуальных идеологических факторов» (p. 182 [с. 392]). См. введение Лоренса Уайта к изданию книги Менгера на английском языке: Carl Menger, Investigations into the Method of the Social Sciences with Special Reference to Economics (New York: New York University Press, 1985), vii-viii, 158 (там находится английский перевод с. 182 немецкого оригинала). См. также статью Хайека: F. A. Hayek, “The Results of Human Action but not of Human Design” in Studies in Philosophy, Politics and Economics, 96—105. Иногда считается, что первым, кто обратил внимание на эти стихийные социальные явления, был Адам Фергюсон. Действительно, на с. 187 его книги «Опыт истории Гражданского общества» (Adam Ferguson, An Essay on the History of Civil Society (London: T. Caddel in the Strand, 1767) мы читаем: «…целые нации спотыкаются об установления, которые являются результатом человеческих действий, но не представляют собой исполнение какого бы то ни было человеческого замысла» [см.: Фергюсон А. Опыт истории гражданского общества. М.: РОССПЭН, 2000. С. 189]. Он прибавляет к этому знаменитую фразу, которую де Рец приписывает Кромвелю: о том, что человек достигает наивысших высот тогда, когда не ведает, куда идет (on ne montait jamais si haut que quand on ne sait pas où l’on va). Однако Фергюсон, как мы увидим в начале главы 4, следует гораздо более древней традиции, которая восходит через Монтескье, Бернара де Мандевиля и испанских схоластов XVI в. к целой школе классической древнегреческой и древнеримской мысли.
60
Следовательно, мы должны отвергнуть представление о законе Фомы Аквинского, который определяет закон как rationis ordinatio ad bonum commune, ab eo qui curam communitatis habet promulgata (Summa Theologiae, pt. 1–2, ques. 90, art. 4, vol. 6 [1955], 42; разумное установление ради общего блага, введенное в действие тем, кто печется об общине) и, таким образом, ошибочно считает его сознательным результатом человеческих усилий. В этом смысле Фома Аквинский выступает как провозвестник критикуемого Хайеком «ложного рационализма», предполагая, что посредством разума человек может постичь гораздо больше, чем он способен постичь. Этот мнимый и ненаучный рационализм достигнет пика в эпоху Французской революции, в момент триумфа утилитаризма, а в сфере права – в позитивистских идеях Кёльзена («венская школа» права, или нормативизм) и взглядах Тьебо. См.: F. A. Hayek, “Kinds of Rationalism” in Studies in Philosophy, Politics and Economics, chap. 5, 82–96. Позже Хайек подверг критике Аристотеля за то, что он, хотя и не впал в социалистические крайности, подобно Платону, тем не менее был не в состоянии постичь ни существование стихийного социального порядка, ни сущность идеи развития (Hayek, The Fatal Conceit: The Errors of Socialism, 45–47 [Хайек Ф. А. Пагубная самонадеянность. М.: Новости, 1992. С. 81–84]*), и как следствие, стимулировал возникновение того наивного сциентистского течения, которое и в наше время препятствует развитию социальных наук и в значительной степени обессмысливает их.
61
В своей теории происхождения денег Менгер ссылается на деньги как на один из самых ярких и образцовых примеров своей теории возникновения, развития и стихийной эволюции социальных институтов. См.: Carl Menger, Investigations into the Method of the Social Sciences with Special Reference to Economics (New York: New York University Press, 1985), 152 ff. [Менгер К. Исследования о методах социальных наук и политической экономии в особенности // Менгер К. Избранные работы. М.: Территория будущего, 2005. С. 257 сл.]
62
Другой институт, представляющий большой экономический интерес и являющийся примером экономической организации, это то, что в Испании, к несчастью, называют empresa [предприятие], тогда как его следовало бы вслед за англосаксами именовать простым словом firma [firm, фирма], чтобы избежать путаницы между понятием человеческой деятельности, или предпринимательства, и понятием фирмы, которая является просто одним из институтов, пусть и весьма важным, и возникает на рынке из-за того, что, по мнению действующих субъектов, некоторый уровень организации часто помогает им реализовывать свои интересы. Мы полагаем, что имеется целая школа экономической мысли, преувеличивающая важность фирм и компаний в качестве объекта для исследований экономической науки. Фирма – это просто один из многих институтов, возникающих в результате человеческого взаимодействия, и ее возникновение и эволюцию можно понять исключительно с точки зрения изложенной здесь теории предпринимательства. Теоретики фирмы не просто маскируют субъективную природу предпринимательства, создают путаницу в этом вопросе или пренебрегают им, но также склонны объективизировать сферу экономических исследований и неправомерно ограничивать ее фирмой. См., напр.: R. H. Coase, “The Nature of the Firm” Economica no. 4 (November 1937). Эта статья позже была опубликована в сборнике статей Рональда Коуза: Ronald Coase, The Firm, the Market and the Law (Chicago: University of Chicago Press, 1988), 33–35 [Коуз Р. Фирма, рынок и право. М.: Новое издательство, 2007. С. 37–57]. См. также: A. A. Alchian, “Corporate Management and Property Rights,” in Economic Policy and the Regulations of Corporate Securities (Washington, D. C.: American Enterprise Institute, 1969), 342 ff. Подробный критический разбор взглядов этой школы см.: Israel M. Kirzner, Competition and Entrepreneurship, 52 ff. [Кирцнер И. Конкуренция и предпринимательство. Челябинск: Социум, 2010. С. 55 сл.]. См. также главу 4, сноску 50.
63
Согласно Людвигу фон Мизесу, «экономический расчет является либо оценкой ожидаемого исхода будущего действия, либо установлением последствий прошлого действия» (Mises, Human Action: A Treatise on Economics, 210, 198–231 [Мизес. Человеческая деятельность. С. 200, 188–218]). Мюррей Ротбард, кажется, не понимает, что экономический расчет всегда связан с проблемой создания и передачи рассеянной, эксклюзивной информации, без которой такую оценку провести невозможно. Это становится ясно из того, что он пишет по поводу полемики об экономическом расчете в своей последней книге: Murray N. Rothbard Ludwig von Mises: Scholar, Creator and Hero ([Auburn, Alabama: Ludwig von Mises Institute, 1988], chap. 5, 35–46). Позиция Ротбарда, вероятно, вытекает из его почти что навязчивого желания подчеркивать различие, а не сходство между Мизесом и Хайеком. Хотя утверждение Ротбарда о том, что позиция Хайека иногда интерпретировалась слишком жестко, как будто он затрагивал исключительно проблему, вытекающую из рассеянной природы существующего знания и как если бы проблемы неопределенности и порождения будущего знания, вопросы, особенно значимые для Мизеса, не представляли никаких трудностей, верно, мы полагаем, что обе точки зрения можно легко соединить, потому что они тесно связаны между собой. В следующей главе мы объединим эти две позиции, изложив их соответственно как статический и динамический доводы против возможности экономического расчета при социализме. См. в особенности: Murray N. Rothbard, “The End of Socialism and the Calculation Debate Revisited”, The Review of Austrian Economics 5, no. 2 (1991): 66. См. также: Joseph T. Salerno, “Ludwig von Mises as Social Rationalist,” Review of Austrian Economics 4 (1990): 36–48; а также: Joseph T. Salerno, “Why Socialist Economy is Impossible: A Postscript to Mises” in Economic Calculation in the Socialist Commonwealth (Auburn, Alabama: Ludwig von Mises Institute, 1990). См. также конец сноски 16 в главе 4.
64
Согласно словарю Merriam-Webster’s Collegiate Dictionary (11th ed.), стимул – это «то, что стимулирует или обычно стимулирует кого-либо на принятие решений или совершение действия»; это определение совпадает с тем, которое мы дали прибыли и выгоде. Субъективная прибыль (выгода), которую человек стремится получить с помощью деятельности, как раз и есть стимул или мотив, побуждающий его к действию. Хотя здесь неподходящее место для подробного объяснения психологической природы предпринимательства, в принципе, чем четче человек видит свою цель, и чем сильнее его психологическое стремление к ее достижению, тем мощнее будет поток творческих идей, значимых для достижения этой цели, и тем легче ему будет различить и отбросить ненужную информацию, которая могла бы отвлечь его. См. также в главе 7 раздел под заголовком «Книга Генри Дугласа Диккинсона “Экономическая теория социализма”». В этом разделе мы объясняем два разных значения термина «стимул»: статическое и динамическое.
65
В течение многих лет студенты в странах Восточной Европы, особенно в бывшем СССР, проводили многие тысячи часов, выписывая цитаты из библиотечных книг и не осознавая, что копиры могли бы облегчить эту работу или полностью избавить их от нее. Только когда они обнаружили, что на Западе такие машины широко используются, в том числе непосредственно в сфере науки и образования, они стали ощущать потребность в копирах и требовать, чтобы они были доступны. В относительно авторитарных обществах такие случаи более очевидны, чем в западных странах. Однако нам не следует почивать на лаврах или ошибочно полагать, что в западных обществах таких случаев не бывает, поскольку отсутствие обществ с меньшим, чем на Западе, уровнем ограничений, которые могли бы служить нам базой для сравнения, не дает нам понять, как много потеряли западные общества из-за интервенционизма.
66
Первым, кто сформулировал фундаментальный принцип, который анализируется в этой главе, был Сэмюэль Бейли, когда он утверждал, что каждое действие требует «детальных знаний тысячи подробностей, которые будет узнавать только тот, чей интерес в этом состоит, и никто более» (Samuel Bailey, A Defense of Joint-Stock Banks and Country Issues [London: James Ridgeway, 1840], 3). См. также в главе 3 раздел под названием «Социализм как “опиум народа”».
67
Леон Фелипе писал в одном из своих лучших стихотворений:
León Felipe, Obras Completas (Buenos Aires: Losada, 1963), 25 (пролог к Собранию сочинений).
68
«Каждый из живущих, даже самый скромный, творит самим фактом своего бытия» (Gregorio Marañon, El Greco y Toledo: Obras Completas [Madrid: Espasa Calpe, 1971], 7: 421).
69
Термин competition (конкуренция) этимологически восходит к латинскому слову cumpetitio (одновременное наличие многочисленных требований на владение одной и той же вещью, которая должна в итоге достаться одному собственнику), состоящему из двух частей: cum – с; и petere – требовать, нападать, искать. Словарь Merriam-Webster’s Collegiate Dictionary (11th ed.) толкует competition как «соревнование соперников». Итак, конкуренция представляет собой динамический процесс соревнования соперников, а не так называемую «модель совершенной конкуренции», когда многочисленные оференты производят одну и ту же вещь и продают ее по одной и той же цене, что парадоксальным образом означает, что никто ни с кем не конкурирует. См. мою статью: Huerta de Soto, “La crisis del Paradigma Walrasiano,” El País, 17 December 1990, 36.
70
См.: Israel M. Kirzner, Competition and Entrepreneurship, 12–13 [Кирцнер И. Конкуренция и предпринимательство. Челябинск: Социум, 2010. С. 14–15], а также: Idem., Discovery and the Capitalist Process, 130–131. Кирцнер подчеркивает, что все, что необходимо для того, чтобы гарантировать конкурентный характер социального процесса – это свобода входа, то есть отсутствие во всех социальных сферах юридических и институциональных ограничений на свободное проявление предпринимательства.