Нельзя, чтобы воспоминания поглощали тебя целиком.
Нельзя, чтобы прошлое хватало тебя за руку.
– Ну, что ты там себе думаешь? Посмотри, какая погода за окном – так и будешь в квартире торчать?
О господи! Зачем я взяла трубку? Зачем я вообще не отключила телефон вчера вечером? Ну, воскресенье ведь, могла бы отоспаться… Но этот настойчивый голос в трубке…
– Анька, будь ты неладна! Это у тебя отпуск, а у меня – воскресенье, единственный выходной на неделе! – простонала я, пристраивая трубку к уху так, чтобы не держать ее рукой, а еще хоть немного не менять положения тела.
– Так, Жигульская, если не я, то никто тебя не поднимет, так и будешь киснуть в своих хоромах, – решительно заявила подруга, – или… Слу-у-шай, а ты, может, не одна там? Прости, я не подумала…
– Расслабься, все нормально, я одна.
Все нормально, подружка, никого ты не потревожила, можешь расслабиться. Одна я с тех самых пор, как осудили на девять лет моего любовника Кирилла Мельникова, а мой дорогой супруг Святослав собрал свои нотные сборники и ушел к сыну, оставив мне эту огромную квартиру на Большой Татарской, маленький «Смарт» и то, что никогда меня не предаст. Мою работу. Мою адвокатскую фирму с офисом в пяти минутах от Кремля, кучу престижных клиентов и нескольких осаждающих меня периодически ухажеров. Ну, к этому всему, слава богу, Светик никогда не имел никакого отношения. Я сдержала данное себе слово и отстроила ему театр – прекрасное помещение в старинном особняке, отремонтированное за мои деньги и при помощи моего же клиента. В моменте подписания документов на право собственности меня покоробило только одно – Светик принял этот подарок, не дрогнув ни единым мускулом, не задав ни одного вопроса. Просто подписал бумаги, сухо кивнул – и вышел. Никогда прежде мне не хотелось разрыдаться прямо на людях, как в этот самый момент… Сопровождавший меня на подписание документов Митрохин, тот самый клиент, чья фирма отреставрировала особняк, осторожно коснулся моей руки, давая понять, что он рядом, но это было лишнее. Я отлично умела брать себя в руки, что и продемонстрировала:
– Эдуард Михайлович, а поедемте в ресторан? Я вас приглашаю. – И с удовольствием отметила, как изменился в лице Митрохин, ожидавший, очевидно, истерики, а не вот этого спокойного приглашения вместе отобедать.
– Разумеется, поедем, Варвара Валерьевна, но с условием – плачу я.
Я улыбнулась, попрощалась с нотариусом и, взяв Эдуарда Михайловича под руку, развернула его в сторону двери:
– Не могу вам отказать.
Мы поехали в «Мясной клуб», и я весь обед старалась делать вид, что мне очень весело, что я заинтересованно слушаю собеседника и смеюсь над его шутками. На самом же деле единственное, чего я хотела по-настоящему, это вычеркнуть из памяти этот день. И – заодно уж – те годы, что провела рядом со Светиком. Как можно столько лет ошибаться в человеке? Нет, я не ждала от него слов благодарности – но и того, что он воспримет пакет документов, подтверждающих его право собственности на здание театра, как должное, тоже не ожидала. Это убедило меня в том, что наш предстоящий развод – совершенно правильный шаг. Я не умею разбираться в людях… Вот и Светик, казавшийся таким надежным и бескорыстным, на деле оказался вовсе не так уж прост. Совсем как Кирилл…
Воспоминания о муже и – особенно – о любовнике вызвали неприятное ощущение в области сердца, я часто задышала и пробормотала в трубку:
– Ань, я перезвоню тебе через час, ладно? Только проснулась, соображаю плохо.
Вяземская, разумеется, обиделась:
– Так и скажи, что не одна, и нечего выдумывать! – И не успела я начать оправдываться, как она уже бросила трубку.
Ну и черт с ней, с Аннушкой, будет знать, как звонить мне с утра в выходной.
Потянувшись, я села на постели и отбросила покрывало, под которым спала из-за нестерпимой жары. Кондиционер всегда вызывал у меня насморк, а нет ничего хуже, чем адвокат, шмыгающий носом на процессе, потому этот агрегат висел над окном в спальне совершенно безо всякой пользы.
Раздвинув шторы, я впустила в комнату яркое июньское солнце, встала босыми ногами в самый центр теплого пятна на полу и начала зарядку. Это последнее вошло в мою жизнь как-то совершенно случайно и закрепилось – теперь каждое утро я начинала с небольшого комплекса упражнений и чувствовала себя намного бодрее. Кроме того, зарядка помогала сконцентрироваться и настроиться на нужный лад, а иногда перед процессом это было очень даже кстати. Я ушла с головой в работу, чтобы как можно меньше думать о неудавшейся личной жизни. Подав наконец документы на развод со Светиком, я вдруг почувствовала себя абсолютно несчастной. Муж был частью моей жизни, признаком стабильности, он давал мне уверенность – и вот его нет рядом уже год. Остались только мелкие формальности – официальный развод. Нет, у Светика не было ко мне претензий, как и у меня к нему, но сама процедура… Не знаю, откуда во мне взялся этот страх. Как будто после всего окружающим станет заметна моя неполноценность. Наверное, бабушка в детстве заложила в меня такие ценности, которые сейчас не в чести. Хотя – о чем это я? Мы не так уж хорошо жили со Светиком, часто не понимали друг друга, более того – я позволяла себе романы на стороне, не находя удовлетворения в супружеской постели. Как выяснилось, не только я… Светик ухитрился обманывать меня долгих восемь лет, тайком навещая сына, рожденного ему концертным директором Ириной. Самое омерзительное заключалось в том, что моя родная бабушка, воспитавшая меня и вложившая в голову все эти моральные основы, знала обо всем этом и покрывала Светика. Мне стоило огромных трудов и сил – нет, не простить, а пока просто попытаться понять ее мотивы. Я никак не могла объяснить себе, почему бабушка так обошлась со мной. Она привела аргументы, не казавшиеся мне достаточными. В том, что я выросла холодной эгоисткой, зацикленной только на карьере, вероятнее всего, была и ее вина. Стремясь заменить мне вечно отсутствующую мать, она упустила нечто важное. Или просто дед был для нее на первом месте… Наверное, это правильно – дети и внуки, вырастая, уходят, а человек, с которым ты прожила всю жизнь, остается до конца. Во всяком случае, у моих деда и бабушки именно так и сложилось, чего нельзя сказать об их дочери и внучке. Видимо, со временем в механизме под названием «семья» истерся какой-то винтик и все перестало работать так, как должно. Или просто время, в которое выпало жить нам, сделало наше поколение более расчетливым, жестким и зацикленным на других, новых, не всегда понятных старшему поколению ценностях.
Чтобы не углубляться в дальнейшие воспоминания и не причинять себе опять по-прежнему невыносимых страданий, я пошла в душ, а потом сварила себе овсянку. Опуская в соковыжималку кусочки нарезанной моркови и яблока, я временами бросала взгляд на подоконник, где лежал почтовый конверт. Эти письма, исправно приходившие раз в месяц, выматывали мне душу похуже воспоминаний о разводе и о прочих неприятностях. Я никогда не вскрывала конвертов и не читала их – ни разу за весь этот год, мне даже прикасаться к ним было страшно и противно. Эти письма были напоминанием о кошмаре, больше того – о моем позоре, недальновидности, глупости и слабости. Как могла я, такая скрупулезная и въедливая в делах, так глупо попасться в умело расставленную ловушку? Как могла я не понять, кто рядом со мной? Как могла я полюбить человека, которого совершенно не знала? Вернее – как могла я не узнать человека, которого любила? За столько лет не прочувствовать и не узнать?
При воспоминании о Кирилле Мельникове у меня до сих пор тряслись руки, а на глаза наворачивались слезы. Я действительно любила его и не замечала очевидного – он использовал меня, чтобы добраться до моей клиентки. Он – и мой дядя, оказавшийся к тому же на самом деле не дядей, а отцом, как в индийском фильме, которые в Болливуде снимают сотнями в год. Интересно, если попробовать продать им сценарий, то получу ли я за это хотя бы сто рупий?..
Овсянка остыла, и даже насыпанная сверху малина не сделала ее вкусной – или это просто настроение мое так испортилось? Воскресенье явно не задалось, и нужно было спасать хотя бы остаток дня, иначе вся неделя пойдет прахом, а у меня сложный и важный процесс. Выход был…
Спустив овсянку в унитаз, я взяла мобильный и позвонила – нет, не Аннушке. Звонок мой был адресован тому, чей номер значился у меня в книжке как «Анатолий-театрал», а проще – Анатолию Ивановичу Веревкину, более известному под кличкой Туз. Мы с ним много лет приятельствовали, часто ходили вместе в театр, но никаких попыток перевести совместное времяпрепровождение в любовный роман Туз не предпринимал. Бывают такие отношения, которые просто нельзя портить такой банальностью, как постель. Это мне в нем очень импонировало.
– Здравствуй, Варюша! – полился из трубки его чуть хриплый голос. – Что такого вдруг произошло, что ты обременила себя звонком в воскресное утро? Что-то случилось?
– Нет, что вы! – рассмеялась я. – Я не настолько корыстна, как кажусь на первый взгляд. Хотела спросить, нет ли у вас желания провести вместе сегодняшний вечер.
Туз тяжело вздохнул:
– Эх, Варвара-Варвара! Ну что тебе стоило позвонить на полчаса раньше, а? И мне бы не пришлось ехать туда, куда не хочется, а теперь уже обратной дороги нет.
Я расстроилась – очень надеялась на то, что мы сходим на какую-нибудь постановку. Туз страстно любил Чехова, и вечер мог быть вполне приятным и легким. Увы… Точно – сегодня не мой день.
– Ну что ж… – огорченно проговорила я, – в следующий раз буду звонить в шесть утра.
– Ты не расстраивайся, Варенька, – по-отечески увещевал Туз, – давай-ка на недельке во МХАТ прогуляемся, а?
– Не смогу я на недельке, процесс у меня сложный. Хотела расслабиться перед тяжелой неделей, но ничего, придумаю что-нибудь.
– А хочешь – я тебе пропуск закажу, с подружкой сходишь? – предложил он, и в его голосе я услышала искреннее желание помочь мне хоть чем-то.
– Нет, спасибо, Анатолий Иванович, с подружкой я точно не пойду.
Не объяснять же ему, что с моей подружкой в театр ходить – процедура раздражающая. Аннушка могла ляпнуть любую глупость, совершенно не заботясь о том, что ее звонкий голос с утрированно растянутыми гласными разносится весьма далеко. Ладно, с театром сегодня не сложилось…
Попрощавшись с Веревкиным, я закурила и щелкнула кнопкой кофеварки – вставать и варить в джезве мне было лень, лучше подожду и попью автомобильного.
Почему в моей жизни все устроено так, что выходные дни непременно приносят только разочарования? Я даже в отпуск не могу съездить – банально не на кого оставить контору. Дима Кукушкин, младший компаньон, совершенно не годится на роль руководителя, и даже наш небольшой штат ему не под силу. Так и везу все сама, все одна… Всегда одна. Наверное, таков мой удел – одиночество.
Тут зазвонил телефон, напомнивший мне, что не настолько уж я одинока, как это рисует мое воображение. Звонил Руслан, и я удивилась – не слышала его голоса около двух месяцев. Руслан Алиев занимал в моей жизни не настолько много места, чтобы я была огорчена его отсутствием, но и не настолько мало, чтобы не придавать значения его звонкам.
– Варенька, привет, моя дорогая. Сто лет тебя не слышал.
– Привет, Руслан.
– Я сразу к делу. Ты вечером свободна? – О боже, умеет же Алиев оказываться в нужное время с нужным предложением в нужном месте…
– В принципе, да. – Ну не признаваться же ему, что я пару минут назад безуспешно пыталась организовать свой вечерний досуг! Нет, пусть думает, что я, так и быть, снизойду до него и отменю какие-то дела.
– Варенька, ты меня спасла! Важная встреча, билеты в Большой на последний спектакль сезона, потом скромный закрытый банкет, мне нужна спутница, которая сумеет поддержать беседу о балете. Надеюсь, не оторвал тебя от чего-то важного?
Нет, я определенно зря сетую на судьбу. Взамен сорвавшегося похода на бог весть какую постановку в не пойми каком месте она предлагает мне поход в Большой театр с самым приятным спутником, какого можно только себе представить. Все, прекращаю жаловаться – нужно бежать в салон.
– Русланчик, ты ведь знаешь, что ради тебя я готова отменить даже заседание в суде, – пропела я и в ответ услышала раскатистый хохот Руслана:
– Варюша, за что я тебя люблю – за умение сказать то, что хочет услышать любой мужчина. Значит, ровно в половине седьмого я заеду за тобой. До встречи.
– Да, до встречи.
Положив трубку, я заметалась по квартире. Свидание, даже деловое, с таким человеком, как Руслан Алиев, требовало изысканности в выборе одежды и умеренности в макияже и прическе. Я не могла вспомнить, видел ли он меня блондинкой, которой я стала чуть больше года назад, – наверное, видел, но все равно не мешает чуть обновить цвет. Так, нужно срочно звонить Рите, моему бессменному мастеру. Маникюр в порядке, как раз вчера после офиса сделала, так что тут можно не беспокоиться. Теперь платье и туфли…
Выход на балкон убедил меня в том, что одежда должна быть по возможности легкой – очень жарко, и к вечеру вряд ли станет лучше. Что мы имеем? Роясь в гардеробной, я обнаружила ни разу не надетый вечерний наряд из легкого шифона персикового цвета – длинную летящую юбку и топ с открытыми плечами. Прекрасно, это то, что нужно. Босоножки из серебристых ремешков, клатч в форме небольшой коробочки, серебряный браслет и серьги. Разложив вещи и украшения по кровати, я еще раз скептически осмотрела получившийся комплект, убедившись, что все идеально. Позвонила Рите и начала собираться в салон, только сейчас вспомнив, что так и не перезвонила Вяземской. Но теперь уже нет смысла – придется объяснять, куда и с кем я иду, а этого как раз и не хотелось. И скорее всего Аннушка уже сама забыла о том, что я должна перезвонить, – подруга обладала феноменальным качеством не зацикливаться на мелочах и не принимать близко к сердцу какие-то незначительные обидки. Моя бабушка говорила, что все это позволит Вяземской избежать лишних мимических морщин. Вот и хорошо – пусть останется молодой, а я побегу в салон красоты.