– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, – сказала Беатрикс сестре, когда мисс Маркс отлучилась по какому-то делу. Поппи лежала в своей постели, а Беатрикс, вымыв Доджера, вытирала его насухо перед камином. – Насчет мистера Ратледжа, – уточнила она. – Неудивительно, что он тебя нервирует. – Она улыбнулась довольному хорьку, закутанному в теплое полотенце. – Доджер, тебе ведь нравится быть чистым, правда? Ты так чудесно пахнешь после хорошего мытья.
– Ты всегда так говоришь, а он всегда пахнет одинаково. – Поппи приподнялась на локте, наблюдая за ними. Она чувствовала себя слишком возбужденной, чтобы спать. – Значит, тебя он тоже нервирует?
– Нет, но я понимаю, почему он так действует на тебя. Он наблюдает за тобой, как хищник в засаде, который лежит и ждет, прежде чем броситься на жертву.
– Какой драматический образ, – сказала Поппи со смешком. – Он не хищник, Беа. Он всего лишь человек.
Беатрикс не сразу отозвалась, прилаживая шерсть Доджера. Когда она склонилась над ним, он ткнулся носом ей в лицо, выражая свою привязанность.
– Поппи, – сказала она, – сколько бы мисс Маркс ни старалась цивилизовать меня, и сколько бы я ни старалась следовать ее советам, у меня остается собственное видение мира. Для меня люди не многим отличаются от животных. Все мы Божьи твари, не так ли? Когда встречаю человека, я сразу вижу, на какое животное он похож. Например, Кэм похож на лису.
– Пожалуй, – согласилась Поппи, улыбнувшись. – А Меррипен? На медведя?
– Нет, вне всяких сомнений, на коня. А Амелия на наседку.
– Я бы сказала, на сову.
– Да, но помнишь, как одна из наших куриц в Гэмпшире напала на корову, которая слишком близко подошла к гнезду? В точности Амелия.
Поппи усмехнулась:
– Ты права.
– А Уин – лебедь.
– Я тоже птица? Ласточка? Воробей?
– Нет, ты типичный кролик.
– Кролик? – Поппи скорчила гримаску. – Мне это не нравится. Почему я кролик?
– О, кролики – очаровательные животные, которые любят ласку. Они очень общительны, но для полного счастья им нужна пара.
– Но они пугливые, – возразила Поппи.
– Не всегда. Они достаточно отважны, чтобы дружить со многими другими животными. Даже с кошками и собаками.
– Ладно, – смирилась Поппи, – это лучше, чем быть ежом, полагаю.
– Еж – это мисс Маркс, – заявила Беатрикс деловитым тоном, который вызвал у Поппи улыбку.
– А ты, наверное, хорек, Беа?
– Да. Но я клоню не к этому.
– Извини, продолжай.
– Я хотела сказать, что мистер Ратледж – кот. Одинокий охотник. И явно не прочь полакомиться кроликом.
Поппи озадаченно моргнула.
– Ты думаешь, что он… О нет, Беа… вряд ли мы снова увидимся…
– Надеюсь, что ты права.
Поппи повернулась на бок, наблюдая за сестрой в мерцающем свете пламени. Она ощущала смутное беспокойство, проникавшее до мозга ее костей.
Не потому, что она боялась Гарри Ратледжа.
А потому, что он ей нравился.
Насколько Кэтрин Маркс могла судить, Гарри Ратледж что-то задумал. У него всегда было что-то на уме. Определенно его не интересовало ее благополучие – он не дал бы за нее и ломаного гроша. С его точки зрения, большинство людей, включая Кэтрин, не заслуживали его времени и внимания.
Какой бы механизм ни качал кровь Гарри Ратледжа по жилам, это не было сердце.
За годы их знакомства Кэтрин никогда ничего не просила у него. Если Гарри оказывал кому-то услугу, она заносилась в невидимую учетную книгу, которую он вел в своей дьявольски умной голове, и было только вопросом времени, когда он потребует, чтобы ему вернули должок. Не зря все его побаивались. Он имел могущественных друзей, но вряд ли даже они знали, к какой категории относятся.
Камердинер проводил мисс Маркс в роскошные апартаменты Гарри Ратледжа. Кэтрин холодно поблагодарила и села, сложив руки на коленях. Приемная, отделанная мрамором и украшенная бесценными произведениями искусства эпохи Возрождения, была задумана с таким расчетом, чтобы подавить посетителя своим великолепием.
Спустя пару минут появился Гарри, высокий, сильный и самоуверенный. Он выглядел, как всегда, безукоризненно, элегантный и ухоженный.
Остановившись перед ней, он смерил ее дерзким взглядом своих зеленых глаз.
– Отлично выглядишь, Кэт.
– Пошел к дьяволу, – отозвалась она, не повышая голоса.
Его взгляд упал на побелевшие костяшки ее крепко переплетенных пальцев, и ленивая улыбка изогнула его губы.
– Полагаю, для тебя я действительно дьявол. – Он кивнул на другой конец дивана, на котором она сидела. – Можно?
Кэтрин коротко кивнула и подождала, пока он усядется.
– Зачем ты послал за мной? – отрывисто произнесла она.
– Забавное происшествие приключилось сегодня утром, ты не находишь? Твои подопечные были просто восхитительны. Совсем не похожи на заурядных светских барышень.
Кэтрин постаралась не моргнуть, глядя в зеленые глубины его глаз. Гарри умел скрывать свои мысли, но этим утром он смотрел на Поппи с таким откровенным голодом, что его нельзя было не заметить. А Поппи не имела представления, как защититься от подобных мужчин.
Кэтрин постаралась сохранить невозмутимость.
– Я не намерена обсуждать с тобой своих подопечных. И предупреждаю: держись от них подальше.
– Ты предупреждаешь меня? – насмешливо повторил он.
– Я не позволю тебе причинить вред никому из моей семьи.
– Твоей семьи? – Одна из его темных бровей приподнялась. – Насколько мне известно, у тебя нет семьи.
– Я имею в виду семью, в которой я работаю, – отозвалась Кэтрин с ледяным спокойствием. – Особенно Поппи. Я видела, как ты смотрел на нее сегодня утром. Если ты попытаешься причинить ей вред…
– У меня нет ни малейшего намерения причинять вред кому бы то ни было.
– Независимо от твоих намерений это случается, не так ли? – заметила Кэтрин, с удовлетворением отметив, что его глаза сузились. – Поппи слишком хороша для тебя, – продолжила она, – и она вне твоей досягаемости.
– Вряд ли на свете есть вещи, недосягаемые для меня, Кэт, – возразил он без всякого высокомерия. Это была правда, что еще больше испугало Кэтрин.
– Поппи практически обручена, – резко сказала она. – Она любит другого мужчину.
– Майкла Бейнинга.
Ее сердце тревожно забилось.
– Откуда ты знаешь?
Он проигнорировал ее вопрос.
– Ты действительно думаешь, что виконт Эндоувер, известный своей приверженностью к светским условностям, позволит своему сыну жениться на одной из Хатауэев?
– Да. Он любит своего сына, и поэтому закроет глаза на тот факт, что Поппи происходит из семьи, чуждой условностям. Он не может желать лучшей матери для своих будущих наследников.
– Он аристократ. Для него главное – родословная. И хотя родословная Поппи привела к очаровательному результату, она далека от чистоты крови.
– Ее брат тоже аристократ.
– Благодаря случайности. Хатауэи – самая тонкая веточка на фамильном дереве. Рамзи, может, и унаследовал титул, но по части благородства происхождения он такой же аристократ, как ты и я. И Эндоуверу это отлично известно.
– Какой же ты сноб, – заметила Кэтрин.
– Вовсе нет. Я нисколько не возражаю против родословной Хатауэев. Собственно, она мне даже нравится. Ни одна из анемичных дочек аристократов не идет ни в какое сравнение с двумя девушками, которых я видел сегодня утром. – На мгновение его улыбка стала искренней. – Что за парочка! Поймать дикую обезьяну с помощью такого простого трюка.
– Оставь их в покое, – сказала Кэтрин. – Ты играешь с людьми как кошка с мышью. Найди себе кого-нибудь другого для развлечений, Гарри. Видит Бог, ты никогда не испытывал недостатка в женщинах, готовых на все, лишь бы доставить тебе удовольствие.
– Да, но это так скучно, – отозвался он с притворной серьезностью, – Подожди, не уходи. Я хотел спросить у тебя кое-что. Поппи ничего не говорила тебе обо мне?
Заинтригованная, Кэтрин покачала головой:
– Только то, что ей было интересно наконец познакомиться с таинственным владельцем отеля. – Она устремила на него пристальный взгляд. – А что еще она могла сказать мне?
Гарри изобразил невинную гримасу.
– Ничего. Просто я надеялся, что произвел на нее впечатление.
– Напрасно, она тебя даже не заметила. Ее чувства заняты мистером Бейнингом, хорошим и честным человеком в отличие от тебя.
– Ты ранишь меня в самое сердце. К счастью, когда дело касается любви, большинство женщин выбирают плохих мужчин, а не хороших.
– Если бы ты что-нибудь понимал в любви, – ядовито сказала Кэтрин, – то знал бы, что Поппи никогда не выберет никого, кроме мужчины, которому она уже отдала свое сердце.
– Пусть он владеет ее сердцем, – последовал небрежный ответ. – При условии, что мне принадлежит все остальное.
Пока Кэтрин боролась со вспышкой бессильного гнева, Гарри подошел к двери и открыл ее.
– Позволь мне проводить тебя. Наверняка тебе не терпится вернуться и объявить тревогу. Хотя это совершенно бесполезно.
Давно Кэтрин не испытывала такую безмерную тревогу. Гарри и Поппи… неужели он действительно имеет виды на нее или просто решил помучить ее, Кэтрин, жестокой шуткой?
Нет, он не играет. Конечно, ему приглянулась Поппи, чья душевность, непосредственность и доброта были совершенно чуждыми его изощренному миру. Ему захотелось отдохнуть от собственной неуемности, и, когда покончит с Поппи, он высосет из нее все счастье и невинное обаяние, которые привлекли его в первую очередь.
Кэтрин не представляла, что делать. Она не могла признаться в своем знакомстве с Гарри Ратледжем, и он это знал.
Единственный выход – это сделать так, чтобы Поппи официально обручилась с Майклом Бейнингом, и как можно скорее. Завтра они вместе отправятся на выставку цветов. А потом она найдет способ ускорить ухаживание и постарается заручиться поддержкой Кэма и Амелии, чтобы проблема быстро разрешилась.
А если по какой-либо причине помолвка, не дай бог, не состоится, она предложит сопровождать Поппи за границу. Возможно, во Францию или Италию. Она согласна даже терпеть общество непутевого лорда Рамзи, если он пожелает ехать с ними. Все, что угодно, лишь бы спасти Поппи от Гарри Ратледжа.
– Просыпайся, соня, – сказала Амелия, войдя в комнату в халате, отделанном кружевными оборками. Ее темные волосы были заплетены в толстую косу, переброшенную через плечо. Она только что покормила ребенка и, оставив его на попечение няни, пришла будить мужа.
Кэм имел обыкновение оставаться на ногах всю ночь и отсыпаться по утрам. Эта привычка была прямой противоположностью принципу Амелии рано ложиться и рано вставать.
Она подошла к окну и раздвинула шторы, впустив утренний свет, за что была вознаграждена протестующим стоном, донесшимся из постели.
– Доброе утро, – бодро сказала Амелия. – Скоро появится горничная, чтобы помочь мне одеться. Тебе лучше что-нибудь надеть.
Роясь в ящиках с бельем, она видела уголком глаза, как Кэм потянулся всем своим сильным гибким телом, обтянутым гладкой кожей цвета темного меда.
– Иди сюда, – произнес он сонным голосом, откинув одеяло.
У Амелии вырвался смешок.
– И не подумаю. Мне некогда. Все, кроме тебя, заняты делом.
– Я как раз собираюсь заняться делом. Как только ты подойдешь ко мне. Не заставляй меня гоняться за тобой с утра пораньше.
Амелия одарила его суровым взглядом, но послушалась.
– Скоро полдень. Собственно, если ты сейчас же не встанешь и не оденешься, мы опоздаем на цветочную выставку.
– Как можно опоздать на цветочную выставку? – покачал головой Кэм и улыбнулся, как он всегда делал, когда ему казалось, что она говорит чепуху. – Подойди ближе.
– Позже. – Она издала беспомощный смешок, когда он потянулся к ней с удивительным проворством и схватил за запястье. – Кэм, нет.
– Хорошая цыганская жена никогда не отказывает своему мужу, – поддразнил он.
– Горничная… – забормотала она и осеклась, упав на кровать поверх его теплого золотистого тела.
– Она подождет. – Он расстегнул ее халат и, скользнув рукой под кружево ночной рубашки, обхватил ладонью чувствительную плоть.
Смех замер у Амелии на губах. Кэм так много знал о ней – слишком много – и бессовестно этим пользовался. Она закрыла глаза и положила руку ему на затылок, запустив пальцы в шелковистые завитки его волос.
Покрывая поцелуями ее шею, Кэм раздвинул коленом ее ноги.
– Решай, – шепнул он, – либо сейчас, либо за кустами рододендрона на цветочной выставке.
Амелия поерзала, прижатая к постели его телом.
– Кэм, – выдохнула она, когда его голова склонилась к ее обнаженной груди. – Мы опоздаем…
Вместо ответа он пробормотал ласковые слова, перейдя на цыганский, как всегда в минуты страсти, и овладел ею с необузданностью, которая показалась бы варварской, не будь он таким нежным.
– Кэм, – сказала она чуть позже, обвив руками его шею, – мы поговорим сегодня с мистером Бейнингом?
– О маргаритках и примулах?
– О его намерениях относительно моей сестры.
Кэм улыбнулся, играя завитком ее волос, выбившимся из косы.
– Значит, ты не возражаешь?
– Наоборот, я хочу, чтобы ты это сделал. – Ее лоб перерезала морщинка. – Поппи встает на дыбы, стоит кому-нибудь упрекнуть мистера Бейнинга, что он не спешит разговаривать со своим отцом.
Кэм осторожно разгладил ее лоб подушечкой большого пальца.
– Он ждал достаточно долго. О таких людях цыгане говорят: «Хочет и рыбку съесть, и ног не замочить».
Амелия невесело хмыкнула:
– Досадно, что он ходит вокруг да около, вместо того чтобы пойти к отцу и решить этот вопрос.
Кэм, неплохо изучивший аристократию еще в те времена, когда был управляющим фешенебельным игорным клубом, сухо отозвался:
– Когда тебе предстоит унаследовать так много, как Бейнингу, приходится проявлять осмотрительность.
– Мне плевать. Он возбудил надежды моей сестры. Если это ничем не кончится, она будет опустошена. Из-за него она отказалась от ухаживания других мужчин и потеряла весь сезон…
– Успокойся. – Он перекатился на бок, увлекая ее за собой. – Я согласен с тобой, дорогая. С этим призрачным ухаживанием нужно кончать. Я дам понять Бейнингу, что пора действовать. Надеюсь, это поможет.
– Спасибо. – Амелия прижалась щекой к его груди, устраиваясь поудобнее. – Я буду рада, когда это разрешится. В последнее время я не могу избавиться от ощущения, что все пойдет не так, как хотелось бы Поппи и мистеру Бейнингу. Дай Бог, чтобы я ошиблась. Я так хочу, чтобы Поппи была счастлива… Что мы будем делать, если он разобьет ей сердце?
– Мы позаботимся о ней, – промолвил Кэм, прижав ее к себе. – Для чего еще нужна семья?