Возникшие на горизонте всадники почему-то сразу напрягли. До такой степени, что невольно вспомнил обо всем имевшемся у меня оружии.
Что за чертовщина творится с моей головой? Почему из обычного среднестатистического офисного планктона я вдруг превратился в эдакого «одинокого рейнджера»? Ну, скачут себе люди – может у них машины нет, или вообще они конным спортом занимаются, мне-то что за дело? Но какой-то внутренний голос после этих мыслей начал ехидненько посмеиваться и перечислять все то, чего здесь точно не встречается – вышек сотовой связи, автомобилей, самолетов в небе, асфальтированных дорог и еще многих достижений науки и техники.
И я почему-то начинал ему верить… Ведь до сих пор не удалось объяснить и фокусы с трупами и их оружием.
Несмотря на выпитые полтора литра пива, собственные возможности сейчас оценивал объективно: даже в трезвом виде я вряд ли сумел бы поразить из арбалета движущуюся мишень, что уж говорить о нынешнем состоянии. Вообще-то однажды, когда кто-то из коллег притащил игрушку на корпоративный пикник, я из такого оружия стрелял, и даже сумел с десяти шагов попасть в дерево.
Заряженным на случай, если в гости заглянет какая-нибудь зверюга, арбалет лежал рядом, только руку протяни. Сейчас вроде был не тот случай, поэтому дергаться не стал, внимательно наблюдая за приближающимися всадниками. Вдруг они мимо проедут?
В лето окончания института я пару месяцев занимался йогой. Многому тогда не научился, но в позе лотоса наловчился зависать на достаточно длительное время. Это умение потом неплохо помогало по жизни приводить нервы в порядок, особенно когда никто не мешал.
Всадники мимо не проехали. Своих лошадей они остановили буквально в двух шагах, ожидая, что я отпряну назад. Ребятки ж не знали, что у меня сегодня пятница. Оба резко соскочили с коней и одновременно приставили к моей шее свои кривые клинки. Тот, что старше, что-то сказал на неизвестном языке.
В ответ я равнодушно пожал плечами, продолжая сидеть в прежней позе и глядя на заходящее солнце. Во время релаксации после тяжких трудов мне отвлекаться на всяких проезжающих с острыми саблями неохота.
Второй всадник, выглядевший лет на шестнадцать, не больше, также произнес нечто неразборчивое, но чуть тише. Не дождавшись никакого ответа, мужики принялись разговаривать между собой, при этом свои железки с моей шеи так и не убрали. Тоже мне, нашли подставку!
И вдруг среди тарабарщины разных звуков я расслышал:
– …ты еще с ним на языке дрегов пообщайся!
– Кто такие дреги? – вырвалось у меня. НЕ ПО-РУССКИ!
На этот вопрос последовала молниеносная реакция: чем-то невидимым меня так шарахнуло по голове, что помутилось и в глазах, и в мозгах. Чуть очухавшись, почувствовал, что упакован в какую-то сетку, как картошка в супермаркете. Попытался пошевелить руками и не смог – они заметно отяжелели.
Самое странное, но даже сейчас я оставался спокойным. Наверное, все имевшиеся нервные ресурсы потратил на борьбу за собственную жизнь и восприятие произошедших вокруг изменений. Ну, и, конечно, йога мне в помощь.
– А без сетки никак нельзя? – лениво спросил людоловов, внимательно их рассматривая. И снова на языке, который только что впервые услышал.
«Чем же они меня так по башке шарахнули – прямо мозги наизнанку! Надо будет как-нибудь в зеркало глянуть. Может я – уже совсем и не я?»
Чем-то мужички напоминали степняков, как их показывали в фильмах про Золотую Орду: у обоих раскосые глаза, у старшего – узкая полоска усов и редкая бороденка. Его голову венчал остроконечный металлический шлем с меховой опушкой, а юноша надел кожаный головной убор с нашитыми металлическими пластинами. Оба носили сетчатые кольчуги, поверх которых накинули легкие курточки. Наверное, сейчас им очень жарко.
– Ты не о том спрашиваешь, подлый дрег! Да падет на тебя кара великого Варда!
– Кто дрег – я? Да еще и подлый? Очень интересно! А ты кто? – я продолжал оживленный диалог на неизвестном мне языке, все еще прибывая в шоке от самого этого факта.
– Закрой пасть, исчадье проклятых теней, иначе вырежу твой коварный язык!
Лишаться языка «за здорово живешь» не хотелось, поэтому решил пока помолчать. Раз упаковали в сеть, то, скорее всего, прямо сейчас убивать не станут. А там, глядишь – и пятница закончится.
«Басурмане» что-то долго обсуждали, затем старший соизволил снизойти до разговора со мной:
– Знаешь, что это за сеть?
Помня об угрозе, молча помотал головой.
– Врешь! – воскликнул он. – Все дреги боятся и ненавидят это создание великих магов Миригии.
Снова пожал плечами.
«С логикой у этого узкоглазого серьезные проблемы. Если я – дрег, а все они боятся авосек, зачем спрашивать? Интересно, сколько мужику лет? Какой-то он дерганый, как тинейджер пубертатного периода, второй пацан явно младше – и то спокойнее держится».
– Язык проглотил? Так я могу саблей пасть вскрыть, чтобы проверить его наличие.
– Слушай, ты определись сперва, молчать мне или говорить. А то чуть что – язык отрежу, пасть вскрою…
Понятия не имею, насколько хорошо я владел неизвестной ранее речью, но проблем при произношении не возникало, хотя подобного языка даже не слышал.
– Ладно, разрешаю отвечать на мои вопросы. Это твой арбалет?
– Теперь мой.
– Давно?
– Пару часов, не больше.
– А раньше кому принадлежал?
– Одному придурку, пытавшемуся меня убить.
– Он был один?
– Нет, в компании двух помощников.
– И что, три вооруженных человека без борьбы отдали тебе свое оружие?
– Почему – без борьбы? Раз я живой, значит они мертвы, – ответил с тяжелым вздохом, относящимся к непонятливости собеседника.
– Жалеешь о смерти собратьев? Что с ними не поделил? – мужик ну точно оказался тупым.
– Собратьев? В моем роду придурков не было! – Если честно, я вообще ничего не знал про «свой род», но этот тип меня своими вопросами уже достал. Хорошо хоть он сам немного успокоился во время допроса.
– У тебя синий палец, – он кивком указал на травмированную фалангу, с которой, собственно говоря, и начались мои злоключения, – и дурацкая одежда. А главное – ты разговариваешь на их языке.
– Ты ведь тоже по-ихнему неплохо изъясняешься, но я же тебя дрегом не обзываю.
– Каждый воин Ибериума должен понимать речь врага, – напыщенно ответил мой собеседник, давая понять, что это необходимое знание ему самому крайне неприятно.
– Вот я и понимаю.
– Но ты – не воин Ибериума.
– А он? – кивнул в сторону юноши.
– Конечно. На его счету уже два дрега.
– А на моем – три. И кто из нас более опытный воин?
– Не заговаривай мне зубы! И объясни, почему возле трупов лишь одни следы – твои. Вы с дрегами с неба свалились, или из-под земли вылезли?
«Надо же, он еще и следопыт! Погибших нашел, а как они добрались до места гибели… И чего ему отвечать?»
– По поводу неба – не уверен, но уж точно не пешком туда пришли, – ответил я после небольшой паузы, чтобы и не соврать, но и правды не сказать. Просто потому, что и сам ее не знаю.
– Не хочешь отвечать?
– Если скажу, что убил их в другом месте, а потом почему-то оказался в степи, ты мне поверишь?
Дознаватель округлил глаза и резко сменил тему:
– Жить хочешь?
– Не хотел бы – позволил бы тем придуркам себя убить.
Узкоглазый принялся сверлить меня взглядом, словно пытаясь пробиться прямо в мозги и прочитать там ответ на интересующий его вопрос. Через минуту осознал тщетность своих попыток и напыщенно произнес.
– Хорошо. Мы отвезем тебя в Ибериум. Там найдут способ докопаться до правды в твоих туманных речах.
– Ладно, – кивнул я. – Только учтите: я ни разу в жизни не ездил на лошади.
– Наглая ложь! Любой дрег с детских лет в седле. И неважно, кто под этим седлом: конь, вилорог или длиннозуб.
«Эбонитовые ежики! Куда меня занесло? Какие, нафиг, вилороги с длиннозубами? Может, этот басурманин бредит?»
Сеть с меня так и не сняли. Помогли забраться на лошадь, усадив почти на шею бедной лошадки, и отправились в путь на ночь глядя. Я – с пацаном на одном скакуне, усатый – на другом.
«Ибериум? Это где? Если это монголы… Нет, он вроде говорил о великих магах Миригии. Секта, что ли? Хотя, невероятные превращения отморозков, тесака, ствола и тубуса… Иллюзии? Ага, со всеми болевыми эффектами. Как там Васильев говорил – «с полным погружением»?
Обыскивать меня не стали, кинжал и торбу тоже оставили. У меня вообще сложилось впечатление, что у всадников возникли сомнения относительно моей принадлежности к дрегам. Особенно после того, как конвоиры увидели мою «езду» верхом.
Мешок картошки – и тот выглядит на лошади грациознее. Полагаю, бедному животному от моей костлявой задницы доставалось примерно так же сильно, как мне – от ее спины.
«Надеюсь, в Ибериуме мне не устроят личный досмотр, а то ведь из-за синих пятен на пятой точке могут снова записать в дреги. Обидно, когда твою судьбу определяет вид седалища, пусть даже собственного! Ладно, до города еще добраться нужно, а пока бы понять, откуда я знаю их тарабарский язык? За все школьные и студенческие годы я не продвинулся дальше двух фраз – «май нэйм из Платон» и «Ландон из э кэпитал оф Грейт Британ».
Конвоиры во время пути постоянно переговаривались, и в их голосах я чувствовал тревогу. Каждый час мы останавливались, давая передохнуть нашей несчастной кобылке, а старший басурман в это время отправлялся на разведку. Не знаю, что именно ему удавалось разглядеть в ночной темноте, но один раз мы были вынуждены сменить курс и сделать большой крюк.
Во время очередной остановки я случайно взглянул на небо.
«А Луны-то не видать. Да и созвездия какие-то чужие. Что-что, а уж астрономию я любил, даже на факультатив ходил. Ни тебе семейки Медведиц, ни Ориона… Все это наводит на грустные мысли. Да лучше бы я в коме оказался, чем здесь. А все из-за каких-то трех уродов!»
Когда чужие звезды начали гаснуть на небосводе, я осознал, что пятый день недели закончился, а у меня целы и руки, и ноги. Голова, хоть и тяжелая, но вполне способна соображать. Опять же, до города скоро должны добраться, и там наверняка все образуется – не может же тут быть семь пятниц на неделе?
По прошествии ночи пропала последняя надежда, что вот сейчас проснусь – и вернутся знакомые улицы и деревья, а я услышу родную речь, звуки автомобилей…
Стоило об этом подумать, как до слуха донесся отдаленный топот. Вот и горожане для встречи пожаловали. Теперь все будет хорошо? Однако, заметив настроение конвоиров, я засомневался. «Басурмане» опять стали перешептываться, а затем старший снизошел до общения со мной:
– Скажешь хоть слово на языке дрегов – и они убьют нас всех.
– «Они» – это кто?
– Все, закрой пасть! – приказал он.
Появившиеся всадники имели более темный цвет кожи, почти как какие-нибудь папуасы. Прямо на голое тело у них были надеты упрощенные доспехи в виде нагрудников, наручей и поножей, а скакунами под седлом им служил крупный рогатый скот. Длинные полукруглые рога являлись и опорой, и управлением, как руль у велосипеда. При этом на каждом животном, которое я бы назвал буйволом, сидело почему-то по два воина: впереди копьеносец, за ним – лучник.
Разговор сразу начался на повышенных тонах. Слов я не понимал, но быстро осознал, что являюсь яблоком раздора. Прибывшие пытались меня отбить, конвоиры не хотели отдавать, но шансов удержать добычу у них не было.
Наконец, стороны пришли к какому-то соглашению. Меня вместе с лошадью передали «папуасам». «Басурмане» начали пятиться, не упуская из виду победителей, видимо, опасаясь подвоха. И оказались абсолютно правы.
– Как повернутся спиной, аккуратно пристрели обоих, – произнес вполголоса кто-то у меня за спиной. – Используй особые стрелы. И смотри, чтобы лошадка не пострадала.
Что за лингвистическое изобилие! Говорили не на языке дрегов. И не по-русски. Однако и этот язык я прекрасно понял. И сразу взбунтовался:
– Негоже воинам нарушать данное слово! Если эти двое погибнут, меня вы тоже не получите!
Все всадники на буйволах разом направили на меня копья.
«Ситуация повторяется… Могли бы как-то по-другому отреагировать. Здесь у них что, правило такое – железками в живого человека тыкать?»
– Не лезь не в свои дела, чужак. К тому же, тебя мы уже получили.
– Это легко исправить, – я извлек кинжал из ножен и приставил к собственному горлу.
В предрассветных сумерках лезвие буквально засияло, и это произвело на «папуасов» эффект неразорвавшейся бомбы: вот она упала, все на нее смотрят, уподобившись каменным истуканам, и не могут решить, бежать или… сейчас все равно рванет.
– Опусти нож, чужак, – наконец, выдавил из себя вожак. – Твоя смерть нам не нужна.
– Сзади!!! – неожиданно крикнул юный басурманин.
Я успел резко повернуть голову и увидел подкравшегося папуасского воина, занесшего копье для удара. И сразу дернулся от пореза на шее клинком, который сам не успел убрать.
Вдруг вся моя одежда лопнула по швам – я превратился в источник взрывной волны, отбросившей и сеть, и «папуасов» вместе с буйволами.
Лошадка подо мной взбрыкнула и понесла. Едва успел схватить поводья, каким-то чудом умудрившись при этом не выронить кинжал и не поранить им животное.
– Да куда ж тебя… – очередной подскок скакуна заставил громко клацнуть зубами и замолчать.
Кроме прежних конвоиров, вдвоем оседлавших оставшуюся кобылу, никто за мной не последовал. Скорее всего, пострадавшим было не до погони, но как же меня трясло!
«И фиг с ней, с отбитой задницей! Нужно скорее оторваться. Похоже, «утомленные солнцем» добра мне точно не желали!»
Наконец, «басурмане» сумели меня нагнать и остановить перепуганную лошадь.
– Ты – точно не дрег, – сообщил мне «великую новость» старший. – Эти исчадия проклятых теней никогда не рискнут коснуться лезвия поглотителя. Тем более, такая мощная инициация… Зачем ты рисковал?
«Еще бы я понял, о чем он говорит. Поглотитель, инициация… Зачем я рисковал? Можно подумать, я знал, что оно рванет».
– Терпеть не могу предательства, – ответил первое, что пришло в голову. – Вы ведь договорились обменять меня на свои жизни?
– Верно, – согласился он.
– А их командир приказал стрелять вам в спину какими-то особыми стрелами.
– И ты понял их тайный говор? Как?
– Мужики, лучше не спрашивайте…
– Понимаю, не все тайны нужно раскрывать. Но знай: отныне капрал пограничной службы Игун – твой должник.
– И ефрейтор Алгай, – добавил юноша.
– А меня зовут Платон, – тоже решил представиться спутникам. – Так мы едем дальше?
– Да, – кивнул Игун. – Лошадка со страху припустила в сторону дома, так что до Ибериума осталось всего полчаса пути. Но сначала мы заедем к моему отцу.
– Как скажешь. Я просто мечтаю скорее спешиться, поскольку отбил себе всю пятую точку. И еще – спасибо тебе, Алгай, за предупреждение. Мне эти подгорелые ребята сразу не понравились.
– Мы называем их угаями, – сообщил парень.
– А себя?
– Мириги.
– Плюс еще есть дреги, на чьем языке мы общаемся. А что за тайный говор, который использовали угаи? – спросил я.
– Не спеши узнавать все и сразу. Мир полон тайн, и не каждую можно спрашивать без риска для жизни.
«А ребята ко мне вроде как прониклись. Почему? В благодарность за спасение от угаев или из-за этой взрывоопасной инициации? Одежонку мою капитально изуродовало. Обувь потрескалась, от брюк остался пояс с карманами и несколько полос ткани. Как еще торбу бандитскую не унесло? Видать, лямка прочная оказалась».
Чтобы не привлекать ко мне внимания, Алгай выдал плащ. Жарковато, конечно, но во избежание новых проблем я был готов потерпеть не только жару.
После стычки с угаями мы немного разговорились. Вкратце рассказал им о встрече с амбалами, об их желании меня прирезать, и о переносе в степь после того, как уничтожил отморозков. Они, в свою очередь, немного рассказали о дрегах, охотящихся на людей и продающих их потом в рабство. Пару раз упоминали неких магов, о которых я пока не стал расспрашивать. Да и сам решил не распространяться ни о мире, из которого прибыл, ни о тени некоего Ярга, памятуя о смертельно опасных тайнах.
Иероним показался, когда мы поднялись на небольшой взгорок. С него открылся вид на утопавшую в зелени долину, высокие городские стены и множество аккуратных домишек, разбегавшихся от города вдоль речки.
– Это окраина Миригии. Ниже по реке, через дюжину полетов стрелы, начинается Гайния.
– А кому принадлежит степь?
– Это ничейные земли, Платон, – ответил Игун. – Тебе повезло попасть сюда в первый сезон, когда степь спит.
Об остальных сезонах поговорить не успели. Капрал посоветовал дальше ехать молча, поскольку на пути могут встретиться дозоры или просто мирные граждане Миригии, которые забывали о своем миролюбии, услышав язык дрегов.
В долину мы спускались по узким тропкам, поэтому вели лошадей в поводу. Я двигался между пограничниками и старался не приближаться к краю тропинки.
Спустившись, наткнулись на других служак. Они о чем-то поговорили, и мы отправились дальше. До города мы так и не дошли – Игун направился к небольшому поселению на берегу реки. Со мной он заговорил, только оказавшись под крышей.
– Поживешь пока в доме моего отца. Вот твоя комната. Выходить одному опасно, жди меня вечером. А сейчас – извини, служба.
– Погоди, а что я скажу твоим родителям, если они придут раньше?
– Мой отец – капитан пограничной службы. Сейчас я сам ему о тебе доложу. А мамы с нами давно нет.
– Извини.
– Это было очень давно…
Он показал, где удобства, чем можно перекусить, и отправился в город.
– Тогда я пойду спать. Имею право – ночка еще та выдалась. Эх, забыл спросить, как там у них с пятницами? Ладно, надеюсь, вечером узнаю.
– Ашид, до меня дошли слухи, что тени предков от тебя отвернулись, – недовольно произнес круглолицый мужчина с козлиной бородкой, устало опускаясь на низкий диванчик.
Судя по одежде, он занимал довольно высокое положение: расшитая золотыми и серебряными нитями безрукавка, кроткие штаны из кожи трехгорбого верблюда, а также три низки бус жемчуга не могли принадлежать простолюдину. В иерархии угайских шаманов он занимал седьмую ступень из десяти.
– Мудрейший, я всегда чтил заветы ушедших, но сегодня враг оказался сильнее, хитрее и удачливее.
Перед шаманом сейчас стоял командир тех бойцов, которые так и не сумели доставить Платона Громова, да еще и сами пострадали от взрыва. Ашид был одет в штаны из кожи пустынных грызунов и полотняный жилет. Элементы легкого доспеха в виде нагрудника, наручей и поножей из толстой кожи вилорога воин снять не успел, поскольку после возращения из рейда был вызван к волшебнику.
– О какой хитрости ты говоришь? – презрительно усмехнулся шаман. – Тени предков послали тебе ценного пленника, сеть, лишающую сил одаренных, лошадь, да еще и поглотитель в придачу. Тебе всего ЭТОГО показалось мало?
– Предки учат нас не довольствоваться малым, мудрейший. Ведь именно так мы сумеем быстрее преумножить богатства угаев и скорее вернуть былое величие.
– Мудрость угаев гласит: добыв кошель золота, не стоит возвращаться из-за оброненной медной монетки. Ты хотел получить вместо одной лошадки двух?
– В карманах миригов могло быть золото, мудрейший.
– Все их золото было на той лошади, которая находилась у тебя в руках. Но ты его упустил.
Шаман давно намеревался избавиться от этого слишком удачливого охотника, поскольку заметил в нем искру редкого для угаев дара. Если дать ей разгореться, Ашид может и сам быстро стать шаманом, а потом занять место главного колдуна Хаши.
– Духи дрегов помутили мне разум, мудрейший…
– Хватит оправдываться! Рассказывай, как дело было?! – повысил голос шаман.
Ашид возглавлял отряд из двенадцати бойцов, промышлявших в ничейных землях. Их задача – найти удачливых искателей сокровищ, возвращающихся с добычей, и ограбить.
Когда степь спит, добытчики наведываются туда нечасто, но это не отменяет регулярные рейды угаев селения Хаши, где и проживал Ашид. Сегодня он вывел своих бойцов еще до рассвета, и они почти сразу наткнулись на следы двух лошадей, одна из которых явно была сильно нагружена.
Недолгая погоня – и отряд нагнал миригов.
Вообще-то угаи сейчас не воевали с соседями, но на ничейных землях правил не существовало. Чувствуешь, что можешь отобрать чужое – действуй. А при раскладе – дюжина против троих, один из которых пленник, и говорить не о чем, даже если кто-то из миригов владеет даром. Никому не одолеть опытных охотников села Хаши.
Ашид, подобравшись к добыче, в первую очередь обратил внимание на пленника, окутанного антимагической сетью. Похоже, соседям удалось захватить странного мага, если судить по его одежде. И сеть, и колдун стоили больших денег, поэтому вожак отказался от атаки и решил договориться, чтобы во время стычки случайно не убить мага – самую ценную добычу.
Кто ж знал, что чужаку известна речь древних. И он не только понял, но и сам заговорил так чисто, как мог только недавно посетивший Хаши великий шаман Дае Шон, носивший на шее семь ниток серебристого жемчуга.
А потом вдруг его нелепая угроза убить себя оружием, лишавшим посмертия. Естественно, Ашид дал знак одному из своих воинов выбить поглотитель копьем, но вмешался молодой мириг и все испортил.
Дальнейшее не поддавалось никаким объяснениям. Поглотитель вспыхнул одним цветом, колдун – другим, бойцов и животных раскидало, словно мелких букашек, а испугавшаяся лошадка унеслась вместе с ценной добычей.
В итоге ни пленника, ни сетки, от которой остались лишь обгоревшие ошметки, ни лошадки. И вместо богатств сплошные убытки: трое убитых, пятеро раненных, да еще два покалеченных вилорога.
Мысленно проклиная судьбу, Ашид закончил рассказ, стараясь выставить себя в лучшем свете.
– Ничего не путаешь? – переспросил шаман. – Вспышка была желтой?
– Своими глазами видел. Сначала ярко засветился и потух поглотитель, затем вспыхнул колдун, и мы…
– Да уж, Ашид… Помнишь, рассказ о кошеле с золотом и медной монетке? Так вот, у тебя в руках было не золото, а мешок с бриллиантами. А ты ими посыпал дорожку к сортиру.
Воин лишь на миг представил, чего лишился, и нервы сдали:
– Мудрейший, это не может быть правдой! Такого не могло быть!
– Ты смеешь ставить под сомнение мои слова? – судьба неудачника была решена еще до его прихода в шатер, и сейчас шаман лишь воспользовался поводом. – Пошел вон, изгой!
В отгороженную часть шатра, где проходил разговор, ворвались два телохранителя и выволокли наружу Ашида. На виду у всех ему на правую лопатку поставили клеймо изгнанника, затем отвезли в степь и оставили там без оружия. Завтра, когда клеймо примет нужный окрас, любой угай имеет право убить изгоя. Клочок кожи с позорной печатью оценивался в пять монет серебром – немалые деньги для любого воина из Хаши.