Вой пожарной сигнализации сдёрнул детектива Эрика Шефера на землю с тех облаков, в которых он витал, стоя у кухонной раковины.
Он стукнул по кнопке сигнализации кулаком размером с поме́ло и выключил тостер. Удручающий запах холодного пластика ударил в нос, когда он открыл холодильник и разочарованно уставился на полупустые полки.
Внутри не было ничего, кроме пачки масла, банки джема и литра жирного молока, которые они с Конни купили в магазине «7/11», приземлившись в аэропорту Каструп минувшим вечером.
Он выставил всё на стол и вытащил вибрирующий телефон из заднего кармана. Звонила Лиза Августин, его напарница из Отдела по раскрытию преступлений против личности.
– Да-алло?
– Привет, это я, – оживлённый голос Августин прогремел из динамика.
Шефер скривился и отдёрнул трубку от уха.
– Доброе утро, – пробормотал он.
– Ну, вообще-то уже добрый день! У тебя джетлаг?
Шефер проворчал что-то в ответ.
– Как ваша поездка?
– Поездка хорошо, – ответил он и осторожно вытащил подгоревший хлеб из тостера. – Я, чёрт возьми, остался бы там навсегда.
Он соскоблил ножом гарь с хлеба. Крошечные чёрные частички зависали в воздухе вулканической пылью и бесшумно опускались на столешницу. Они напомнили ему чёрный песок на пляжах острова Сент-Люсия в Карибском море, где они с Конни провели последние пять недель в своей хижине на пляже Жалузи Бич. Это был дышащий на ладан деревянный дом приглушённого розового цвета с белыми ставнями на окнах, с пальмами, жёлтыми олеандрами и манговыми деревьями на заднем дворике.
Он уже скучал по ним.
Они приезжали на остров, где родилась и выросла Конни, все двадцать девять лет их знакомства, и Шефер уже начал предпочитать тамошнюю жизнь копенгагенским будням. Но всегда находилось что-то, что заставляло его сесть на самолёт и вновь взять курс на Данию. Каждый раз он говорил Конни, что его влечёт туда отнюдь не работа, и тогда она снисходительно улыбалась. Она любила его достаточно сильно, чтобы позволить повернуть историю так, как ему хотелось.
А Лиза Августин – нет.
– Да ерунда! – засмеялась она. – Ты по мне скучал, признавайся!
Шефер проигнорировал это замечание.
– Чего звонишь?
– Хотела узнать, ты едешь?
– Через десять минут выхожу. – Он откусил кусок бутерброда с джемом. – Увидимся там.
– Нет, я потому и звоню. Я не в участке.
– А где тогда?
– Я еду в школу в Нюхольм.
– Нюхольм? – встрепенулся Шефер. – А что там случилось?
– Пропал ребёнок.
Он зажмурился. Первый рабочий день, и сразу такое дело.
– Да ты что… Что известно?
– Пока не очень много. Вызов приняли рядовые сотрудники, но я так поняла, что речь идёт о Лукасе Бьерре, десяти лет, который исчез сегодня в районе двух часов дня с продлёнки в школе.
Шефер взглянул на часы над плитой. Они показывали 15:33.
– Кто с тобой?
– Никого. Поэтому я и звоню.
– А как же Бро и Бертельсен, они где?
– Они расследуют убийство на Набережной Америки, а Клаусен сломал ключицу, так что я последние несколько дней солирую.
– Выезжаю.
Он повесил трубку и сделал глоток кофе, который Конни налила ему перед уходом в магазин. Кофе уже успел остыть.
Он быстро накинул ремни кобуры на плечи и достал зимнюю куртку.
По дороге к выходу он выглянул в окна террасы своего краснокаменного домика. Домовый воробей приземлился на скворечник, который Конни только что украсила двумя подвесными шариками-кормушками в зелёных сеточках, предварительно бросив туда пригоршню промасленных семечек.
Взгляд Шефера скользнул по утомлённому зимой пейзажу и задержался на садовой мебели, сложенной штабелем в углу сада и укрытой ворохом сухих листьев цвета ржавчины. Сгущались сумерки. Он снова вспомнил о солнце, которое неизменно вставало над островом Сент-Люсия, вновь и вновь пробуждая новое дивное утро.
Поёжился и шагнул на холод.
– И какого лешего мы тут делаем? – пробурчал он и захлопнул за собой входную дверь.