7

Джордан вспомнила, как Хеннесси впервые сбежала из дома.

В то время они жили в уютном пригороде Пенсильвании, в двухэтажном доме, принадлежавшем отцу Хеннесси. Незадолго до этого Билл Дауэр завершил гоночную карьеру и теперь преподавал спортивное вождение в Поконо, в часе езды от их жилища. Скромная жизнь, маленький дом и тихий пригород, в котором без труда укрылись четыре одинаковые девочки: Хеннесси, Джордан, Джун и Мэддокс.

Тюрьма, созданная Хеннесси.

После смерти Джей Билл Дауэр еще какое-то время жил в Лондоне… точнее, он позволил Хеннесси еще какое-то время пожить в их лондонском доме. Как и до смерти жены, он садился в машину и исчезал, отсутствуя большую часть года. Домработницы, на попечение которых он оставлял Хеннесси, сбегали, как только за его спиной захлопывалась дверь. Конец этому настал, когда количество арестов Хеннесси достигло пугающей цифры. Осознав, что город, где родилась его покойная супруга, не сулит ничего, кроме бесконечных проблем, Билл Дауэр прихватил проблемную дочь и перебрался в дом своего детства в Пенсильвании. Что стало настоящим испытанием для Хеннесси и ее девочек, поскольку план включал в себя разные гостиничные номера и паспорт, несколько раз отправленный по почте через Атлантику. Причем сама Хеннесси отправилась первой, а Джордан – последней. Ведь Хеннесси могла на нее положиться – для того чтобы их секрет и дальше оставался секретом, всегда требовалась масса бумажной волокиты.

Пенсильвания! Джордан и Джун были не настолько похожи на Хеннесси, как Мэддокс, но в одном девочки оказались единодушны: они ненавидели Пенсильванию.


И поэтому использовали ситуацию по максимуму. Прогуливали занятия в школе. Катались на машинах Билла Дауэра. Сбегали на несколько часов в клуб, где танцевали по двое, а иногда и втроем, но только если третьей была Джун. Поскольку она выпрямляла волосы, отчего в полумраке клуба превращалась в совершенно другого человека. Они творили. В частности, Джордан и Хеннесси. Созданные ими работы приносили деньги, а их общее имя обрело вес в определенных кругах.

Хеннесси продолжала грезить. Она приснила Альбу, некоторое время спустя разбившуюся на машине. Приснила Фарру, просуществовавшую ненамного дольше своей предшественницы.

– Отличный способ отвертеться от работы над наброском Лейтона, – прокомментировала Хеннесси самоубийство Фарры. Она намеренно вела себя грубо, поскольку Джун, снедаемая чувством вины, не переставала плакать. Ведь именно она первой познакомилась с женатым мужчиной, впоследствии разбившим сердце Фарре.

– Ты сволочь, – заявила Джун Хеннесси, без стеснения используя слово на букву «с». – Пойди, присни себе гребаное сердце.

– Да, крошка, – начала Джордан. – Прояви немного…

– Давай, закончи предложение, – парировала Хеннесси. – Кстати, а где же твои слезы, Джордан? Ни одной не заметила. Сперва смылась Альба. Теперь мы должны носить траур по Фарре? Собираешься делать это каждый раз, когда кто-то умирает? Тогда запасайся черным. А вообще, я бы предпочла, чтобы вы все уже на хрен сдохли. Скорее бы вы все умерли, чтобы мне не приходилось постоянно пялиться на свое гребаное лицо. Как же меня бесит, что природа-матушка позволила всем вам выбраться из моей головы.

Джун уставилась на нее. Наконец, придя в себя, девушка произнесла:

– Ты нас не достойна.

Джордан промолчала, не согласившись с ее словами, но и не возразив. На этом все и закончилось.

В ту ночь Хеннесси сбежала.

Она не отвечала на звонки и не перезванивала. Однако никто из девочек не заснул, поэтому они были уверены, что Хеннесси жива. Джун и Мэдокс опасались, что она уже никогда не вернется, но Джордан знала ее гораздо лучше. Угнав машину, она отправилась в ночной рейд по всем местам, где они любили тусоваться с Хеннесси. Железнодорожный вагон, когда-то переоборудованный в дом на колесах, а затем окончательно пришедший в негодность. Железный мост, на который они любили взбираться просто потому, что он не был предназначен для того, чтобы на него кто-то взбирался. Узкий проулок между зданием средней школы и спортзалом; обладая достаточной сноровкой, можно было упереться ногами в одну стену, спиной в другую, и забраться на самый верх, чтобы курить прямо над головами учителей, не понимающих, откуда пахнет сигаретным дымом.

В конце концов, она обнаружила Хеннесси под мостом, где они периодически занимались настенной живописью и вели беспорядочную войну с граффитчиками. На этот раз мерзавцы с баллончиками закрасили почти половину скрупулезно воссозданной Хеннесси «Тайной Вечери» (каждое лицо на картине художница заменила своим). Однако вместо того, чтобы в очередной раз восстановить изображение, девушка выводила на стене обстоятельный ответ.

– Желтый или синий? – как ни в чем не бывало спросила Хеннесси.

Джордан неторопливой походкой подошла ближе.

– Синий, – как ни в чем не бывало ответила она.

Позже девочки спросят Джордан, как она смогла ее найти. Правда лежала на поверхности: Хеннесси хотела, чтобы ее нашли.

Джордан провела с Хеннесси больше времени, чем остальные девочки, просто потому, что появилась на свет задолго до них, и поэтому наблюдала подобное поведение не впервые. Хеннесси сбежала, потому что завидовала. Она завидовала Фарре, что та умерла. Завидовала, что Джун оплакивала ее смерть. Завидовала, что Джордан попыталась за нее вступиться. Так что Хеннесси наговорила гадостей и сбежала. Не слишком далеко, но достаточно, чтобы снова выйти победителем в этой игре. Цель заключалась в том, чтобы как можно дольше удерживать внимание Джордан.

Вскоре после инцидента девочки покинули их, все вместе. Джордан не сомневалась, что этим все и закончится. Все Хеннесси были связаны друг с другом незримыми нитями. Сны не могли покинуть сновидицу, ведь чтобы не заснуть, они должны быть уверены, что она в порядке. Сновидица тоже не могла расстаться со своими грезами, поскольку, не видя их перед собой, как ей быть уверенной, что она еще жива?


Итак, они встретились снова.

С тех пор как Джордан поселилась в Бостоне, они виделись всего лишь раз, и его хватило, чтобы Хеннесси вновь наговорила гадостей и сбежала. Как обычно. На самом деле она не имела в виду ничего из сказанного. Просто ей нужно было уйти, чтобы потом снова вернуться. Чем сильнее оттянешь резинку, тем быстрее она вернется обратно.

Однако теперь все изменилось.

– Ты похудела, – сказала Хеннесси, когда дверь галереи захлопнулась за ее спиной.

– Что ты здесь делаешь?

– Ни привета? Ни поцелуя? Даже без языка? Мы сто лет не виделись, и ты даже не скажешь, как потрясающе выглядят мои волосы?

Потрясающе она не выглядела. Хеннесси выглядела взвинченной. Трудно сказать, чем это было вызвано, воздействием препаратов или тем, что она просто оставалась собой. Ее взгляд казался пустым, а губы все так же недовольно поджатыми, хотя она и пыталась улыбаться. Прошло не так много времени, но разлука странным образом изменила восприятие Джордан. Внезапно девушку потрясла реальность существования Хеннесси, ее двойника. Джордан. Хеннесси. Джордан Хеннесси. У нее мое лицо, – подумала Джордан. – У нее мое тело.

Только сейчас она осознала, что раньше всегда думала: у меня ее лицо, у меня ее тело.

Все действительно изменилось.

– Полчаса назад мне позвонил знакомый с вопросом, как все прошло, потому что меня заметили входящей в двери «Мачковски и Либби», – сказала Джордан. Ей и в голову не пришло придумать объяснение своему визиту; как быстро позабылись реалии прошлой жизни. – Что ты там делала?

– Знакомый? – Хеннесси задорно подергала бровями.

Ее веселье вызвало у Джордан лишь желание влепить ей пощечину.

– Да, знакомый. Ты его не знаешь, верно? Потому что не живешь в городе. Ты никого здесь не знаешь.

Хеннесси одарила ее великолепной широкой улыбкой.

Улыбка обеих девушек была великолепна.

– Теперь знаю. Джо Фишер – очаровательная мелкая сучка.

От мысли, что люди будут общаться с Хеннесси, принимая ее за Джордан, щеки девушки вспыхнули. Хеннесси, болтающая с владельцем галереи, с которым Джордан столкнется на коктейльной вечеринке через пару недель, с продавцами в магазине художественных принадлежностей, с Дикланом.

Оглянувшись на толпы туристов, слоняющихся по улице, Джордан схватила Хеннесси за локоть и ринулась сквозь толпу на тротуаре. Сумка-портфель шлепала ее по боку в такт их шагам.

– Не стесняйся, дай волю рукам! – подбодрила ее Хеннесси.

Джордан промолчала. Она не сбавила шага, пока не свернула в узкий переулок в конце квартала. В прохладном полумраке воняло мусорными баками и тухлой рыбой, но хотя бы не было лишних зрителей. Она оттолкнула от себя Хеннесси.

– Ты не имеешь права вот так врываться в мою жизнь!

– Говорит та, которая десяток лет жила в моей, – ответила Хеннесси. – В любом случае ты должна понимать, что я делаю это для тебя. Пытаюсь достать живительный магнит.

– Для меня? – переспросила Джордан, недоверчиво усмехнувшись. – Ты явилась туда, чтобы вверить мою жизнь в руки Боудикки в обмен на магнит? Какая самоотверженность! А где ты была три дня назад? Я могла давным-давно спать где-нибудь в чистом поле. Я могла умереть.

– Но не умерла же, – ответила Хеннесси. – Взгляни на себя! Пышешь здоровьем. Глаза горят. Хвост трубой. Разве может красота весны сравниться с влюбленной женщиной? Ты поэтому не заснула?

Значит, вот как.

Именно так раньше начинались их бесконечные перепалки. Джордан уже видела, что Хеннесси жаждет запустить свои когти в Диклана и во что бы ни стало превратить его отношения с Джордан во что-то грязное и одноразовое, отвратительное и порочное.

– Нет, – проговорила Джордан.

– Ты о чем?

– Нет. Этого не будет, – сказала Джордан. – Зачем ты приехала на самом деле?

– Я здесь, потому что ты меня искала, – ответила Хеннесси. – Не ты оставила мне три голосовых сообщения с вопросом, где я? Не ты писала на старые добрые форумы, пытаясь выяснить, не видели ли меня в дебрях Массачусетса? Разве ты не ждала, что я волшебным образом вновь появлюсь в твоей жизни?

Ее слова не были ложью, но они не были и правдой. Почему Джордан так долго все это терпела? Потому что ей пришлось. Нет, это вранье. В конце концов, Хеннесси оставалась ее лучшей подругой… лучшей подругой, которая пожелала ей смерти. А теперь, спустя несколько дней как все грезы заснули, решила побеспокоиться о ее благополучии.

– Это сделала ты, верно? – внезапно спросила Джордан.

– Что именно?

Джордан не понимала, почему так уверена, она просто знала. Это был самый ужасный поступок, который мог прийти ей в голову, поэтому девушка не сомневалась, что ее догадка верна.

– Силовая линия, уснувшие грезы. Твоя работа, да? Не знаю как, но ты это сделала. Уничтожила линию, чтобы перестать грезить. Ведь так?

Она застала Хеннесси врасплох. Ее необычайно словоохотливая половина на мгновение лишилась дара речи. И Джордан окончательно убедилась в своей правоте. Проще всего отрицать. Объяснение и оправдание требуют времени. Девушка точно уловила момент, когда Хеннесси справилась с шоком и начала придумывать дерзкий ответ.

Джордан ее опередила:

– Скажи, силовая линия мертва навсегда? Возможно ли исправить то, что ты натворила?

– Наш разговор вдруг стал немыслимо скучным, – ответила Хеннесси.

Внезапно Джордан совершенно иначе взглянула на то, как на протяжении последних дней она снова и снова оставляла голосовые сообщения. Ей казалось, она звонила, чтобы убедиться, что с Хеннесси все в порядке, чтобы успокоить ее, заверить, что Джордан не уснула. Однако теперь она подумала, что дело вовсе не в этом. Может, она звонила, чтобы узнать наверняка, покончила ли наконец Хеннесси с собой. Тогда Джордан смогла бы перестать оглядываться назад и продолжить спокойно жить дальше. Наверное, это были и не телефонные звонки вовсе. А букет цветов на могиле некогда любимого друга.

– Ты столько лет твердила, что хочешь, чтобы я жила собственной жизнью, что я заслуживаю жить по-настоящему. Но всякий раз, стоит мне сделать шаг в этом направлении, ты все портишь, – сказала Джордан. – Это моя жизнь. Понимаешь? Мы больше не один и тот же человек! Я хочу хорошую студию, шикарные галереи, модные тачки и большое будущее. И я хочу Диклана. Ты не обязана желать того же, что и я. Потому что это мои мечты, понимаешь? Неужели ты не можешь просто за меня порадоваться? Проявить хоть немного уважения моему счастью?

– Я не испытываю ни капли уважения к картинам с сиськами, с которыми ты делишь свою студию, – ответила Хеннесси. – Глядя на них, я ощущаю, как исчезают мои собственные.

И тут Джордан перестала даже злиться. Она чувствовала лишь разочарование.

– Так ты можешь исправить то, что наделала, или нет?

Хеннесси промолчала, молча перебирая сухие листья, нападавшие на крышку одного из мусорных баков.

– Ты считаешь, что лишила меня воспоминаний о Джей, потому что ненавидела ее, но знаешь, что я об этом думаю? В глубине души ты решила ими не делиться, потому что боялась, что я пойму, как сильно ты на нее похожа.

В глазах Хеннесси тлело пламя.

Джордан видела, что она изо всех сил старается подобрать ответ, который ранит так же глубоко. И поэтому снова ее опередила:

– Я больше в тебе не нуждаюсь, Хеннесси. Возможно, я на мгновение решила, что это не так. Но ошиблась. Ты отвратительна и превращаешь в грязь все, к чему прикасаешься. Все кончено.

– Ну, конечно.

– Сделай одолжение: сотри мой номер. И убирайся из моего города.

– Отличная сцена для фильма, – заметила Хеннесси.

Джордан шагнула назад.

– Это конец.

В глазах Хеннесси вспыхнули искры.

– Ты еще передумаешь.

В точности как она. Мнение Хеннесси не отличалось постоянством.

Однако на самом деле Джордан мало чем напоминала Хеннесси. Уже нет.

И кажется, впервые в жизни она стала той, кто уходит.

Загрузка...