Ал окинул меня критичным взглядом и скрестил руки на груди. Он был огромным крепким парнем и выглядел так, будто одной рукой способен раздавить меня и сразу еще несколько человек, не моргнув и глазом.
Любого другого в этот момент он, возможно, напугал бы, но, проработав в стейк-хаусе «Вудсхилл» уже четыре месяца, я достаточно хорошо его знала, чтобы понять: под хмурым внешним видом скрывалась очень мягкая натура.
– Ну давай же, Ал. Соглашайся, – сказала я, заставляя себя изобразить на лице одну из редких улыбок. Так и знала, что сработает. Всегда срабатывало, когда я к этому прибегала.
– Ладно. Но если разгонишь моих клиентов, то вылетишь отсюда. – Он ткнул большим пальцем себе за плечо.
Теперь моя улыбка перестала быть наигранной.
– Ты лучший.
Он просто хмыкнул и, пройдя через распашные двери, вернулся обратно на кухню.
Наконец-то. Я быстро убрала последние стаканы на полку за баром, после чего подошла к гигантскому микшерному пульту. С тех пор как пару недель назад Ал притащил сюда эту установку – предположительно, все, что осталось от его диджейского прошлого, – у меня руки чесались ее испробовать. Но стоило сделать шаг даже примерно в том направлении, со стороны кухни гремел предупреждающий голос Ала и угрожал уволить меня, если я покручу хоть одно колесико. При этом, по моему мнению, нам срочно пора играть в стейк-хаусе музыку получше, если не хотим распугать всех гостей скучными подборками Ала с гастрономическими миксами.
Когда-то у него определенно был хороший музыкальный вкус, думала я, копаясь в пластинках, сложенных в ящичке под консолью. Рыться там было немножко похоже на Рождество. В шоке я выудила пластинку группы Bullet for My Valentine. Сразу же поставила ее и подняла регулятор громкости на микшере. Чуть погодя от грубоватого гитарного соло у меня по спине побежали приятные мурашки.
– Сойер, клиенты! – крикнула моя коллега Уилла.
Подавив вздох, я поправила черный фартук и утешила себя тем фактом, что по крайней мере на эту смену у меня будет хороший саундтрек.
Когда я прошла через занавеску к бару, на лице невольно появилась улыбка. На табуретке сидела моя соседка по комнате и как раз пыталась водрузить на стойку свой доисторический ноутбук. Я не переставала удивляться, как такой маленький, хрупкий человечек умудрялся таскать с собой такую громадину.
– По-моему, ты сегодня собиралась со своим героем-любовником в Портленд, – поприветствовала ее я и достала из холодильника бутылку колы.
– Привет, Сойер, я тоже рада тебя видеть, – сухо ответила Доун. – И – да, я на самом деле собиралась, но потом решила заглянуть к своей любимейшей соседке. – Она облокотилась локтями на стойку и подперла подбородок сцепленными руками.
Я подтолкнула к ней стакан ледяной колы:
– Прелестно. Итак, почему ты не с Косгроувом?
Она вздохнула:
– Ему пришлось поехать раньше.
Я выгнула бровь:
– И поэтому он взял и уехал без тебя?
Доун тут же помотала головой:
– Я была на занятии у Нолана и не проверяла телефон. Случилась… чрезвычайная ситуация.
– А. – Дальше я допытываться не стала. Доун уже давно говорила мне, что у ее парня Спенсера непростая семья и ему часто приходилось уезжать домой без предупреждения. Кажется, его сестра больна и зависела от его помощи.
– Интересную музыку сегодня Ал включил, – через какое-то время заметила Доун.
– Он подпустил меня к микшеру.
Она просияла:
– Ну наконец-то! Ты ведь уже несколько недель на него облизывалась.
На мгновение я поразилась ее словам. А потом вспомнила, что передо мной Доун. Как бы мало я ни рассказывала о себе или своей жизни – невозможно жить с кем-то вроде нее и ничего о себе не выболтать. Иногда она просто знала меня лучше, чем мне бы хотелось.
Впрочем, это взаимно. Потому что взгляд, которым сейчас смотрела на меня Доун, я видела далеко не в первый раз.
– Ну, давай. Спрашивай уже, – вздохнула я и забрала бокалы, которые Уилла протянула мне на подносе. Поблагодарив кивком головы, я начала их мыть.
– Что это было в выходные?
Я замерла: ожидала, что она заговорит со мной о случае с Амандой.
– Что ты имеешь в виду?
Она громко фыркнула.
Я подняла глаза от мойки.
Она многозначительно вскинула брови, как будто я намеренно прикидывалась дурочкой.
– Я понятия не имею, чего ты от меня хочешь.
Доун закатила глаза:
– Исаак.
О. Это я и правда выкинула из памяти.
– Ах вот что. Это.
– Да. Это, – повторила она. – Что это было за облизывание?
У меня вырвался вздох. Насколько я знала Доун, она не отстанет, пока не вытянет из меня все. Так что пришлось озвучить ей краткий пересказ.
А когда я закончила, она выглядела почти разочарованной.
– А я-то думала, вы… – Доун пожала плечами.
Я хмыкнула:
– Что я планирую вступить в ваш элитный клуб парочек?
Она густо покраснела.
Ошарашенная, я уставилась на нее:
– Доун! Ты надо мной прикалываешься?
– А что такого? Вы очень мило смотрелись вместе! – упрямо парировала она.
– Я помогла ему, потому что он хороший парень. Не более.
– А ты категорически не связываешься с хорошими парнями, – пробурчала соседка.
Меня задело ее замечание. Я непроизвольно потрогала свою щеку. Потребовалось больше дня, пока она перестала гореть и сошла краснота.
– Извини. Я не то хотела сказать, – поспешно добавила Доун.
– Да все нормально.
– Исаак обычно так себя не ведет. Он дико застенчивый. Я даже не знаю, была ли… – Она беспомощно пожала плечами.
– Была ли что? – спросила я.
Доун опять покраснела.
– Ну, была ли у него когда-нибудь девушка. Или… ну, сама знаешь… – Она изобразила рукой неопределенный жест, который мог значить все и ничего.
Вот чего я никогда не пойму: Доун писала эротические рассказы. Эротические рассказы с длинными, откровенными, подробными сценами секса, которые даже меня вгоняли в краску. Но при этом была не в состоянии говорить о сексе в реальной жизни, не сгорая от стыда.
Я оперлась руками о стойку:
– Исаак уже не девственник, если ты об этом.
Она подавилась воздухом.
– Откуда ты знаешь?
Мне вспомнился его жадный поцелуй и ощущение его рук на моем теле. Поначалу он стеснялся, однако потом его сдержанность испарилась, а поцелуй превратился в жадный, чуть ли не отчаянный. Даже не скажи он мне заранее, что не девственник, по тому, как он меня касался, мне бы стало ясно, что он отлично знал, что делает.
– Просто знаю, – откликнулась я, дернув плечом. – У меня на такие вещи срабатывает седьмое чувство.
– А разве это обычно не шестое чувство?
Мои губы сложились в грязную ухмылочку:
– О моем шестом чувстве ты не захочешь знать, Доун. Поверь мне.
Судорожным движением Доун схватила свой стакан с колой и отпила большой глоток, чтобы ничего на это не отвечать.
Следующий семинар по «Визуализации общества» обернулся натуральным адом. Девушки, которые сидели за мной, сплетничали обо мне так громко, что было невозможно не обращать внимания на их голоса. Сначала я ненадолго задумалась, не пересесть ли на задний ряд, однако быстро отказалась от этой идеи. Не буду прятаться.
Но это же несправедливо. Купер, изменивший своей девушке, отделался фингалом под глазом, а на меня изливали всю ненависть и обзывали шлюхой. Почему так? Какое же у нас конченое общество. Достается всегда женщинам. Как же меня от этого тошнит.
Лекция показалась мне длиннее, чем обычно. Вероятно, дело в том, что я впервые слушала теорию Робин, а не редактировала свои фотографии. Лишь после того, как Робин закончила презентацию, я открыла и включила ноутбук. А спиной чувствовала взгляды Аманды и ее подружек. Их перешептывания стали громче. Я закатила глаза.
Вообще-то изначально я собиралась продолжить работу над фоторядом «Наутро после», но поняла, что сконцентрироваться все равно не получится. Вместо этого я кликнула на папку с кадрами, которые в последние месяцы снимала в кампусе.
Когда Робин во время своего обхода оказалась возле меня, то запнулась.
– Ты начала новый проект?
Я покачала головой:
– Это фоторяд из кампуса, о котором я тебе рассказывала.
Она наклонилась над моим столом и развернула ноутбук к себе, чтобы самостоятельно пролистать снимки. На нескольких одобрительно кивнула, по поводу остальных же, наоборот, было не разобрать, что она думала.
– А что насчет других фотографий? – спросила преподавательница.
Я мельком оглянулась через плечо на Аманду. Та заметила и, прищурившись, пронзила меня взглядом. Я вновь повернулась к Робин и качнула головой.
– Он на время заморожен.
– Очень жаль. Я бы с удовольствием вывесила его в коридоре.
У меня перехватило дыхание. Выставлялись лишь лучшие снимки на потоке, причем в большинстве случаев исключительно работы выпускных курсов. То, что в прошлом году она отобрала портреты Доун, которые я сделала, и так было для меня потрясающим успехом. И не только потому, что после этого на мой почтовый ящик поступила куча электронных писем с небольшими заказами и в том месяце я заработала больше, чем в любом другом с начала учебы. То, что Робин теперь просила меня об этом во второй раз, – невероятная честь. Мне очень хотелось, чтобы мои фотографии в виде огромных напечатанных плакатов развесили в коридорах университета. Однако пощечина Аманды и то, что она и остальные обо мне говорили, до сих пор было свежо в моей памяти. Если эти фото выставят на всеобщее обозрение, я предоставлю им еще больше возможностей для нападок, невзирая на то, что кадр с часами Купера уже давно перемещен в корзину. И кто мог гарантировать, что еще какая-нибудь девушка не узнает вещи своего парня на этих изображениях?
– Можно я еще раз все обдумаю? – тихо спросила я Робин.
Она пристально взглянула на меня.
– Некоторые студенты дали бы руку на отсечение за такой шанс. Нечестно заставлять их ждать, если ты не уверена насчет своей работы на сто процентов.
Я тяжело сглотнула.
Она права. Нельзя отказываться от подобного предложения. В том, что дружок Аманды оказался подонком, нет моей вины. И хотя мне ее жаль – я сделала это не нарочно. И не позволю отнять у меня такую редчайшую возможность. Никому.
– Конечно, ты права. Я буду очень рада выставить фотографии, – произнесла я, твердо глядя в глаза Робин.
Та выпрямилась и сложила руки на груди. Пусть она была моложе, чем все другие мои преподаватели, от нее исходил значительный авторитет.
– О’кей. Тогда пришли мне изображения до завтрашнего вечера и скажи, какие три из них твои любимые. Я их просмотрю и потом отправлю в типографию.
Я кивнула и трясущимися от волнения пальцами добавила себе напоминание в телефон. Чуть позже Робин объявила перерыв, и я сразу вышла из аудитории. Как только она отдалилась от моего стола, шепот в ряду у меня за спиной резко снова стал громче, и я отчетливо расслышала слова «Шлюха» и «Ее реально вообще ничего не смущает». Все тело охватило неприятное покалывание, и я еле дождалась, когда можно будет выйти на свежий воздух и избавиться от этой враждебности.
Вся в мать.
Единственное, чего мне хотелось, – это покоя. Я никогда не переживала о том, что думают обо мне другие. И уж точно не стану сейчас стараться понравиться людям.
Пройдя небольшой кружок по кампусу, я задержалась около одной из тележек с лимонадами. И сразу узнала стоявшего перед ней человека. Если бы его не выдали необычные подтяжки и очки, то это определенно сделали бы судорожные движения. Или застенчивое бормотание.
Судя по всему, он не мог найти кошелек. Пока продавщица нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, он как сумасшедший обшаривал карманы своих брюк чинос. Молодая женщина за прилавком бросила на меня извиняющийся взгляд.
– Что вам? – спросила она.
– Грейпфрутовый.
Она кивнула и отвернулась, чтобы налить мне стаканчик.
Исаак, похоже, меня не замечал. Его движения становились все более торопливыми, а на шее проступили красные пятна.
– Он только что был здесь, простите, – выдавил он.
Продавщица поставила мой стакан рядом с Исааком:
– Ничего страшного. В крайнем случае просто встанешь возле меня и до конца дня будешь мыть посуду.
Она ему подмигнула, и Исаак – если такое вообще возможно – покраснел еще сильнее. У него чуть приоткрылся рот, как будто он хотел что-то сказать. Впрочем, оттуда так и не вырвалось ни звука. Пока лицо Исаака полностью застыло, его руки нащупали бумажник в заднем кармане штанов. Он достал его, а в следующий момент я услышала звон рассыпавшихся по земле монет.
Он его уронил. А кошелек был открыт.
– Черт, – прошипел Исаак, нагнулся и начал собирать деньги.
Я больше ни секунды не могла выносить эту катастрофу. Вытащив купюру из сумки, я расплатилась за оба лимонада. Потом взяла стаканы с прилавка и легонько потыкала Исаака ботинком по ноге. Тот поднял глаза, и мне пришлось очень постараться, чтобы не расхохотаться от его беспомощного вида.
– О, кхм, привет, – промямлил он и потер затылок.
– Пойдем, – сказала я, указывая подбородком на здание университета.
Он быстро подобрал последние монеты, после чего встал, красный как помидор. Я вручила ему его стаканчик, и мы молча пошли по территории кампуса ко входу на факультет.
– Спасибо, – какое-то время спустя пробормотал он.
– Ты выглядел так, словно у тебя вот-вот случится инфаркт, – откликнулась я и глотнула лимонада. Он был горьковатым, именно таким, как мне нравилось. – Тогда мне пришлось вмешаться.
Он просто плотно сжал губы и уставился на свой стакан.
Я пихнула Исаака локтем в бок, чтобы он снова посмотрел на меня.
– Это шутка, Грант, Исаак Грант.
Однако кислое выражение лица никуда не исчезло, и я испытала странную потребность это исправить. Хотя мы с Исааком знакомы еще недостаточно хорошо, а на празднике Доун он вел себя очень замкнуто, я еще никогда не видела его настолько застенчивым и зажатым. И настолько молчаливым. Я судорожно соображала, что сказать, чтобы переключить его на другую тему.
– А что ты, кстати, изучаешь? – вскоре после этого спросила его я. Во взгляде парня промелькнуло удивление и искра благодарности, если мне не показалось.
Через несколько секунд он ответил:
– Всего понемногу. Я только что перешел на второй курс и пока понятия не имею, какой предмет выбрать основным.
– Сколько тебе лет? – продолжила я.
– Двадцать один. Я позже поступил в университет, потому что после старшей школы год работал у родителей.
– А чем занимаются твои родители?
Постепенно с его щек сходила краснота, и пусть Исаак до сих пор выглядел немного зажатым и так сильно стискивал свой стакан с лимонадом, что я опасалась, как бы он его не раздавил, все-таки он как будто слегка успокоился. Я была рада, что встретила его. Наша с ним маленькая прогулка оказалась долгожданной возможностью отвлечься от того, что скоро будет снова ждать меня в аудитории.
– У нас ферма.
Я резко затормозила. Обвела взглядом Исаака, от аккуратных и стильно уложенных волос до оправы очков, от серых подтяжек и до чистых коричневых туфель дерби. Ни разу в жизни мне не встречался человек, который был бы меньше похож на фермера, чем Исаак.
– Не вешай мне лапшу на уши.
В его глазах блеснул огонек:
– Даже не пытался.
Я недоверчиво его разглядывала.
– Но… ты выглядишь таким чистым.
Пару секунд он просто смотрел на меня. А затем запрокинул голову и в голос расхохотался. Тем временем мы уже добрались до коридора с аудиториями нашего курса, и эхо его смеха разнеслось повсюду. Мне стало ясно, что, когда смеялся, Исаак абсолютно не зажимался. Внезапно он превратился в полную противоположность того парня, который совсем недавно с пылающим алым лицом подбирал свои монеты с земли.
Мне бы очень понравилось это зрелище – если бы в данный момент Исаак смеялся не надо мной. Я подцепила пальцем его правую подтяжку и оттянула. А потом отпустила, и она с громким щелчком опять ударилась о его грудь.
Исаак застонал от боли и потер это место:
– Ауч.
– Заслужил.
Он ухмыльнулся:
– Останется синяк, но оно того стоило. Видела бы ты свое лицо.
Я фыркнула:
– А ты вовсе не такой милый, как я думала. И я не поверю ни единому твоему слову, пока не получу доказательств в виде фото.
Исаак бросил взгляд на свои часы:
– В следующий раз. Мне пора возвращаться, – сказал он, ткнув большим пальцем в сторону зала наискосок от моего.
– О’кей, – ответила я и еле сдержала вздох. Мое занятие тоже продолжится с минуты на минуту. А чего мне хотелось меньше всего, так это еще одной порции оскорблений от Аманды и ее подружек.
– Еще раз спасибо за лимонад, Сойер.
Я лишь рассеянно кивнула и нажала на холодную дверную ручку, чтобы зайти обратно в свой кабинет.