Игорь дорогой, Лера милая и Олег роднее некуда
С чего всё началось? С того, что я обижался.
Мне скоро восемь лет. А тогда шёл третий год. Папа сидел за компьютером. Я подкрадывался и смотрел снизу вверх. И ничего не понимал. Мне было обидно. Маме было видно, что мне обидно, и она шумела:
– Игорь, дорогой! На работе и дома сплошной компьютер. Неужели трудно с Тёмой поиграть?
Тёма – это я. Игорь дорогой – мой папа.
Он отвечал:
– Лера, милая! У Тёмы сто игрушек. У Олега столько не было.
Услышав своё имя, из другой комнаты выглядывал мой брат Олег. Он старше меня на девять лет. А Лера милая – это наша с Олегом мама.
Папа бросал взгляд на любопытного Олега и продолжал:
– У Артёма есть брат. Родной, роднее некуда. И старший!
– Олег делает уроки, – строго отвечала мама.
Олег тут же исчезал за дверью нашей с ним общей комнаты.
Папа усмехался, чесал бороду, качал головой. И только после этого начинал играть со мной. Мы с ним строили башни из кубиков. Собирали железную дорогу. Складывали трансформеры. Или гоняли по полу машинки. С машинками я управлялся лучше папы!
Вскоре произошло удивительное. Для всех, но не для меня.
«Я не буду есть компьютер!»
Зимой к нам приехала бабушка из Владивостока. Баба Люба, мама моего папы. Меня она видела по скайпу. Когда увидела живьём, заплакала от радости. Схватила на руки, стала обнимать, целовать. И хвалить просто так, ни за что. Я улыбался. Баба Люба ещё больше радовалась.
– Никто тебя не обижает?
– Обижает.
– Кто? – удивилась она.
– Все! – ответил я так радостно, что раздался дружный смех.
– А почему они тебя обижают – такого хорошего, такого пригожего?
– Потому что я маленький, а они большие.
Бабушка покачала головой:
– Что-то мне не верится, Тёма! Шутишь ты, однако. Все знают, что маленьких обижать нельзя!
– Шучу, баба Люба.
Вечером бабушка увидела, как я стою возле папы, а он сидит за компьютером. И поняла, что мне обидно, что я ничего не понимаю. Она услышала всегдашний разговор Игоря дорогого и Леры милой.
Бабушка сказала моим родителям:
– Смешные вы ребята! Переключаете его внимание на всякие финтифлюшки. А он хочет понять, что такое компьютер и с чем его едят.
Я испугался и ответил:
– Баба Люба, я не буду есть компьютер! Ни с чем не буду!
Я хотел заплакать, но меня успокоили. Объяснили, что это только так говорится. Понарошку.
– Зачем ему рассказывать про компьютер? – спросил папа. И сам ответил: – Всё равно не поймёт! Маленький ещё!
Баба Люба рассердилась. Она сказала своему сыну – моему папе:
– Игорь, если бы я так рассуждала, ты бы не окончил школу с золотой медалью, не поступил бы в университет и не стал бы программистом.
– Я бы стал космонавтом, – пошутил папа.
– Шутки в сторону. Объясняй ребёнку всё и с самого начала.
– А я буду помогать! – обрадовался Олег.
– Хорошо, – согласилась баба Люба. – но начну я.
Она приподняла компьютерную мышь.
– Знаешь, что это?
– Мышка, – сказал я.
– Правильно! Молодец!
Я показал пальцем на всё остальное:
– А это – кошка!
Все засмеялись, и я понял, что это не кошка.
Удивительное ещё не произошло. Я ещё не стал вундеркиндом.
Прошу не обзываться!
Всё получилось само собой.
Папа заявил, что он послушный сын. И теперь будет мне всё объяснять. Бабушка добавила, что и я должен быть послушным сыном. Слушать внимательно. И спрашивать про непонятное.
Но я почти не спрашивал. Мне было всё понятно. Может, папа так здо́рово объяснял. Или остальные ему хорошо помогали.
Взрослые сначала не верили, что я всё понимаю. А мне было ясно, и что такое компьютер, и что такое Интернет. И где монитор, и где клавиатура, и для чего она. Что такое рабочий стол. Что такое сайт. Что такое документы.
Папа отвёл место в компьютере для забавных азбук, весёлых счётов и даже таблицы умножения. Всё это быстро легло в мою память.
Родители не растерялись. Они решили продолжать моё образование.
Я освоил клавиатуру, стал набирать слова. Взрослые пришли в восторг:
– Тёма! Ты вундеркинд!
Я знал, что вундеркинд – это чудо-ребёнок. Однако решил пошутить:
– Зачем обзываетесь? Что я вам сделал?
Папа и мама не поняли шутку. И дали мне школьный словарь иностранных слов.
– Если будешь узнавать три новых слова в день, можешь смотреть по три мультфильма, – предложила мама.
– Нет, три мультфильма он будет смотреть за пять слов в день, – возразил папа.
– А сериал вы как позиционируете? – спросил я.
Родители оторопели. Олег выдал меня:
– Тёмка этот словарь читал. Оторваться не мог. Ещё на прошлой неделе. Когда бабушка во Владивосток уехала.
Родители смотрели на меня во все глаза. Олег смеялся: вот какой у вас сынок, а у меня братец!
Как я стал вундеркиндом
Папа и мама не пускали меня в компьютерную сеть надолго. Я знал, что на свете есть компьютерные игры, но доступа к ним не имел.
– Игра не доведёт до добра! – сурово произносила баба Люба, когда гостила у нас.
Мои родители охотно соглашались.
Вскоре Олег остался без компьютерных игр. Сначала он сердился. Но потом понял, что отсутствие этих изматывающих игр пошло ему на пользу.
А я никогда не тратил время на стрелялки, ходилки и прочие крокодилки, ведущие к отуплению и неврозам.
Научившись читать, я набросился на книги. Прочитал все имеющиеся дома книжки с картинками и без картинок. С лёгкостью одолел собрания сочинений детских писателей. Перешёл ко взрослым. Отечественным и зарубежным. Заодно всей душой полюбил толковые словари. Значения некоторых слов объяснял не только Олегу, но и папе с мамой.
Большие птицы приносят птенцам корм: червяков и личинок. Прожорливые птенцы пищат и широко раскрывают клювы: мало, ещё, ещё!
Родители приносили мне из библиотек пищу для ума. Мне было её мало. И я, подобно ненасытным птенцам, просил: ещё, ещё!
Олег тайком от взрослых дразнил меня «ботаником».
Баба Люба уверенно сказала из своего Владивостока моим родителям:
– Не бойтесь: с ума не сойдёт, главное, чтобы зрение не испортил!
Однако из книг я уже знал, как можно много читать и сохранять хорошее зрение. И сохранил. А ещё научил Олега и папу с мамой упражнениям для улучшения зрения. У папы даже близорукость прошла.
«Школа гипнотизёров подождёт»
Меня возили в детский сад для особо одарённых детей. Он так назывался. Я думаю, таких детей там не было. Были дети, получившие раннее и устойчивое развитие. Наподобие меня.
И вот подошла моя школьная пора: первый раз в первый класс.
Это время совпало с нашим переездом в новый дом в новом районе.
Тут ещё папу отправили в заграничную командировку. Да не куда-нибудь, а в Монголию. А маму назначили главным врачом большой поликлиники. Мы видели маму лишь по вечерам. Она уходила, когда мы спали, каждый в отдельной комнате. Вот что значит новая квартира!
Представьте: в квартире неразобранные коробки. Нигде не пройти, ничего не найти. А баба Люба рассказывает нам с Олегом по скайпу, как варить борщ. Чтобы мы полуфабрикатами желудки не испортили.
Мама сказала нам, что не успевает сходить в школу на собеседование. Там должны быть дети, идущие в первый класс, и кто-нибудь из родителей.
– А он ему нужен, этот первый класс? – засмеялся Олег. – Пусть со мной идёт в выпускной!
Мама посмотрела на меня. Я прочитал мамины мысли и озвучил:
– Жаль ребёнка. Не будет у него школьного детства. Трудно быть вундеркиндом!
У мамы глаза не округлились. И она, и Олег привыкли к моей телепатии.
Олег сказал:
– Мама, давай отдадим его в школу гипнотизёров! Немного поучится и будет там преподавать!
– Нет уж, господа родные. Школа гипнотизёров подождёт. Хочу быть со своими ровесниками в первом классе.
– Я позвоню в школу, всё объясню, а ты поведёшь Тёму на собеседование, – сказала Олегу мама.
– Всё не объясняй, – попросил Олег. – Не говори, что он вундеркинд, а то ему с первого дня житья не будет.
Мама взглянула на меня. Я кивнул: Олег прав, не говори.
Мама вздохнула:
– Скажу не скажу – всё равно всё откроется.
Олег потупился: он что-то задумал. О том, что он задумал, я узнал по дороге в школу.
«Ни бе ни ме ни кукареку»
Приятное время – конец августа. Изнуряющей жары нет, но нет и осенней слякоти. Лучезарным утром мы с Олегом идём в незнакомую школу. Олег спортивный, энергичный: в джинсах, в майке, мускулами играет. Он старшеклассник, но похож на студента. Девчонки на него заглядываются. Или тайком оглядываются. Как не гордиться таким старшим братом?! Но вот соглашаться ли с тем, что он задумал?
– Слушай внимательно, – сказал Олег. – Помнишь того щуплого паренька, который обогнал всех в забеге на полтора километра?
Я помнил. Когда он победил, его качали в восторге. Хотя на старте смотрели с недоумением и жалостью: разве такой на что-то способен? Как этого заморыша к соревнованиям допустили? Да его на крутом повороте ветром сдует!
А он красиво и неожиданно для всех пришёл к финишу первым. Да ещё и с большим отрывом от остальных. Только потом узнали, что он занимался лёгкой атлетикой. Даже стал в том городе, где раньше жил, чемпионом среди юношей. Но сначала никто этого не знал. И восхищение его неожиданной победой было неподдельным.
– Так вот, – продолжил Олег. – Ты победишь всех. Но не делай этого сразу, если хочешь учиться в первом классе и ладить со своими ровесниками. Забудь о том, что вундеркинд. Более того: с первых дней в первом классе ты должен казаться тупее всех тупых.
– Я надеюсь, там таких нет.
– Тупые есть везде! – рассмеялся Олег.
Я огорчился. Я сник. Я расстроился.
Олег это заметил и стал серьёзным.
– Извини, Тёма, – сказал он. – Считай, что я этого слова не произносил. Оно грубое. И оно не может относиться к первоклассникам. Все дети хотят учиться, но не у всех сразу получается. Нельзя их за это упрекать и смеяться над ними.
Я расхохотался:
– Ну ты даёшь! Мне над ними – нельзя, а они надо мной будут потешаться.
– Пусть потешаются. Зато какой восторг они испытают от твоего настоящего уровня! На руках будут носить юного гения!
– Надо подумать, – сказал я. – Дело серьёзное.
– Думать некогда, – ответил Олег. – Мы возле школы. Сейчас начнём операцию под кодовым названием «Ни бе ни ме ни кукареку». Всё будет происходить в кабинете завуча начальных классов. Её зовут Ольга Игоревна.
«Не обижай братца, с ним надо заниматься!»
Как только Ольга Игоревна узнала, что Олег – старшеклассник, а я – будущий первоклассник, она перестала улыбаться и строго произнесла:
– Смешные вы ребята!
– Почему это мы смешные? – обиделся Олег.
– Один несовершеннолетний привёл другого в первый класс.
– Мама всё обговорила с директором школы, – сказал Олег.
В кабинете Ольги Игоревны воцарилась тишина. Не знаю, как мой старший брат, а я оробел. У Ольги Игоревны поменялся цвет глаз. Они были зелёные, а стали тёмные.
– В данном случае за всё отвечаю я, а не директор, – ледяным тоном произнесла она. – Я завуч младших классов и работаю в школе двадцать лет.
– Тогда мы пойдём к директору? – вскочил Олег.
Я тоже встал.
– Сидите… – вздохнула Ольга Игоревна, провела ладонью по мохнатому жабо и стала нервно обмахиваться веером.
Зачем ей платье с жабо, если жарко и нужен веер?
Она опять глубоко вздохнула. Глаза у неё снова стали зелёными.
– В детский сад ходил?
– Да, ходил.
– Документы из сада есть?
– Мы только переехали, вещи не разобрали, – ответил Олег. – Мама всё занесёт в начале сентября.
– Не тараторь, – сказала ему Ольга Игоревна. – А ты… как тебя…
– Артём, – подсказал ей Олег.
– Да, а ты, Артём, подойди сюда. Ближе, ближе. Не бойся.
– Да я и не боюсь…
Она хохотнула:
– Надо же, какой смелый! Все боятся, а он нет!
Я стоял у стола, а Ольга Игоревна открыла какую-то программу в своём компьютере. Подглядывала и задавала вопросы. И что-то записывала. В толстую тетрадь с красной обложкой.
– Как тебя зовут?
– Вы же знаете, – осторожно удивился я.
– Полностью! – сказала она, не поднимая глаз. – Фамилия, имя, отчество!
– Петров Артём Игоревич.
– Когда день рождения?
– У кого?
– У тебя!
– Первого июня.
– Хорошо! А какой это день?
Я ответил: первый день лета, день защиты детей.
Мне показалось, что она взглянула на меня с уважением.
Но тут Олег легонько стукнул меня по спине: ты что, Тёма, совсем забыл про наш план?
Поэтому я не назвал Ольге Игоревне год своего рождения. Не сообщил наш новый домашний адрес и номер телефона. Не назвал фамилии, имена и отчества родителей, их профессии и места́ работы. Не назвал дни недели, времена года и месяцы. Не досчитал до десяти и обратно.
Ольга Игоревна была огорчена:
– Читаешь хоть немного?
Я оглянулся на Олега, а он воскликнул:
– Он только думает, что может читать, а на самом деле – еле-еле!
– Молодой человек! – укоризненно произнесла Ольга Игоревна. – Ваша задача научить ребёнка чтению, а не критиковать его.
Олег не растерялся:
– А разве его не в школе должны учить?
Завуч не ответила и протянула мне листок с геометрическими фигурами.
– Что это?
– Бумага, – неуверенно сказал я, стараясь и дальше соответствовать тому образу, который навязывал мне брат.
– Ясно, что бумага. А что на ней?
Я пожал плечами.
– Вот это – что? – ткнула она карандашом в окружность.
– Кругляшок, – сказал я через полминуты.
– А это что?
– Треугольник, – громко прошептал Олег.
– Не подсказывать! – осадила его Ольга Игоревна. – А это что?
– Кажется, это… Какой-то вот… Ну этот… Как его… Квадратик, что ли.
– А рядом с ним?
Я молчал.
– Думай, думай! Вспоминай!
Я уже вошёл в роль, поэтому молчал.
– Ну?
– Тоже квадратик, но какой-то не такой…
– Эх, Тёма, Тёма… – вздохнула она. – Не занимались с тобой толком ни в детском саду, ни дома… Запомни: это прямоугольник!
– А почему не квадратик? – виновато спросил я.
Спиной я чувствовал, что Олег вот-вот расхохочется. Но он, чтобы не расхохотаться, выпучил глаза и стал кашлять.
– Аллергия? – спросила Ольга Игоревна.
– Угу, – буркнул Олег. – Можно я выйду?
– Нет уж, – сказала она. – Гуляйте вместе до первого сентября. – И протянула Олегу листок: – Здесь вся информация. Не перепутайте, приходите вовремя. Мама будет в школе первого сентября?
Олег пожал плечами: мол, как получится.
– Ну всё, пока-пока! – сказала она и мягко выпроводила нас за дверь.
– Только не здесь, – сказал я Олегу, готовому рассмеяться сию секунду.
Из кабинета выглянула Ольга Игоревна:
– Не обижай братца, с ним надо заниматься!
– Буду стараться, буду заниматься! – ответил Олег в рифму.
И тут засмеялся я.
«Не хочу, чтобы вы ссорились»
Когда мы отошли от школы, Олег воскликнул:
– Да, братец, хорошо мы развлеклись! Чего молчишь? Не согласен?
– Не согласен.
– А что так?
– То и так: ты будешь ездить в свою школу, а мне тут Ольге Игоревне в глаза смотреть. Она же всё поймёт, когда увидит мои документы из детского сада. И будет считать, что мы над ней посмеялись.
Олег призадумался. Но ненадолго.
– Успокойся, Артём, не будет она так считать. Она будет думать, что ты просто растерялся под её натиском.
– Какой натиск, о чём ты говоришь?
– Сам вспомни, как она давила: вот это что, а это что? Спрашивает и карандашом тычет. Сообразить не даёт!
Я хотел сказать: «Да что там соображать?!» – но не успел.
Мы шли домой коротким путём. И оказались в нешироком проходе между зданиями. Навстречу нам высокая девушка осторожно катила инвалидное кресло-коляску. В кресле сидела девочка дошкольного возраста.
Мы расступились, а девушка остановилась.
Девочка в кресле-коляске этой остановки не заметила. Она безучастно смотрела вперёд, не видя ни нас, ни всей красоты этого лучезарного дня.
– Почему вы не идёте? – глухо спросил Олег у высокой девушки.
– Я не пойду между вами, – тихо ответила она.
– Мы вас не обидим, – сказал Олег.
– Не сомневаюсь, – улыбнулась незнакомка. – Просто примета плохая. Не хочу, чтобы вы ссорились.
Олег посмотрел на неё с интересом: что за дела?
– Нельзя проходить между родными, а то у них ссора будет.
Олег шагнул в мою сторону, а я – на ту сторону, где стоял он.
Высокой девушке наше передвижение, видимо, показалось забавным, но она не засмеялась. Даже улыбку тактично спрятала.
Олег схватил меня за руку и потянул к себе. Теперь мы с ним стояли на одной стороне. Высокая девушка покатила грустный транспорт.
– Подождите, – сказал Олег.
– Да? – обернулась она, разворачивая кресло-коляску.
Девушка обрадовалась его оклику. Олег обрадовался, что она обернулась.
Однако он растерялся. Я пришёл на помощь:
– Он хотел спросить: откуда вы знаете, что мы родственники?
Олег кивнул: да, это я и хотел спросить.
– Вы родные братья, это видно невооружённым глазом, – уклончиво ответила высокая девушка.
– А вы родные сёстры? – спросил Олег.
– Да, мы родные сёстры. Есть ещё вопросы?
– Есть, – сказал Олег. – Вы современная девушка – и верите в приметы?
Она сникла. И ответила сухо, с затаённым вызовом:
– Верю. И не только в приметы.
– Спасибо, – сказал Олег и добавил: – Извините!
Она аккуратно развернула кресло-коляску и покатила младшую. Мы с Олегом смотрели вслед. Я чувствовал, что у них есть тайна. Не совсем обычная. Но я не знал, что их тайна – страшная.
Двенадцать девочек, тринадцать мальчиков
Не могу сказать, что в школе мне понравилось. В детском саду было «теплее». Уютнее. А тут класс – двадцать пять человек. Двенадцать девочек и двенадцать мальчиков. И все разные. Я, Артём Петров, тринадцатый мальчик в этом первом классе, куда все мы пришли впервые.
Екатерина Анатольевна тоже пришла первый раз в первый класс. Только мы учениками, а она – учительницей.
Чтобы нам не было заметно её волнение, Екатерина Анатольевна с первого дня притворяется строгой. На самом деле она добрая, я это почувствовал на физкульт-минутке.
– «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали, а теперь мы отдохнём и опять писать начнём!» – говорила Екатерина Анатольевна.
Мы нестройным хором повторяли этот столетний стишок. И, вытянув руки ладошками вниз, сжимали и разжимали кулачки.
– Теперь сами, без меня, – сказала она.
И стала неторопливо ходить по проходам между партами.
Ходила она не просто так. Девочкам поправляла банты или косички. Мальчикам приглаживала вихры. Или слегка подтягивала воротники рубашек. И всё это она выполняла не потому, что она наша учительница, а мы её ученики. А как-то душевно и заботливо. Как это делают мамы.
Я пожалел о том, что мне придётся её разыгрывать. Да ещё и каждый день. Но, как говорится, «назвался груздем – полезай в кузов».
– Тёма, всё хорошо? – тихонько спросила Екатерина Анатольевна.
Я кивнул: да, всё хорошо. Но мне показалось, что она сомневается. Потому что огорчена мной.
«Я уже всё склевал…»
У нас три урока. Так будет два месяца: весь сентябрь и весь октябрь. Первоклассники не должны переутомляться.
Утром всех провожают до самой школы. А в полдень встречают. Девочек мамы и бабушки целуют и обнимают. Некоторых мальчиков тоже пытаются обнять и поцеловать. Но ребята спешат увернуться. И озираются: вдруг одноклассники смеются над телячьими нежностями?
Всех встречают, всех обнимают. Только я возвращаюсь из школы один.
Я бегу. Накрапывает дождь, а зонтика у меня нет. По прогнозу, дождя быть не должно. А он пошёл и не останавливается.
У нас подъезд пока без домофона. И консьержки нет. Сказали бы мне, кто здесь будет работать консьержкой, я бы не поверил.
Захожу и оглядываюсь: мало ли что. Я ни с кем не сажусь в лифт. И не спешу отпирать квартирную дверь. Смотрю, нет ли кого на площадке этажом выше. И ниже. Вот такие у меня основы безопасности жизнедеятельности.
В квартире выхватываю из кармана вибрирующий мобильник.
– Тёма, ты уже дома?
– Да, мама, я уже дома!
– Тёма, всё хорошо?
– Да, всё хорошо!
– Что покушать – знаешь?
– Да, но я ещё руки не мыл! Даже не разулся!
Мама смеётся, желает мне хорошо отдохнуть после школы и добавляет:
– Ладно, веди себя хорошо, звони, если что!
Следом за мамой звонит Олег: у него в школе перемена.
– Тёма, ты уже дома?
– Дома, дома!
– Всё нормально?
– Нормально, а у тебя?
– У меня порядок. Я же не в новой школе и не в первом классе. Короче, всё путём. А ты там что-нибудь поклюй, не жди меня!
– Да я уже всё склевал, что было. Теперь не знаю, чем тебя кормить.
– Шутник! – смеётся Олег. – Ладно, веди себя хорошо, звони, если что!
Олег решил весь год ездить в свою старую школу, он хочет закончить её вместе со своими друзьями. Если бы мне сегодня сказали, что скоро Олег поменяет своё решение, и если бы мне сказали, почему он это сделает, я бы опять ни за что не поверил.
«Артём, ты не тот Артём!»
Через час звонит Максим Емельянов – мой сосед по парте. Мы ещё не водим дружбу. Но обменялись телефонными номерами.
– Артём, привет! Слушай, у вас кошка есть?
– Нет, а зачем тебе кошка?
– Да не мне! Она вам нужна.
– Зачем? У нас нет мышей!
– Артём, кошку первой пускают в новую квартиру.
Я сразу вспоминаю этот обычай.
– Да, Макс, такая традиция, безусловно, существует. И уже не одно столетие.
Макс от неожиданности напрягся. И даже стал запинаться:
– Что су… суще… существует?
Я машинально перечисляю слова, более-менее близкие по смыслу:
– Обычай, практика, обряд, порядок, ритуал, церемония, церемониал.
Максим растерялся. Я это понял по его сосредоточенному сопению.
– А это Артём?
– Артём, Артём, – уверяю я его. – Кто же ещё?
Но он не верит:
– Это не Артём.
– Почему, Максим? Это я, Артём.
– Если ты Артём, то скажи, что ты сегодня Екатерине Анатольевне ответил. Или нет, погоди. Лучше скажи, что она у тебя спросила.
Тут я решил развлечься:
– На каком уроке дело было?
– На том, где все смеялись!
– Почему смеялись, над кем смеялись?
– Всё, Артём, ты не тот Артём, разговор закончен!
– Макс, Екатерина Анатольевна спросила, почему я пишу не в одну линейку, а в две. Я сказал, что мне так больше нравится.
– А потом?
– А потом она спросила, почему я пишу не то, что нужно, зачем рисую узоры. И я ответил: для красоты! Тут все и засмеялись надо мной. Только ты один не стал. Спасибо тебе, Макс!
Он доволен.
– Да не за что. Знаешь, Тёма, ты просто ещё к школе не привык. Тебе кажется, что это детский сад. Ничего, будешь стараться – всё получится. Не переживай, если что непонятно – у меня спрашивай.
– Хорошо, спасибо тебе, Макс.
– Ну, пока, Артём!
– Пока-пока! До завтра!
Не знаю, что и думать. С одной стороны, хорошо, что Макс готов меня поддержать. Мне приятно, что он хочет мне помочь. Но как он будет ко мне относиться, когда узнает, что сидит за одной партой с человеком, для которого программа первого класса и трёх последующих – семечки? Обидится Максим. Скажет, что я потешался надо всеми, и над ним в том числе.
Вдруг я слышу звонок в дверь. И вздрагиваю от крика за дверью.
Кто с копьём, а я с рожком
На старой квартире звонок у нас был приятный, мелодичный. А здесь, в новостройке, звонок резкий и громкий. Его слышно во всех комнатах. Даже на лоджии и даже тогда, когда она закрыта.
Он не звенящий, а противно дребезжащий.
Не звон, а дребезвон. Не звонок, а какой-то дребенок!
Перед отъездом в Монголию папа этот звонок не снял, не поменял на мелодичный. Олегу мама запретила это делать. Мол, ты не электрик, не дай бог, током ударит. Олег не стал настаивать, а электрика мама пока не вызвала.
Но вовсе не от этого противного звонка я вздрагиваю, а от крика за дверью:
– Помогите! Помогите, спасите!
Голос кажется мне знакомым. Да это же голос той высокой девушки, которая катила в кресле-коляске свою сестру!
Мне семь лет, и я не готов к бою. Но я знаю, что людям в опасности надо помогать. Я не звоню в полицию по городскому телефону ноль два. Хватаю длинный и тяжёлый металлический рожок для обуви и, распахнув дверь, выскакиваю на площадку.
– Полиция уже едет! – ору я во всё горло и размахиваю этим рожком.
Однако на площадке, кроме высокой девушки, никого нет.
Она в слезах, она лихорадочно спрашивает:
– Взрослые дома есть, кто-нибудь?
– Нет, я один!
Высокая девушка, услышав детский плач и чей-то голос на лифтовой площадке, стремглав бросается туда. Я несусь следом и вижу девочку в кресле-коляске и моего старшего брата Олега.
– Ну вот и всё, – говорит ей Олег. – Успокойся, всё хорошо.
Но она безостановочно всхлипывает.
И тут высокая девушка бросается на моего старшего брата.
Бросается не в том смысле, что набрасывается сверху, как рысь на таёжного путника. Девушка заключает Олега в свои объятия и начинает целовать его в щёки и нос, всхлипывая при этом громче младшей.
Олег смущён. Он опустил руки по швам и молчит.
Как всё случилось
Тут я вижу зажатый в дверях грузового лифта сапожок девочки и её босую ногу. Ах вот оно что! Я всё понял.
Дождь на улице, ветер холодный – всё равно отправилась старшая сестра погулять с младшей. Да и замешкалась возле грузового лифта.
Чтобы лифт не закрылся, младшая из своего кресла-коляски сунула ногу в сходящиеся двери, в сужающийся проём. Ей и зажало ногу в сапоге. Вот такой грузовой лифт. Зажал ногу и остановился. Счастье, что не пошёл вниз или вверх. А то бы…
Старшая сестра испугалась. Не знала, что делать. И побежала звонить в дверь нашей квартиры, кричать: «Помогите, спасите!» Я и выскочил с металлическим рожком для обуви и с криком про полицию.
А Олег приехал на другом лифте. Всё увидел, всё понял. И принял верное решение: сапог пусть остаётся в дверях лифта, а вот ногу из этого сапога надо вытащить. Что и было сделано перепуганной девочкой с помощью моего старшего брата.
Нет, не зря он хочет стать врачом! Он будет прекрасным врачом. Он будет свято помогать всем, кому нужна помощь.
Вера, Надежда, Любовь
Пока всё это проносилось в моей голове, высокая девушка пришла в себя. Настал её черёд смутиться:
– Ой, что я делаю!
И она отпрянула от расцелованного Олега, смахнула свои слёзы рукавом, а для слёз младшей достала платочек.
– А ты кого пугал полицией? – спросил Олег.
– Так я думал, что напали на… – Я осёкся, глядя на высокую девушку.
– Я Вера, – уточнила она. – А сестрёнку зовут Надеждой.
– А у нас бабушка по имени Любовь, – почему-то обрадовался Олег.
– Закольцевалось, – улыбнулась соседка. – Вера, Надежда, Любовь.
– Вы на первом месте, – сказал Олег.
Вера пришла в себя окончательно:
– Олег, не вгоняйте меня в краску. И давайте перейдём на «ты».
– Давайте, – согласился Олег. – А откуда вы… ты знаешь, как меня зовут?
– Мы соседи, живём напротив. Просто не сталкивались в подъезде. Но мы слышали, как ваш папа к вам обращался: Олег, Артём.
– Папа сейчас в Монголии, – сказал Олег. – В командировке.
– Круто! – сказала Вера. – А у нас мама в больнице, а с отцом…
Она вдруг осеклась.
– А что с отцом? – спросил Олег.
Вера мотнула головой и тихо сказала:
– Скорей бы маму выписали, а то я уже устала, всё на мне…
Надя посмотрела на старшую сестру то ли с обидой, то ли с укоризной. И Вера опять сердито мотнула головой, словно хотела выбросить все плохие мысли как можно дальше.
– Вера, сапог, – сказала Надя и кивнула на дверь лифта.
Надя не безучастна ко всему происходящему, как мне показалось в тот день, когда мы с Олегом шли из школы. Может испугаться. Может заплакать. Может обидеться. Речь понимает. Сама говорит. Правая нога точно работает, раз в лифт её сунула.
С лифтом она, конечно, прокололась, но лицо-то у неё умное. И симпатичное. Я на неё смотрю, она смущается, глаза опускает.
Олег тем временем вошёл в другой лифт. И стал в микрофон объясняться с диспетчером.
– Какой этаж? – спросила диспетчер по громкой связи.
– Пятый.
– Номер квартиры?
Вера услышала и сказала Олегу:
– Квартира у нас двадцатая.
– «Квартира у нас двадцатая», – повторил Олег.
– Фамилия ваша? – спросила диспетчер.
– Лазарева, – сказала Вера.
– «Лазарева», – машинально повторил Олег.
– Что? – удивилась диспетчер. – Может быть, Лазарев?
Тут подключилась Вера:
– Это я Лазарева, это мой сапог, а он меня спас и сейчас всё вам сообщает.
– Хорошо, – сказала диспетчер, – заказ принят, ждите механика.
– А сколько ждать? – спросил Олег.
– Не знаю. Может быть, в течение часа. Ожидайте, вам же сапог нужен?
– Конечно, – сказал Олег. – Нам без этого сапога никуда.
– Вот и ждите, только сами лифт не трогайте.
– А кто заявку принял? – осведомился Олег.
– Диспетчер Любовь Любакова!
Олег и Вера вышли из обычного лифта и подошли к грузовому.
– Если ждать целый час, давайте дежурить здесь по очереди, – предложил я и кивнул на Олега: – А то он после школы, голодный.
– У нас есть пельмени! – обрадовалась Вера. – Хотите?
– Да нет, – замялся Олег. – А потом – мы же условились быть на «ты».
– Так я же и Артёма приглашаю! Только без полиции.
Олег хохотнул и случайно коснулся локтем кнопки грузового лифта. Двери неожиданно разъехались. Олег и Вера одновременно решили взять Надин сапог. И стукнулись лбами. Мы с Надей засмеялись.
– Смешные вы ребята! – сказала Надя Олегу с Верой.
«Одна сижу, в окно гляжу»
Вскоре к нам из Владивостока прилетела папина мама, наша баба Люба. Мы с Олегом обрадовались. А мама была просто счастлива!
– Смешные вы ребята! – говорила баба Люба, обходя наши просторные комнаты и натыкаясь на всё ещё нераскрытые коробки. – Могли бы и раньше меня позвать, когда к переезду готовились.
– Да неудобно, у вас же там своя жизнь…
– Лерочка, какая у меня там жизнь, если Серёжа до ноября в плавании. – Она вздохнула и покачала головой: – И возраст уже у человека, и выслуга вся есть, а всё равно ушёл в море. Я же вам говорила по скайпу: «Одна сижу, в окно гляжу». Позвали бы вы меня раньше – волнений бы у тебя было меньше.