Ольга была на двадцать лет моложе Николая. Однако это ничуть не препятствовало их семейному счастью. В доме царили мир и согласие, опиравшиеся на взаимную привязанность, совместное богатство, сексуальную гармонию и обоюдное уважение личных интересов. Интересы Николая целиком сосредоточивались на самозабвенном управлении корпорацией, в которую входили банки, конторы, фирмы и прочие порождения русской истории последнего десятилетия ХХ века. И лишь малая толика оставалась на удовлетворение его тайной роковой страсти, речь о которой пойдет ниже.
Ольга же любила все яркое и эксцентричное. Поэтому она регулярно устраивала у себя пати, куда созывались все звезды отечественной эстрады. Это были шумные собрания, производившие ошеломляющее впечатление на горничных и официантов, у которых создавалось ощущение присутствия при великом таинстве схождения со страниц журнала Cosmopolitan оживших фотографий.
Были тут и только что слетевшиеся из провинции на яркие огни столичной рампы мальчики и девочки, уже научившиеся пользоваться кредитными карточками, но пока еще не усвоившие, как надлежит одновременно применять нож и вилку, уже прошедшие обряд гомосексуальной инициации, исполненный могущественными музыкальными обозревателями популярных периодических изданий, но пока еще не отработавшие вложенные в них акулами шоу-бизнеса средства. И вполне зрелые люди, чей творческий дебют состоялся в вокально-инструментальных ансамблях и ресторанных оркестрах, а затем, одобренные и поддерживаемые отделом культуры ЦК ВЛКСМ, они взошли на советский музыкальный олимп. И люди, о которых можно было бы сказать «пожилые», если бы они не принадлежали к вечно юному племени эстрадных артистов. Иногда бывал даже увенчанный лаврами и полным комплектом орденов как советской, так и российской чеканки, уставший от славы и почестей неутомимый старейшина цеха, негласно курирующий все столичные подпольные казино и рестораны… Кого тут только не было!
Николай в тиши кабинета сосредоточенно предавался напряженному умственному труду, требующему полной отдачи интеллектуальных сил и максимальной концентрации внимания. На половине Ольги до утра звучала музыка, раздавались взрывы раскрепощенного смеха и выстрелы шампанского. Здесь было царство эмоций.
Вряд ли для кого бы то ни было представляет интерес описание кабинетного времяпровождения Николая, часы напролет сидевшего перед компьютером, просматривавшего сводки, балансы, индексы, специальные статьи, бегающего пальцами по клавиатуре, связывавшегося через Интернет с референтами, помощниками, партнерами и конкурентами.
И совсем другое дело – увлекательнейшие пати, которые могли бы насытить информацией многие газетно-журнальные полосы, отводимые под рубрику «Светская жизнь», если бы, конечно, на них допускали жадную до скандалов и нечистоплотную пишущую братию.
Съезжались, как правило, к девяти. Оглашая окрестные перелески веселыми клаксонами, которые озорно выпевали то «Кукарачу», то «Боже, царя храни», то «Арлекино», то что-нибудь блатное. Столь же разнообразны и причудливы были наряды, превращавшие эстрадных звезд в сказочных птиц с экзотическим тропическим оперением. Но случайного свидетеля, если бы таковой был допущен на эти элитарные вечеринки, более всего поразил бы тот шарм, та эксцентричность, которая сквозила в жестах, словах, интонациях гостей, – тщательно проработанная визажистами и имиджмейкерами утонченная вульгарность.
Пати у Ольги не имели каких бы то ни было четких программ, которые характерны для найт-клубовских мероприятий для быдла и на которых звезды бывают либо с целью заработать, либо отметиться в прессе. У Ольги отдыхали, а не работали. Поэтому незатейливая светская болтовня то и дело прерывалась блестящими импровизациями, на которые большие мастера способны лишь в раскованной дружеской обстановке. N с невесть откуда взявшейся мандолиной с блеском воспроизводила зажигательную песенку Мэрелин из фильма «В джазе только девушки». O и P пародировали телефонную беседу российского и американского президентов, а R – телерекламу прокладок от «Джонсон и Джонсон». S имитировал на ритм-гитаре мужской оргазм. T, прикинувшись простолюдинкой, со знанием дела материла всех присутствующих вместе и каждого в отдельности. U профессионально стриптизировала, прогуливаясь туда-сюда по длинному фуршетному столу… Фантазиям гостей не было предела.
Были они изобретательны и в самых невероятных сексуальных фантазиях, которыми по артистической традиции каждый делился со всем обществом. Это был своего рода конкурс – с непременным призом для победителя и регулярным составлением чартов.
Необходимо отметить, что эта великосветская тусовка отличалась большой свободой нравов и раскованностью в сфере интимных отношений. Ни одна связь, как правило, не продолжалась более двух дней. Партнеры выбирали друг друга с необычайным легкомыслием, руководствуясь зачастую такими несерьезными соображениями, как удобный покрой платья, позволяющий вступить в контакт не снимая его, или отсутствие колготок, или наличие галстука для связывания рук при садо-мазохистском сексе.
Причем все это считалось, в общем-то, не интимными отношениями, а товарищескими, поскольку все происходило между тысячу лет знакомыми друг с другом людьми. Интимными отношениями в этом богемном кругу квалифицировался секс без презерватива, которым занимаются один мужчина и одна женщина.
Знал ли Николай об этой своеобразной стороне Ольгиных вечеринок? Как умный человек, по-видимому, предполагал о возможности подобной эксцентричности, но не придавал этому большого значения. Все эти затейливые шалости с лихвой компенсировались легким комплексом вины, благодаря которому Ольга из кожи вон лезла как в постели с Николаем, так и на материнском поприще.
Однако эта размеренная жизнь была нарушена не предвиденным Николаем обстоятельством. У него внезапно появился, как ни нелепо это звучит, некий соперник.
Это был мужчина средних лет, с восточными чертами лица и, кажется, также восточной фамилией, которая безвкусно сочеталась с американским именем. Был он руководителем популярного вокально-танцевального ансамбля, в котором выступали шестеро подвижных, как ртуть, и выдрессированных, как машина, юношей. Злые языки поговаривали, что они состояли в обязательных гомосексуальных отношениях со своим руководителем. Однако это было невозможно, поскольку их патрон был человеком серьезным, основательным и настолько старомодным во взглядах на жизнь, что тяготел к изрядно состарившимся киноактрисам. Поэтому к своим питомцам он мог испытывать лишь отеческие чувства.
Довольно скоро после его первого появления в доме Ольга распознала в этом сдержанно-улыбчивом человеке мужскую основательность, глубокую порядочность, душевную щедрость и незаурядный – на фоне завсегдатаев вечеринок – ум. Ольга, которая так и не смогла до конца усвоить нормы богемной поверхностности, поняла, что это настоящее, и сломя голову бросилась в бурные волны нахлынувших чувств. Ее избранник был достаточно умен для того, чтобы с замиранием сердца пойти навстречу причуде жены одного из семи самых могущественных российских банкиров. Однако просчитать все возможные последствия этого шага он был не в состоянии.
На фоне богемной круговерти у них установились прочные отношения. По этому поводу за спинами обрекших себя на монотонный секс шутили: «Наш пострел пытается продолбить своим петушком броню банковского сейфа».
В этой шутке была определенная доля правды. Довольно скоро Ольга настояла на том, чтобы для ее любовника открыли привилегированный счет, который был бы надежно защищен от налогового бремени.
Николай счет открыл. Но при этом его несколько насторожила странная избирательность жены по отношению к членам своего салона. Однако это не нарушало негласных семейных законов. В конце концов, и он сам порой чрезмерно увлекался какой-либо трастовой компанией, с излишней горячностью борясь с конкурентами за ее контрольный пакет, приобретая ее в конечном итоге, хоть это и являлось заведомо убыточным вложением капиталов. У страсти свои законы, и они зачастую противоречат здравому смыслу.
Но в одно прекрасное утро Николаю стало известно, что Ольга в его отсутствие вероломно, цинично и безрассудно встречается со своим бойфрендом в его кабинете. И что делается это до такой степени открыто и бесстыже, что его имя вот-вот начнут склонять и спрягать бульварные газетенки. «Только папарацци тут не хватало!» – свирепо подумал Николай. И, не откладывая дела в долгий ящик, решил действовать самым кардинальным образом, поручив преданным людям провести основательную подготовку.
Спустя два месяца Николай пригласил в кабинет нашкодивших любовников. И ровным, бесстрастным голосом сообщил о том, что возникшие между ними отношения не только возмутительны, но и преступны, поскольку ставят под угрозу мало что его доброе имя, но и репутацию банка. Поэтому весь этот блуд далее продолжаться не может. Однако ограничиться наложением вето на неконвенциальные отношения было бы против его правил. Виновные должны понести заслуженную кару. Наиболее виновным участником их безнравственного сговора Николай был склонен считать руководителя ансамбля, ибо именно он, как мужчина, в большей мере наделен способностью руководствоваться в своих поступках разумом, чем женщина, высшая нервная деятельность которой имеет преимущественно эмоциональную природу.
«Поэтому я вынужден лишить вас имени, отчества, фамилии и биографии», – зачитал приговор Николай, твердо глядя в глаза бледного как мел нарушителя семейного спокойствия. Тот не понял не только от страха, но и из-за странности формулировки. По застывшему в его глазах недоумению Николай догадался, что необходимы пояснения. И они не замедлили прозвучать:
– Вас часто показывают по телевидению. Ваши портреты печатают в журналах. Вам рукоплещут залы. Поэтому вы, несомненно, считаете себя человеком уникальным и уж тем более незаменимым. Однако это глубочайшее заблуждение, основанное на незнании восточной философии, которая вам должна быть гораздо ближе и доступнее, чем мне, человеку русской культуры. Незаменимых людей не существует, с чем вы довольно скоро согласитесь. Отныне вами будет другой человек. А вы некоторое время проведете в моем доме на положении привилегированного узника. Уверяю вас, никаких материальных неудобств вы испытывать не будете. Что же касается душевного дискомфорта, то уж тут я вам ничего обещать не могу. Знаете ли, ведь это все же наказание…
Произнеся эти грозные слова бесстрастным тоном, Николай позвонил в валдайский колокольчик. И через боковую дверь вошел… руководитель вокально-танцевального ансамбля. Новый руководитель ансамбля внешне ничем не отличался от старого, проштрафившегося. Он имел абсолютно те же самые черты лица, цвет глаз и волос, прическу, форму носа и ушей. Эту полную идентичность дополняли точно такие же костюм, рубашка, галстук, ботинки, носки и перстень на том же самом пальце правой руки. Если бы кто-нибудь решил во что бы то ни стало найти хоть одно отличие и попросил одинаковых людей раздеться, то и тут не к чему было б придраться – не только нижнее белье было одинаковым, но и волосяные покровы груди и ног имели одинаковую густоту и структуру.
Когда лжеруководитель заговорил, то зазвучал абсолютно тот же самый голос, сопровождаемый той же самой мимикой и жестами. И даже лексика и построение фраз были теми же самыми.
Насладившись произведенным эффектом, Николай велел увести руководителя ансамбля, пока его не перепутали с двойником. А затем с полной определенностью заявил Ольге, что если она не желает преждевременной и мучительной смерти своего бывшего полюбовника, то должна держать язык за зубами и вести себя так, словно ничего не произошло.
Полуобморочная Ольга и руководитель ансамбля вернулись к гостям.
Разоблаченный любовник хоть и был крайне подавлен, все же питал абсолютно беспочвенную иллюзию относительно своей дальнейшей участи. По его расчетам, он должен был отсидеть месяца два взаперти, а потом его, искупившего вину, вернут в прежнюю жизнь, изъяв из нее двойника.
Однако Николай был гораздо изобретательнее и беспощаднее, чем это казалось узнику секса. Один из принципов, которым он руководствовался в жизни наиболее неукоснительно, был сформулирован следующим образом: «Не внемли молящим об искуплении и исправлении, ибо споткнувшийся единожды не замедлит споткнуться еще раз».
Узника заточили в довольно комфортабельную подземную комнату, стены которой не пропускали звуков. Поставили телевизор, по которому порой показывали выступления его ансамбля. Регулярно снабжали свежими газетами и журналами, в которых он мог читать многочисленные интервью своего двойника.
Дни протекали довольно однообразно. Трижды в день появлялся охранник: утром – с завтраком, днем – с обедом, вечером – с ужином. Из всего многообразия столовых приборов давали только ложку. Вначале это раздражало, но вскоре выработалась привычка подцеплять кусок мяса ложкой и откусывать от него зубами.
Спустя три недели одиночества в комнате стал ежедневно появляться некто необычайно плебейский, ограниченный и косноязычный. Из всего разнообразия форм коротания досуга, придуманных человечеством за тысячелетия своего существования, с ним можно было играть лишь в подкидного дурака да травить анекдоты. Однако он странным образом располагал к себе, отвлекая от одиночества и тягостных дум. Через некоторое время они подружились.
Единственное насилие, которое совершили по отношению к узнику, заключалось в удалении четырех передних верхних зубов. На их место установили мост из блестящей нержавеющей стали. Да и то это было сделано самым гуманным образом – под общим наркозом.
Спустя полгода, нарядив в кривобокий пиджачишко и мешковатые брюки, бывшего руководителя вокально-танцевального ансамбля отпустили на волю. Ольга в прощальной процедуре участия не приняла, так как сказалась мужу больной. Он понял ее смятение и проявил милосердие, которое было Николаю не чуждо по отношению к тем, в кого он вложил значительные средства.
Николай напутствовал беднягу, наконец-то понявшего весь ужас своего положения, следующими словами:
– Ну вот, наконец-то вы можете покинуть мой гостеприимный дом, где вы были непозволительно счастливы для своего бывшего социального положения, а затем прошли суровый, но справедливый курс лечения. Конечно, в вашей воле доказывать своим бывшим друзьям, а также представителям власти, что вы являетесь руководителем популярного вокально-танцевального ансамбля. И что судьба сыграла с вами злую шутку. Можете даже вместо безликой судьбы упоминать мое имя. Однако не советую вам тратить время попусту, ибо вы теперь господин Никто. Вам предоставляется прекрасная возможность начать жизнь сначала. И сделать ее именно такой, какой вы желаете ее видеть сейчас, в зрелом многоопытном возрасте, а не такой, какая она складывается у всех простых смертных в результате юношеских иллюзий, ошибок и случайных поступков. Я искренне завидую вам. И желаю всяческих успехов. Уверен, мир еще услышит о ваших блестящих достижениях в какой-либо серьезной области человеческой деятельности.
И дал в качестве стартового капитала стодолларовую банкноту.
В этом напутствии, хоть оно и было высказано с явной издевкой, была определенная доля правды. Бывший руководитель вокально-танцевального ансамбля действительно был энергичен, напорист и ловок в делах. Он вполне мог, начав с нуля, то есть с покупки новенького паспорта, сделать новую блестящую карьеру.
Но его погубила элементарная жадность – нежелание терять накопленное за долгие годы труда, унижений и постоянного хождения по лезвию бритвы во имя денег, славы и положения в обществе. Поэтому он начал упорно искать встречи со знакомыми артистами эстрады и выдавать себя за руководителя знаменитого ансамбля и их близкого друга. Как правило, двери перед ним захлопывались сразу же после того, как он обнажал свои рабоче-крестьянские железные зубы. Правда, в двух местах пригласили к столу, чтобы покуражиться над забавным чудаком, отчасти похожим на руководителя известного ансамбля. Однако, когда он начинал пожирать салат столовой ложкой, от него тут же избавлялись, поскольку улавливали в этой особенности поведения за столом манеры недавно освободившегося заключенного. Что, в общем-то, было правдой.
В конце концов эти неуклюжие домогательства изрядно надоели эстрадной тусовке, и в органы охраны правопорядка поступил ряд просьб об ограждении от приставаний этого городского дурачка.
В милиции наш несчастный герой рассказывал всякую небывальщину о своем блестящем прошлом и о том, как безжалостно с ним обошелся Николай. Свободные от дежурства милиционеры, собравшиеся поглазеть на придурка, более всего хохотали после фразы: «И тогда он меня подменил на другого человека».
После того как каждый сотрудник муниципального отделения милиции насладился этой историей как минимум дважды, задержанного препроводили в психиатрическую больницу. Ну а там констатировали совершенно очевидный диагноз: мания величия.