Смерть на холме Монте-Марио - читать онлайн

Глава первая

Когда человек начинает опасаться каких бы то ни было изменений в своей жизни, значит, он стареет. Дронго помнил об этом и не любил, когда Джил напоминала ему собственное изречение. Он теперь довольно часто прилетал в Рим, чтобы встретиться с Джил и мальчиком, который был так похож на него, но изменить что-либо в их отношениях уже не хотел.

В последние годы Дронго сильно изменился – похудел, стал более замкнут, молчалив, в глазах появилось выражение печальной мудрости, которая свойственна всем умным людям, с течением времени превращающимся в циников. Он стал замечать, что меньше смеется и больше усмехается. Это начинало его беспокоить.

В отношениях с Джил тоже не все было ладно. И дело даже не в том, что он постоянно находился в разъездах, зарабатывая себе на жизнь аналитическими способностями, и даже не в его нежелании менять устоявшуюся жизнь. Некоторые привычки, приобретенные за долгие годы одиночества, уже становились частью его натуры. Несмотря на обиды Джил, он по-прежнему не мог спать в комнате, где находились посторонние. И хотя Джил трудно было назвать посторонней, он всегда уходил спать в другую комнату. Сказывались годы одиночества, за которые он привык к ощущению вибрирующей вокруг него тишины. Джил пыталась с этим бороться, но тщетно. Он не мог заснуть рядом с ней и реагировал на каждое ее движение или вздох. Очевидно, это была некая фобия, которую нужно и можно было преодолеть, но ни она, ни он не знали, как это сделать. И все попытки не обращать внимания на его состояние заканчивались лишь тем, что он поднимался по утрам, так по-настоящему и не заснув.

Он по-прежнему видел цветные сны и в своих ночных размышлениях был не так одинок. Джил ему безусловно нравилась, но в его невероятной, бурной жизни были и другие женщины. Иногда он видел Натали, чей образ навсегда остался в его сердце. Она спасла ему жизнь, подставив себя под пули. Натали была первой и, кажется, единственной женщиной, которая могла стать его женой. Иногда он видел Марию и слышал ее голос. Его до сих пор мучила совесть за ее самоубийство, словно он был виноват в тех обстоятельствах, которые сложились столь роковым образом. Иногда ему снилась темнокожая Лона, и он, улыбаясь, вспоминал, как им было хорошо в те осенние дни начала девяностых, когда время казалось еще не таким потерянным. Иногда он видел женщину, с которой они были знакомы только пятнадцать или двадцать минут, оказавшись случайно вместе в кинотеатре заштатного американского городка, где между ними вспыхнула страсть, которая закончилась столь же внезапно, как и началась. Иногда ему снилась Лена Суслова, и он чувствовал себя виноватым, снова и снова пытаясь себе объяснить, почему он не звонит ей, когда возвращается в Москву. Иногда…

Дронго редко оставался один, когда засыпал. Во сне ему являлись давно умершие люди и случайные знакомые, женщины, которых он любил, и мужчины, которые его ненавидели. Может, поэтому он подсознательно так боялся присутствия Джил. Ему казалось, что он разговаривает во сне, хотя знал, что это невозможно. Иногда Дронго даже оставлял включенным магнитофон, чтобы услышать, что именно он мог сказать, но запись фиксировала лишь его дыхание, иногда – прерывистый храп или громкие вздохи. И ничего больше. Но в отличие от большинства людей Дронго помнил свои сны. Может быть, это волновало его гораздо больше, чем близость женщины, словно Джил только своим присутствием невольно отгоняла тени посещавших его людей.

Они провели месяц на Сардинии, и он твердо решил уехать в конце августа, как только они вернутся в Рим. Сказать об отъезде Джил было труднее всего. Ему самому не хотелось уезжать из этой удивительно прекрасной страны, от любимых людей, которых он не мог взять с собой ни при каких обстоятельствах, понимая, какой удобной мишенью для шантажа могли бы они стать. Однако разговор с Джил вопреки обыкновению получился достаточно спокойным. Она все хорошо понимала. И, уже осознав характер их взаимоотношений, заранее просчитывала возможность его внезапных исчезновений.

Джил осталась на Сардинии, а Дронго приехал в Рим, чтобы оттуда улететь в Москву. Билет он взял на девятнадцатое число и заказал себе номер в отеле «Кавалери Хилтон». Вечером Дронго поднялся на двенадцатый этаж в ресторан, откуда открывался изумительный вид на город. По вечерам здесь было принято появляться в вечерних костюмах, и он надел серый костюм, голубую сорочку, подобрал галстук. Дронго ужинал в одиночестве. Вдруг он услышал за спиной громкие голоса. Говорили по-русски.

– Я ей пыталась все объяснить, – взволнованно сказала женщина. – Я просила ее подождать и не торопить нас. Но в нее словно бес вселился. Чем богаче она становится, тем больше проявляется ее сволочной характер. Я говорила ей, что мы можем вернуть деньги только через четыре месяца, но она требует, чтобы мы уплатили весь долг до конца месяца. Представляешь, какая мерзавка?

– Мне она всегда не нравилась, – пробурчал мужчина. – И хотя она твоя сестра, я бы с удовольствием придушил эту гадину.

– Мало того что она дала нам в долг за такие проценты, она еще требует немедленно вернуть все деньги. Вы, говорит, уже дважды переносили срок возврата. Но ведь проценты мы платим аккуратно.

– Ты же знаешь, что я не смогу вернуть ей эти деньги, – недовольно сказал мужчина. – Тебе нужно было ее уговорить, объяснить, что мы вложили их в дело, а оно начнет приносить прибыль только через несколько месяцев. Я же не могу сейчас вытащить оттуда деньги, неужели нельзя понять такой элементарной вещи?

– Да она просто не хочет этого понимать, – зло сказала женщина. – Сегодня вечером они прилетают. Даже не знаю, как еще с ней говорить…

Дронго оглянулся. Женщине было лет сорок пять, может, чуть больше; плохо уложенные волосы, резкие черты лица, большой, вытянутый нос, несколько выпученные глаза и полное отсутствие талии. Сидевшему рядом с ней крупному лысому мужчине было за пятьдесят. Они ужинали вдвоем за столиком, который был накрыт на четверых.

– Как хочешь, так и говори. Торчинский тоже прилетит?

– Как обычно. Ей даже не стыдно, что она принимает у себя в доме этого певчишку. Все знают, что он в нее влюблен, и…

– Помолчи, – вдруг сказал мужчина. – Жураевы уже пришли.

За спиной у Дронго раздались восторженные голоса и звуки поцелуев. Очевидно, вновь пришедшие несколько опоздали, так как Жураев все время извинялся.

– Только постарайтесь не опаздывать завтра, Дима, – напомнил ему мужчина, сидевший за столом. – Иначе Марк и Катя на вас обидятся. Такой повод здесь собраться! Хорошо, что вы оказались в Риме.

– Мы приехали с Капри, – послышался томный женский голосок, очевидно, принадлежавший супруге Жураева. – Вы знаете, сейчас все отдыхают на Капри или в Сардинии. Это стало так модно. Лазурный Берег – уже вчерашний день. Там сейчас столько всякого сброда. Невозможно никуда выйти, повсюду наши бывшие соотечественники. Понаехали из разных республик, снимают себе номера-сюиты, отвратительно ведут себя…

Дронго вспомнил, как несколько лет назад наблюдал за тремя дамочками, лежавшими на пляже отеля «Негреско». Они обучали стоявшего рядом официанта настоящему русскому мату. Они загорали топлес, а он, стоя в униформе, вынужден был повторять за ними непристойные выражения, вызывая дружный хохот своих наглых клиенток.

– Поэтому мы с Леонидом никогда не ездим на такие курорты, – сказала женщина, сидевшая за столом. – Мы вообще любим отдыхать у его родителей в Анапе. Там чудесные места. И девочке нашей там хорошо, да и мы славно отдыхаем от дел. Сейчас приехали сюда только из-за Марка и Катеньки. У них такое событие – пять лет совместной супружеской жизни.

Дронго посмотрел на прибывших. Молодая женщина с нарисованными бровями все время посматривала на своего мужа, словно сверяя с ним свои высказывания. Мужчина был высокого роста, у него был большой выпуклый лоб, тонкие губы, прямой длинный нос. Очки придавали его лицу некий налет интеллигентности. Он был старше своей супруги лет на десять. И если ей на вид можно было дать лет тридцать пять, то ему соответственно сорок пять.

– Ваша Екатерина просто умница, – восторженно сказала супруга Жураева. – Ты даже не знаешь, Клава, как мой муж относится к твоей сестре и ее супругу. Они ведь молодцы, такая прекрасная пара. На них смотреть просто удовольствие. Мы видели их фотографии в журнале. Они так хорошо смотрелись. А вы где остановились?

– Прямо тут, в «Хилтоне», – ответила Клавдия. – Зачем нам куда-то еще ехать? Все равно они сегодня вечером приедут сюда, и банкет будет завтра в отеле, прямо у бассейна.

Дронго подумал, что речь Клавдии сразу выдает в ней не слишком давнего завсегдатая отелей «Хилтон». Скорее, они приобщились к «благам цивилизации» только в последние годы.

– Кто-нибудь еще будет? – поинтересовалась Жураева.

– Нет, Леночка. Насколько я знаю, будет узкий круг. Приглашены только самые близкие, пара итальянцев, вы и мы. Больше никого не будет. Да, еще из Вены обещал приехать сам Олег Торчинский, если, конечно, сможет вырваться.

– Что вы говорите? – явно обрадовалась супруга Жураева. – Значит, прилетит сам Торчинский. Я даже не думала, что смогу увидеть его живьем.

– Увидите, увидите, – засмеялась лающим смехом Клавдия. – Я его уже видела у Кати в прошлом году на именинах. Наверное, и сейчас приедет.

Дронго чуть поморщился. За его спиной сидели нувориши, которые, очевидно, сделали деньги в безумные девяностые. Торчинский был популярным оперным певцом и обычно гастролировал за рубежом. Очевидно, на завтра намечался банкет, на котором он должен был присутствовать.

– А где вы остановились? – спросила Клавдия. – Я думала, вам будет удобнее в «Хилтоне».

– Сюда далеко добираться, – снисходительно объяснила ее собеседница. – Мы живем в «Эксельсиоре» на Виа Венетто. Сюда трудно добираться, Клавочка, а наш отель находится в самом центре. Говорят, сам Челлини любил бывать в этом отеле.

– Не Челлини, а Феллини, – поправил жену Дмитрий Жураев.

– Конечно, Феллини, – нервно дернулась его супруга. – Я просто оговорилась. А ты сразу должен меня поправить. Я ведь знаю, что Феллини был всемирно известным режиссером. А Челлини, кажется, художник. Нам рассказывали про него во Флоренции.

Никто не стал уточнять, чем именно занимался Бенвенуто Челлини, и Дронго усмехнулся. Несоответствие между нажитыми капиталами и манерами этих нуворишей было столь разительным, что сразу бросалось в глаза. Их дети, отправленные в лучшие западные школы, уже пытались разобраться в итальянском искусстве и понять разницу между Феллини и Челлини. Правда, только те, кто хотел учиться. Тем, кто не хотел, не помогали даже лучшие западные университеты. Если человек хочет остаться кретином, то его переубедить почти невозможно. Некоторые умудрялись поменять несколько школ и вернуться домой, так и не получив достойного образования.

Дронго жестом подозвал официанта и попросил принести счет. Отметив свой номер, он расписался, дал официанту на чай, спустился на первый этаж и вышел из ресторана.

Отель «Кавалери Хилтон» считался одним из лучших отелей итальянской столицы. Расположенный на вершине холма Монте-Марио, он славился своими бассейнами, теннисными кортами и чудесным садом, окружавшим здание отеля. С любого этажа можно было любоваться прекрасным видом итальянской столицы. При входе в отель гостей поражало мастерство итальянских дизайнеров, оформивших хол в красно-золотых тонах. Спустившись по винтовой лестнице на нижний этаж, можно было пройти к расположенным в саду бассейнам. Слева от лестницы находился ресторан, где гости завтракали по утрам, а справа – закрытый бассейн. Реставрированный в середине девяностых, «Кавалери Хилтон» считался одним из самых дорогих отелей Рима.

Однако по непонятной логике его менеджеров, прямо за отелем, в ста метрах от здания, высилась телевизионная башня, на которой разместилось несколько десятков параболических антенн. Каждый раз, приезжая сюда, Дронго удивлялся, как могли в таком опасно близком соседстве находиться пятизвездный отель и телевизионная башня-антенна. Огромные номера «де люкс», роскошный сад, несколько бассейнов, бизнес-центр, галерея дорогих магазинов, богатая внутренняя отделка, ковры, золото, хрусталь, канделябры, подлинники картин известных мастеров – все это не сочеталось с этой непонятной антенной, которая так портила вид отеля.

Дронго подошел к портье и попросил заказать ему на завтра машину с водителем. Он уже хотел войти в кабину лифта и подняться наверх, как услышал за спиной удивленное восклицание. Повернув голову, Дронго нахмурился. Ему не хотелось, чтобы его здесь узнали. Но этот человек не мог его не узнать.

– Хеккет, – удивился Дронго. – Почему вы мне встречаетесь по всему миру?

– Здравствуйте, Дронго, – миролюбиво сказал Уорд Хеккет. – Вы ведь знаете, как я вас уважаю, и каждый раз показываете, что не рады нашей встрече.

Хеккету было лет пятьдесят. Он был среднего роста, у него были густые брови, мясистые щеки, пронзительные темные глаза, коротко стриженные волосы, тяжелый подбородок. Уорд Хеккет считался одним из самых известных экспертов по проблемам гражданского и уголовного законодательства. Он часто консультировал своих клиентов, не слишком щепетильно соблюдавших законы. За ним закрепилась слава всемирного афериста, который умело пользовался несовершенством действующих законодательных систем.

– Вы о себе слишком хорошего мнения, – пробормотал Дронго. – Я не просто «не рад», я очень не рад нашей встрече. Там, где появляетесь вы, не может быть ничего хорошего. Обязательно будет совершена какая-нибудь пакость не без вашего участия.

– Можно подумать, вы случайно оказались в этом отеле, – заметил Хеккет. – Не нужно делать вид, что мы незнакомы. Кстати, я нашел бы вас по вашему парфюму. А вот костюмы вы, кажется, начали менять. Это не «Валентино». Скорее нечто классическое, из Франции. Хотите, угадаю? Спорю, что это «Ив Сен-Лоран».

– Не буду спорить. Вы тоже изменили своему вкусу. Ваш костюм – от Бриони. Очевидно, вы успели сделать гадость нескольким оппонентам, если можете позволить себе такой дорогой костюм.

– Почему? Я шью такие костюмы только для солидности. Вы приехали по приглашению Марка Лабунского?

– Не имею чести знать этого господина. Я случайно оказался в Риме и столь же случайно – в «Кавалери Хилтоне». У меня билет на послезавтрашний утренний рейс. Могу его вам показать, если вы мне не верите.

– Покажите, – потребовал Хеккет.

– Он у меня в номере. Нельзя быть таким недоверчивым. Вы, очевидно, опять собираетесь провернуть какое-нибудь грязное дельце и боитесь, что я вам помешаю. Могу вас успокоить – это не входит в мои планы. Послезавтра на рассвете я уезжаю. Мой самолет вылетает рано утром, и поэтому я выеду отсюда на рассвете.

– Я все равно проверю ваш билет, – упрямо сказал Хеккет. – Может, мы пройдем в бар и выпьем за нашу случайную встречу? Хотя я лично не верю в такие случайности.

– Напрасно, – усмехнулся Дронго. – В Риме немного отелей подобного класса, и, приехав сюда, мы должны были рано или поздно встретиться. Пить я с вами не буду, вы не очень приятный человек, мистер Хеккет. Но чай я себе закажу.

– Я забыл, что вы любите только вино и текилу, – рассмеялся Хеккет. – Если хотите, закажем текилу.

Они прошли в бар, находившийся в глубине зала, и сели на диван. Хеккет заказал мартини и чашку кофе, а Дронго попросил принести чай.

– Кто такой этот Лабунский? – спросил Дронго у Хеккета.

– Я же говорил, что вы оказались здесь не просто так, – пробормотал тот.

– А я вам объясняю, что первый раз в жизни слышу эту фамилию. Так кто он такой и почему должен был пригласить меня в этот отель?

– Лабунский – один из самых богатых людей России, – пояснил Хеккет. – Странно, что вы о нем не знаете. Некоронованный король российского бизнеса. Говорят, он контролирует половину поставок цветного металла из России в Европу.

– Ну и что? Мои интересы лежат несколько в иной сфере.

– Сегодня вечером он должен прилететь сюда вместе со своим адвокатом. Завтра состоятся переговоры между Лабунским и Умберто Лицци, руководителем крупнейшего итальянского машиностроительного концерна, на поставку оборудования в Россию. Контракт на восемьдесят миллионов долларов. Каждая сторона должна предъявить свои поправки к договору, чтобы выйти на окончательное решение.

– А вы, очевидно, будете представлять интересы итальянской стороны, – понял Дронго. – В таком случае не завидую Лабунскому. Ему придется несладко, ведь против него будет такой сильный соперник, как вы, Хеккет. Могу вас заверить, что я не собираюсь вам мешать.

– Надеюсь, – пробормотал Хеккет. – Впрочем, помешать невозможно. Можно лишь чуть ухудшить положение моего клиента. Этот контракт нужен обеим сторонам. Очень нужен.

– Вот и хорошо, – сказал Дронго. – Очевидно, итальянцы знают вашу слабость к русским миллиардерам и поэтому наняли вас для консультаций.

– Если вы вспоминаете тот случай в Москве, то я не имел к убийству никакого отношения, – дернулся Хеккет. – Моя профессия – дожимать оппонентов моих клиентов и заставлять их принимать нужные нам решения. Все остальное не мое дело. И вы это прекрасно знаете, Дронго. За всю свою жизнь я не убил даже мухи.

– Если вам хорошо заплатят, вы спланируете безупречное убийство самой безобидной мухи, – улыбнулся Дронго.

Хеккет пристально посмотрел в сторону входа. Затем, кивком показав на входивших, недовольно заметил:

– Приехали Лабунские.

Дронго повернул голову. Предупредительный швейцар уже держал дверь, пропуская гостей. Каким-то особым чутьем швейцары различали случайных посетителей, гостей, останавливающихся здесь изредка, богатых клиентов, приезжавших специально в столицу Италии, и, наконец, очень богатую публику, для которой резервировались особые номера.

В холл вошли трое. За ними катили две тележки с багажом, где выделялись коллекционные чемоданы от Луи Виттона. Первым вошел пожилой человек в темном костюме в серую полоску. В руках он держал небольшую сумку. Возможно, это был либо адвокат, либо помощник. Вслед за ним шел Лабунский. Высокого роста, в темных стильных очках, он был одет в черный с красными полосками джемпер и светлые брюки. Вместе с ним вошла эффектная молодая женщина лет тридцати пяти, также в темных очках. Роскошные каштановые волосы падали на плечи. Легкое темное платье идеально облегало ее стройную фигуру. Очевидно, в молодости женщина занималась спортом, о чем говорили и ее фигура, и грациозность ее походки. В руках она держала сумочку с известным всему миру логотипом фирмы «Шанель».

– Екатерина! – закричала выходившая из лифта Клавдия. За ней вышел ее супруг и Жураевы. Пока семейные пары здоровались друг с другом, пожилой человек подошел к портье и получил ключи от президентского номера для Лабунского. Дронго обратил внимание, что супруга Лабунского не поцеловалась с сестрой. Она лишь пожала ей руку.

– Очень эффектная женщина, – заметил Хеккет, увидев, как смотрит на женщину Дронго, – но жуткая стерва. Я уже с ними немного знаком. У нее хватка, как у бульдога. Между прочим, ходят слухи, что она работала в баре танцовщицей и была девочкой по вызову. Пойдемте, я представлю вас.

Они поднялись с дивана и подошли к Лабунским. Пожилой человек, стоявший рядом с портье, кивнул Хеккету – очевидно, он видел его и раньше.

– Добрый вечер, мистер Лабунский, – сказал по-английски Хеккет.

Лабунский оглянулся. У него были умные глаза. Внимательные, холодные, умные светлые глаза. Он пожал руку Хеккету, затем – Дронго.

– Это мой знакомый, мистер Дронго, – представил его Хеккет.

– Добрый вечер, – кивнув, сказал по-русски Дронго.

– Вы говорите по-русски? – спросил Лабунский. В его глазах была только настороженность, никакого удивления или волнения. – Вы похожи на итальянца.

– Говорю, – улыбнулся Дронго. – Я ваш бывший соотечественник. Мы жили в одной стране. Только я – в Баку, а вы – в Москве.

– Нет, не в Москве, – поправил его Лабунский. – Раньше я жил в Ленинграде и всего десять лет как переехал в Москву.

– Я тоже недавно купил себе квартиру в Москве, – сообщил ему Дронго. – Значит, теперь мы живем в одном городе.

– В таком случае мы уже земляки, – сказал без тени улыбки Лабунский.

Его супруга слушала их разговор и оценивающе смотрела на Дронго. Высокий рост, широкие плечи, мощная посадка головы, насмешливый взгляд, длинные пальцы, тонкие губы. Очевидно, подобного экземпляра в ее коллекции еще не было. Она шагнула к ним.

– Господин Дронго, – представил его Лабунский и добавил: – Он живет в Москве.

– Очень приятно, – пожала руку Дронго Екатерина Лабунская.

У нее были красивые темно-карие раскосые глаза, чувственные губы, нос с небольшой горбинкой, придававшей ее лицу дополнительный шарм. Она была высокого роста. И рукопожатие было сильным.

– Завтра утром встречаемся, – напомнил Хеккет. – Мы уже привезли наш протокол.

– Мы тоже, – кивнул Лабунский.

Он понимал по-английски, но говорил с сильным акцентом.

Дронго и Хеккет отошли от приехавших. Гости прошли к лифту, получив специальные карточки, позволявшие им подниматься на экзекютив-этаж – специальный этаж, на котором размещались апартаменты для особо важных гостей.

Когда гости входили в лифт, Лабунская повернулась и еще раз посмотрела на Дронго.

– Роскошная женщина, – усмехнулся Хеккет. – Кажется, вы передумаете и не захотите улетать.

Дронго ничего не сказал. Ни один из них даже не предполагал, что Хеккет окажется прав и Дронго действительно не улетит. Но совсем по другим причинам.