Николай Семёнович вернулся от господина Горчакова в приподнятом настроении.
– Владимир Гаврилович, – заявил он почти с порога, – Андрей Николаевич нападавшего опознал по фотографической карточке. Это именно тот, который был у нашего Горчакова.
Филиппов мог бы телефонировать главному инспектору, состоящему при Министерстве путей сообщения, и пригласить для опознания, но был так увлечён новой версией, что счёл самым правильным отправить с фотографической карточкой чиновника для поручений.
Дверь отворил понурый Ефим, но, увидев Николая Семёновича, почему-то обрадовался.
– Барин, – в голосе звучала неподдельная искренность, – Андрей Николаевич дома, но находится, как он говорит, в состоянии, как её, ипохондрии. Во, пока выговоришь, язык сломаешь. Приказал никого не принимать.
– Так ты, голубчик, доложи.
– Так не велено.
– Ты меня не зли. Я не за милостыней явился, а по служебному делу. Доложи, что пришёл чиновник для поручений при начальнике сыскной полиции Власков. И быстро мне!
Не прошло и минуты, как Ефим вернулся.
– Следуйте за мной.
Хозяин поднялся из-за рабочего стола и кивнул головой в знак приветствия.
– Простите за мой домашний вид, – Горчаков выглядел стройным даже в толстом халате, – но я не хочу никого принимать. – На левой стороне его лица расплылся тёмный, почти чёрного цвета синяк. – В таком виде я не стал появляться на службе, и министр проявил ко мне участие, разрешил остаться дома.
– Андрей Николаевич, – Николай Семёнович расстегнул пальто, – я к вам на несколько минут, сами понимаете, что дознание иной раз требует беспокойства.
– Понимаю.
Власков достал из кармана пиджака конверт с фотографией убитого и потянул хозяину квартиры.
– Не будете ли вы так любезны сказать, знаком ли вам этот человек?
Горчаков достал из конверта фотографическую карточку, взглянул на неё и изменился в лице.
– Это труп? – спросил он внезапно осипшим голосом.
– Увы. Так вы узнаёте этого господина?
– Да, это тот, кто бил меня, – Горчаков указал рукой на опухшую щёку, – и пытался меня убить. Значит, вы его?.. – Андрей Николаевич поднял удивлённый взгляд на чиновника для поручений.
– Нет, – коротко ответил Власков, – мы всегда имеем указание брать преступника живым, даже если он сопротивляется. Здесь иной случай – при ограблении ещё одной квартиры хозяин, обороняясь, убил этого бандита.
– Убил?
– Так уж стряслось.
– Значит, нападение устроили одни и те же люди, – с удовлетворением произнёс Владимир Гаврилович. От полноты чувств начальник сыскной полиции даже поднялся и прошёл по кабинету, – но не только это важно, – Филиппов остановился. – Знаете, Николай Семёнович, есть ещё одна хорошая новость. Вот не знаю, как к ней относиться. В карманах убитого преступника найден билет внутреннего займа с номером, якобы сгоревшим в пожаре на квартире господина Елисеева.
Власков присвистнул.
– Вот так поворот!
– Николай Семёнович, – Владимир Гаврилович выдвинул ящик стола, достал перстень и протянул Власкову, – а теперь посмотрите на гравировку.
– Е. И. Е. – раздельно выговаривая каждую букву, произнёс чиновник для поручений Власков и поднял непонимающий взгляд.
– Ах да, вы же, видимо, не знаете. Бережицкий вёл дело о пожаре в квартире одного купца, так вот, гравировка может означать инициалы пострадавшего – Егора Ивановича Елисеева.
– Дела связаны? – Николай Семёнович наморщил лоб.
– Вполне возможно, хотя… – Владимир Гаврилович не договорил и взялся за ус. – Не верю я, Николай Семёнович, в такие совпадения. Но даже если преступник у нас один, то всё равно хочу в этом убедиться. Съезжу к господину Елисееву. Может быть, он что-то сможет прояснить.
С экспертом Брончинским начальник сыскной полиции столкнулся в дверях.
– Я к вам, Владимир Гаврилович!
– Вижу по вашему озабоченному лицу, что есть новости?
– Есть, но не будем же мы о них говорить в дверях.
– Простите, – и Филиппов пропустил Константина Всеволодовича в кабинет. Вернулся вслед за экспертом Власков.
– Новости таковы: нож действительно изготовлен не для продажи, а, так сказать, для личного пользования, где-нибудь в деревне или селе, где есть кузнец. Но не это главное, господа. Я ассистировал доктору Стеценко при вскрытии убитых на Гороховой, и выяснилась любопытная деталь – ширина ран не соответствует ширине лезвий ножей, которые мы обнаружили в телах.
Филиппов и Власков обменялись взглядами.
– Следовательно, убийца поставил сцену борьбы хозяина и грабителя для нас? – Николай Семёнович то ли утверждал, то ли спрашивал.
– Видимо, да.
– Таким образом второй бандит хотел отвести от себя подозрения и представить нам убитого преступника единственным исполнителем, – сказал Филиппов. – Я не знаю, была это мимолётная жалость к Горчакову или далеко идущий план, но так или иначе, это внушило Андрею Николаевичу мысль о том, что второй преступник менее кровожаден.
– Да, Владимир Гаврилович, вы правы, ведь от господина Горчакова нам всё равно стало известно, что нападавших двое и один из них – противник убийства.
– Сейчас он хочет нам показать, что главным был убитый, – Владимир Гаврилович посмотрел в окно и задумчиво добавил: – Что-то мне подсказывает – убийства продолжатся, но не сейчас, а через некоторое время. И нападения совершены не случайным образом, их должна связывать какая-то нить. Пока я её не улавливаю.
– Самая простая нить – это, – Брончинский улыбнулся, показав белые зубы, – как ни странно, женщина.
– Не очень похоже, – отмахнулся Власков. – Я же не говорю, что это истинный мотив, – пошёл на попятную Константин Всеволодович.
– А ведь вы можете оказаться правы, – посмотрел на эксперта Филиппов.
– И каким образом? – Николай Семёнович был удивлён, что начальник сыскной полиции поддержал Брончинского, казалось, в бредовой идее.
– Можно допустить, что у них одна любовница или они пользовались услугами одной и той же… дамы, – последнее прозвучало двусмысленно. – Надо мне навестить господина Елисеева, – добавил Владимир Гаврилович, – и самому прояснить некоторые детали. Кстати, где Бубнов?
– Вы же его с Михаилом Александровичем направили на квартиру, где проживал Григорий.
– Ладно, поехали.
Егор Иванович, смущаясь от того, что принимает дорогих гостей в домашнем виде, пригласил начальника сыскной полиции и чиновника для поручений в кабинет.
– Садитесь, господа, – указал рукой хозяина на изящные стулья.
– Благодарю, – кивнул Филиппов, достал из кармана перстень и протянул Елисееву. – Вам знакома эта вещица?
– А как же, – обрадовался Егор Иванович, – это ж мой перстень. Он находился в шкатулке у моей супруги. Вот на нём и мои инициалы: Е.И.Е – «Егор Иванович Елисеев». Вы нашли поджигателя?
– Да, – коротко ответил Владимир Гаврилович.
– Кто он? – нетерпеливо спросил хозяин. – Простите, если в интересах следствия вы не можете назвать его имя, то…
Начальник сыскной полиции не обратил внимания на слова Елисеева.
– Егор Иванович, вы видели когда-нибудь вот этого человека? – и протянул хозяину дома фотографическую карточку.
– Увы, – тот отрицательно покачал головой, – не припомню, – и, подняв взгляд на Филиппова, тихонько произнёс: – Он мёртв?
– К сожалению.
– Я не предполагал… – побледнел Елисеев.
– Егор Иванович, можете быть спокойны, вашей вины ни в чём нет. Человек, запечатлённый на карточке, замечен не в одном преступлении. Поэтому понёс заслуженное наказание.
– Я…
– Лучше посмотрите ещё раз внимательнее. Может быть, вы встречали этого человека ранее? Может быть, на него обратила внимание прислуга, или он крутился во дворе, что-то вынюхивая?
– Владимир Гаврилович, рад бы вам помочь, но в данном случае я бессилен.
– Хорошо. Вы не будете возражать, если я опрошу всех живущих в вашем доме?
– Отнюдь.
Уже взявшись за ручку двери, ведущей из кабинета, Филиппов спросил:
– Егор Иванович, простите, вам имена Андрея Николаевича Горчакова и Ивана Самсоновича Иващенко о чём-нибудь говорят?
– А как же, – с некоторым удивлением ответил хозяин. – Я бы не сказал, что они близкие мои приятели, но иногда мы встречаемся за карточным столом, то у меня здесь, то у Андрея Николаевича на Большой Морской, то на Гороховой у Ивана. А в чём, собственно, дело?
– Ничего существенного, Егор Иванович. Преступник, изображённый на карточке, побывал и у них.
– Тоже поджоги?
– О, нет, там кражи. Кстати, не подскажете, за карточным столом вы собирались втроём?
– Нет, у нас был и четвёртый. Разве вам Иващенко и Горчаков не сказали?
– В ту минуту меня занимали иные мысли. Не соблаговолите назвать четвёртое имя?
– Владимир Гаврилович… – надул губы Егор Иванович.
– Господин Елисеев, пока вы утаиваете имя, которое, кстати, можно узнать у ваших компаньонов по карточному столу, возможно, у четвёртого господина в квартире находятся воры, или они появятся чуть позднее.
– Заведующий паспортным делопроизводством канцелярии градоначальника, коллежский советник Василий Андрианович Суворков.
– Простите, где он проживает?
– Ропшинская, три.
В коридоре Филиппов шепнул Николаю Семёновичу.
– Живо на Ропшинскую!
Первой опрошенной оказалась супруга господина Елисеева. Предъявленную фотографическую карточку она долго крутила в руках.
– Господин Филиппов, – она скорчила гримаску, – вроде бы и видела сего господина, но вот где?.. Простите, хотела бы помочь, но… по правде напоминает мне кого-то, но… – и развела руками.
– Елизавета Самойловна, извините за назойливость, вы знаете господ Горчакова, Иващенко и Суворкова?
Супруга господина Елисеева вспыхнула, гневно скользнув прищуренными глазами по полицейскому, но потом вмиг побледнела.
– Нет, – вырвалось у неё, но она тут же попыталась сгладить свою неловкость. – Мой муж – заядлый картёжник, и с этими господами иной раз просиживает далеко за полночь.
– Вы были им представлены?
– Ну, я же хозяйка! – возмутилась Елизавета Самойловна.
– Прошу простить за бестактные вопросы, но меня извиняет только одно – моя служба.
С этими словами Владимир Гаврилович приложился к руке госпожи Елисеевой и откланялся.
Горничная Катя опознала изображённого на фотографической карточке господина сразу же.
– Да это же Гришка, сын Ульяны!
– Ты его хорошо знаешь?
– Не очень. Приходил иногда к матери, пытался ухаживать за мной, но мне такие не нравятся.
– Какие? – спросил Филиппов.
– Есть порода людей, не только среди господ, – Катя поняла, что сказала что-то лишнее, исподлобья взглянула на начальника сыскной полиции, но тот словно не слышал последних слов, – есть такая порода людей, у которых, кроме одной пары исподнего белья, ничего нет, но они себя королями чувствуют, словно все сокровища мира у них в кармане.
– Гришка приходил с кем-нибудь или в одиночестве?
– Один, да и то я заметила, если и появлялся, то обязательно в отсутствие господ.
С кухаркой Владимир Гаврилович решил поговорить в сыскном отделении. Всё-таки сын Ульяны оказался замешан не только в поджоге, но и в ограблении со смертельным исходом, да и сам лишился жизни.
Филиппов, хотя и допрашивал людей разного звания и положения, но всегда страшился разговоров с женщинами. Всё бы ничего, но слёзы и истерическое поведение действовали на него угнетающе.
– Садись, Ульяна, – начальник сыскной полиции стоял за столом. Воспитание не позволяло садиться первым, даже при особе низкого происхождения.
– Благодарствую, – как ни странно, кухарка выглядела спокойной, без испуга в глазах, даже нотки насмешливости звучали в голосе.
Вслед за женщиной в кресло опустился Филиппов и положил руки на столешницу. Не слишком вежливо, но… обстоятельства требовали сосредоточенности.
– Ты, наверное, догадываешься, по какой причине тебя сюда привезли?
Она пожала плечами, но ничего не ответила, только спустя минуту нарушила паузу.
– Вы, барин…
– Владимир Гаврилович, – подсказал хозяин кабинета.
– Простите, запамятовала, Владимир Гаврилович! В последнее время вы интересуетесь пожаром у моих господ.
– Совершенно верно.
– Но, к моему сожалению, Владимир Гаврилович, к тому, что я поведала ранее, ничего добавить не могу.
– Ульяна, так у нас разговора не получится.
– Простите, барин, но раз привезли меня сюда, то вы держите меня в подозрении?
Вопрос не застал Филиппова врасплох.
– Да, держу.
Женщина явно не ожидала такой откровенности. Она открыла рот, но тут же закрыла. Опять возникла пауза, в течение которой начальник сыскной полиции разглядывал кухарку, наклонив голову набок.
– Я ушла вслед за хозяевами, и Катька может это подтвердить.
– Она и подтвердила.
– Вот.
– Но есть ещё маленький штришок. Ты знаешь этого человека? – Филиппов протянул ей фотографическую карточку Григория.
Ульяна, едва взглянув на портрет, вернула карточку Владимиру Гавриловичу, явно что-то обдумывая.
– Вы же уже знаете, что это мой сын Григорий.
– Хорошо, тогда следующий вопрос. Когда ты его видела в последний раз?
– Давно, – кухарка нахмурила брови, словно пытаясь вспомнить, – месяц тому, а может, и больше.
– По моим сведениям, он приходил за час до пожара.
Женщина сверкнула глазами.
– Ваши сведения ошибочны. Видимо, с кем-то перепутали Григория.
– Возможно. Так где сейчас Григорий?
– Он проживает в Выборге, служит на каком-то судне матросом.
– У него есть приятели?
– Наверное, – пожала плечами кухарка и торопливо добавила: – Но я их не знаю. Гриша редко бывает у меня, но о приятелях не рассказывал.
– Ульяна, не подскажешь, кому ты посылала записки по адресу: «Большая Монетная, восемь»?
Женщина побледнела, глаза её свернули, но выражение лица не изменилось.
– Не знаю, Владимир Гаврилович, о чём вы. Никаких записок я не посылала.
– Что ж, пусть будет так. Не посылала так не посылала. Но вот что мой свидетель ошибся, – Филиппов улыбнулся, – я даже допустить не могу. Очень уж большое он вызывает доверие.
– Ошибся ваш свидетель, ошибся. Не мог мой Гриша приходить в день пожара, не мог!
– Я же сказал, Ульяна, что это не самый неблаговидный поступок Григория. Есть, к сожалению, и другие.
Женщина насторожилась и сжала в руке угол платка.
– Какие? – голос её дрогнул, и теперь в глазах читался, кроме заинтересованности, ещё и испуг.
– Ты говоришь, что приятелей у Григория не было, но, видишь ли, Ульяна… – Филиппов снова протянул карточку кухарке. – Тебя ничего не смущает на портрете?
Женщина робко взяла карточку и сразу же закрыла рот ладонью.
– Он здесь как будто…
– В том-то и дело, что не «как будто», Ульяна.
– Он… – кухарка сглотнула слюну, – мёртв?
– Мне хотелось бы сказать иное, но увы, у меня служба такая – иногда приносить людям трагические известия.
Кухарка выронила из рук карточку, закрыла ладонями лицо. И по её мелко трясущимся плечам начальник сыскной полиции понял, что слёз в этот раз ей сдержать не удалось.
На Ропшинской, в квартире заведующего паспортным делопроизводством творился сущий бедлам. Гувернантка не могла справиться с пятью детьми в часы, когда госпожа Суворкова уезжала с визитом к престарелой матушке.
Николаю Семёновичу открыла дверь средних лет горничная, не утратившая девичьей красоты. Густые волосы обрамляли лицо, на котором светилась приятная улыбка и ярко-голубые глаза.
– Простите, но Василий Андрианович убыли на службу, а Наталья Николаевна навещают госпожу Иванову.
– Что у вас так шумно? – поморщился Власков.
– Дети, – улыбнулась женщина.
– Такое ощущение, что у вас целый табор.
– Всего лишь пятеро. Что вам угодно передать Василию Андриановичу?
– Передай мою карточку, – Николай Семёнович протянул визитку, – и проси телефонировать господину Филиппову, начальнику сыскной полиции.