Смерть Британии! «Царь нам дал приказ» - читать онлайн

Глава 1

Федор Дмитриевич ехал в своем купе к месту службы после излечения в лечебно-оздоровительном центре в Абхазии. Три месяца ушло на то, чтобы зажила его рана и он полностью восстановился. Не так мало, но и не слишком быстро, но ему хватило и вылечиться и отдохнуть. Поэтому он ехал в часть в приподнятом настроении и особенно расцвел, когда в Царицыне к нему подсел его старый знакомец, которого он не видел много лет – со времен начала Азиатской кампании по завоеванию Средней Азии и Восточного Туркестана.

– Вижу, Федор Дмитриевич, вы в отменном настроении, – обратился к нему Андрей Иванович.

– Да как тут не удивляться. Сколько лет прошло с той нашей встречи?

– Уже почитай четыре года уже, – улыбнулся Андрей Иванович.

– Время летит неумолимо, – покачал головой с наигранным разочарованием Федор Лаврененко.

– И не оставляет без своего поощрения верных сынов Отечества, – улыбнулся Хрущев, кивнув на майорские погоны своего попутчика.

– Да, – махнул Федор Дмитриевич, – то пустое.

– Так-то оно так, однако вам изрядно повезло. Я, как вы видите, все никак из ротмистров выбраться не могу.

– Аттестацию не получается пройти?

– Именно! – с экспрессией заявил ротмистр Хрущев. – Уже семь раз рапорт подавал, собирал все рекомендации, но при баллотировке заваливаюсь. Даже не знаю, что теперь делать. За выслугу только шевроны вешают, а толку с них немного.

– А что же вы так? Не готовитесь к аттестации как следует? Я вот перед каждой собирал все увольнительные и уходил в отпуск для подготовки, совершенно зарываясь в книгах.

– Признаюсь, я так не поступал, – с некоторым удивлением произнес Хрущев.

– Вы что же, как есть пытались пройти? По наитию?

– Федор Дмитриевич, помилуйте, я уже свыше десяти лет в армии! Куда мне бумажки штудировать да всякие глупости читать? Мне жизнь армейская знакома изнутри и очень добротно. Вот, посмотрите, – махнул Хрущев на свой «иконостас». Федор взглянул на два креста с мечами, три Георгиевские медали[1] и на некоторое время задумался. – Что? Впечатляет?

– Да, такие награды просто так не дают, – согласился с Андреем Ивановичем майор Лаврененко.

– Вот и я о том же, – с горестным сожалением махнул рукой Хрущев. – Не понимаю, просто не понимаю, почему из-за этой дурацкой аттестации я не могу получить майора.

– Она ведь проверяет ваши знания как офицера, а не личную храбрость, которой вам, судя по всему, не занимать.

– К чему вы клоните? – подозрительно спросил Хрущев.

– Личное мужество – это не единственная добродетель в бою, – развел руками Федор Дмитриевич. – По крайней мере, так нас учит Его Императорское Величество.

– Ах, вы об этом, – скривился Андрей Иванович. – Им, – Хрущев показал пальцем наверх, – кажется, что скакать впереди отряда и вести его в бой – не есть святая обязанность офицера. Что я должен заниматься чем-то еще, прячась за спины своих людей. Какой же солдат пойдет за мной, если я за него прячусь, боясь подставить свою голову под вражеские пули и сабли?

– Все верно, дорогой мой Андрей Иванович, личная храбрость очень важна. Но ложка, как говорится, дорога к обеду. – Лаврененко задумался на несколько секунд, после чего усмехнулся. – Тут вот какое дело. Я ведь сейчас заочно учусь на очередных курсах повышения квалификации Московской Императорской военно-инженерной академии и много чего интересного узнал.

– Готовитесь к аттестации на полковника?

– Да. Это сложный этап, но если я его пройду, то мне откроется дорога в генеральские чины.

– Книжные генералы у нас какие-то получаются, – усмехнулся Хрущев.

– Не без этого, – улыбнулся шутке Лаврененко. – Так вот, понимаете. Чем выше по рангу офицер, тем дальше он должен быть от опасности. Вот сержант или поручик – те да, на передовой прыгают, в рукопашные схватки ходят. Они ведут за собой бойцов вперед. Воодушевляют примером. Но не побежит же генерал впереди своей дивизии? Согласитесь, Андрей Иванович, что это выглядит глупо.

– Пожалуй.

– Вот и получается, что уже даже поручики должны не впереди бежать, размахивая револьвером или саблей, а управлять своими людьми. Даже поручики, – повторил Федор Дмитриевич. – Причем – команды не «Айда за мной!», а распределение задач между сержантами и капралами. Первое звено – туда, делает то и то. Второе отделение занимает оборону в том секторе. И так далее. При этом самому в бой по возможности не вступать, а крутить головой и смотреть, что происходит, чтобы оперативно реагировать на изменение боевой обстановки.

– Какие-то трусливые у тебя офицеры выходят.

– Так нас учат воевать в академии, ставя во главу угла управление личным составом, а не стремление лично пострелять из винтовки или добавить на свой счет еще несколько зарубленных врагов. Не поверите – уже майором работы бумажной столько, что голова кругом идет. Я ведь сейчас в штабе полка служу.

– Вот оно что, – улыбнулся Андрей Иванович. – А я думаю, что же не так в том, что вы говорите. Вроде бы командир батальона так размышлять не должен.

– Как должен размышлять командир батальона, я думаю, лучше видно аттестационной комиссии, – вернул грубость Федор Дмитриевич. – Его Императорское Величество постановил так воевать и так думать, от того и пляшут. Или вы считаете, что его новое учение о войне оказалось негодным?

– Конечно! Обычная глупость!

– Не боитесь так говорить об Императоре?

– Вы же офицер, а не базарная баба, чего мне бояться? – С вызовом спросил Хрущев.

– Продолжайте.

– Я думаю, что Александр – просто очень удачливый человек, который воспользовался ситуацией и более хитростью, чем воинским искусством, добился военного успеха. Ну не может офицер сидеть в тылу и дергать за ниточки! Личная храбрость, выучка и пример – вот основа русского воинского мастерства. Коли ты кавалерист, так изволь возглавить атаку лично, а не наблюдать за ней издалека. Ты отец своих солдат, которых и ведешь за собой. Разве не так?

– Так. Но то уровень управления младшего командного состава и унтер-офицеров. Вы поймите, дорогой Андрей Иванович, что, находясь на острие атаки даже во главе батальона при современном бое, вы не можете им управлять. Отдали приказ двигаться туда-то, и все. А что там творится на флангах – никому не ясно. Особенно если наступать по-новому, рассыпным строем, гибко управляя ротами и взводами, а не как раньше – батальонной коробкой двигаться на позиции врага. Война изменилась. Слишком изменилась.

– Да что в ней поменялось-то? – скептически переспросил Хрущев.

– Все, – улыбнулся Лаврененко. – Можно сказать, что война времен Наполеона Бонапарта и сейчас – две большие разницы. Вспомните – еще семьдесят лет назад лихая атака кирасир могла решить исход сражения. Сейчас же она обречена на провал из-за губительности стрелкового и артиллерийского огня. Вы даже не представляете, насколько печально мне это осознавать.

– Да бросьте! Вы же были со мной в этой Богом проклятой Азиатской кампании. Я своими глазами видел решительные успехи от атак легкой кавалерии белым оружием на этих бандитов.

– И я в них участвовал. Но это не показательно. Они туземцы, практически лишенные хорошего вооружения и дисциплины. Будь на их месте ваши рейтары – нас бы просто расстреляли. А у них нечем было стрелять. Да и с оружием все очень грустно – даже сабли не у всех, а у кого есть – толком и пользоваться ими не могут. Ведь вы должны знать, что атаки белым оружием нам строго запрещали проводить по собственной инициативе на начальном этапе кампании. А потом, когда выбили практически всех опытных бойцов, так они в ход и пошли. Не раньше. Вчерашний пастух с саблей воином не становится. Особенно учитывая тот факт, что у них практически нет никакой системы подготовки этих ополченцев.

– Так-то оно так, но …

– А что «но»? Поставь туда же полк германского ландвера, вооруженный нормальными винтовками, и все. Мы бы умылись кровью. О том много писалось по опыту военных кампаний 1871 и 1872 годов. По старинке мы можем воевать только с недисциплинированными и необученными дикарями, лишенными нормального вооружения. И все.

– Федор Дмитриевич, я думаю, вы сгущаете краски.

– Нисколько, – отрезал Лаврененко. – Я уже не первый год в этом всем убедился. Потому и сижу на штабной работе. Это мой задел для ухода в другой род войск. Нет и не будет у кавалерии будущего. Прошлое не вернуть. Да, ее никто не упразднит, но ее роль на войне, чем дальше, тем сильнее будет падать. Уже сейчас в боевых расписаниях штатных армейских корпусов ей отводится роль боевого охранения и вспомогательных разъездов. А боевые формирования крупнее эскадрона имеются практически исключительно только в нашем с вами любимом кавалерийском корпусе.

– И куда вы собрались?

– В инженерно-саперные войска.

– Что?! – искренне удивился Хрущев. – Кавалерист пойдет строить мосты и копать окопы?!

– Почему нет? Я уже год выписываю журналы «Моделист-Конструктор» и «Техника – молодежи»[2] и, признаться, нашел в них много интересного. А инженерно-саперные части сейчас очень интенсивно насыщаются современной техникой.

9 июня 1881 года Федор Дмитриевич Лаврененко был отобран для командования 1‑м кирасирским батальоном, разворачиваемым под Орлом. Это было первое механизированное воинское подразделение в мире, правда, совершенно секретное, потому и названное таким странным образом.

Андрей Иванович Хрущев же незадолго до того погиб во время очередной стычки на российско-китайской границе. Его беспримерное мужество во время контратаки позволило сбросить закрепившуюся банду с ее оборонительных рубежей и обратить в бегство на территорию Национальной республики Китай. Дожидаться подхода вызванной артиллерийской батареи он не стал, понадеявшись на удаль молодецкую и острую саблю. Хотя запертая банда никуда не могла деться со своих позиций и под пули лезть не желала – ситуация была патовой. А от его эскадрона рейтаров после этой атаки осталось меньше трети бойцов. Если бы Андрей Иванович подождал пару часов, продержав банду запертой, то подошедшая батарея ее быстро и стремительно выкосила бы шрапнелью. Но он не подождал. Почему – никто на этот вопрос ответить не смог. Может, ума не хватило, а может, просто пожелал получить новую боевую награду. В любом случае поступок был совершен неразумный – и банду упустили, и людей потеряли. Конечно, подобных вещей в газете не писали, но из-за такой выходки ротмистра Хрущева «взгрели» личный состав всего первого кавалерийского корпуса. Немалой кровью давались офицерам старой закалки уроки новой войны. А некоторым так и вообще – не давались никак. Их так и хоронили, не сломленных духом новой войны.

Глава 2

На дворе стояла тихая, спокойная ночь. Красиво и умиротворенно. Казалось бы, что в такую прекрасную пору ничего не должно произойти ужасного, однако именно в этот день случилась трагедия – от рук исламских фундаменталистов погиб Насер ад-Дин шах Каджара – прогрессивный правитель Персии и друг русского Императора. А вместе с ним и вся его семья, собранная по случаю торжеств в Мраморном тронном зале дворца Голестан в Тегеране. Пятьсот килограммов динамита в подвальных помещениях сказали свое веское слово – помещение тронного зала сложилось, как карточный домик.

– Огромный заряд! – Александр расхаживал по кабинету в раздражении. – Как так получилось, что в резиденции оказалась такая мина?

– Ваше Императорское Величество, – министр иностранных дел Российской империи Александр Михайлович Горчаков устало протер глаза. – Мы полагаем, что шаха предал кто-то из ближайшего окружения. Сейчас Владимир Николаевич, – кивнул он на начальника Имперской разведки Ковалева, – и Андрей Павлович, – еще один кивок, теперь уже по другую руку, на имперского комиссара[3] по персидской миссии Стоянова, – работают над этим вопросом.

– Когда вы сможете точно выяснить обстоятельства дела?

– Предварительные сведения будут у нас не раньше чем через месяц, – произнес Андрей Павлович Стоянов.

– Хорошо, – Император немного успокоился и сел за свой стол. – Шах был нашим фундаментом влияния в Персии. Он умер. Наследников нет. Какой текущий расклад по Персии? Как мы можем сохранить там свое присутствие? У вас есть хотя бы примерный сценарий событий?

– По всей видимости, – начал Ковалев, – данное убийство – не столько внутреннее дело, сколько следствие успеха чьей-то разведки. Главным конкурентом в регионе для нас являются англичане. Думаю, их уши рано или поздно выглянут.

– Я согласен с Владимиром Николаевичем, – кивнул Андрей Павлович. – И хочу отметить – пятьсот килограммов взрывчатки просто так к совершенно диким фундаменталистам попасть не могли. Никто бы им просто не продал – себе дороже. Значит, мы имеем дело с хорошо проведенной диверсией, которая устранила выгодного России политика в Персии. Великобритания только год назад смогла наконец заключить мир с Империей Сикхов, признав ее независимость и территориальные приобретения. Позиции Туманного Альбиона в регионе Индийского океана очень шатки до тех пор, пока она его не отгородит от России полосой отчуждения из государств с англофильской элитой.

– Вы хотите сказать, что англичане планируют переориентировать Персию на себя? – переспросил Император.

– Они бы не отказались, но вряд ли способны сейчас это сделать. Но вот гражданскую войну в Персии они устроят совершенно точно. По скудным сведениям, которыми мы располагаем, в северо-западной Индии расположилось несколько военных лагерей, в которых добровольцы-мусульмане готовятся к войне за освобождение Персии от русского влияния.

– Хотят использовать сикхский сценарий против нас?

– Думаю, что да. На нашей стороне небольшая, но вполне боеспособная, по местным меркам, армия, все старшие офицеры которой учились в России. На стороне англичан – имамы, которые активно мутят воду по всей Персии.

– Александр Михайлович, – обратился Император к Горчакову, – как вы считаете, в Персии можно провозгласить шахом кого-нибудь из старших офицеров?

– Безусловно. Но пойдут ли за ним все подданные? Это вопрос. Сейчас в Персии нет легитимного лидера, а те, кто претендуют на этот пост, очень слабы.

– Получается, что англичане хотят стравить этих шавок… – задумчиво произнес Александр.

– И что это даст?

– Во‑первых, сильное разорение государства, что снизит и без того низкий боевой потенциал Персии. Во‑вторых, позволит в перспективе развалить Персию на несколько мелких «держав», куда более слабых и убогих. В‑третьих, прикрываясь хаосом, они получат возможность проводить диверсии на железной дороге Солнечногорск[4] – Тегеран – Басра. Это приоритетное направление, потому что оно позволяет очень серьезно сокращать время пути товаров из Индии в Европу. Второстепенной может стать строящаяся магистраль Тегеран – Красноград[5] – Каменногорск[6] – Семиречинск[7] – Верный[8] – Новосибирск. Я убежден, что там будут происходить диверсии и нападения на персонал.

– Вы думаете, что они попытаются максимально разрушить важные для нас объекты?

– Именно. Полагаю, что основная причина подобного покушения – заблокировать работу нашей железнодорожной магистрали, идущей от берегов Персидского залива в глубь страны. Все остальное менее существенно.

– Персидская армия не сможет защитить нашу железную дорогу, она слишком слаба.

– Именно по этой причине я вас очень прошу, Александр Михайлович, найдите как можно скорее безусловного лидера среди персидских офицеров и признавайте его законную власть. Пусть даже ради этого его придется признать внебрачным сыном покойного шаха и золотой рыбки. Вы поняли меня? Выбираем. Делаем ставку. Играем. Без промедлений и волокиты. Лучше всего, если вы сможете притянуть за уши, с одной стороны, родство, пусть и дальнее, с покойным шахом, а с другой стороны – устроите открытое голосование среди старших офицеров. Нам нужно, чтобы они признали его лидером.

– Я вас понял, Ваше Императорское Величество, – кивнул Горчаков.

– После завершения этой процедуры мне нужно, чтобы вы добились от нового шаха права России защищать наши железные дороги и имущество. То есть разрешение на введение воинского контингента в Персию.

– Какой порядок войск?

– Мы направим туда все четыре бронепоезда и двадцать пять тысяч личного состава.

– Его люди могут начать возмущаться. Ведь это открытая интервенция, – повел бровью Горчаков. – Как ее ни называй.

– Взамен наш новый шах и друг получит от России стрелковое оружие и боеприпасы в достаточно большом количестве. Думаю, оперировать такими объемами, как сто тысяч винтовок В‑58, вы вполне можете. И по тысяче патронов к каждой. Мы передадим это оружие ему бесплатно.

– Пулеметы? Пушки?

– Эти вещи пойдут за отдельную плату. Но вопрос вполне обсуждаем. По моделям ориентируйтесь на старые механические пулеметы и пушки Армстронга.

– А если новый шах пожелает винтовки нашего производства?

– За отдельную плату – все что угодно. В пределах разумного, естественно.

– Я вас понял, – кивнул Горчаков.

Глава 3

Две тысячи очень плохо вооруженных бойцов исламского фронта создали на железной дороге завал из сожженного локомотива и заняли оборону по сторонам от него.

– Товарищ майор, – обратился к командиру бронепоезда совсем юный поручик. – Наблюдатели видят неподвижный локомотив. Он сожжен. К нему прицеплены вагоны. Часть путей перед ним разрушена.

– Противник?

– Да. Есть какое-то движение. Кое-где мелькают непонятные люди.

– Хорошо. Арсений Иванович, – обратился он к своему заместителю. – Дайте холостой выстрел по курсу.

Прогремел холостой выстрел. Впрочем, залегшие повстанцы никак на него не отреагировали, кроме как вжавшись в землю сильнее.

Прошла минута. Две. Три. И майор не выдержал:

– Арсений Иванович, давайте начнем беседу. Пройдитесь шрапнелью по позициям этих странных гостей. На пассажиров поезда они не похожи. Значит – это те, кто его разграбил и сжег.

– Так точно! – козырнул Крупский и направился к внутреннему переговорному устройству.

Спустя двадцать секунд глухо ударила первая короткоствольная 74‑мм полковая пушка. Потом вторая. Третья. Четвертая. А потом по-новой. И так пять раз.

Эффект получился весьма зрелищным. Уже после первых выстрелов залегшие повстанцы занервничали, а к концу пятого десятка – на всем пространстве возле сожженного локомотива уже творились хаос и жуткая паника. Эти дети пустыни никогда не сталкивались со шрапнелью, и первое знакомство оказалось им не по вкусу.

Командир бронепоезда приник к смотровой щели и около минуты наблюдал за тем, как, совершенно деморализованные, повстанцы пытались убежать из зоны обстрела и спрятаться где-нибудь. Внутри бронепоезда застыла тишина – все ожидали развития событий, уж больно странной показалась засада. Да, конечно, бронепоезда тут вряд ли кто-то мог ожидать, но с таким подходом и обычный локомотив не факт, что остановишь.

Майор отстранился от смотровой щели и задумался. Его взгляд медленно плыл по внутреннему помещению. Это был его первый бой. И он ему не нравился. Слишком он был похож на избиение младенцев. Вот он встретился с командиром ближайшей к КП пулеметной башни. В глазах Петра Арнольдовича читался вопрос, позволение на открытие огня по повстанцам. Но Иван Алексеевич отрицательно покачал головой. Губить лишние жизни он не хотел.

И в этот момент в бронепоезд с диким грохотом что-то ударило. Да так, что у всех зазвенело в ушах.

Командир вопросительно взглянул на Арсения Ивановича. Тот кивнул и рванул к внутреннему переговорному устройству.

– БЧ‑3, я Первый. Доложите обстановку.

– Я БЧ‑3. Имеем попадание. Два легкораненых. Броня не пробита.

– Откуда?

– Правый борт. Устаревшая пушка. Откатывают в укрытие.

– Вас понял. Отбой…

– Валерий Иванович, – обратился к командиру бронепоезда Арсений Иванович, но доклад прервался новым попаданием. Таким же оглушительно звенящим. После чего спустя пару секунд завопил зуммер переговорного устройства.

– Да. Первый на проводе.

– Докладывает НП‑7. С контркурса приближается отряд кавалерии. Наблюдаю до семи десятков. Вижу динамитные шашки.

– Вас понял. Отбой.

– Валерий Иванович…

– Всем боевым постам, – перебил его командир бронепоезда. – Огонь на поражение по готовности.

– Есть всем постам!

Спустя несколько секунд где-то с кормы бронепоезда ударил длинной затяжной очередью пулемет. Послышались приглушенные взрывы. Видимо, какие-то пули все-таки задели некоторые динамитные шашки.

Вот ухнуло первое и второе орудие. Заработали короткими очередями то тут, то там пулеметы. Снова что-то с оглушительным звоном ударило в борт бронепоезда. Потом еще раз. И еще. И еще.

Бой продолжался.

Складки местности и большое количество небольших каменистых гряд очень способствовали тому, чтобы из них быстро выкатывать на прямую наводку пусть и устаревшие, но пушки. Выкатили. Выстрелили и сразу назад, под уклон. Если повезет.

А рядом то здесь, то там выглядывали повстанцы со своими переделочными винтовками Энфильда и стреляли, пытаясь попасть по смотровым щелям и задеть хоть кого-то. В общем, было чего опасаться.

Спустя час, получив три пробития и сорок шесть попаданий, потеряв ранеными половину экипажа и пятерых убитыми, бронепоезд «Григорий Потемкин» начал сдавать назад, стремясь отступить на безопасную дистанцию. Но из боя не выходил, продолжая отвечать шрапнельными выстрелами и пулеметными очередями.

– Валерий Иванович, – заместитель обратился к раненому командиру, которому вторичным осколком, отколовшимся от брони, выбило глаз. – Валерий Иванович, что делать будем?

– Доложите обстановку, – сквозь зубы произнес майор.

– Все орудия целы. Три пулемета повреждены и вести огонь не могут. Боекомплект – примерно по сорок выстрелов на пушку и по тысяче патронов на пулемет. Бронепоезд имеет повреждения, но некритические. То есть он на ходу.

– Что по личному составу?

– Плохо. Половина лежит с ранениями. Несколько человек убито. Остальные чрезвычайно устали.

– Почему я не слышу очередных артиллерийских выстрелов?

– Судя по всему, им нечем стрелять. Пытались подползти и закидать динамитными шашками, но мы пресекли эту инициативу. Сейчас только постреливают из своих ружей. Впрочем, безрезультатно.

– У них еще есть пушки? – с нажимом повторил вопрос Валерий Иванович.

– Все наблюдаемые орудия противника выведены из строя.

– Хорошо, – усмехнулся командир бронепоезда.

– Прикажете покинуть зону обстрела?

– Ни в коем случае. Какие пулеметы разбиты? Носовые?

– Так точно.

– Их можно заменить?

– Для этого нужно выйти из зоны обстрела. Работы требуют выхода наружу.

– Отходите на пять миль. Выставьте наблюдение. И меняйте. Возьмите для этих целей по одному из кормовых. Потом снова попробуем.

– Есть!

Ремонтные работы затянулись на три часа и не принесли желаемого результата. Удалось восстановить работоспособность только одного фронтального пулемета из трех поврежденных. У остальных оказались слишком повреждены шаровые установки. Впрочем, даже при таком раскладе на пятый час после отхода бронепоезд медленно стал продвигаться вперед. Сопротивления не было. Ни одной живой души. Только трупы и разбитые старые гладкоствольные пушки.

И только спустя еще час Валерий Иванович узнал, что повстанцы ушли быстро и налегке, побросав все тяжелое имущество и добив раненых, дабы те не смогли ничего поведать русским.

Спустя три дня в передовице «Московской правды» вышла статья о беспримерном героизме русских воинов, которые смогли выстоять под ударами превосходящих сил противника. Ведь на поле осталось до двух тысяч убитых повстанцев и двадцать пять разбитых пушек разного калибра. Бронепоезд принял бой и выиграл его. Первый серьезный бой в разгорающейся гражданской войне Персидской державы.

Глава 4

Император лежал на массажном столе и предавался задумчивости и воспоминаниям. В конце концов, что еще делать в течение ближайших двух часов?

Был конец 1877 года, и Александр, оглядывая внутренним взором мир, с легким, трепетным ужасом понимал то, насколько все изменилось по сравнению с историей, изучаемой в его прошлой жизни. Послезнания в политике и международных отношениях больше не работали и не давали никаких бонусов. Настолько, что приходилось играть самостоятельно, как говорится, «от бедра».

Войны шестидесятых и семидесятых годов, переигранные с грамотным вмешательством русских, так исказили карту мира и Европы, что их стало не узнать. Многие державы канули в Лету, многие народились, многие стали совершенно другими.

Германская империя – безусловный материковый лидер старого мира, у Александра получился довольно слабым, даже несмотря на то что территориальные приобретения, вызванные разделом Франции, вышли более вкусными. Но вот то напряжение, та цена, которую за это пришлось заплатить, вышла совершенно непомерной. Фактически игра завершилась успехом на пределе возможностей. Да что и говорить, одних потерь в живой силе, в виде раненых и убитых, за три войны (с Данией, Австрией и Францией) менее чем за десять лет оказалось почти столько же, сколько Германская империя оставила на фронтах Первой мировой войны. Меньше, конечно, но не существенно. А учитывая, что ее военная машина и степень мобилизации общества в указанных обстоятельствах были значительно ниже, чем во время Первой мировой войны, причина, по которой ее пупок не развязался от натуги, оставалась совершенно непонятной, практически голой мистикой.

Аналогичный удар Германская империя получила по промышленности и экономике в целом, которая к концу 1877 года находилась в крайне сложном положении. Само собой, не без помощи Александра, который переманивал самых толковых специалистов и администраторов работать в Россию, не брезгуя даже просто обычными рукастыми и головастыми рабочими высокой квалификации. Да и рыночные механизмы весьма либеральной экономики, установленные в 1872 году первым Императором Германской империи Фридрихом I, позволяли русским специалистам резвиться на биржах и очень серьезно портить жизнь наиболее адекватным производствам Германии своими спекуляциями, что время от времени приводило даже к банкротствам и распродажам имущества с молотка.

Берлин был уже не тот. Да, он контролировал больше земель, но его возможности оказались ощутимо ниже тех, что имелись у него в реальности, знакомой Александру по учебникам истории из его прошлой жизни.

Франция вообще оказалась разделена между Германской, Испанской и Российской империями, Британским, Ирландским и Окситанским королевствами, Швейцарской конфедерацией и Итальянской диктатурой. Растерзали, разорвали на куски и ограбили настолько, насколько было только возможно. Александр даже экспонаты музеев вывозил в Россию большими грузовыми судами. О банках или какой-либо серьезной промышленности бывшей Французской империи можно было вообще позабыть. Банки канули в Лету с большей частью своего персонала, сгорев в огне открытых грабежей, а фабрики и заводы встали, вскоре полностью лишившись оборудования, которое победители демонтировали и утащили к себе практически полностью. Ограбление Франции было тотальным. Лютым и беспощадным – каждый из участников раздела боялся, что скоро придется вернуть свой кусок пирога, поэтому пытался выжать из него максимум.

Повезло разве что французским колониям, которые разделили между собой преимущественно Москва и Мадрид.

Мадрид… о да! Альберт Ротшильд, сбежавший из горящей Вены при помощи Александра, стал фактическим руководителем этой Испании и его другом, превратив ее за десятилетие из затхлого королевства в слабенькую, но империю. Разгром Португалии в союзе с Россией. Участие в погроме Второй французской империи. Успех в ряде колониальных операций. Вот неполный перечень тех военных и политических успехов, которых удалось добиться этой умирающей стране. Даже более того – Испанская империя стала строить современный океанский флот, да не курам на смех, а серьезно, чем вызывала опасения в Лондоне и Риме.

Соединенных Штатов Америки не было. Вообще. Вместо них развились четыре государства: Североамериканские Соединенные Штаты (федерация), Конфедерация Штатов Америки, Конфедерация индейцев Америки и Унитарная Республика Калифорния, захватившая все западное побережье. Понятно, что такое политическое положение дел вряд ли способствовало могуществу региона, а разруха в духе «девяностых», «утечка мозгов» и капиталов в Россию окончательно ставили жирную точку в перспективах развития этого горячего региона. Особенно старались индейцы, которые были готовы наброситься на любого, кто усомнится в их праве на жизнь в своем суверенном государстве.

Впрочем, их северные соседи – канадцы, тоже «пошли под нож», оказавшись поделенными между Москвой, выкупившей львиную долю акций компании Гудзонова залива, и Лондоном.

Таким образом, Северная Америка вместо земли обетованной, в которой сбываются все мечты, представляла в этой реальности озлобленный клубок противоречий и взаимных обид, поверх которого лежали интересы American Investment Bank, созданного Александром с целью выкачивания ресурсов из региона. Финансовые пирамиды, аферы, провокации, рейдерские захваты хоть сколь-либо успешных предприятий… Северная Америка образца конца 1877 года очень сильно походила на территорию бывшего Советского Союза после его разгрома в 1991 году, только в чрезвычайно утрированной форме.

Италия на фоне всех остальных европейских государств очень серьезно отличалась. Во‑первых, она была диктатурой, а не монархией. Во‑вторых, там развивался зародившийся на полвека раньше фашизм. И в‑третьих, она оказалась единственной страной в Европе, которая смогла не только не потерять свою экономику в том вихре, что закрутился усилиями Александра в шестидесятых, но и значительно ее укрепить. Фактически Италия к концу 1877 года оказалась единственным современным промышленным центром Европы… дико, конечно, но тем и удивительнее. Правда вот с колониями у нее не сложилось. Совсем.

Великобритания понесла свое первое серьезное поражение от туземцев – сикхов, взращенных в московских военных училищах и академиях, из-за чего потеряла половину Индии. Второе ей нанесли эфиопы, опять-таки под чутким руководством из Москвы. Удары сыпались на голову Туманного Альбиона один за другим. Впрочем, успехи тоже имелись. Например, Лондон смог приобрести приличную долю материковой Франции. Впрочем, и тут ему пришлось умыться кровью – французы сумели утопить в боях почти все броненосцы англичан, большую часть их боевых парусников и добрую половину гражданского флота, превратив Великобританию из Владычицы морей в обычную страну, обладающую просто хорошим флотом. И это не считая того, что кроме утопленных судов к 1876 году полностью погибла в боях вся кадровая армия и львиная доля моряков как военного, так и гражданского флота. Армейские казармы и корабельные кубрики наводнили практически ничему не обученные новички и дилетанты. Да и финансовые потери, вызванные беспорядками в Индии, потерей рынков сбыта в Южной Америки, Южной Африке, Эфиопии, Египте, Ближнем Востоке и Малой Азии, очень сильно сказались на промышленности и бюджете этой великой державы. Конечно, никто ее не выгонял из клуба мировых лидеров, но она уступила первое место настоящему лидеру – Российской империи, причем с очень серьезным отрывом.

О да… Россия за двадцать один год ударной деятельности Александра преобразилась до неузнаваемости.

Победа над Австрийской империей в коалиционном союзе с Пруссией и Италией дала Москве (да, да, именно Москве, ибо столицу Александр перенес туда сразу после восшествия на престол) не только Галицию, Буковину и Закарпатскую Русь, но и герцогство Пользен, которым Берлин расплатился с Россией за участие в военной кампании. Само собой, не сразу, а поняв, что никаких шансов самостоятельно разгромить подготовившуюся к войне Австрийскую империю не имел. Разгром Османской империи привел к присоединению большей ее части, получению контроля над черноморскими проливами и созданию ряда хорошо контролируемых протекторатов. Захват большей части Ближнего Востока и фактическая оккупация Персии давали просто колоссальные геополитические бонусы, в том числе и контроль за одним из самых лучших нефтяных месторождений в мире. Создание гигантской, но практически не контролируемой колонии, занимающей почти всю Южную Африку, порождало новые просторы для переселенцев, ведь черный континент в те годы был очень плохо заселен даже аборигенами. Выкуп Синайского полуострова у Египта, включая зону будущего Суэцкого канала, давал шанс в будущем получить контроль над всем морским евроазиатским трафиком. Присоединение Туниса, Марселя, Кипра, Крита и кучи греческих островов, которые до 1871 года находились под контролем Османской империи, дополняли общую картину изменения средиземноморской геополитики, выводя во многих ее вопросах Россию на ведущее место. Подчинение Гавайского королевства и оккупация части Никарагуа и сооружение там эрзацверсии трансатлантического канала выводило Москву на совершенно иной уровень контроля Тихого океана.

Вот неполный перечень территориальных приобретений, совершенных усилиями Александра. А ведь он умудрился «сыграть партию», а то и не одну, в Китае, Японии, Средней Азии, Южной Америке, Швеции, Ирландии, Дании и так далее. Мир ужаснулся от совершенно непомерной и беспринципной активности нашего героя. И это не считая поистине колоссальных преобразований внутри государства, которые по масштабам мало чем уступали революции. Чего стоит, например, фактический разгром дворянства в 1867 году, когда он подавил попытку государственного переворота такими жестокими методами, что львиная доля поместного и высшего дворянства просто прекратила свое физическое существование. Или создание советской системы экономики с разделением денежных оборотов и корпоративной схемой организации производства? Ведь именно этот шаг позволил ему начать ударно проводить индустриализацию, сооружая не только новые заводы, но и учебные заведения, сельскохозяйственные заготовительные предприятия и многое другое.

Мир изменился настолько, что его было уже не узнать. Все перевернулось. Российская Императорская Красная Армия[9] пугала Европу своим могуществом и совершенством вооружения. Отечественная экономика развивалась совершенно колоссальными темпами. А тысячи и десятки тысяч километров прекрасных железных и шоссированных дорог, разрастаясь, скрепляли тело Империи. Шло ударное заселение Сибири, Дальнего Востока, Северной Америки, Южной Африки. Медицинская и гигиеническая революции запустили процесс мощного демографического взрыва, порождающего неиссякаемые потоки переселенцев в новые земли…

Александр очнулся от неги своих воспоминаний. Прекрасная тайская массажистка закончила процедуры и откланивалась, изящно изгибаясь своим стройным и соблазнительным телом. Впереди же его ждало чаепитие под спокойную и умиротворяющую китайскую традиционную струнную музыку, совмещенную с партией его любимой игры в го[10], ради которой он держал при дворе несколько выдающихся игроков на государственном обеспечении.

Глава 5

Старший инженер опытного завода № 17 Федор Абрамович Блинов[11] уже третий час пререкался со своими коллегами. Больше всего в жизни он не любил подобные производственные совещания и особенно такие, при которых требовалось утвердить итоговый проект, что позже начнут реализовывать в металле.

Ругань стояла такая, что он на какое-то время закрыл глаза, стараясь отвлечься и подумать. Но, как назло, ничего в голову не шло. Кроме боли, пульсирующей в висках со все нарастающей силой.

– Хватит! – закричал Федор Абрамович, перебивая всех. – Хватит, – уже спокойнее повторил он. – Мы здесь собрались, чтобы не бороды рвать друг другу, а делом заниматься…

– Так, а мы…

– Молчать! – взревел Блинов, затыкая несообразительного товарища. – Вы все знаете, что Его Императорское Величество объявил конкурс и высочайше соизволил доверить участие в нем нам. Всего два опытных производства вкупе с конструкторскими бюро при них привлечены к этому ответственному делу, о важности которого вы все хорошо уже поняли по тому количеству сотрудников Имперской контр-разведки, которые прибыли на наше предприятие. Где-то там трудится коллектив нашего оппонента в этом непростом деле – этого немца Карла Бенца. Вы хотите ему проиграть? Вы хотите ему и всему миру показать, что русские инженеры хуже других?

– Нет, ну что вы такое…

– Молчать! – снова Блинов резко пресек попытку продолжить «несанкционированный митинг» в его кабинете. Это было на него не похоже, но нервы Федора Абрамовича уже просто не выдерживали. Он не мог больше терпеть. – Сейчас мы находимся на грани того, чтобы сорвать план работ. Ничем страшным нам это не грозит. Кроме того, что этот Карл сможет нас опередить. Вы все отлично понимаете, что дело, порученное нам, далеко от простоты и фривольности, а потому терять каждую минуту нам просто преступно. Вы меня все хорошо поняли? – Блинов раздраженно выждал минуту, теребя в руках карандаш. – Отлично. А теперь приступим к делу с пониманием того, что мы делаем.

Через несколько недель в Николаевском дворце инженеры представляли императору отчет.

– Ваше Императорское Величество, – Блинов с парой помощников представляли готовый проект малого пулеметного танка на закрытом совещании, где присутствовали только они, Александр и Карл Бенц – старший инженер опытного завода № 18, занимавшийся разработкой легкого бронеавтомобиля для аналогичной ниши. – Мы решили использовать рядный, карбюраторный двигатель, работающий на бензине.

– Вы же сами стремились поставить туда паровой двигатель высокого давления. Что не так?

– Он очень хрупкий. Мы провели небольшие эксперименты и пришли к выводу, что подобные силовые агрегаты не стоит ставить на аппараты, которые будут испытывать сильные удары. У нас в половине опытов паровик глох после удара платформы в дерево. Даже тогда, когда дерево ломалось. Причем двигатель не просто так прекращал работать, а получал ряд дефектов в самой тонкой и уязвимой его зоне – парогенераторе.

– Бензиновый двигатель у вас готов хотя бы в опытном прототипе?

– Да. Сейчас мы работаем с седьмой версией, проводя его испытания, – кивнул головой Блинов.

– И как успехи? – вклинился Бенц.

– Мы воспользовались материалами покойного инженера Найденова, так любезно нам предоставленными, и смогли добиться весьма ощутимых успехов. – Карл обернулся к Императору, и тот кивнул ему в ответ.

– Да, Карл, ты получил их копию. Федор, продолжай.

– Так вот. Двигатель вышел – просто загляденье. Мы взяли за основу двигатель НД‑15, который планировали ставить в опытный грузовой автомобиль, и стали его доводить до ума. Конструкция, на наш взгляд, оказалась очень смелой, поэтому мы решили не замахиваться на подобные вершины.

– Федор Абрамович, – снова не выдержал Карл Бенц, плясавший от такого же двигателя, – не томи. – Блинов улыбнулся, разгладил усы и продолжил:

– Рабочий объем… – Александр слушал и с легким раздражением переводил заявленные характеристики в привычные меры. Получалось, рядный восьмицилиндровый двигатель, имея рабочий объем в семь литров, выдавал пятьдесят лошадей. Не бог весь какие параметры, но при массе около пятисот килограммов он был лучшим двигателем из тех, о которых слышал Император в этой истории. Конечно, была еще подделка Карла, но у того именно двигатель стал главной проблемой конструкции – он никак не мог добиться стабильной работы даже в пределах часа, потому что стремился завершить идею инженера Найденова. Но никак не получалось. Важным преимуществом, которое давал двигатель Блинова, была низкая степень сжатия, позволявшая его эксплуатировать на бензине любого качества, – …таким образом, я могу сказать, что двигатель, безусловно, удался. Осталось его только доработать и подготовить к серийному производству.

– Что же вы тогда его дорабатываете? – съязвил Карл.

– Он очень чувствителен к загрязнению. Кроме того, мы не можем никак обойтись без опорных подшипников коленчатого вала. Применение баббитовых вкладышей приводит к ощутимому росту расхода топлива и очень сильно увеличивает расход масла. Да и вообще – биений и вибраций становится больше. Но они ведь только на опытном предприятии производятся и отпускаются с огромными проблемами даже для наших нужд.

– Ничего страшного, – улыбнулся Александр. – Когда вы доведете двигатель до ума, подшипники будут. Особенно на этом вопросе акцентироваться не стоит.

– Вы уверены? – переспросил Блинов.

– Совершенно точно. Мною уже подписано распоряжение о начале строительства Можайского подшипникового завода № 1. Быстро построить его не получится, но, думаю, года через два вы сможете рассчитывать на поставки серийной продукции. – Александр глянул на Блинова и улыбнулся, видя, как засветилось его лицо. Впрочем, Карл тоже переполнялся едва сдерживаемой радостью. Судя по всему, проблема подшипников у него стояла не менее остро.

Три часа шло это совещание, которое после небольшого обеда сменилось новым, на котором отчитывался уже Карл Бенц. Слушать обоих инженеров было одно удовольствие. Саша ни на минуту не пожалел, что решил устроить это соревнование и дать возможность опытным предприятиям почувствовать вкус борьбы.

Федор и Карл его радовали безмерно. Конечно, до серийного производства задуманной продукции было еще далеко, но это время приближалось и весьма стремительно. Причем не просто так, а порождая целый массив крайне важных технических решений. Нормальные дифференциалы, простая подвеска опорных катков, полноценные бензиновые двигатели, – Александр зажмурился. – Да чего там только не было в этом списке! И ей-ей, пройдет года два-три и эти фанатики выкатят работающие прототипы техники, ничем не уступающей той, что имелась в его мире к рубежу двадцатых-тридцатых годов XX века. А местами и превосходя ее. Ведь он старался избежать тупиковых решений и подсказать своим конструкторам только лучшие варианты.

Жаль, конечно, что придется еще так долго ждать до появления легкого пулеметного танка и его конкурента – бронеавтомобиля. Но он дождется. Обязательно дождется. А пока взор Императора услаждал новый агитационно-документальный фильм, ждущий одобрения, в котором паровые экскаваторы врывались в твердь материкового грунта вблизи Сахалина, а паровые же трактора и бульдозеры обеспечивали доставку груза к ударно строящейся и расширяющейся дамбе, которая возводилась в самом узком месте Татарского пролива. Грандиозное сооружение, потребовавшее весьма приличных инвестиций и свыше трехсот единиц техники! Его практическая ценность была оспариваемой, но Александра это нисколько не волновало – геополитическая ценность перевешивала экономическую с лихвой. Александр улыбнулся.

Паровые грузовики, бульдозеры, экскаваторы, легкие ветки узкоколейной дороги технологического характера… все это создавало для неподготовленного зрителя эффект какого-то техногенного чуда. Торжества человека над природой. А композиция панорамы с высоты птичьего полета, снятая с воздушного шара, поражала и вызывала трепет. Гигантские стальные муравьи трудились, пересыпая узкую голубую нитку водного простора…

21 июня 1878 года

«…Вернулся из инспекции на новый Челябинский металлургический завод, запущенный в позапрошлом году, ещё при Николае Ивановиче.

За прошедшие два года завод так и не вышел на проектную мощность. Нездоровая ситуация сложилась и с качеством: несмотря на новейшее оборудование процент брака продолжает зашкаливать все разумные пределы. В течение года дважды меняли директора, но ситуация не улучшилась.

Пришлось разбираться самому.

Приехал неофициально и, хотя инкогнито не получилось – слишком многие узнают в лицо, кое-что удалось рассмотреть. Основная проблема завода – низкая квалификация рабочих. Многие из них напоминают обезьян, выученных дёргать за рычаг, чтобы получить банан. Но, что гораздо хуже, их взгляд напоминает коровий – та же тупая отрешённость, отсутствие всякого интереса и неготовность проявить инициативу. При создании завода все иммиграционные ресурсы уже были исчерпаны и штат, видимо, закрывали выходцами из окрестных деревень, причём самых смышлёных, похоже, поглотили прошлые наборы.

С ностальгией вспоминаю два первых послевоенных года. Все заводы, созданные и реконструированные тогда, с самого начала работали как часы. Британские «друзья», уничтожая оборудование французских верфей и прочих заводов, работавших на нужды старого французского флота, оказали мне неоценимую услугу. Без их помощи Россия недосчиталась бы около пятисот инженеров и сорока тысяч высококлассных рабочих, оставшихся безо всяких перспектив на Родине.

Хватит ныть! Предкам было труднее, но они справились. Стартовали из глубокой ямы после Гражданской войны, не имея ни технологического преимущества, ни результатов операции «пылесос», но смогли-таки вывести страну на второе место в мире[12]. Так что – прорвёмся.

Надо не забыть вставить в график следующего квартала посещение ведущих ремесленных училищ…»

03 сентября 1878 года.

«…Вчера посетил Тульское ремесленное училище. То, что я там увидел, меня не обнадёживает. Качество обучения заметно снизилось, всё захлестнул его величество «вал». Ещё шесть лет назад в группах насчитывалось не более шести учеников и половина из них – настоящие «кулибины». Теперь на одного мастера приходится до тридцати «лбов», и лишь несколько напоминают тех, прежних. Остальное болото пытается одолеть науку тупой зубрёжкой и механическим заучиванием стандартных операций. Но они хотя бы – в отличие от той толпы на заводе, горят желанием учиться.

Похоже, демографические ресурсы московской и соседних губерний исчерпаны. А система профессионального образования пока не может охватить всю страну – катастрофически не хватает грамотных мастеров. Да и те, что есть, нагружены сверх всякого предела. И быстро решить эту проблему не представляется возможным. Нужно передать конструкторам и опытному производству распоряжение об упрощении технологий для массового производства. Придётся какое-то время мириться с разными стандартами для опытного и серийного производств. Иначе не удастся в приемлемые сроки насытить техникой и войска, и «народное хозяйство»…»

Глава 6

Захар Тимофеевич ехал в легкой подрессоренной коляске с Демьяном, своим другом детства, на очередное мероприятие уездного земства. Частые разъезды были нормальны для его должности поместного секретаря, отвечающего за вопросы миграционной политики. А потому эти собрания больше утомляли его и отвлекали от насущных дел, но отлынивать было нельзя – слишком много социальных гарантий оказалось связано с общественной активностью. Так что хочешь ты того или нет, но дабы все твое, честно нажитое имущество досталось детям, изволь прикладывать все усилия. Захару Тимофеевичу еще повезло, что ему разрешили компенсировать три года воинской службы на девять лет состояния при Земском собрании и сдачу нормативов по боевой и атлетической подготовке за свой счет, да приобретение всего обмундирования и снаряжения, что полагается иметь на сборах. Тоже за свой счет. А то многие сдавали дела близким и шли служить срочную службу. Причем за счет государства содержались только солдаты-отличники и хорошисты. Ежели же ты имеешь какие взыскания или там нормативы не сдаешь, то тебя переводят на личное обеспечение и только кормят за счет государства. Оружие же, форму и прочее необходимо выкупать за свои кровные.

Вот так и мыкался Захар Тимофеевич, два раза в год сдавая кроссы, стрельбу, атлетику и прочие «предметы». А иначе никак. Ничего толком ни передать, ни унаследовать, ни на должность какую встать, особливо командную, ни проголосовать на Земском собрании, ни себя выставить. Да что там говорить, даже на объем имущества, которым владел человек, и то наложили ограничение.

Простым крестьянам-то и рабочим хорошо оказалось. Ведь их он практически не касался. А вот всех более-менее состоятельных и уважаемых людей встряхнуло основательно. Хуже всего пришлось целой армии помещиков, которые слишком привыкли к вольностям… а тут враз все переменилось. Да и промышленникам с заводчиками – тоже не сахар. Однако Его Императорское Величество шутить не любил, и все хорошо помнили дворянский бунт 1867 года. Кроме того, он давал время привести дела в соответствие с новыми законами. Вот Захар Тимофеевич и приводил как мог.

– Слушай, Захар Тимофеевич, – нарушил размышления своего друга простой общинный крестьянин Демьян. – Я вот все в толк не возьму – отчего все это?

– Что именно?

– Ну вот смотри. Людишек с мест согнал обещаниями сладкой жизни да за тридевять земель отправил. Поди и в живых никого не осталось. Не зря же туда ссылали за проступки. А зачем? Чем ему людишки-то не угодили? Зачем со свету сживает?

– Демьян, кто тебе такую дурь в голову вбил? – поразился размышлениям своего старого друга Захар Тимофеевич.

– А то разве важно? – слегка раздраженно ответил Демьян.

– Ясно, – усмехнулся Захар. – Так и передай Марфушке своей ненаглядной, чтобы в мужские дела не лезла и голову твою не подставляла. Ты ведь поверил ей? Ведь так?

– Так.

– Но а если не ее словами, а сам-то что думаешь? Сгубил Император тех охочих людишек али нет?

– Того мы не ведаем. Оттуда еще никто не возвращался, – пожал плечами, слегка косясь на своего друга, Демьян.

– Неправда твоя. Сам видел ходоков. Беседовал.

– И что там, правда, земля обетованная? – С легкой усмешкой спросил Демьян.

– Отчего юродствуешь? Земли там плохо заселенные и обширные, но вполне пригодные для жизни. Лесов так и вообще – видимо-невидимо. Как у нас в древнюю старину. Оттого и дают огромные наделы на семью, что есть от чего отрезать. А что тут дашь? Пять-шесть десятин? Ну десяток. А толку с них? Все одно – хозяйство не пойдет, ибо мало. Ни леса тебе, ни выпаса нормального. Даже два десятка – и то не сильно помогут. Много нас тут жило, не прокормиться толком.

– Вот жили веками как-то, а теперь не прокормиться? – усмехнулся Демьян.

– Что знаю, то и говорю. Своими глазами читал в Статистическом временнике о том, как росло население России. Там ведь по головам пересчитали всех.

– Ну то сейчас. Раньше что, меньше было?

– А ты считаешь, что больше? – вернул усмешку Захар. – В той замечательной книжке показан учет душ по Московской губернии за последнюю пару веков. И ты знаешь – выросло новых едоков весьма прилично.

– Что-то не верится мне.

– Так верится или нет – дело десятое. Я говорю о том, как есть, – с легким нажимом произнес Захар. – Население России растет и сосредоточено по эту сторону Урала и Кавказа. Наше Закавказье населено очень скудно. А Сибирь – и того хуже. До того как Его Императорское Величество не начал переселение туда охочего люда, в тех краях жило всего два-три миллиона человек.

– Ого! И это, по-твоему, мало?! – искренне удивился Демьян.

– Да. Очень мало, – невозмутимо ответил Захар. – Ведь в старой России проживало свыше шестидесяти миллионов, а ее территория была раза в три менее Сибири и наших приморских владений вокруг Тихого океана.

Демьян запнулся, раскрыв рот. Видимо, посетившая его мысль встала колом, и он не решился ее озвучивать.

– Так что земли там изрядно, а людей – жиденько. У нас же тут – напротив. Оттого Его Императорское Величество и занимается переселением. Во имя всеобщего блага.

– А чего же тогда, разоряя владения помещиков‑бездельников, он их земли крестьянам не стал отдавать? Зачем городил эти странные… как их?

– Императорские заготовительные предприятия?

– Да. Эти самые. Вона – самые лучшие земли себе забрали. Хуже помещиков.

– А чем они лично тебе помешали?

Демьян зло поджал губы и промолчал.

– Если не можешь сам вести хозяйство, так иди к ним работать.

– Я живу трудом. Своим трудом. Мне все эти премудрости не нужны.

– Так это трактора так Марфу напугали?

– При чем здесь Марфа?! – вспылил Демьян.

– А кто тебе всю эту чушь в голову вбивает? Не иначе, как скалкой или ухватом каким себе помогает.

– Ты! – Демьян схватил за грудки своего друга, но ударить не решился, лишь бешено вращал глазами и строил страшное, разгневанное лицо.

– Хватит! Хватит, Демьян. Мы оба с тобой знаем, что я прав. Я не Марфа, сам знаешь. Да и должность у меня серьезная, уважаемая. Если есть какие вопросы – спрашивай. Отвечу как знаю. Что много лучше тех глупостей, что выдумала твоя баба. – Демьян отпустил Захара и с поникшей головой сел рядом. Минут пять они ехали молча, пока Захар не решил подбодрить поникшего сотоварища: – Ну же. Что ты сник? Я тебе когда дурость говорил? Или зла желал?

– Нет.

– Тогда что? – спросил Захар, видя, как Демьян неловко отводит глаза и явно стесняется, но очень желает перевести разговор в новое русло. – Спрашивай. Вижу же, что грызет тебя что-то.

– Мне Марфа уже все уши прожужжала бабьими сплетнями. Что они только не рассказывают. Особенно после того, как она впервые увидела эти трактора. Совсем ума лишилась. Как только освобождается – в церковь бежит. Отец Серафим ее оттуда уже и так и сяк пытался отвадить, ибо не дело крепкой, здоровой бабе по церквям так долго ходить. Хоть бей ее. Совсем с ума спятила.

– Да, беда, – расстроенно покачал головой Захар. – Как тебе помочь?

– Не получится, – сказал Демьян и сплюнул на пыль грунтовой дороги, по которой их несла лошадка. – Тут один Всевышний только способен подсобить, но ему, верно, нет дела до такого грешника, как я.

– Но ведь это не вопрос, верно?

– Верно, – спокойно произнес Демьян. – Бог не дал мне сыновей. Сам знаешь, семеро дочек растет. Все бы ничего, но расширение надела, что положили мне по переделу трехлетней давности, не помогает… – Демьян замолчал и потупился.

– И?

– Я знаю, что у нас собираются создавать это самое Императорское заготовительное предприятие. Помоги мне туда устроиться?

– Демьян, ты же всегда о таких вещах только хулу говорил. Как же так?

– Понимаешь, мне этих баб кормить как-то нужно. А потом и замуж выдавать. А там, поговаривают, что Император хорошо платит своим людям.

– Не всем. Ты ведь ничего толком не умеешь из того, что пригодится. А если идти разнорабочим, то несильно это и выгодно в твоем положении. Все-таки семь девок да жена…

– Что же тогда делать? Их без приданого никто не возьмет. Особенно после этих истерик, что Марфа устраивает у колодца и лавки Петровича.

– Значит, так. Я сегодня переговорю с Иваном Никитичем, он занимается набором добровольцев на курсы трактористов. Знаний от тебя никаких не требуется. Всему там научат. И читать, и писать, и считать. Но главное – после этих курсов тебя возьмут в ИЗП на хорошую должность. Например, тем же трактористом. Там зарплата солиднее, да и свой огород, в случае необходимости, сможешь вспахивать. Если, конечно, договоришься с руководством. Что сильно тебе облегчит жизнь. От тебя требуется только максимальное прилежание и рвение в учебе, ибо отсев негодных там сильный. Из-под палки никто ничему учить не будет. Захочешь – выучишься. Нет – скатертью дорожка.

– А долго ли учиться?

– Год.

– А кто же семью кормить будет? – опешил Демьян.

– Тебе как учащемуся Императорских технических курсов на общем начале будет полагаться стипендия, то есть выплаты. Не бог весть что, но должны помочь семье. Кроме того, твои старшие девки смогут устроиться в рыбоводческое Императорское заготовительное предприятие и присмотреться к тому, что будет в новом. Как-нибудь год продержатся. А потом уже дела в гору пойдут. Можно будет дочь какую тоже на курсы отправить. Их сейчас много стало. Если хорошо учиться будет, то на фабрику какую возьмут или завод, а то и вообще отправят в училище.

– Девок учить? – удивился Демьян.

– На то есть решение Земского собора и не нам ему перечить, – резко и раздражительно ответил Захар, не первый раз сталкивающийся с неприятием в крестьянской среде женского образования. Проще было сослаться на высокий орган, чем пытаться что-то объяснить недовольным. Это, конечно, было неправильно, но ему было так проще и легче. Да и крестьяне с такой постановкой не спорили, понимая, что «жираф большой, ему видней».

– Захар Тимофеевич… А меня точно возьмут? Боязно-то как, – произнес, слегка испугавшись от резкого тона друга детства, Демьян.

– Я попрошу за тебя. Должны. Во всяком случае – попытка не пытка. Всяко лучше, чем по вечерам слушать вопли Марфуши и думать, как дожить до следующего года.

– А если не сдюжат?

– Я обещаю тебе, что я помогу твоей семье, – Захар взглянул в глаза Демьяну. – Но и ты обещай мне хорошо учиться и не вылететь с курсов за халатность или неприлежание. Ведь я за тебя поручусь. Буду продвигать. Один трактор, которым ты будешь управлять после окончания обучения, стоит несколько тысяч серебром. Не подведи меня.

– Не подведу, Захар.

В здание совета Захар с Демьяном приехали вовремя, так как практически весь актив был уже в сборе и толпился во дворе, слегка почесывая затылки и думая, ради чего их всех собрали. В общем, толком поболтать им со старыми знакомыми не удалось, ибо буквально через десять минут всех пригласили в зал, где их ждали представители губернского земства.

– Здравствуйте, товарищи, присаживайтесь, – сказал седовласый мужчина с добрым взглядом, обращаясь к гостям.

– А зачем нас собрали? – раздался вопрос откуда-то из толпы.

– Присаживайтесь, присаживайтесь. Грядет реформа, и нам с вами нужно все обсудить…

Собрание неожиданно затянулось. Сначала губернский представитель прочитал простую, но доходчивую лекцию на тему «Природа денег», в которой кратко рассказывалось, какие деньги бывают, как классифицируются, что собой представляют и какие подвохи можно от них ожидать. А потом торжественно сообщилось, что Его Императорское Величество, видя полный разлад в денежном обращении России, решил провести реформу и упорядочить оное в государстве, приведя его к единому стандарту и общему образцу.

Дабы не возникало никакой путаницы, он высочайшим указом постановил вводить новую валюту – империалы, соответственно рублю и старой копейке[13]. Причем никаких аналогов дробной части – копейки – не вводилось, вместо этого просто ронялся курс империала, дабы оставить единый тип валюты и упростить финансовые расчеты.

Кроме лекции и порядка обмена, всем участникам семинара были розданы красочные бумажные буклеты, в которых описывалась каждая купюра, да не просто так, а с указанием особых мест, на которые надобно смотреть для проверки. В общем, подготовка в аспекте информирования населения шла весьма основательно.

Банкноты для своего времени были выполнены весьма и весьма качественно. Тут была и градация по цветовой гамме, и филигрань, и тиснение, и микротекст, и штриховые узоры, и многое другое. Конечно, ничего принципиально нового в империалах не применялось, однако одновременное использование всех этих средств защиты встречалось впервые. Единственным моментом стало то, что Александр лично настоял на единстве размера банкнот. Ну не нравилась ему лично ситуация, при которой пачка банкнот была не монолитным брикетом, а «охапкой макулатуры».

Особняком шел дизайн, который настолько сильно отличался от общепринятого, что бросался в глаза. В частности, Александр решил использовать компоновочный дизайн современных для него долларов США малых номиналов. Конечно, этот шаг был далек от патриотичности, но Императору так хотелось. Мог же он уступить перед столь непринципиальной слабостью.

В совокупности, конечно, пришлось очень долго возиться с новым оборудованием для изготовления банкнот, но за пять лет, что подготавливалась реформа, все положительно решилось. А потому к 1878 году Верейский монетный двор Государственного банка Российской империи был оснащен по последнему слову техники и уже полгода печатал новые банкноты для начала процедуры обмена.

С монетами вышло и проще, и сложнее одновременно.

Несмотря на то что споры в Министерстве финансов стояли жаркие, Александр все-таки пошел на то, чтобы ходовые монеты изготовлялись не из драгоценных металлов и так же как и банкноты являлись номинальным символом своей покупательной стоимости. В этом заключалась главная сложность.

Ведь люди привыкли к тому, что монеты можно накапливать в «кубышках» и они относительно стабильны по своей покупательной способности. Да и вообще – серебряная или золотая монеты была как-то ближе среднестатистическому обывательскому сердцу, но Его Императорское Величество решил, что «стерпится – слюбится», ибо рисковать, пуская золото и серебро в свободный оборот, очень не хотелось. Так что новые монеты стали изготавливать из «северного золота»[14]. Мало кто знал, что сам факт производства этого металла был обусловлен экспериментами при Ярославском металлургическом комбинате, который занимался обогащением цветных металлов электролитическим путем в неводных растворах. Это производство, решительно выбивающееся из общего контекста технологий конца семидесятых годов XIX века, очень сильно продвинуло экспериментальную металлургию вперед. Что и привело к созданию специального производственного комплекса в Ачинске, который состоял из металлургического комбината, ориентированного на производство алюминия, теплоэлектростанции и Сибирского монетного двора.

Ключевым словом во всем этом был алюминий, который промышленным способом вырабатывали только в Ачинске и больше нигде в мире. По идее нужно было бы использовать его в более важных направлениях, но опытный завод пока давал столь мало ценной продукции, что Александр решил на первых порах пускать его только на алюминиевую бронзу для монет. Тем более что эксплуатационные качества последних ощутимо возрастали от подобного шага, да и фальшивомонетчиков ставили в весьма неудобное положение – без алюминия с Ачинского металлургического комбината получать сырье для монет было крайне невыгодно. В лабораторных условиях алюминий был практически на вес золота.

Впрочем, все это было мелочами, которые тонули в предстоящей реформе и переводе всего и вся на новую единую валюту Империи. Причем она становилась не одной из многих вариантов оплаты, а единственной, так как все остальные изымались из оборота и с 1880 года становились нелегитимными. В том числе такие вещи, как иностранные денежные знаки и частные долговые расписки. В общем – участники собрания были озадачены и потрясены услышанными новостями, не понимая, как себя вести.

– Но ведь у некоторых зарыты кубышки со старыми монетами из золота и серебра. Как же быть этим людям? Явно-то вырыть их и поменять немногие решатся, ведь монеты не из золота или серебра, а из какого-то незнакомого металла. А ну как Его Императорское Величество решит все поменять спустя пять лет? Вот монеты и пропадут. – Захар Трофимович настороженно посмотрел на губернского представителя, потому что знал о неудобности своего вопроса.

– Я вам больше скажу – быстрее всего никто их не выкопает, – улыбнулся губернский представитель. – Впрочем, это не важно. Хранить свои накопления подданные Его Императорского Величества могут хоть в козлиных шкурках. Только расплачиваться они этими монетами нигде на территории Российской империи не смогут без нарушения закона. Никто не вправе будет принимать подобные монеты в качестве платежного средства. Да и налоги им ничем другим выплатить не получится. Так что толку от них будет немного. Но эта реформа не имеет целью ограбление населения или обесценивание их запасов. Поэтому сдать в отделение Государственного банка эти монеты можно будет и после окончания основного обмена. Но только по стоимости металла. С 1880 года в Российской империи можно будет использовать в качестве денег только империалы. За использование в качестве денег всего остального будет введена административная и уголовная ответственность.

– А если кто не успеет обменять старые ассигнации или иностранную валюту?

– Для них всегда будут открыты отделения Государственного банка, в которых они смогут по текущему курсу произвести обмен. Причем, что немаловажно, обмен будет продолжаться в течение последующих десяти лет во всех отделениях Государственного банка и еще десять лет – в губернских филиалах. Таким образом, обмен будет продолжаться вплоть до 1900 года, дабы никто не оказался обделенным.

Глава 7

– Итак, джентльмены, мы собрались здесь на уже традиционное заседание нашего клуба, – хитро прищурившись, произнес сэр Гладстон. – Надеюсь, возражений нет. – Он последовательно смотрел в лицо каждому из присутствующих в этом зале людей, дожидался утвердительного кивка и переходил к следующему. Затем уже немолодой мужчина тяжело вздохнул и, отпив немного вина из бокала, произнес: – Тогда начнем согласно традиции. Сэр Арчибальд[15], вам слово.

– Сэр, может быть, мы затронем смежную тему? – вопросительно поднял бровь Арчибальд.

– Хорошо.

– Итак. Всем вам известно, что сейчас идет подготовка к тому, чтобы объявить наши континентальные владения Королевством Франция. Благо что Париж и Орлеан, а также большая часть земель, традиционно входящих в королевский домен, находятся в наших руках. С моей стороны на данный момент полностью проведена дипломатическая подготовка этого акта.

– Даже Россия согласилась? – удивленно спросил седой грузный мужчина с одутловатым лицом.

– Конечно. Ничего зазорного в этом нет. Для Великобритании такая форма внутренней территориальной организации нормальна.

– Но ведь в этом случае…

– Да Александру плевать, как мы себя назовем. Хоть княжеством. Тем более, что кроме выделения Французского королевства мы проводим процедуру оформления Валлийского и Канадского королевств[16]. Таким образом, под сенью официально создаваемой Британской империи к лету следующего года будет собрано пять королевств[17].

– Он разве не понимает, что такое положение дел даст нам возможность претендовать на всю континентальную Францию?

– Его Императорское Величество Александр III в курсе подобного расклада, – улыбнулся сэр Арчибальд, – и не против. Он даже высказывался о том, что в случае необходимости готов обсуждать с нами совместную военную кампанию против Германской империи, предлагая нам забрать их французские владения в обмен на кое-какие территории в Пруссии и Мекленбурге.

– Вот даже как! – удивился Гладстон.

– Именно. Но, боюсь, нам следует избежать подобных авантюр. Ведь так? – обратился сэр Арчибальд к премьер-министру.

– Да, я с вами полностью согласен, – кивнул сэр Гладстон. – После того ужасного испытания, что нам принесли последние десять лет, ввязываться в какие-либо авантюры этого русского медведя нам не стоит.

– Ха! – Подал голос сухой седой мужчина в мундире адмирала. – Испытания? Да вы шутите, сэр! Эти испытания обернулись тем, что Великобритания лишилась практически всего военно-морского флота и десятков тысяч хорошо обученных моряков. Взять те же броненосцы – их до доков добралось только две штуки, да и то едва держась на плаву. Кроме военно-морского флота мы понесли колоссальные потери в гражданских судах и экипажах. За одну войну 1871–1872 года общий тоннаж кораблей Ее Королевского Величества уменьшился втрое. Пиратские выходки французов сначала в Атлантике, а потом и на индийских коммуникациях оказались катастрофическими для нас. Вспомните – сколько нам понадобилось сил и времени, чтобы пустить ко дну последнего пирата в Индийском океане? И ведь действовали они не на дрянных лоханках, а на военных парусниках французской короны, которые отказались капитулировать и сражались до последнего. Да с экипажами под стать. Эта война, в которую нас втянул русский медведь, заставила нас по-настоящему умыться кровью. Уже сейчас итальянский флот по тоннажу уверенно соперничает с Royal Navy, а в Пиренеях расправляет крылья испанский заморыш. Кто бы мог подумать о нем еще десять лет назад! Но сейчас, после такого удара по нам и весьма разумной финансовой политике Ротшильда в Мадриде, Испания становится действительно опасным, самостоятельным игроком.

– Кроме того, – подхватил недовольную речь моряка офицер-артиллерист, – из-за неудач на флоте мы понесли очень серьезные потери в Индии. Практически вся кадровая армия легла в боях с этими проклятыми сикхами, которые оказались не в пример лучше обучены, чем во время их последнего восстания. На текущий момент я могу констатировать – английская армия очень слаба, плохо обучена и весьма посредственно оснащена.

– Да, джентльмены, да. Мы дорого заплатили за то, чтобы закрепиться на континенте, – произнес Арчибальд Примроуз. – Большая цена за вкусный кусок. Мы разгромили нашего извечного противника и сделали то, чего во времена Столетней войны мечтали добиться наши далекие предки. Я думаю, это того стоит. Что же касается русского Императора, то нам не нужно однозначно отказываться от сотрудничества с ним. Он слишком опасен, чтобы мы пытались закрыться от него сплошной стеной. Если же возникнет такая ситуация, что Россия сойдется с Германией в серьезной битве, то, я думаю, мы сможем выбрать выгодную для нас позицию без лишних эмоций. Пусть даже ради этого нам придется пойти на открытый союз с Москвой.

– Дорогой мой друг, – обратился к Арчибальду Гладстон, – вы, безусловно, правы. Но давайте вернемся к тем вопросам, которые нас волнуют.

– Хорошо. Итак. Французская корона у нас в кармане. Нам остается только провести соответствующие ритуалы и подготовить законодательные акты.

– Фридрих?

– Германская империя нами контролируется очень хорошо благодаря тому, что Фридрих обожает Ее Королевское Величество. Наш германский друг в Лондоне проводит не меньше времени, чем в Берлине. Поговаривают, что в Германии такого поведения Императора не одобряют, но дальше ворчания в пивных дело не доходит. Кроме того, нами вполне успешно прогреваются реваншистские настроения, направленные против России. Тут и высказывания Фридриха, и статьи в газетах, и салонные провокации. Общий негатив к русским продолжает нарастать, хотя и не так интенсивно, как нам хотелось бы.

– Италия? – Она стала слишком самостоятельной последнее время. Особенно после той сделки, совершенной на Парижском конгрессе. Продажа Сардинии и Корсики банкирам дала Риму весьма солидное вливание в экономику иудейских капиталов. Причем, что немаловажно, безвозмездное. В самом Риме поглядывают, особенно после смерти Гарибальди, на эти «вкусные» острова, но пока сохраняют лояльность. Тем более что Израиль[18] проявил изрядную гибкость во внешней политике.

– И что, макаронники смогли разумно распорядиться большими деньгами? – спросил Гладстон.

– Вполне. За минувшие пять лет они построили свыше полусотни новых заводов, в том числе военных. Да и новый режим, несмотря на общую распущенность населения, дает о себе знать. Особенно они налегают на судостроение. Они вполне уверенно конкурируют с английским флотом на атлантических коммуникациях.

– С этим нужно что-то делать, – покачал головой седой адмирал.

– А что вы с этим сможете сделать? Объявить войну Италии? Попытаться на нее экономически надавить? Нет, сэр, мы никак открыто противодействовать ей не можем. Даже напротив – она нам нужна. Ведь там на данный момент единственная серьезная научная школа в Европе, способная противостоять русским. Нам нужны их разработки. Поэтому я считаю, что нам нужно… – сэр Арчибальд запнулся и замолчал.

– Что?

– Угроза России с каждым годом становится все более очевидной и растет день ото дня. Война 1871–1872 годов показала, что воевать с русскими один на один – самоубийство. Да, мы можем подождать, пока русский Император умрет, а его дело само зарастет бурьяном и эта дикая страна вернется к своему естественному состоянию. Но, во‑первых, это слишком долго, он ведь здоров, полон сил и служба его безопасности не дремлет, а во‑вторых, не следует исключать, что его не сменит такой же выдающийся правитель. Поэтому я считаю, что мы должны настроиться на борьбу вплоть до открытой войны.

– И как вы себе это представляете? – скривился престарелый адмирал.

– Решение подсказал нам сам Александр. Вспомните, как он поступил со Швецией и Персией? Правильно, он включил их в очень любопытный союз. И я предлагаю вам, джентльмены, сделать что-то аналогичное. Североатлантический альянс с общим союзным правительством.

– Вы считаете, что Великобритания должна поступиться своим суверенитетом ради безопасности? – нехорошо прищурившись, произнес Гладстон.

– Кто вам сказал, что мы чем-либо поступимся? – ухмыльнулся сэр Арчибальд. – North Atlantic Treaty Organization только на словах будет равноправной. Мы легко подомнем под себя остальных участников. Это дело нескольких лет. После чего, при видимом равенстве стран-участниц, мы будем в этой организации доминировать и решать прежде всего свои проблемы. А дальше… дальше будет видно, – улыбнулся Примроуз сияющей улыбкой.

– Вы, как я понимаю, уже и проект союзного договора заготовили? – спросил сэр Гладстон, все еще хмурясь.

– Конечно, – кивнул Примроуз и с довольным лицом раздал всем присутствующим свои «заготовки», принесенные с собой в папке.

Спустя десять минут все завершили чтение, но высказываться никто не спешил. В конце концов сэр Гладстон нарушил молчание.

– Я думаю, джентльмены, что выскажу общее мнение, – он перевел взгляд на сэра Арчибальда. – Начинайте работать по этому вопросу. Если Берлин и Рим не против, то Лондон готов принять рабочую конференцию по этому вопросу. Мы готовы договариваться ради выживания. Да, джентльмены, именно выживания, потому что Александр показал себя очень сильным игроком и нам нужно прекратить его недооценивать. Как показала практика, это слишком дорого обходится нашей многострадальной родине. Кстати, сэр, – обратился Гладстон к Примроузу, – а что по России? Мы как-то совершенно отвлеклись.

– Что тут сказать, – сэр Арчибальд потер руками лицо и вздохнул. – Ничего хорошего. Для нас, разумеется. Вы понимаете, наша разведка имеет, конечно, кое-какие силы в этой дикой стране, но… Россия развивается совершенно непонятным для нас способом. Мы совершенно точно знаем, что русские смогли серьезно ограбить Францию во время кампании 1872 года, но куда делись эти деньги? Мы просматриваем все их публичные отчеты по финансам и не понимаем, что происходит. С одной стороны, совершенно точно не наблюдалось выброса свободного капитала на рынок. С другой стороны, мы видим плавный, но уверенный рост расходов государственного бюджета.

– Я не очень понимаю природу ваших затруднений, – нахмурил лоб Гладстон.

– В России происходит ежегодное увеличение расходной и доходной статей бюджета. Меня смущает ряд статей, но проверить их мы не можем.

– Какие же?

– Например, доходы, полученные от ценных бумаг. Какие ценные бумаги, где они размещены и… нам ничего не известно. Черная дыра, через которую в бюджет закачиваются довольно солидные деньги.

– И это не приводит к инфляции?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю. Все, с кем я консультировался, говорят о том, что не понимают сложившуюся финансовую ситуацию в Российской империи. И указывают на то, что очень большие деньги сейчас уходят на строительство железных дорог. Просто колоссальные затраты. – Сэр Арчибальд задумался и замолчал.

– Что-то еще?

– Да. С каждым годом происходит очень солидное увеличение основных фондов личного имущества Императора, которое представлено прежде всего заводами, фабриками и сырьевыми разработками. Думаю, Александр вкладывает туда деньги. Но, опять же, совершенно не понятно, сколько, в каком порядке, сколько у него осталось и сколько реально стоят заявленные фонды.

– А это важно?

– Думаю, что да. Дело в том, что из Франции было вывезено русскими больше двух миллиардов рублей золотом и серебром, плюс еще сколько-то произведениями искусства. Сколько Александр выгреб из Османской империи, сложно сказать, но думаю, не меньше. Ведь после войны большая часть старой аристократии Великой Порты прекратила свое существование, как и их блистательные апартаменты. Таким образом, мы получаем свыше четырех миллиардов рублей в драгоценных металлах. Это колоссальные суммы! И что-то должно было остаться от грабежей Австрийской империи. Какой-то доход ему приносят финансовые махинации в Новом Свете. Иными словами – он сейчас должен располагать просто колоссальным финансовым резервом, от которого зависит стабильность России во время войны и то, как долго она протянет в затянувшемся серьезном конфликте.

– Вы забыли про Среднюю Азию и ее захват.

– Умышленно пропустил, потому что там особенно и захватывать нечего было.

– Все равно.

– Сэр, я хозяин Foreign Office, и я лучше вас информирован о том, что происходило в Средней Азии. Все местные князьки спустили свои капиталы на закупку вооружения у нас для борьбы с русскими. Александру там достались сущие крохи и целый ворох устаревшего оружия.

– А почему вы думаете, что Император показывает не реальную стоимость основных фондов?

– Мы до конца не понимаем, как он смог избежать инфляции, да и движения средств вызывают очень много вопросов. Александр содержит очень серьезный штат разных специальных ведомств вроде Имперской контрразведки, из-за чего у нас не получается нормально внедриться в систему управления государством. Неподкупных людей не бывает, но даже если кто и уступает перед нашим предложением, их… в общем, мы их теряем, – сказал и многозначительно улыбнулся сэр Арчибальд.

– И что вы предлагаете?

– Работать дальше. Мы решили начать переориентироваться на главный контролирующий орган – Имперскую контрразведку. Я не верю, что там трудятся идеальные люди. Поэтому необходимо упрямо идти вперед и искать подходы к тем или иным сотрудникам. Даже простой поручик Имперской контр-разведки для нас будет крайне полезен. Кроме того, мы активизировали свою работу с уголовниками. Подкармливаем некоторых потихоньку. На данный момент это наша единственная опора в России. Уж больно они перепугались 1867 года, а потому сплотились и искренне возненавидели Императора. Он для них хуже дьявола и всей преисподней.

– А оппозиционно настроенные дворяне и разночинцы?

– С ними мы тоже работаем, но они слишком сильно разрозненны. Мы до сих пор не смогли выдвинуть никакого серьезного лидера в изгнании, чтобы от его имени сколачивать костяк новой подпольной оппозиции в России. Так что пока приходится держаться уголовной среды. По крайней мере, они охотно оказывают нам бесценную помощь в сборе информации. Им достаточно того, что Александр и наш враг тоже.

– Но разве Александр не борется с преступностью?

– Борется. Но у него просто нет достаточного количества людей для того, чтобы контролировать всю Россию, поэтому он держит только важнейшие направления. Так что у нас есть с кем сотрудничать. По крайней мере, пока есть.

Глава 8

Михаил Михайлович Голицын[19] сидел в красивом генерал-губернаторском особняке на берегу Тихого океана и наслаждался величественным видом, что открывался на волны, уходящие куда-то вдаль за горизонт. Было тихо и спокойно. Хотелось просто забыться и заснуть тут же, на лавочке, под мягкий приглушенный шум робкого прибоя, который, казалось, сам стремился услужить дорогому гостю. Впрочем, этому не суждено было сбыться, задержавшийся Николай Геннадьевич Казнаков[20] прибыл в этот райский уголок, чем завершил «зауральский триумвират», собранный по инициативе главы Тихоокеанского генерал-губернаторства – Николая Петровича Синельникова[21].

– Итак, товарищи, – начал свое выступление Николай Петрович. – Я вас здесь собрал, чтобы обсудить планы развития нашего «Зауралья», – он улыбнулся. – Грядет торжественное открытие Транссибирской железнодорожной магистрали, которая сейчас высасывает огромные ресурсы и силы. И их, после высвобождения, нужно будет направить куда-нибудь еще. Именно для этого я вас и собрал.

– А почему не в Москве? – слегка удивился Голицын.

– Потому что в Москву нам нужно будет ехать с уже готовым проектом плана действий. Я думаю, Его Императорскому Величеству эта вся возня будет не с руки. У него и так забот хватает.

– Вы не боитесь, что наш план вступит в противоречие с тем, что задумал Его Императорское Величество?

– Если так получится, то мы уступим, – Синельников был неумолим. – Главное заключается в том, что он у нас будет. Мы начинаем плясать, отталкиваясь от этого. Согласитесь, это все-таки лучше его отсутствия или попытки родить оный на ходу. – Голицын с Казнаковым, немного подумав, кивнули в знак согласия. – Раз вы согласны, то с чего начнем?

– С самого насущного – с транспорта.

– Но ведь Транссибирская магистраль, которая тянется ударными темпами как со стороны Европы, так и со стороны Тихого океана, должна будет решить эту проблему.

– Если бы, – горько усмехнулся Голицын. – Ее задача – выступить хордой, которая проходит сквозь тело Империи и обеспечивает магистральные переброски. Интенсивное переселение народа в наши генерал-губернаторства последние несколько лет создали очень большие проблемы транспортного характера. Люди ведь селятся не только рядом с дорогой, но и вдали от нее. Особенно сейчас, когда из Москвы к нам приехал план перспективных месторождений и кое-какие наметки новых императорских заводов да разработок.

– И что вы предлагаете?

– Нам нужна не только хорда, но и поперечные магистрали, причем не только железнодорожные, но и иные. То же речное судоходство нужно переводить на новый уровень и заказывать больше паровых катеров и пароходов. Кроме того, по ряду направлений требуется создание шоссейных дорог, потому как объем грузоперевозок незначительный, но сообщение с этими удаленными пунктами требуется. Сейчас там по размытым большакам двигаются одно– и двуконные фургоны, постоянно строчащие жалобы на отсутствие мостов и плохое состояние обычных трактов.

– То есть вы хотите предложить Его Императорскому Величеству направить два военно-строительных полка на возведение речных портов и отсыпание шоссейных дорог[22]?

– Да, но не только. На данный момент в Европейской части Российской империи активно используется труд осужденных на строительстве дорог. Это очень хорошая практика. Учитывая общий недостаток техники, я предлагаю начать формировать строительные отряды из уголовников, бродяг и прочих мутных личностей, которых в районе монгольской и маньчжурской границ очень много. Вспомните, сколько ежегодно мы интернируем случайных гостей из Китая? Особенно натыкаясь на их стихийные поселения. Корпус пограничной стражи решительно перегружен, но толку этого не приносит.

– Вы хотите смешать уголовников с китайскими крестьянами? – удивился Синельников.

– Нет, что вы. Строительные отряды нужно будет делать разные. Даже уголовных преступников нужно делить на категории. Тех, кто опаснее, отправлять в какую-нибудь страшную глушь, чтобы сбежать не было шанса. А иных, кто за мелочь сел, поближе к человеческим условиям. Китайцам – так и вообще пообещать подданство после десяти лет подобных работ, а потому нормально кормить и вести себя с ними прилично.

– Интересно, как к этому отнесется Его Императорское Величество? – задумчиво спросил Казнаков.

– Я полагаю, что положительно. Турецкие военнопленные до сих пор что-то строят на Кавказе. Не все, конечно, но свыше сорока процентов все еще не амнистировано. А ведь прошло больше шести лет. Кроме того, в Европейской части России сейчас, согласно статистике, порядка миллиона человек отбывает наказание в стройотрядах, создавая нормальную дорожную систему. У нас, конечно, столько людей привлечь не получится, но кое-что мы собрать сможем.

– А вы не боитесь, что «иваны-законники» смогут очень сильно нам навредить? – спросил Голицын, потирая виски. Что-что, а борьба с уголовниками, в том числе высокопоставленными, за минувшее десятилетие, которое он бессменно занимал пост Восточносибирского губернатора, успела его утомить и довести до особой формы раздражения.

– Есть указ Его Императорского Величества от 7 марта 1878 года[23], – произнес задумчиво Казнаков. – Вы разве о нем не помните?

– Он уже вступил в силу? – спросил Голицын.

– Да. Так что нам в этом плане развязаны руки.

– Не будет ли перегибов на местах? – задумчиво произнес Синельников.

– Пусть лучше будут перегибы. Я считаю, что указ очень даже правильный, и буду ему следовать неукоснительно. Чего и вам рекомендую делать.

– А вы не думаете, что таким образом сами «иваны-законники» будут бороться с конкурентами или нормальными, здоровыми людьми, попавшими в тюрьму случайно?

– Я думаю, что будут. Но страх случайно наказать невиновного не должен, я считаю, останавливать нас в борьбе со злом. В конце концов, подобного от нас просит Его Императорское Величество. – Хорошо, хорошо, – успокоил Казнакова Голицын под усиленное кивание Синельникова. – Вы правы. Думаю, нам тоже нужно последовать этим путем. Но все равно, даже такие драконовские меры в нашем случае не решат всех наших проблем. Когда я смотрю на ту карту, что нам прислали из Москвы, мне дурно становится. Как мы будем осваивать все эти месторождения? Это же огромное количество заводов и разработок! На них уголовниками и китайцами не обойдешься. Да и опасно это делать. Еще дорогущее оборудование испортят. Кроме того, такой подход к производству не оценит Он, – Голицын многозначительно поднял палец. – Вы же знаете, как Его Императорское Величество трепетно относится к квалификации и условиям труда рабочих. Как родных, холит и лелеет. А тут мы со своими уголовниками.

– Вы правы, – кивнул Синельников. – Эти строительные отряды мы сможем использовать только на неквалифицированных тяжелых работах, вроде отсыпания дорожного полотна.

– Самое неприятное во всем этом заключается в том, что выписать несколько тысяч рабочих из Европейской России нам просто не дадут. Там у самих острейший дефицит. И ладно бы – заводы. Так ведь еще и императорские заготовительные предприятия ими комплектуются. Вы же все сами видели отчет. Там сейчас тракторов больше, чем во всех военно-строительных частях, трудящихся в Зауралье.

– Предлагаете ехать на поклон к нашим друзьям-конфедератам?

– Да там тоже все скудно. Кого могли, уже завербовали, остался только всякий шлак или авантюристы. А также те, кто трудится на совместных предприятиях и уже работает на нас.

– Дела… – задумчиво произнес Голицын. – Нужно ставить новые заводы, а у нас нет ни подготовленных людей, ни оборудования. Хорошо хоть разнорабочих теперь нанять можем, благо что в наших трех генерал-губернаторствах уже не так пустынно, как десять лет назад.

– Михаил Михайлович… – покачал головой Казнаков, – разве пятнадцать миллионов на такую огромную территорию – не пустыня?

– Кстати, – всполошился Голицын, – индейцев так и не получилось уломать начать массово переходить в российское гражданство?

– Куда там! – махнул рукой Синельников. – Уехало больше половины из тех, что с трудом утащил с собой Его Императорское Величество, – горько усмехнулся Николай Петрович. – Поехали отвоевывать свою родину, отказавшись от подданства. По последним данным, у нас всего полторы тысячи человек осталось, да и то преимущественно девушек, принявших христианство в связи с бракосочетанием.

– И как идет эта борьба за родину? – улыбнулся Голицын.

– Да никак. Воевать индейцы не умеют совсем. Даже с нормальным оружием. Сколачивают обычные банды вокруг одной-двух тачанок и начинают терроризировать поселение в КША и САСШ. Хорошо хоть эти американцы сами воюют не лучше. В общем – у них там идет неугомонная, вялотекущая мясорубка.

– Вас не тревожат?

– Боятся. Год назад одна банда решила испытать удачу. Так ее положили полностью, а потом еще по округе наши эскадроны лазили, вырезая все, что хоть отдаленно напоминает индейцев, невзирая на пол, возраст и цель визита. Прониклись. Ощутили разницу. Больше не лезут. Боятся. Тем более что мы потихоньку продолжаем комплектовать регулярные полки и проводить учебные сборы среди народного ополчения. Причем не только в землях Российской империи, но и в союзной Калифорнийской республике. Ее два полка рейнджеров очень нам помогают. Благо что искренне ненавидят индейцев. В общем – на границе все спокойно. Но нашим соседям на востоке Северной Америки от этого не лучше.

– Жаль, очень жаль. Это ведь сколько рабочих рук могло появиться! – покачал головой Голицын.

– Да нисколько. Они так воспитаны, что по поведению не лучше бандитов, которые в 1871 году подняли восстание на Северном Кавказе. Работать не умеют, не любят и не хотят учиться. Последние годы – так вообще у них процветает культ воина, который живет с трофеев. Одних постреляли, других приглашать? Упаси господи! – перекрестился Синельников. – Я вообще сейчас стараюсь установить жесткий заслон на границе и не пускаю этих «коренных американцев» дальше пограничных торговых точек. Старую практику оздоровительных центров на Калифорнийском побережье всю искоренил. Там теперь наши моряки поправляют здоровье, а не эти бандиты.

– Николай Петрович, – расстроенно покачал головой Голицын, – мне кажется, вы сгущаете краски.

– Нисколько! Вы с ними постоянно не сталкиваетесь. А у меня все проходит перед глазами. Я ведь много времени провожу на американском побережье, особенно после постройки этой замечательной посыльной яхты-катамарана «Гермес».

– Кстати, как она вам? Я слышал, со стапелей Санкт-Петербургского Императорского судостроительного завода сошел шедевр.

– Да! Это что-то потрясающее! «Гермес» – настолько легкий, маневренный, остойчивый и невероятно быстрый кораблик, что я могу утверждать – в мире другого такого нет. Одна беда – паровые двигатели. Они требуют очень квалифицированного обслуживания.

– Почему?

– Их собирали для этого корабля специально на опытном производстве НИИ Точного машиностроения. Их делали на базе тех, что ставят на дирижабли. Как их там… – Синельников на несколько секунд задумался. – Паровые двигатели высокого давления, замкнутого цикла при малом рабочем теле. Вот! Причем вместо воды в них аммиак. А в качестве топлива выступает сырая нефть. Машинка вышла очень дорогая. Я бы даже сказал – на вес золота. Но столь легкие и маленькие двигатели позволили этот посыльный кораблик разгонять до крейсерской скорости в двадцать пять узлов, при которой запасов топлива хватает на пять тысяч миль. Правда, при его крохотном водоизмещении никакие серьезные грузы возить не получается, но для личных инспекций подходит более чем.

– А максимальная скорость у него какая?

– Признаться, ни разу не разгонялся. Механик утверждает, что при больших скоростях износ машины возрастает вдвое, а не верить ему у меня нет оснований. Да и, знаете ли, мне хватает и того, что катамаран идет со скоростью не ниже двадцати пяти узлов. А при попутном ветре и двигателях, работающих в крейсерском режиме, разгоняется до двадцати семи – двадцати восьми. Форсировать машины мне всегда было как-то боязно. Я и так от Владивостока до любой части наших Североамериканских владений доплываю в среднем за десять суток. Чего же тут жаловаться?

– Любопытно, – заинтересованно сказал Голицын. – Прокатите нас?

– В чем вопрос? Конечно! – с радостью произнес Синельников. – Мне на нем ходить очень нравится. Чувствуется скорость.

– Кстати, а как вы решаете вопрос с нефтью для него?

– Так на Сахалине ее добыча разворачивается довольно успешно. Нефтеперерабатывающий завод на Зеленой горе[24], куда мы доставляем нефть тремя танкерами, очень слаб. Поэтому нам приходится делать нефтяные хранилища по всему побережью и заполнять их. Опасная, конечно, практика, но особенных проблем с топливом у моего катамарана не имеется – он слишком мало кушает, чтобы я переживал по этому поводу.

– Не боитесь поджогов?

– Боюсь. Но вариантов у меня нет. У меня под задачи морского снабжения запрошено два новых танкера специальной постройки, а не эти полумеры. Думаю запускать еще два нефтеперерабатывающих завода – во Владивостоке и в Сан-Франциско. Но центр пока тянет с поставками оборудования. Если я при таких заявлениях начну тормозить добычу, то меня просто не поймут. К тому же мне по секрету сказали, что военный флот в скором времени начнут переводить на жидкое топливо, и мне нужно под него создавать инфраструктуру.

– Кто, если не секрет?

– Путилов.

– Он умер, – грустно произнес Голицын. – А как повернет его дело новый нарком путей сообщения, никому не известно.

– Незадолго до смерти он писал мне о том, что его инициатива одобрена Его Императорским Величеством. Думаю, что вряд ли при таком раскладе этот проект задвинут. Максимум – притормозят. Но в этом деле год-два не играют никакой принципиальной роли.

– Хм. Весь военный флот переводить на жидкое топливо – это смелый шаг. Хватит ли сахалинской нефти для него?

– Вряд ли. Поэтому Тихоокеанское генерал-губернаторство сейчас поддерживает двадцать три геолого-разведывательные экспедиции, которые ищут нефть. Ну и, заодно все остальное, на что наткнутся. Я убежден, что их труд не пропадет.

– Будем надеяться, – улыбнулся и довольно покачал головой Голицын. – Кстати, как поживает Холмоградский[25] оружейный завод? Вы смогли наконец-то наладить выпуск новых боеприпасов?

– Только опытные партии. Остро не хватает нормального оборудования, топлива и особенно людей. В Маньчжурии все еще очень маленькое население, причем, практически полностью наше. Китайцы и маньчжуры ушли и не возвращаются, считая Маньчжурию проклятой после той бойни, что повстанцы тут учинили. Сейчас рассматривается вопрос о создании небольшой гидроэлектростанции на реке Мутной[26]. Но опять-таки нет ни оборудования, ни специалистов, ни техники. В общем – все плохо.

– Вы обращались к Императору за помощью? – спросил Голицын.

– А то у него других вопросов больше нет? – Недовольно ответил Синельников. – Сами как-нибудь справимся.

– Смотрите сами, – пожал плечами Голицын. – Если войска не будут получать нужного количества боеприпасов, кто-то за это будет вынужден ответить.

– Так ведь объективная же причина!

– Кого это волнует? – улыбнулся Голицын. – Вам мой совет – доложите Его Императорскому Величеству. Если потом спросит, то всегда сошлетесь на это письмо. И попыткой оправдаться это выглядеть не будет.

– Убедили, – усмехнулся Синельников. – Кстати, что будете делать с…

Спустя два месяца Голицын, Казнаков и Синельников представляли Александру пятилетний план развития транспортной и индустриальной инфраструктуры Сибири и Тихоокеанских владений.

Глава 9

Андрей Васильевич Киселев дремал в своем купе. Обычный рязанский парень – выходец из простых крестьян сделал совершенно нешуточную карьеру к своим двадцати годам. Приходская школа. Начальная школа. Кадетский корпус. Начальное военное училище. И вот он, юный поручик, едет в форт А‑28 Южного генерал-губернаторства Российской империи для прохождения службы. Не самый спокойный участок, но он был даже рад этому, ибо его молодые амбиции так и играли, а тут наконец-то серьезное дело.

– Что, – усмехнулся старый, седовласый попутчик, – не терпится завоевать мир?

– Это так заметно? – по-доброму улыбнулся Андрей Васильевич.

– Конечно! – попутчик пригладил рукой седые волосы и, посмотрев с отеческой добротой на молодого офицера, произнес: – Я‑то тут уже десятый год воюю. Много раз предлагали по выслуге перевести в спокойные регионы, но я отказывался. Не могу. Приезжаю к себе под Смоленск в отпуск и от тоски вою. Нет там дела для меня – старого солдата. А тут – война. Настоящая война. Только здесь я чувствую себя по-настоящему живым. И не берите в голову то, что пишут всякие газетенки. Стыдно им честно освещать события. Вот и юлят, как голодные дворняжки перед хозяином с косточкой. Тут война. Эти пытаются убить нас, мы – их. Да еще и между собой, как бешеная свора, сцепились. И ненависть… дикая ненависть висит в воздухе. Становясь с каждым годом сильнее от обильно проливаемой крови.

– Ненависть? – удивился Андрей. – Но почему? Что мы им такое сделали?

– Что? – расплылся Петр Сергеевич. – Мы пришли на их землю. Назвали ее своей и установили наши законы. Мы – оккупанты, сынок. За что нас любить этим чернокожим?

– Но ведь мы несем им медицину, образование и прочие плоды цивилизации!

– Они им не нужны. Наши враги – дети природы. Им и так хорошо.

– И что же… – смутился Киселев. – Почему?

– Они такими родились. Ты ведь не спрашиваешь, почему курица клюет зерно, а кошка ловит мышей? Боюсь, что эти чернокожие люди довольны своей жизнью. А их мир слишком мал, чтобы делиться им с кем-то. Вот они и борются за свои идеалы, а мы – за свои. Да еще и между собой у местных единства нет. Сначала тутси режут хуту, потом хуту режут тутси. А потом они вместе ходят за удачей к бушменам. И везде, куда бы кто ни пошел, за ним остаются трупы и кровь.

– И кто берет верх?

– Тот, у кого лом крепче, – усмехнулся Петр Сергеевич. – Потому я тут и остаюсь. Помяни меня, сынок, но если патроны будут подвозить так же исправно, то спустя еще лет десять, кроме наших крепостиц, то есть фортов, все будет безлюдно. Понятия не имею, почему эти аборигены так набросились друг на друга, но изменить это мы можем, только лишь поддерживая наиболее толковых из племен. Да что я говорю! Скоро сам все увидишь. Первое время я не мог с этим свыкнуться, но потом как-то отпустило. Понимаешь, жизнь негра в этих краях зачастую не стоит даже одного патрона или старых подранных штанов. Причем для самих же негров, – Петр Сергеевич сверкнул глазами. Взял Андрея Васильевича за руку. Положил свою руку ему на плечо и подвел итог: – Если ты не боишься смерти, то приехал по адресу. Тут у нее натуральное пиршество.

Русская Африка. Дикое, совершенно непонятное и невразумительное словосочетание для читателя, привыкшего к тому, что в судьбе этого Черного континента поучаствовали все серьезные европейские страны, кроме России. Основным ключом этой удивительной экспансии русских на Черном континенте стал грандиозный разгром Франции в 1872 году и последующий ее раздел как в Европе, так и в колониях. Учитывая, что Российская империя, сыгравшая одну из наиважнейших «скрипок» в «Парижской симфонии», отказалась от каких-либо серьезных земель в метрополии, остро встал вопрос о колониях и разделе сферы влияния.

Ажиотаж и неразбериха, вкупе со стремлением «хапнуть» побольше от столь значительного пирога, как Французская метрополия, застилали взор европейских держав на дела, творимые русскими в Африке. Мелкие, но хорошо укрепленные форты росли как грибы после дождя, а между ними сновали караваны до зубов вооруженных людей, которые железной рукой пытались «принести демократию» местным племенам, как любил шутить Император. Без фанатизма, конечно, но любые попытки покуситься на имперские объекты и имперских же подданных пресекались с крайней жестокостью. Благо что патроны в Африку везли в избытке и никакого дефицита в них не имелось.

– А как же так случилось, что мы смогли захватить без малого половину континента? – спросил Андрей Васильевич своего попутчика. – В газетах про это ничего не пишут. Да и вообще мне кажется, что наших тут очень мало.

– Наглостью, напором и абсолютным превосходством в вооружении. Что-то подобное в свое время проделали испанцы в Южной Америке, завоевав Империю инков одной небольшой бандой. К нашему счастью, местные народы сейчас развиты еще хуже, чем инки к моменту их завоевания испанцами.

– Но неужели негры не сопротивляются так же, как и инки? – удивился Андрей Васильевич.

– А кто вам сказал, что инки не сопротивлялись? Но что они могли противопоставить прекрасным доспехам и клинкам испанцев с их костяными топорами и шкурами? Железная пехота Испании, закаленная в бесконечных боях с арабами в ходе Реконкисты, смогла смять орды этих примитивных дикарей и подчинить своей воле. Но у нас все еще веселее, – улыбнулся Петр Сергеевич.

– Вот как? Веселее?

– Именно. Компактно проживающие полуголодные племена, столкнувшись с цивилизацией, которая на пару тысячелетий ушла вперед в своем развитии, повели себя по-разному. Кто-то, вроде племени тутси, решил, что им нужно сотрудничать с нами. Большинство же туземцев посчитали иначе. Но все бы было ничего, если бы они ходили войной на нас – завоевателей, захватчиков и оккупантов. Но нет. Эти дикари устроили драку между собой, да такую, что если бы не видел собственными глазами – никогда не поверил бы.

– Что же они такое творят?

– С нами они стараются не связываться, по крайней мере, нападения на конвои и форты происходят редко. А вот между собой дерутся знатно. Особенно у них хорошо получается вырезать поселения проигравшей стороны. Понимаешь? Просто так, поголовно вырезать все живое. Причем часто с таким диким изуверством, что диву даешься. Признаться, поначалу меня рвало, и весьма обильно. Особенно тогда, когда осознавал – весь этот ужас с людьми сотворили не бездушные фугасы да пули, а живые руки других людей.

– И что, войска не пресекают таких зверств? – обеспокоенно спросил Киселев.

– А мы можем это пресечь? Вы ведь едете в форт А‑28. Знаете, какой там гарнизон?

– Рота в сорок пять человек, сведенных в три взвода. Само собой, все неполного состава.

– Правильно. А туземцев в пределах всего трех дневных переходов от этого форта живет несколько десятков тысяч, – усмехнулся Петр Сергеевич. – В открытом поле они весь гарнизон смогут растерзать даже без оружия, если, конечно, вместе соберутся. Но к форту подходить боятся лишний раз. Особенно после нескольких удачных демонстраций… таких, что мы там едва не надорвались хоронить плоды своих же усилий. Пулемет – это, знаете ли, на редкость полезная вещь. Но, конечно, держимся не только за счет оружия.

– Поселения?

– Совершенно верно. При каждом форте разрешается селиться только тем, кто соблюдает законы Российской империи. Учитывая введенное указом Его Императорского Величества чрезвычайное положение на территории нашего генерал-губернаторства, они очень простые.

– И что, аборигены на это идут?

– Не все, но все нам и не нужны. У них ведь тут не сытно, а железная дорога, протянувшаяся от форта Солнечный[27] до форта Лесная река[28], очень сильно нам помогает. Она в совокупности с караванами на базе паровых тракторов позволяет неплохо снабжать наши поселения продовольствием и прочим необходимым. Не Москва, конечно, но жить можно. А по сравнению с аборигенами так и вообще – у нас можно считать, что рай.

– А везут продовольствие откуда? Из Европы?

– Почему? Тут все выращивают, просто не везде, а в наиболее удобных районах. У нас ведь при каждом форте своя работа. В одном лес заготавливают и перерабатывают на строительные материалы, в другом руду копают и выплавляют металл, в третьем – еще чего-нибудь делают, например ту же рыбу ловят.

– И всем хватает? – удивился Киселев.

– Кому «всем»? Всему населению Африки, безусловно – нет. А войскам, персоналу и трудящимся неграм на наших производствах – вполне. Еще и на склады уходит. Особенно это касается консервов и зерна. Аборигены, конечно, рабочие не очень, но им ничего сложнее, чем «подай – поднеси – копай здесь», и не поручают. Впрочем, они довольны. Стабильный заработок позволяет им кормить свою семью много лучше, чем бегая по лесам, пустыням или саваннам.

– Неужели остальные аборигены, оставшиеся за пределом нашего интереса, им не завидуют и не пытаются пощипать?

– Пытаются. Но стоит какой банде лишь приблизиться, как к нам уже стучатся гонцы от пары окрестных деревенек. Для пришлых они первая и легкая добыча, вот и бегут за помощью к нам, а мы и помогаем – всё лучше, чем ждать, пока мародеры к самому форту пожалуют.

– Любопытно, – задумчиво произнес Киселев.

– Еще как! – ухмыльнулся попутчик. – А добавьте к этому наших переселенцев, которые едут из Центральной России и морока с ними, и вы поймете, какое счастье вас ожидает.

– А вы случаем не из форта А‑28? – спросил Андрей Васильевич.

– Прошу любить и жаловать, – кивнул попутчик. – Петр Сергеевич Иванов, командир той самой роты неполного состава.

– Очень приятно, очень, – оживленно полез пожимать ему руку Киселев.

– А мне-то как приятно, – улыбнулся Иванов. – Я ведь специально ездил за вами. Неделю нервы трепал начальству, выбивая командира взвода. Ваш же предшественник погиб, а солдат без офицера оставлять нельзя. Тем более, что скоро должно прийти небольшое пополнение да часть ротационных.

– Погиб… – резко погрустнел Киселев. – И как это произошло?

Но ответить Петру Сергеевичу не дали. Поезд резко стал тормозить, и под скрип колодок раздался громкий хлопок выстрела, после которого стекло в их секции вагона с дребезгом разлетелось, а в легкой двери, что отделяла купе от прохода, образовалась дыра впечатляющих размеров. А спустя пару секунд, слившихся в один сплошной грохот от целой серии выстрелов, раздался нечеловеческий рев, доносящийся из леса, который исторгнул из своих объятий целую толпу негров.

От вида большой массы практически голых негров, вооруженных в основном холодным оружием, Андрей Васильевич слегка растерялся. Петр Сергеевич же лихо выхватил из поясной кобуры свой револьвер и, держась в тени, начал аккуратно выпускать пулю за пулей в набегающую толпу. Благо что дистанция была невелика – не больше пятидесяти метров.

Спустя еще несколько секунд, захлебываясь, заработали четыре пулемета, что стояли на головной и ретирадной платформах. А к ним присоединились выстрелы самого разномастного стрелкового оружия.

Киселев пришел в себя только на пятнадцатой секунде, когда где-то недалеко ухнула ручная граната, которая буквально встряхнула Андрея Васильевича и привела в чувство. Иванов к тому моменту уже извлек свой второй револьвер, держа его заряженным на столе, и перезаряжал первый.

В общем – боевое крещение получилось вполне удачным. Да и личный счет удалось открыть с весьма фееричного выстрела в упор в лицо туземца, который пытался влезть в разбитое окно поезда. Да и потом, пострелять пришлось вполне прилично, а в конце так и вообще – на саблю переходить, потому что кое-кто из нападающих прорвался прямо в вагоны или залез под них, уходя из сектора обстрела пулеметчиков и пассажиров. А потому кто-то должен был их оттуда выкуривать. И не важно, что у поручика Киселева кончились патроны. Требовались решительные действия, потому как в поезде ехали не только военные, способные за себя постоять, но и гражданские. Ну и запал юности, конечно, сказался, ведь людей с патронами было весьма прилично.

Именно тогда Андрей Васильевич обратил внимание на то, что Петр Сергеевич таскает с собой не штатный комплект из пятнадцати патронов и даже не усиленный двойной запас, а целую кучу боеприпасов. Один только его пояс чего стоил с аккуратным вертикальным частоколом патронташа! Да еще и подсумок из комплекта снаряжения рядового, набитый револьверными патронами.

– Ну как? Понравились подданные Его Императорского Величества, – спросил Иванов, когда, весь залитый чужой кровью и своим потом, Киселев вернулся в купе и устало обрушился на свое место.

– Дикари… – покачал он невидящими глазами. – Зачем они на нас напали?

– Так это же поезд! Вы представляете, сколько тут ценных вещей? Оружие, боеприпасы, одежда, белые женщины, еда, ножи и многое другое.

– Белые женщины?

– О! Так вы не знаете? – улыбнулся Иванов. – Вы понимаете, примерно с 1873 года началась такая практика – при каждом форте ведь постоянный гарнизон стоит. И солдаты там не видят женского тепла по полугоду, а то и больше. Дабы не плодить распущенность и аморальное поведение, Его Императорское Величество распорядился при каждом форте не только строить церковь при священнике, тоже, кстати, не постоянно, а на ротации, но и выкупать у туземцев молодых и красивых девушек.

– При каждом форте что, бордель? – удивленно спросил Киселев.

– Нет, что вы. Это же борьба с аморальным поведением, а не его поощрение. В общем, этих девиц отправляют поездом в более обжитые центры, например на то же побережье, где обучают русскому языку, приводят к православию и дают начальное образование. Через год они сдают экзамены, и начинается процедура сватовства.

– Экзамены? А если кто не сможет осилить программу за год?

– Их возвращают тому, кто их продал, требуя возврата платы.

– Платят?

– Нет конечно, – улыбнулся Иванов. – Просто взамен приводят новых, но уже бесплатно.

– А как поступают с теми, кто был возвращен?

– Обычно их убивают. Они ведь трофеи, и к моменту возврата не то что их семьи, но даже и их деревни уже, как правило, нет. Убивают, правда, не всегда. Некоторые из этих девиц оказываются женами вождей из-за того, что неплохо знают наш быт. Это они сейчас на поезд нападают. Еще лет пять назад они от одного его вида бледнели.

– В самом деле? – округлил глаза Андрей Васильевич.

– Да шучу я, шучу, – засмеялся Петр Сергеевич.

– А что с этими девушками потом происходит?

– Дальше девушки в сопровождении священников и охраны начинают ездить по гарнизонам, помогая по хозяйству. Если какая юная особа кому из бойцов нравится, то их венчают, и девицу, а точнее уже молодую жену, оставляют с мужем в гарнизоне. При ротации они уезжают с мужем и детьми, если к тому времени их нажили.

– А у вас тоже есть такая черная жена?

– Конечно! Я бы с ума тут спятил без ее общества, – засмеялся Петр Сергеевич. – Черная жена и пара смуглых детишек. Я как их к себе на Родину привез первый раз, как показал отцу, так тот чуть дара речи не лишился. Все поначалу крестился. Но ничего. На второй приезд уже нормально реагировал… Да что я – у нас такие семьи у половины бойцов. В основном, конечно, у старослужащих, но и с прошлого пополнения один шустрик уже оженился.

– И что, никто не пускается во все тяжкие?

– За это строго карают. Да и за девушками присматривают с регулярными осмотрами. Их ведь берут только девственницами, и если она вдруг ее лишается до венчания, то ее также возвращают. Блудливых особ нам не надобно, – улыбнулся Иванов.

– Да… Кстати, чуть не забыл, а при чем тут белые женщины?

– Вожди дикарей решили нам подражать. Поэтому молодая белая женщина хороший объект торга. За нее можно выменять много чего. Товар очень ценный. Особенно в том ключе, что мы проводим обычно карательные мероприятия после подобных поступков. То есть обходится одна белая девушка им очень дорого. Иногда в несколько тысяч жизней.

– Да, – усмехнулся Киселев. – Весело у вас.

– А то! Особенно «жизнерадостно» стало после 1875 года, когда завершилась Португальская война.

– Странная она была, – задумчиво произнес Андрей Васильевич. – Мне вообще не понятно, кто с кем и за что воевал? И была ли война?

– Да чего там не понимать? Испанцы захотели Императорскую корону, вот и «зашли в гости» к португальцам, которые к тому времени совершенно разругались с Бразильской империей. А мы к испанцам присоседились. В общем, мудрый народ эти португальцы – никто толком даже стрелять не стал. Выиграть шанса у них не было, а жить с кровниками на одной земле они посчитали себе дороже.

– Ну так а нам с того что?

– Как «что»? Али не поняли?

– Ну… земли мы себе прирезали. Формально. Правда, закрепили ее за нами только в прошлом году.

– Это все, дорогой друг, фигня на постном масле. После того как наш Император снова успешно провел очень выгодную для России войну малой кровью, англичане и прочие «друзья» Отечества сильно перепугались. Ведь у нас что ни война, то жирный кусок вкушаем. Да не сильно надрываясь. Вот и решили они себя обезопасить – создать Лигу Наций.

– А как она с Африкой связана?

– А так, что нам по карте обозначили границы и наказали дальше не ходить. Дескать, это будет незаконно. И черт бы с ним, с законом. Нам ведь эту гигантскую землю еще надо как-то осваивать да к порядку приводить.

– Ну да. Но какая связь этого события с весельем?

– Вот! – Петр Сергеевич поднял указательный палец. – После той войны все и началось. И огнестрельное оружие у туземцев. И нападения на составы. Было даже несколько попыток взять штурмом форт. Но уж больно хорошо они защищены. С тех пор и держится это хрупкое равновесие. К фортам чужаки ходят только торговать, выменивая девушек, продукты питания и дары природы на промышленные товары. Изредка озоруют на железных дорогах или караванных тропах. Но в основном режут друг друга.

– Похоже на умышленную деятельность чьей-то разведки.

– А то ж! Вот только чьей? В общем, с 1876 года «легкая жизнь» африканских гарнизонов закончилась и наступили суровые, я бы даже сказал, черные будни. Война. Гнилая такая и жуткая война. Вы хоть представляете, сколько за последние четыре года в этих лесах трупов легло? И я нет. Но чую – прилично.

К 1880 году Лига Наций закрепила и признала за Российской империей весьма обширные территории, которые охватывали практически половину Африки.

На юге граница шла от самого Атлантического океана по реке Оранжевая до республики Трансвааль и далее, по берегу Крокодиловой[29] реки до Индийского океана. То есть фактически отсекала Капскую колонию Великобритании, Трансвааль и Империю Зулусов от остальной Африки. На севере же Южное генерал-губернаторство отчеркивалось линией, идущей сначала по Великой[30] реке до ее второго пересечения экватора, а далее по нему на восток до самого Индийского океана.

Само собой, ни о каком полноценном освоении этих земель не было и речи. Император в своем дневнике, опубликованном спустя многие десятилетия, в те дни писал:

«…Совершенная авантюра! Как эти дикари нас еще не сбросили в океан? Всего пятнадцать тысяч солдат и офицеров да до сотни тысяч переселенцев, включая этих юных негритянок, что обвенчаны с личным составом гарнизонов. Какие-то жалкие форты. Жидкие патрули. Да железная дорога, проложенная каким-то чудом от океана до океана. В сущности, там у нас ничего, кроме амбиций нет. Но пока нам хватает и их…»

«…Сергей Петрович донес, что в районе к западу от Великого озера[31] полный успех нашей опытной геологической разведки. Уже найдены крупные месторождения меди и олова. К сожалению, алмазов пока не нашли, но я не теряю надежды. Впрочем, уже сейчас выглядит оправданным проект железной дороги от форта А‑31 к восточному побережью Африки. Ни о каком полноценном обогащении медной и оловянной руды, безусловно, речи быть не может. Но сырье выходит знатное. Особенно из-за практически бесплатного труда местных жителей. В конце концов, полторы тысячи километров железной дороги – это не так уж и много, зато станет легче с медью, на которую сейчас острый дефицит…»

Глава 10

– Ваше Императорское Величество, – министр финансов Александр Агеевич Абаза[32] был в растерянности. – Я проделал огромную работу по анализу текущего финансового положения Российской империи и, признаться, не понимаю вашего спокойствия. Это ведь катастрофа!

– В самом деле?

– Да! Да! Ваше Императорское Величество! В самом деле! Вы разве не понимаете, что сложившаяся ситуация катастрофична и необратима? Еще пять лет – и мы окажемся на грани банкротства! У нас не будет средств даже для того, чтобы содержать все построенные заводы, пусть даже в законсервированном виде.

– Александр Агеевич, – улыбнулся Император. – И все равно я вас решительно не понимаю. С чего вы решили, что наступит банкротство?

– В… – Абаза начал было говорить в столь же эмоциональной манере, но тяжело вздохнул и попытался собраться с мыслями, стремясь втолковать этому «молодому человеку», заигравшемуся со своей гениальностью, о которой все вокруг только и твердят. Минута молчания закончилась. Абаза собрался с мыслями и продолжил: – Я проанализировал оборот императорских предприятий, которых в последнее время стало очень много, и пришел к выводу, что он никак не связан с реальной покупательной способностью российского рынка. Да, мы смогли прорваться на некоторые ниши в Америке и Азии, но это не закрывает вопроса. Мы производим гораздо больше, чем можем продать. Сейчас это закрывается внутренними заказами из имперской казны, в которую плавно вводятся капиталы… взятые в качестве контрибуции в минувших войнах. Но они имеют свои пределы. Причем вполне реальные и осязаемые. Я убежден, что, как только произойдет истощение этого резерва, императорские предприятия окажутся банкротами. Казна у них ничего заказывать не сможет, а покупателей не найдется. Это все один большой мыльный пузырь… Особенно трагично это понимать в свете того, что львиная доля императорских предприятий имеет довольно не самую популярную на рынке специфику и их оборудование можно будет продать только по цене лома. Было бы легче, если бы они вместо высококачественных шпал производили какой-нибудь «короткий» товар вроде тканей.

– Любопытно, – Александр со все тем же лукавым взглядом с «чертиками» смотрел на Абазу, и тот решительно не понимал причину столь неуместного озорства. – Александр Агеевич, а позвольте вас спросить, каким образом вы анализировали финансовую ситуацию на императорских заводах?

– Самым что ни на есть штатным – запросив отчеты за весь период их деятельности.

– И вы просто анализировали числа? Не вдаваясь в подробности? Например, откуда они взялись и куда ушли? Вы учитывали, кто заказчик и кто подрядчик в этих операциях?

– А какая для нас разница? – удивился Абаза. – Я ведь анализирую финансовый поток…

– Вот именно, любезный Александр Агеевич, финансовый поток. А у него, как и у любого потока, имеется не только характеристика объема, но и направления. Вы ведь это тоже учитывали? – все так же улыбался Александр. – Ведь так?

– Нет. Признаться, эти вопросы я не учитывал, полагая, что не принципиально, кто и что заказывает. Ведь это не меняет числовых значений.

– О! Александр Агеевич! Очень даже меняет. Вы даже не представляете, как это все меняет! – Александр не просто расплывался в улыбке. Нет. Он уже сиял, как начищенный золотой червонец екатерининской поры.

– Вы можете пояснить свою мысль? – стушевался Абаза, начиная понимать, что он упустил что-то очень важное.

– С удовольствием, – кивнул Александр. – Но вы должны отдавать себе отчет в том, что все услышанное здесь и сейчас по этому вопросу находится в категории государственной тайны.

– Боюсь, что не знаю, о чем с людьми беседовать, – грустно пошутил Абаза. – Постоянно боюсь рассказать какую-нибудь из них.

– В данном случае вопрос не терпит сатиры, – резко поменялся в лице Император.

– Прошу прощения, – подобрался Абаза. – Я отдаю себе отчет в том, что здесь происходит, и готов нести всю полноту ответственности.

– Хорошо. Так вот. Основной секрет, который вы не смогли заметить, заключается в том, что практически все операции купли-продажи и подряда выполняются между императорскими предприятиями, которые, как вам известно, сведены в единый корпоративный механизм, – Александр снова улыбнулся. – Продолжите?

– Нет, пожалуй, нет. Я все еще не понимаю секрета.

– Превосходно! Особенность этой системы заключается в том, что по большому счету все эти предприятия являются составными частями одного финансового механизма, внутри которого осуществляется только безналичная оплата всего и вся.

– И? – недоуменно пожал плечами Абаза.

– Александр Агеевич, вы даже не представляете, как замечательно, что вы не понимаете, – сиял Александр. – На самом деле это и есть секрет. Дело в том, что внутри предприятия деньги как таковые не ходят. Там на данный момент функционируют только учетные единицы. Вспомните замечательный оборот «у. е.», который постоянно и повсеместно фигурирует в отчетах. Да, он приравнен к империалу, но это не империал. Зачем это сделано?

– Понятия не имею, – снова пожал плечами Абаза. – Я решил, что это какой-то изыск ведения бухгалтерии, который вы ввели с какой-то целью.

– Отчасти вы правы. Но только отчасти. Дело в том, что эти самые учетные единицы не являются деньгами. Это единицы, в которых производится оценка фондов. Они вращаются только внутри корпоративной системы императорских предприятий и вообще никак не связаны с империалами.

– Не понимаю, – покачал головой Абаза. – Как это «не связаны»?

– А вот так, – мило улыбнулся Александр. – Проанализировав финансовую ситуацию императорских предприятий, вы, я думаю, должны отлично представлять их масштабность. Ведь так?

– Да, вполне, – Абаза прикрыл глаза и спустя несколько секунд выдал: – Пять тысяч двести сорок восемь субъектов. Из которых семьсот двадцать один идут по категории «крупное производственное предприятие». И их количество увеличивается за счет введения в строй императорских заготовительных предприятий, которые сейчас ударно разворачиваются в области сельского хозяйства и добычи полезных ископаемых.

– Отлично. А теперь представьте ситуацию, в которой все эти пять тысяч двести сорок восемь субъектов – единое предприятие. Представили? Отлично. А теперь подумайте, разве нужно между подразделениями одного и того же предприятия осуществлять расчетно-валютные операции? Это значит, у вас транспортная компания, которая своему ремонтному подразделению выплачивает реальные деньги как стороннему предприятию? Согласитесь, это было бы странно. Ведь ремонтное подразделение – часть предприятия.

– И что это меняет?

– А то, что вы свели баланс императорских предприятий без учета того, кто и кому что заказывает. Если бы вы это сделали, то получили бы совсем иную картину. И выглядит она примерно так. Все эти пять тысяч двести сорок восемь субъектов работают в общем балансе, который, кстати говоря, положительный. А взаимозачет между ними производится в условных единицах, никак не связанных с реальными деньгами.

– И каким же образом получается положительный баланс, если используются не деньги, а некие учетные единицы… фантики…

– Императорская корпорация использует принцип строгого разделения оборота внутренних и внешних средств. Они никак не взаимосвязаны. Вообще.

– Но ведь это нарушает все мыслимые и немыслимые законы экономики! – воскликнул Абаза.

– Все верно. Экономика наоборот. Шиворот-навыворот, – пошутил Александр, вспоминая о том, как оценивали западные экономисты финансовую структуру Советского Союза. Они просто не понимали, каким образом все это работало.

– Но…

– Дорогой мой друг. Причина, почему это работает, очень проста. Любое производственное предприятие имеет как внешний оборот материальных средств, так и внутренний. Обычно они взаимосвязаны и взаимно обусловлены. Например, для того чтобы держать производство на определенном уровне, нужно иметь пропорциональный рынок сбыта. При этом объем чистого дохода в производственной сфере довольно скромен, что в свою очередь диктует интенсивность роста производительных сил. Как вы понимаете, в этом случае внутренний оборот ограничивается только тем, насколько успешно продаются производимые товары. Если их продавать некуда, то цикл производства прекращается из-за недостатка финансирования. В ситуации же с разделением этих оборотов в два независимых цикла мы получаем ограничение внутреннего оборота только техническими средствами.

– Но как?!

– Очень просто. Дело в том, что при таком подходе немного иначе считается себестоимость производимой продукции, – снова улыбнулся Александр. – Что нужно для оценки себестоимости?

– Закупочная цена сырья, совокупная стоимость человеко-часов, потраченных на производство учетной единицы продукции, амортизация средств производства, транспортные издержки, климатические издержки, коэффициент доли брака…

– Ограничимся этими параметрами. Так вот. В нашем случае себестоимость производства будет оцениваться по двум шкалам: человеко-часы и привлеченные внешние ресурсы. Иными словами, в идеально утрированной ситуации, когда все сырьевые, промышленные и транспортные фрагменты производства сосредоточены в руках одного предприятия, себестоимость произведенной продукции будет равна человеко-часам, затраченным на ее производство, произведенным на стоимость их оплаты. Так как все остальное будет проходить в виде «изменения учетных фондов внутреннего оборота», которые для удобства считают в учетных единицах, равных империалу. Вы понимаете, о чем я?

– Смутно, – задумчиво произнес Абаза. – И как тогда формируется положительный баланс внешнего оборота?

– Во внешнем обороте предприятия находятся настоящие империалы. Они используются для того, чтобы выплачивать заработную плату рабочим, всевозможные социальные компенсации и осуществлять закупки тех или иных товаров, которые нужны Имперской корпорации, но внутри нее не производятся. По большому счету на текущий момент выплата заработной платы рабочим – основная статья расходов внешнего оборота. Поступления же в этот фонд внешнего оборота идут от продажи производимой продукции и комиссии от эксплуатации транспортной инфраструктуры Имперской корпорации, например, тех же железных дорог, сеть которых растет как на дрожжах. Корпорация продает оружие и боеприпасы, военную амуницию, паровую технику, инструменты и сельскохозяйственный инвентарь, метизы и многое другое. Значительную долю производимой продукции закупает правительство Российской империи для нужд армии и флота, но не только. Расширяющийся внутренний рынок поглощает весьма ударно всю эту полезную продукцию. И так далее. Или вы думаете, корпорация той же Бразильской империи осуществляла последнюю поставку десяти тысяч винтовок старого образца бесплатно? – улыбнулся Александр. – В общем, приход по внешнему обороту пока превышает расход, не сильно, но превышает.

– Как-то очень путано и мудрено получается.

– Непросто. Вы правы. Но это работает. Строительство тех же железных дорог ограничивается на данный момент не наличием в казне достаточных средств для финансирования этого строительства, а упирается в технические возможности заводов по выпуску всего необходимого, с одной стороны, и реальные физические ограничения военно-строительных частей. Вы понимаете, насколько парадоксальна ситуация?

– Но в этом случае построенные железные дороги становятся собственностью корпорации.

– Верно. А корпорация – собственность Императора. А Император – правитель России, – улыбнулся Александр. – То есть составная часть государственного аппарата. Бессменная часть государства вне зависимости от того, кто будет занимать эту должность. Фактически Императорская корпорация – это часть государства. Подобная хитрая система пользования и владения упирается в необходимость, с одной стороны, иметь замкнутую систему с жестким разделением внутреннего и внешнего оборота, а с другой стороны – продиктована необходимостью оставить зазор для частной коммерческой деятельности. Ведь я бы мог подобным образом перекроить вообще всю экономику Российской империи, но решил не доводить до крайности, чтобы дать выпускать пар всем желающим. Тот же частник-земледелец пускай извращается на своем клочке земли столько, сколько ему будет угодно. Финансовое благополучие государства будет базироваться исключительно на Императорской корпорации.

– Довольно интересная схема, – задумался Абаза. – Но меня терзает еще один вопрос. Внешний оборот. Он ведь упирается в те самые империалы. Настоящие, не фиктивные. Как быть с ним? Не окажется ли, что в один прекрасный момент у Императорской корпорации просто не окажется средств во внешнем обороте для выплаты зарплат? Ведь для положительного баланса нужно, чтобы объем выплат покрывался поступлениями от продаж.

– Резонный вопрос, – сказал Александр. – И он решается комплексно. Во‑первых, в объеме производимой продукции Имперской корпорации должна быть определенная доля товаров народного потребления. То есть то, что востребовано на рынке как внутреннем, так и внешнем. Во‑вторых, государственные заказы. Например, то же перевооружение армии.

– Перевооружение армии… это ведь весьма дорогое удовольствие. Откуда мы возьмем деньги на регулярное перевооружение? – смущенно пожал плечами Абаза. – Раньше Россия испытывала в этой связи очень большие проблемы. Причем, что немаловажно, постоянно.

– Вспомните, какие у нас запасы золота, серебра, платины, алмазов, изумрудов и рубинов?

– При установленной форме резервирования мы можем выпустить в оборот наличные средства на сумму в сто сорок миллиардов империалов, не нарушая закон о резервировании.

– Сейчас у нас в обороте тридцать семь миллиардов. Ну не в обороте, конечно, а вводится в него, но это непринципиально. Так? – смотря прямо в глаза, спросил Император.

– Так.

– Какой у нас годовой объем добычи товара казначейского резервирования?

– В прошлом году мы закрыли баланс в районе миллиарда империалов. Большая доля, безусловно, ушла в алмазы…

– Это не принципиально. Важно то, что покрывать минус внешнего оборота за счет выпуска обеспеченных денежных знаков мы сможем очень и очень долго. По моим подсчетам, десятки лет. Особенно если сможем открыто подмять под себя Трансвааль.

– А потом?

– А что потом? Вы хотите создать идеальную систему? – улыбнулся Александр. – Это не получится, потому что мир слишком быстро развивается. Я убежден, что на ближайшие полвека придуманной мной схемы должно хватить за глаза даже при негативных условиях.

– После вас хоть потоп? – грустно произнес Абаза, цитируя Людовика XIV.

– Отнюдь. Что нам мешает после изживания схемы частичного резервирования на основании золотого эквивалента добавить в него новый пункт? Например, коэффициент промышленного развития, тем самым изменив ставку резервирования, привязав ее по формуле не только к объему накопленных ценностей в хранилище, но и к объему производимых товаров.

– Но ведь свободный обмен… он ведь ограничен только временно…

– Я вас уверяю, этот шаг вполне осмыслен и эта «временная мера» в будущем только усугубится, – улыбнулся Александр. – Думаю, что через лет пятнадцать-двадцать минимальный порог обмена будет увеличен и установлен верхний.

– Но что скажут люди? – развел руками Абаза.

– Поживем – увидим. Впрочем, ситуация еще может много раз измениться. Я не исключаю, что мы вообще уйдем от золотого эквивалента к какой-нибудь иной абстрактной системе. В любом случае это вопрос будущего.

Глава 11

– Господа! – Алессандро Грациани[34] повысил голос, чтобы перекричать весь тот шум и гам, что творился в зале заседаний. – Господа! Прошу внимания! – громко сказал он снова и выдержал небольшую паузу, давая уважаемым людям усесться поудобнее. – Итак, мы здесь собрались для того, чтобы обсудить сложившуюся непростую обстановку.

– Россию! – воскликнул король Дании Кристиан IX, имевший очень большие претензии к русской ветви Ольденбургской династии и Александру, в частности, считая его своим личным врагом.

– Да, в том числе и Россию. Но начнем с более насущных вещей. Не секрет, что в созданном несколько лет назад Североатлантическом альянсе сложилась нездоровая ситуация с финансами. Большое количество разнообразных денег приводит к росту издержек и затруднению товарного и денежного оборота между нашими странами.

– И что вы предлагаете? – спросил сэр Гладстон. – Ввести единую валюту?

– Это было бы замечательно, но я считаю, подобный шаг пока преждевременен. Но упорядочить денежное обращение нужно, безусловно!

Глава Италии предложил не что иное, как Латинский монетный союз, не возникший в этой реальности в 1865 году по причине куда более сложной политической обстановки. И, прежде всего, из-за очень сильного напряжения между основателями этого союза – Франции и Италии.

Предложенный Грациани проект декларации несколько отличался от того, что должен был появиться в 1865 году. Главным отличием было то, что эмиссия национальных валют стран-участниц ограничивалась только обеспечением их наличным золотом и серебром. Да и соотношение золота к серебру устанавливалось как один к семнадцати, а не один к пятнадцати с половиной, что давало чуть больший запас прочности.

Учитывая, что Североатлантический альянс готовился к большой войне с Россией, подобный шаг был принят относительно позитивно. По крайней мере, после выноса проекта декларации на голосование большинством голосов его приняли. Впрочем, Великобритания, не желая что-то менять в своей финансовой системе, вертелась как уж на сковородке и искала лазейки для того, чтобы избежать ратификации союзной декларации. К ее огромному сожалению, Алессандро подготовился очень хорошо, а потому отказ Британской империи приводил к роспуску всего Альянса, на что Лондон пойти не мог. Так что пришлось подчиняться… «Временно», – как на встрече с королевой Викторией сказал Гладстон.…

Глава 12

– Ваше Императорское Величество! – рапортовал начальник Имперской разведки, влетевший в кабинет так, будто он только что сотворил чудо. – Нам удалось это сделать!

– Что именно? – невозмутимо переспросил Александр.

– Они заключили декларацию о стандартизации монет внутри Североатлантического альянса.

– В той редакции, что мы предполагали?

– Именно! Даже Лондон – и тот подчинился! Я, собственно, и решился на доклад только после того, как Ее Королевское Величество ратифицировала этот международный договор и передала его к исполнению премьер-министру. Уж не знаю, как он ее уговаривал, но она пошла на это.

– У нас все готово?

– Да. В районе Мурманска завершено строительство военного объекта «Аладдин». Все необходимое оборудование завезено. Сейчас идет подготовка персонала из числа хорошо себя зарекомендовавших сотрудников контрразведки.

– Какие сроки?

– Соглашение официально вступает в силу с первого января 1883 года. Мы сможем закончить подготовку личного состава к тому же сроку, благо что озаботились этим загодя.

– Вы привлекли к этому делу тех лиц, что я рекомендовал?

– Да. Мы прошлись по всем тюрьмам и малинам, собрав сорок семь опытных фальшивомонетчиков и граверов очень высокого уровня. Они сейчас находятся под охраной на территории объекта. Для всех остальных их легенда закрыта, то есть по документам эти преступники умерли при разных обстоятельствах, о чем им и сообщили. Отреагировали по-разному, но в целом довольно конструктивно. Особенно после того, как мы самых сговорчивых посадили на нормальную диету и пообещали организовать им постоянных барышень.

– Это хорошо, – кивнул Александр. – Значит, ждем. Как только появятся образцы купюр – сразу пускайте их в разработку. Плюс не забываем про схему «Заря».

– Она уже отрабатывается. В Германии и Италии на монетных дворах у нас уже есть свои люди. Причем не дворники, а вполне серьезные сотрудники. Сейчас стараемся завербовать сотрудников подобных учреждений в остальных странах-участницах. Собираем сведения о скрытых пунктах декларации.

– Отлично, – улыбнулся Александр. – Тогда держите меня в курсе дел.

Глава 13

Сэр Генри вышел на улицу, прищурился от яркого солнечного света и поправил свою широкополую шляпу, с которой он не решился расстаться даже в столь далекой и неприветливой стране, как Россия.

На импровизированном плацу захудалого дворянского имения, выкупленного с потрохами несколько лет назад, стояли неровными шеренгами его бойцы. Зло взглянув на них, он сплюнул на пыльную землю. «Бойцы. Как же! Отребье редкой чистоты, которое собирали по всем весям и иммигрантским притонам»…

Англичанин поднял свой щурящийся взгляд к солнцу. Взглянул на часы, извлеченные из кармана. Минуту подумал и начал развод. Последний перед делом, к которому они шли так долго.

– Бойцы! Вы здесь собраны для одной цели – атаковать и взять штурмом одно учреждение. Вопросы есть?

– Какая там охрана?

– Сведения по охране есть только по внешнему периметру. Но она не выглядит внушительной. Вы должны легко с ней справиться. Еще вопросы?

– Что это за учреждение?

– Научно-исследовательский институт медицины, – сэр Генри обвел взглядом побледневшие лица всех участников. – Да, именно так. Это то место, которым вас всех много лет пугали. Сегодня вы можете не только отблагодарить своих спасителей, но и уничтожить этот рассадник скверны и ереси.

– А что делать со служащими и заключенными?

– Фильтруем. Врачей мы заберем с собой, как и всю документацию, так что аккуратнее с ними. Со всеми остальными поступайте так, как пожелаете. Если найдете близких людей – забирайте с собой. Остальных можете убить. Я не расстроюсь.

– Сколько у нас будет времени? – спросил обладатель очень противного, высокого голоса. Генри так и не смог запомнить его имя. Да и так ли оно важно, когда имеешь дело с расходным материалом?

– Изнасиловать всех баб вы успеете.

– А точнее? – переспросил серьезный баритон.

– Группа «А» уходит не позднее чем через четыре часа после начала операции. Вне зависимости от результата. В случае успеха она увозит документацию и пленных. В случае провала прикрывает ваш отход.

– А мы?

– Как пожелаете, – сэр Генри снова посмотрел на этих «бойцов». – Вы все ознакомлены с картой местности. Вам показаны пути отхода. Большой толпой не выйти – засекут. Поэтому уходить по разным направлениям малыми группами. Точки сбора всем известны. Контрольное время – три дня. После него они становятся неактуальными, и вам придется действовать самостоятельно по плану «б‑2». – Англичанин снова промолчал, оценивая свое горе-воинство тяжелым взглядом бульдога. – Вопросы еще есть? Отлично. Тогда садимся в фургоны согласно штату отделений и выдвигаемся. На погрузку даю вам три минуты. Время пошло!

Наблюдать, как эти «воины» загружаются в крытые фургоны, ставшие популярными в связи с массовым переселением простых людей в Сибирь и на Дальний Восток, он не мог без презрительного оскала. Тут были и воры, и бывшие служащие, и насильники, и убийцы… Проще было сказать, кого там не было.

По совести сэр Генри был согласен с решением Имперского суда, который приговорил их всех либо к смертной казни, либо к каким-то другим тяжким наказаниям. Но ему приходилось терпеть. Одно дело… Всего одно дело. А потом их всех можно было пускать в расход, убирая на конспиративных квартирах и явках. Слишком уж они были ненадежны. Подставить. Использовать и убить. И побыстрее.

От нетерпения сэр Генри достал сигару. Прикурил и закрыл глаза, наслаждаясь ароматным дымом.

– Куда прешь?! Баран!

– Ты … сам куда прешь?!

У одного из фургонов началась классическая сцена выяснения отношений.

Сэр Генри взглянул на часы.

Три минуты уже прошли.

Он спокойно извлек из кобуры револьвер и без каких-либо лишних эмоций и прелюдии пристрелил обоих.

– Группа «Б» – поехали! – крикнул он и довольно улыбнулся. Сэр Генри очень не любил тех, с кем ему приходилось работать, поэтому обожал, когда те совершали какие-либо ошибки. Право расстрела на месте за невыполнение приказа грело и успокаивало его душу.

А тем временем совсем рядом с хутором произошел радиообмен:

– Беркут. Я Сокол. Как слышно? Прием.

– Сокол. Я Беркут. Слышу хорошо.

– Мыши на прогулке.

– Время?

– Расчетное.

– Вас понял. Команда «Баня». Как слышно?

– Слышу ясно. Начинаем топить.

– Отбой.

Один из нанятых англичанином «бойцов» Андрей Кочетков с самого утра чувствовал себя неважно. Природное чутье, накопленное за многие дела, просто вопило об опасности. Один раз он уже им пренебрег и только чудом избежал смертной казни через эти жуткие медицинские опыты.

– Слышь, – пихнул его сосед. – Ты че такой напряженный?

– Ша! – предупредил начало драки Бык.

– Да мы что? Мы ничего? – застенчиво пожал плечами Шустрила.

– Вы тут мне подеритесь еще, – сквозь зубы произнес Бык. – Мало вам урока Оглобли и Кривого? Хотите к ним?

– Нас на убой везут, – тихо сказал Андрей.

– Что? Что ты сказал? – начал юродствовать Бык.

– Ты у нас вроде не глухой, – спокойно и твердо, глядя ему в глаза, ответил Андрей.

– Откуда знаешь? – другим тоном, спустя несколько секунд задумчивости спросил Бык.