Признание сдавшегося диверсанта.
Ранним утром, когда начальник управления контрразведки «Смерш» фронта генерал-майор Константин Павлович Порошин переступил порог управления, оперативный дежурный, чётко отрапортовав, что во время его дежурства происшествий не случилось, сообщил:
– Звонили из военной комендатуры. Рано утром к ним явился диверсант, выброшенной минувшей ночью в районе урочища Озёрное. Пришёл сдаться. Сообщил, что возглавлял диверсионную группу и потребовал, чтобы его немедленно доставили в самый высокий штаб контрразведки.
– Потребовал?
– Именно так сказали…
– Любопытно… И дерзко в его положении, – усмехнулся Порошин и повторил: – Надо же, потребовал… Ну и что же?
– Я велел привести к нам, – сказал оперативный дежурный, причём сказал таким тоном, словно спрашивал, правильно ли сделал. – Сообщили, что у диверсанта этого сведения особой важности.
– Хорошо, – кивнул Порошин, – Отметать такие заявления не стоит. Кто знает, что там у него за информация? Ну так где же он?
– Везут… Должны скоро быть.
– Как доставят, приведите ко мне.
Может быть Порошин и не придал особого значения заявлению сдавшегося изменника родины. Знал по опыту, что они, все эти шпионы и диверсанты, как жареный петух клюнет, что угодно наговорят, чуть ли ни то, что сдались в плен, с задачей Германию изнутри взорвать. Всякого разного бреда уже Порошин наслушался. Но обычно сдавшиеся или задержанные вели себя испуганно, были подавлены, а этот требовал.
Подумалось, а может это наш разведчик, внедрённый в разведцентр, оказался в группе, отправленной на задание. Не мог же он отказаться лететь на основании того, что должен по нашему заданию работать в разведцентре. Наш разведчик, не имея права открывать себя в комендатуре, мог потребовать, что бы его направили в управление контрразведки. Но он бы так и сказал, а не просил отвезти в самый высокий штаб.
Порошин, невысокий жилистый генерал, с приятным располагающим лицом, по выражению которого трудно было представить столь суровую его воинскую специальность, был в разговорах с подчинёнными сдержан и никогда не переходил на окрики и оскорбления. Он легко поднялся по лестнице на второй этаж и прошёл к себе в кабинет, вход в который был прямо из коридора, поскольку в здании не нашлось помещений с комнатами, которые можно было использовать для адъютантов или секретарей. Управление помещалось в чудом уцелевшем строении, трудно улавливаемого предназначения. Здесь уже похозяйничали немцы во время оккупации.
Окна кабинета выходили в сад, тоже чудом уцелевший, видимо, в доме этом жил во время оккупации какой-то высокий чин вермахта. Или располагалось подразделение штаба.
Порошин распорядился, чтобы принесли документы, телеграммы, приказы, поступившие утром. Но приступить к чтению не успел, потому что позвонил оперативный дежурный и доложил, что диверсанта только что доставили.
– Так давайте его сюда.
Оперативный дежурный сам ввёл в кабинет молодого человека среднего роста, крепкого телосложения с лицом, которое чем-то неуловимо располагало, несмотря на то, что, по сути это ведь был враг. Молодой человек держался на редкость уверенно. Даже довольно вежливо поздоровался.
Порошин смерил его суровым взглядом и спросил:
– Кто вы?
– Луков Василий. Старший в диверсионной группе разведцентра Абвера. Группу десантировали минувшей ночью в районе урочища…
– Какого урочища? – попросил уточнить Порошин.
– Оно обозначенного на немецких картах как Заозёрное. Это в пяти километрах северо-восточнее Крещенского Брода.
– Где сейчас находится ваша группа и каков её состав?
– А её, группы-то этой, боле нету, – со странной усмешкой сказал диверсант.
– Куда ж она делась? – уже с интересом спросил Порошин. – Погибла при высадке?
О том, что была высадка диверсантов и диверсанты уничтожены, докладов не поступало, но ведь их могли уничтожить ориентированные на противодействие или случайно оказавшиеся в районе десантирования подразделения НКВД, а потому доклад мог пойти по другой линии. Мелькнула мысль: «Вот всё и прояснилось – получился полный провал, ну командир группы и поспешил сдаться, но то, что услышал в ответ, заставило удивиться».
– Я сам ликвидировал группу. При высадке каждого в отдельности, ну… Словом группы больше нет.
«Фантастика какая-то», – подумал Порошин и уточнил:
– Сами ликвидировали?
– Так точно. Сам. Могу показать всех убитых. Запомнил, где их оставил. Ну и, конечно, груз для диверсий. Но до того, как будет серьёзный допрос и всё прочее, что необходимо в отношении меня, очень прошу вас выслушать то главное, ради чего я и прибыл к вам.
– Слушаю, – кивнул Порошин, решив уж довести до конца это странное дело, несмотря на то, что задач у него было выше крыши, и полагая, что сдавшийся диверсант будет выдумывать какие-то легенды и вымаливать себе оправдания.
– Говорите, слушаю…
– Минувшей ночью в тыл…, – он помялся, – в наш тыл, – но заметив на лице Порошина усмешку, поправился: – В тыл фронта выброшено пять диверсионных групп. Главная задача: диверсии на фронтовых коммуникациях. Три из них, теперь уже две, имели цель – стратегический железнодорожный мост близ Крещенского Брода.
– Две группы нацелены на мост? – уточнил Порошин. – А ещё две?
– Это мне точно неизвестно. Кажется, диверсии на автомобильных дорогах.
– А те две, что нацелены на мост… Что вы можете о них сказать? – очень спокойно, не меняя тона, спросил Порошин, хотя не мог не встревожиться.
Железнодорожный мост, о котором шла речь, был очень важен для фронта и прежде всего для его ударной группировки.
Планировалось крупнейшее наступление. Подготовка проходила в глубочайшей тайне, но, очевидно, немцам стало что-то известно, пусть даже в самых общих чертах. Недаром они постоянно делали попытки уничтожить мост с воздуха, но командование фронта обеспечило надёжную оборону. Плотный зенитный огонь, истребители… словом, немцы теряли большое количество самолётов, но пробиться к мосту не могли и, очевидно, решили сменить тактику.
Порошин знал, что налёты с недавнего времени почти совсем прекратились.
Мост этот был особенно важен ещё и потому, что остальные переправы сильно повреждены, и пропускная способность их оставляла желать лучшего, да и не каждый эшелон можно было послать через них. Этот же гигант имел две колеи, а потому поезда шли в интенсивном режиме и в сторону фронта, и в сторону тыла.
В случае подрыва моста никакой возможности быстро наладить переправу в этом районе, не оставалось. Топкие, болотистые берега не позволяли. К мосту вели длинные дамбы по обоим берегам. Мост стоял на прочных опорах.
Порошин знал, что немцы, оккупировав этот район, сильно укрепили оборону моста, партизанам, успешно действовавшим на других вражеских коммуникациях, здесь успеха добиться так и не удалось.
При отступлении немцы сами подготовили его к взрыву, но была проведена дерзкая и стремительная десантная операция во взаимодействии с партизанами, и мост удалось захватить и сохранить в целости.
Фактически этот мост превратился в главную артерию фронта, которому отведена первенствующая роль в грядущем летнем наступлении.
Именно поэтому генерал Порошин всё-таки решил подробнее расспросить перебежчика, хотя всё-пока выглядело не слишком правдоподобно.
Снял трубку и распорядился:
– Полковника Чернышёва и капитана Гостомыслова срочно ко мне.
Чернышёв был начальником отдела борьбы с агентурой, забрасываемой в тыл Красной Армии, Гостомыслов его заместителем.
Когда офицеры вошли в кабинет, Порошин кратко ввёл в курс дела, повторив то, что услышал до их прихода и задал диверсанту следующий вопрос:
– Охарактеризуйте группы, которые выброшены вместе с вами. Каков их состав, задачи, возможные способы выполнения?
– Группа «Лёва».
– Как? «Лёва»?
Луков сразу оживился:
– Так точно, «Лёва». Командир Карсухин Игорь Васильевич – из-за него, гада, я и попал в разведцентр.
– Продолжайте, по существу, – сказал Порошин, – О вас ещё будет время поговорить.
– У Карсухина такая кличка в разведцентре была. Мы ведь там как собаки, по кличкам. Я бы его назвал Карсукиным.
Порошин поморщился и повторил:
– По существу…. Говорите по существу…
– Группа десантировалась в полевой форме Красной Армии. Старший в звании капитана, а остальные в разных званиях. Точнее, в разных погонах, в том числе даже и в офицерских. Капитан, старший лейтенант и два рядовых. Карсухин здоровый такой, упитанный, кулаки пудовые. Рожа, лоснящаяся от пота. Неприятный такой. Тупой мордоворот…
– Личного не надо. По делу, – снова оборвал Порошин.
– Я по делу. В разговоре через слово мат. Ну эти самые… Между, ну как… их там…
– Междометия?
– Точно. Да… Ещё… Хорошо метает ножи… На приличное расстояние. Отмечали начальнички, хвалили.
– Важная деталь, – заметил Гостомыслов, даже не подозревая, как она пригодится в дальнейшем.
– Продолжайте, – сухо сказал Порошин. – Кто ещё в группе?
– Два этаких высоченных, как жерди отёсанные – один с погонами старшины, другой – рядового. Потом… один, такой коренастый, черноволосый в погонах старшего лейтенанта. И ещё тоже как бы рядовой, рыжеволосый.
– Понятно. Способ выполнения задачи?
– Точно мне неизвестно. Готовили нас к разным вариантам. Подрыв идущего по мосту эшелона. Взрывчатку в вагон и подрыв. Кроме того, рассматривали сплав на плоту тяжёлого заряда и прикрепление его к опоре моста, либо подрыв прямо на плоту. Дистанционно. Тренировали. У моей группы задача – прикрепить мины к вагонам с боеприпасами. Вычислить такие вагоны, ну и прикрепить. Новые мины нам выдали. Отдельно новые взрыватели к ним. Сбросили вместе с нами. Их, мины-то эти, надо поискать. Примерно место знаю.
Порошин выслушал Лукова, его рассказ никак не прокоментировал и потребовал:
– Расскажите о второй группе. Приметы диверсантов.
– Вторая группа – «Ольга». Старший в ней Ребров… Олегом зовут…
– А почему «Ольга»?
Луков пожал плечами:
– Кто их поймёт, этих немцев? Может, потому, что у этого Реброва бабья рожа и бабий мясистый зад? Словом, «Ольга», может, в насмешку. Не знаю…
– Так-так, фигура значит этакая женская. А сам… Сам-то что собой представляет?
– Жулик. Сантехником был у нас в городе, как я слышал. Ну и грабанул квартиру, когда ремонт делал. Посадили. А из тюрьмы в разведшколу отправили. Меня, кстати, тоже…
– О вас потом. Группа «Ольга» тоже нацелена на мост?
– На него…
– Кто в группе?
– Так, недоноски…
– Конкретно, без ругани, – поморщился Порошин, – Что из себя представляют, как выглядят?
– Обычно… Да, у одного – у Вовы Наумова – рожа красная. А второй – не помню фамилию – косоглазый. Волосы рыжие, редкие…
– Что ещё примечательного? Вспоминайте, вспоминайте…
– Да, у Наумова рожа наглая…
– Это не примета. Рост?
– Средний…
– Фигура… Говорите, говорите. Постоянно понукать что ль?
– Плотный такой, упитанный.
– Ну что-то примечательное есть у кого, ну, кроме косоглазия?
– Да как-то не думал… Внимания не обращал. Да-а, у этого, что волосы рыжие, шрам на подбородке…
– Это уже кое что, – заметил Порошин. – Какие установлены сроки выполнения задания?
– Приказано приступить к ликвидации моста немедленно. На всё максимум пять суток.
– Связь с центром? Рации в группах есть?
– Радиопередатчиков ни в одной из групп не было, – уверенно заявил Луков и тут же, словно вспомнив что-то, добавил: – Но в группе «Лёва», знаю точно, есть радист. Я понял из разговоров, что при отступлении немцы где-то припрятали рацию…
– Где?
– О том не говорили…
– А как вы должны были сообщить о выполнении задачи? В вашей группе ни радиста, ни рации не было?
– В любой нечётный день оставить сообщение в условном месте, в городе Крещенский Брод. Это возле храма, в склепе. На фотографии мне и сам склеп показали, и расселину, в которую должен, в случае чего, вложить своё сообщение.
Разговор прервал телефонный звонок…
– Москва на проводе, – услышал Порошин в трубке и сделал жест, чтобы вывели в коридор диверсанта.
Трубка едва не разорвалась от громового голоса:
– Что у вас там происходит с железнодорожным мостом? Почему нет доклада?
– Товарищ «Первый!» – ответил Порошин: – Работаем со сдавшимся
диверсантом…
– Почему не докладываете, спрашиваю?
– В течении часа завершим проверку того, что сообщил диверсант, и доложу.
– Да в течение часа может мост взлететь на воздух, а вы знаете, что это за мост. Вы за него головой отвечаете!
– Мы уже работаем…
– Плохо работаете, если я узнаю о том от соседей…. Вы отдаете себе отчёт? Повторяю!… Вы головой отвечаете за этот мост.
– Я за всё отвечаю головой, товарищ «Первый».
– Принять все меры для усиления охраны и обороны моста. Разведгруппы врага немедленно ликвидировать. Даю вам сутки.
– За сутки они могут даже не проявить себя. Им на выполнение задачи дано пять суток. Они будет изучать обстановку…
– А вы должны проявить… У меня всё.
Порошин посмотрел на Чернышёва:
– Каким образом узнали в Москве? Неужели комендант доложил в СМЕРШ НКВД?
Дело в том, что 27 апреля 1943 года были созданы сразу Главное управление контрразведки «Смерш» Наркомата обороны, которое подчинялось непосредственно Сталину, как наркому обороны, Управление контрразведки «Смерш» Наркомата Военно-морского флота, подчинённое наркому флота Николаю Герасимовичу Кузнецову и отдел контрразведки «Смерш» Наркомата внутренних дел, подчинённый наркому Лаврентию Павловичу Берии.
Управление контрразведки «СМЕРШ» Наркомата обороны возглавлял
Комиссар государственной безопасности 2-го ранга Виктор Семёнович Абакумов.
Армейский «СМЕРШ» в какой-то степени конкурировал со «СМЕРШЕМ» НКВД.
– Как узнали в НКВД о диверсантах? – с удивлением сказал Порошин.
– Сейчас выясним у Лукова, с кем он ещё общался, – полковник Чернышёв приоткрыл дверь и распорядился: – Введите.
Когда диверсанта ввели, Порошин спросил у него:
– Кому вы в комендатуре рассказали о своём задании?
– Там был дежурный и ещё несколько офицеров. Военного коменданта, как я понял, ещё не было.
– Кто-то из присутствовавших интересовался подробностями?
– Один офицер очень расспрашивал… С большим интересом. А что? Что-то не так я сделал?
– Всё так… Ну а теперь покажете ликвидированных вами диверсантов, ну и мины со взрывателями. Сможете показать?
– Так точно!
Порошин кивнул и распорядился:
– Капитан Гостомыслов, возьмите стрелковый взвод и отправляйтесь в лес с этим нежданным гостем. Может там придётся лес прочесать. Да побыстрее. Москва ждёт доклада.
Когда Лукова вывели из кабинета, Порошин сказал капитану Гостомыслову:
– Будь осторожен. Слишком странный этот тип, слишком странный. Не кроется ли какая провокация. Во всяком случае в урочище не рискуй ни собой, ни бойцами. Всё слишком странно. Слишком странно. Двоих ножом, одного застрелил… Не верится…
Выслушав генерала, Гостомыслов спросил:
– Разрешите выполнять?
– Да, да, конечно…
Когда капитан ушёл, полковник Чернышёв сказал:
– Действительно… Вы точно подметили… Не было бы всё это провокацией. Попадут в засаду…
– Смысл устраиваться засаду? – спросил Порошин.
– Если бы знать?! Но уж больно всё странно.
– Скоро узнаем. Думаю, если там никаких сюрпризов нет, за час Гостомыслов управится, – заметил Порошин. – Ну а пока разошлём распоряжения военной комендатуре, подразделениям охраны тыла, ну и, конечно, сообщим в СМЕРШ НКВД. Нужно усилить охрану моста и эшелонов, в первую очередь с боеприпасами и горючим во время стоянки на вокзалах.
Чернышёв снова проговорил:
– Странно. Очень странно, – и пояснил свою мысль: – Сам, один, попросту зарезал как поросят всю свою группу. А может, не один, может специально взяли тех, кого можно вот так в расход пустить? А нам показать, как уничтоженных им самим.
– Не будем гадать на кофейной гуще. Главная то задача – охрана моста, – сказал Порошин. – Защита его хоть от диверсантов, о которых сообщил Луков, хоть от других в любом случае с нас не снимается.
«В урочище всех и прикончил!»
Дорога шла через лес. Вереди Газ-61, советский армейский внедорожник, за ним – американский Студебеккер со взводом бойцов в кузове.
Гостомыслов сел впереди, рядом с водителем, Луков с конвоирами – на заднем сиденье. Гостомыслов взял Лукова в свою машину, чтобы тот показывал дорогу.
Пять километров отмахали быстро. Увидев впереди съезд на полевую дорогу, Луков сказал:
– Вот, кажется, здесь. Здесь я вышел к большаку и дальше пошёл уже вдоль него. Выходить на обочину побоялся. Мне нужно было именно самому сдаться, а не чтоб поймали…
– Точно здесь? – полуобернувшись, переспросил Гостомыслов.
– Да, точно… Я ещё выбрал ориентир… Вон та высокая сосна… Видите? Она выделяется среди деревьев.
– Вижу! – кивнул Гостомыслов и распорядился, обращаясь к водителю: – Поворачивай на просёлок.
Просёлок, вскоре превратился в лесную дорогу, почти полностью заросшую травой. Автомобильные колеи едва просматривались, а вот рытвины, трудно различимые под зелёным покровом, давали о себе знать, заставляя сбавлять скорость и раскачивая машины.
– Ну, показывай… Где там твои диверсанты спрятаны, – сказал Гостомыслов Лукову. – Далеко ещё?
– Да не близко… Километра два-три. Сейчас будет густой лес, с чащами, а потом, потом мелколесье…
Присмотревшись, прибавил:
– Так-так-так… Вот здесь я вышел из лесу. Ну, да, точно. Едем правильно. Я по этой лесной дороге и шёл. Там, впереди, скоро будет лесное озеро. Или затон. В утреннем сумраке точно не определил. Потом, подальше, полузаросшая мелколесьем лощина. Потом большая поляна. На неё я и приземлился. Ну а остальных разнесло по лесу. Один за дерево зацепился и повис. В чаще. Там я его и прикончил… Пристрелил… Даже снимать не стал – кто в чащу-то полезет? Там, небось, и висит. Вот так по очереди в урочище всех и прикончил… Так что я родину не предавал… Я предателей родины уничтожил…
Гостомыслов не стал комментировать скороговорку Лукова. Вот это циничное «прикончил» немного покоробило его. Слишком грубо о своих – всё же они для Лукова своими были, хотя бы даже и временно. Его подноготная пока ещё полностью не прояснилась. Спешили проверить – правду ли он говорил. Информацию то он принёс более чем серьёзную. А если всё выдумки?
Газ-61 легко шёл по лесному просёлку. Тяжёлому Студебеккеру со взводом бойцов было сложнее, хотя ухабы, заполненные водой, его особо не сдерживали. А вот дорога была узковата. В лес во время оккупации наведывались редко. Немцы боялись партизан, местные жители опасались, что их примут за народных мстителей.
Наконец, Луков сказал:
– Товарищ капитан, кажись здесь…
Он ещё раз внимательно осмотрел дорогу и подтвердил:
– Точно… Вот здесь я одного уложил. Остановитесь. Сейчас покажу, где. Я его лапником прикрыл. Мало ли, пойдёт кто по ягоды, наткнётся. Страху натерпится.
«Какая забота о грибниках и ягодниках», – подумал Гостомыслов, но комментировать не стал и сказал обтекаемо:
– Да уж местные натерпелись за оккупацию. Трупами вражескими не испугаешь. Сколько перенесли!
Ступили на землю. Трава вдоль дороги ещё не просохла после ночного дождя. С листвы, стоило задеть стволы деревьев – в этом месте тонкие, гибкие – срывались капли дождя.
– Вот! – сказал Луков и стал разбрасывать еловый лапник.
Под лапником лежавший ничком диверсант.
– Он и переодеться не успел, как я его…, – сказал Луков.
Гостомыслов присмотрелся, спросил:
– Ножом что ли?
– Ножом… Потом, как последнего убрал, так нож выбросил…
– Где?
– Покажу…
– Ну тогда вперёд…
Снова тишину леса разорвал шум двигателей. Газ-61 гудел ровно, без надрыва, а вот грузовик ревел на каждой глубокой рытвине, скрепя всем своим корпусом.
Когда дорога пошла под уклон, Луков снова попросил остановиться. Указав на густое мелколесье, пояснил:
– Тут ещё один… Я его нашёл по парашюту. Он не успел убрать. Ну и… Забросал ветвями.
Проверили. Всё точно. А вскоре нашли и третьего. Тот висел в чаще леса на своём парашюте, зацепившемся за высокую сосну.
– Его я просто пристрелил! – пояснил Луков. – Последний. Остальных выстрелом уже не мог насторожить… Убрал их. Пистолет бросил на опушке. По лесу без оружия боязно было идти, а в город выходить – опасно. Ну а мины и взрыватели не стал искать. Времени не было. Они примерно вон там, за оврагом.
Гостомыслов подозвал командира взвода, худощавого лейтенанта, приказал:
– Прочесать лес за оврагом. Нужно найти гостинцы от Абвера. Думаю, не так сложно. По парашютам отыщете. Ну и всё, что найдёте, доставите в управление, – и, бросив взгляд на часы, прибавил: – А мне пора на доклад к начальнику управления.
На обратом пути остановились на опушке леса, и Луков с сопровождающими красноармейцами, отправился искать брошенный пистолет. Нашёл довольно быстро. Всё пока полностью соответствовало его рассказу.
Ну а теперь надо было спешить. Генералу Порошину предстояло доложить в Москву о том, что действительно выброшена по крайней мере одна диверсионная группа.
Порошин выслушал внимательно. Проговорил задумчиво:
– Выходит Луков не врёт. Значит, можно верить, что у нас в тылу ещё четыре диверсионных группы… Это серьёзно.
Порошин встал из-за стола, подошёл к карте.
– Пусть точно расскажет, в каком порядке группы десантировались и, конечно, промежутки по времени. Будем искать. Поработай с Луковым на эту тему. Ну и кому-то толковому поручи подробный допрос. Пусть этот тип расскажет то, что рвался рассказать – как оказался на службе у немцев и прочее. Сам время на подробности его героической биографии не трать. Только самое важное выслушай, что пригодится немедленно. Продумай план нейтрализации диверсионных групп. Представишь мне через полчаса. Помни, времени у нас в обрез.
– Понял… Разрешите идти?
– Да… Ну а мне пора докладывать в Москву…
Капитан Гостомыслов отправился в свой кабинет, точнее – кабинет очень громко сказано – небольшую комнату с одним окошком, где уместился одно-тумбовый стол и ряд видавших виды стульев.
Когда ввели Лукова, сказал:
– Садись… И выкладывай, что ты постоянно порывался рассказать.
– Зовут меня Василий. Фамилия, как уже сообщил, Луков. Жил в небольшом городишке. С детства дружил с одной девушкой, Валечкой. Пожениться уже собирались. Она из большой семьи. Её мать – старшая из сестёр и братьев. Так вот один из братьев матери – Игорь, по кличке Лёва – изнасиловал Валечку.
– Тот самый Лёва, что группу возглавляет?
– Так точно. Его арестовали, но вмешалась вся семья и удалось им убедить следака, что не он племянницу, а чуть ли не она его изнасиловала…
– Что-то ты уклонился от темы.
– Ни в коем разе… Как раз всё в теме. Когда его отпустили, я места себе не находил. Как же так? Где справедливость? Ну и решил сам наказать. Подкараулил, да и пальнул из старой дедовской одностволки. Волновался… Мазанул. Только бок вскользь царапнула картечь. Ничего не задела важного. Кровищи. Шуму. Меня арестовали. Но шум не прошел так. Дело этого Карсухина тоже возобновили, ну и впаяли нам прилично, причём мне поболе, чем ему. Вот так. Сидели, пока немцы не пришли. Заключённых наши вывезти не успели. Явились немцы в тюрьму. Построили нас посреди двора. Оказались мы с Лёвой в строю человека через два-три. Немец предложил всем желающим записаться в полицаи, выйти из строя.
– Так сразу и предложил? Даже и не поинтересовался, кто и за что сидит? – спросил Гостомыслов.
Луков отрицательно покачал головой и сказал:
– Нет. Должно им то без разницы. Для них бандиты свои люди. Предупредил, что всех, кто не желает стать полицаем, отправят в лагерь военнопленных. Тут гляжу Лёва в числе первых и вышел. Так, думаю, он, значит, будет народ кошмарить, а я в лагере сидеть. Не выйдет. Пойду тоже. Постараюсь с ним в одну команду попасть. Ну и грохну при первом случае. Грохну, да сбегу. Кстати, коль возьмете его, отметку на левом боку найдёте. Это из одностволки, когда жахнул.
– Значит, сам записался в полицаи, а разведшкола? Каким образом туда попал? – попросил уточнить Гостомыслов.
– Так получилось… Только вывели нас из строя, ну, желающих в полицая, машина подкатила. Приехали какие-то офицеры, как потом понял, из Абвера. Снова объявление… «Кто желает в школу диверсантов, выйти из строя». Лёва снова чуть ни первым вышел. Сразу взяли. Здоровяк. Меня поначалу обошли. Тут ум за разум. Аж в глазах от злости потемнело: уйдёт ведь гад от справедливой мести. Сам не помню, как из строя вышел, словно что-то в спину толкнуло. Взяли. Я то решил, что если в школе с ним разделаться не удастся, попробую вместе на задание попасть. Даже подружился – вроде, кто старое помянет… В один взвод попали… Ну а выбросили в разных группах. Вот так скажу… Честно: сам не знаю, как записался… Думал только, как расправиться. Как идея навязчивая. Жизнь из-за него переломалась. Тюрьма… Куда потом деваться? А тут война. Так что, хотите верьте, хотите нет, вреда я Родине не принёс никакого, а только появилась возможность, пользу.
– Что ещё можешь добавить?
– Учился добросовестно. Старался быть лучшим, ну и как видите командиром группы в тыл послали.
Он помолчал и всё-таки спросил:
– И что мне теперь за всё это будет?
– Измена фактически налицо. – сказал Гостомыслов – Ну а смягчающие обстоятельства… Посмотрим, что да как. Придётся поработать тебе на благо преданной тобой Родины.
Луков снова взмолился:
– Я не предавал. Скорее меня предали, только не Родина, а те, кто не осудил своевременно Лёву, а меня так сразу.
– Ладно. Будем думать. Сейчас я передам тебя нашим сотрудникам, ну и они с тобой поработают по разведшколе, да по группам, которые выброшены в наш тыл.
– Будут бить?
– Зачем?
– В школе говорили, что в Смерше пытки жуткие… Звери служат… Так что лучше не попадаться…
Гостомыслов покачал головой:
– Гм-м, и много ты нынче зверей встретил? Так то… Не надо верить в бред. Никто тебя пытать не будет, но постарайся говорить всё без утайки. Для своей же пользы…
– А к чему мне что-то таить?
– Тоже верно, – согласился Гостомыслов. – Подробнее расскажешь следователю. А сейчас подойди к карте. Вот… Здесь выброшена твоя группа. Которая из группа выброшена первой?
– Моя…
– Понятно… Значит, порядок выброски остальных тебе неизвестен? – спросил Гостомыслов.
– Группа «Лёва» готовилась за нами…
– Значит, где-то близко приземлилась.
– Думаю так… Когда мы прыгали, им команда была дана приготовиться к десантированию.
– Ясно… На первый раз хватит, – сказал Гостомыслов и крикнул так, чтобы услышали в коридоре:
– Конвой…
– Куда вы меня? В кутузку?
– Фешенебельного отеля для таких как ты не предусмотрено…
– Ну я же сам пришёл… Я ж не сбегу…
– Куда ж тебя? В солдатскую казарму? Тебе безопаснее быть в камере под охраной… Всё, – и, обращаясь к вошедшему красноармейцу, распорядился, – Отведите на допрос…
Сам же отправился к генералу Порошину, чтобы доложить, о чём рассказал диверсант.
Порошин сказал:
– Правдоподобно. Более того, жизненно. Думаешь, не врёт?
– А зачем же врать?
– Тут может быть всяко. Абвер серьёзная организация. Многоходовки любят. Веников не вяжет. Уж больно как-то ладно и складно. В полицаи предложили – согласился, а тут разведшкола появилась – тоже дал согласие. Словом, отрабатываем все версии, исходя условно из того, что мы ему всецело поверили. И не забываем: доверяй, но проверяй.
– Ну а мне разрешите выехать на поиск следов высадки диверсантов? – спросил Гостомыслов.
– Быстро составь план действий, представь мне и вперёд.
Задача со всеми неизвестными
Вернувшись в кабинет после разговора с генералом Порошиным, капитан Гостомыслов сел за стол, положил перед собой чистые листы бумаги и подумал:
«План… Чтоб его составить надо решить задачу почти со всеми неизвестными. Есть лишь два варианта ответа на все вопросы: то, что заявил Луков правда, или то, что заявил он дезинформация».
Позвонил полковник Чернышёв:
– Зайди, покумекаем вместе… У меня появилась свободная минутка.
Тут надо заметить, что Управление занималось не только диверсантами, пока ещё отчасти мнимыми, но и множеством других серьёзных задач.
Гостомыслов заглянул в комнату, где проводили подробнейший допрос Лукова. Нужно было получить максимум информации о разведшколе, в которой у нас не было агентов, но которая посылала своих выкормышей довольно часто. Об этом в контрразведке уже знали.
– Что-то новое о группах вспомнил? – спросил Гостомыслов, кивнув на Лукова.
– Пока нет, – ответил старший лейтенант, ведущий допрос.
Гостомыслов повернулся к диверсанту:
– Луков, ты сказал, что есть вариант доставки взрывчатки на плотах. Уточни…
– Я просто слышал… краем уха слышал.
И тут Гостомыслова осенило. Подводные диверсанты, боевые пловцы. Задал вопрос:
– В школе готовили аквалангистов?
– Нет, – твердо ответил Луков.
– А ты не заметил перед отправкой на задание каких-то новых офицеров или курсантов, в хорошей спортивной форме.
– Нет, таких не замечал.
– Ладно, – сказал Гостомыслов офицерам, проводившим допрос: –
Продолжайте… Я буду у полковника Чернышёва.
Полковник Чернышёв, оторвавшись от каких-то бумаг, приветливо кивнул:
– Садись… Пройдём все варианты… Но прежде вот что должен сообщить. Начальнику управления удалось убедить «Первого», что за сутки даже на след выйти не удастся. «Первый» приказ так: докладывать о ходе операции каждые сутки в тот самый час, когда состоялся нынешний разговор, то есть в девять тридцать. На всё дал трое суток. Так и сказал, больше ни часа не дам, и молитесь всем, кому молиться можно, чтоб за это время мост не взлетел на воздух.
– Ну что ж. Мост стоит таких треволнений, – заметил Гостомыслов. – Будем работать…
– Работай. Все задачи, кроме этой, с тебя снимаются. Хотя проблем выше крыше, – сказал Чернышёв: – Начальник управления выехал к командующему фронтом. В штабе фронта окопался крот. Расшифровали радиограмму, в которой он указывает, что в настоящее время сроки, замысел и направление главного удара в наступлении ему не известны. Работает над установлением. Вот так… Командующий обеспокоен. Кроме того, участились диверсии на дорогах, нападение на командиров соединений. Тоже головная боль… Но, повторяю, у тебя главная задача – мост. Тебя ни на что больше не отвлекаем…
– Понял… Считаю так… Если Луков не ведёт двойной игры, то получается всё весьма примитивная картина. Выбрасываются группы, которые вряд ли способны выполнить задачу…
– Почему так считаешь? Их же серьёзно готовят в разведцентре Абвера. А там умеют готовить…
– Мост слишком хорошо защищён. И они это прекрасно знают. Что могут сделать три в одной или пять диверсантов в другой группе? Заложить заряды в вагоны? Есть ли гарантия, что взрыв произойдёт на мосту? Эшелоны меняют скорость и время движение от ближайшей станции, где можно заложить заряд, до моста. Дистанционное управление невозможно из-за безлесной и болотистой местности и невозможности приблизиться к мосту. В этом случае, группы выполняют задачу отвлекающую. Получится – отлично. Нет, значит есть какой-то другой план. Мы переловим все группы и немного успокоимся. Ну а Луков должен был действовать точно так же, как и остальные. Сумел бы прикрепить мину к вагону, отлично. Даже если взрыв произошёл бы не на мосту – тоже хорошо. На поправление пути, а особенно дамбы, тоже нужно время. Сами говорите, что Абвер не так прост…
– Не факт, что отвлекают. Не факт… Но если даже так, группы необходимо обезвредить как можно быстрее, чтобы у них не получилось методом тыка, – твёрдо сказал Чернышёв.
– Ну это даже не обсуждается… Группы будем выявлять и ликвидировать. Но тут вот и возникает вопрос, а что они готовят под прикрытием этих групп. Группы им не жалко. Недаром шлют потоками, и мы их здесь ловим несчётно. Вопрос, что готовится под прикрытием? Луков упомянул о доставке зарядов по воде…
– Но это же бессмысленно. За водой с моста следят.
– И всё-таки я бы немедленно отдал приказ выслать для охраны моста бронекатера речной флотилии.
– Дельно! – сказал Чернышёв и сделал пометку в блокноте. – Обязательно доложу генералу, а он уж обеспечит это.
– А что если эти самые плоты тоже прикрытие? Попытаются и попадутся. И тут боевые пловцы…, – предположил Гостомыслов.
– Знаешь, это тебе не мину к днищу корабля прикрепить. Заряд под опору моста, да ещё под водой, под её основание, должен быть тяжёленьким. Впрочем, сейчас мы это узнаем.
Он снял трубку, но подумал и не стал звонить в инженерно-сапёрное управление фронта, а вызвал к себе офицера, которого и направил с запиской к генералу. Просто вспомнил о кроте. Замысел противодействия врагу тоже открывать не следовало.
– И всё-таки, – сказал Гостомыслов, – я бы поставил заграждения. Ну такие, к примеру, как моряки ставят при входе в бухты. Бережёного Бог бережёт, понимаете….
– Согласен, – кивнул Чернышёв, не дав договорить: – Принимается. Лучше перестраховаться. Сети ставить будем тайно, ночью. Ну а если Луков ведёт двойную игру?
– Особо ничего не меняется, кроме того, что…, – Гостомыслов сделал паузу и задал вопрос: – Что вы подумали, когда он разглагольствовал о добровольной сдаче и желанием послужить Родине?
– Использовать его, – сказал Чернышёв, – Вернуть в разведшколу, ну и так далее. Тем более в этой школе у нас никого…
– Вот именно, – сказал Гостомыслов. – Ну а если использовать его будут они…, на то и расчёт. Этакие вот агенты, порой, только сами знают, кому служат на самом деле.
– Слишком замысловато, – заметил Чернышёв, – но со счёта сбрасывать не будем.
– И что же в итоге? – спросил Гостомыслов.
– Излагай. Тебе поручено.
– Немедленно начать поиск разведгрупп. В первую очередь тех, что нацелены на мост. Для этого необходимо подтвердить их высадку. То есть найти следы приземления диверсантов северо-восточнее урочища Заозёрного. Группу Лукова нашли. Тут он всё сказал точно. Надо найти следы других групп. И ещё… Необходимо установить наблюдение за гротом. Для этого Луков должен заложить туда шифровку о том, что диверсионная группа попала в засаду… Продумаем, что следует сообщить. Возможно, тем же агентом пользуются и другие разведгруппы. Тогда сможем выйти на след. Дальше… Усилить наблюдение за эшелонами с боеприпасами и горючим, ну и, конечно, обеспечить их особую охрану. Разослать приметы диверсантов на ближайшие к мосту железнодорожные станции. Ведь они могут сесть в поезд где угодно. На любой станции.
– Ну вот и всё ясно, что ничего не ясно…, – сказал Чернышёв. – Искать места приземления, тоже, что иголку в сене. Надо вот что… Опросить жителей окрестных деревень. Вдруг кто-то видел парашютистов или наткнулся на парашюты, спрятанные в лесу. Это раз. Узнать, не встречал ли кто посторонних людей в своём районе. Это два. А то, может, эти группы выдумка Лукова. Что ещё? Думай, думай…
– Думаю, что если никто не видел, не значит, что их не было, – заметил Гостомыслов.
– Согласен. С населением работать нужно совместно с органами милиции. Так вернее. Они всё-таки и район, и людей знают. Детали не сообщать. Ищем парашютистов. И ещё. Нужно чтобы о всех происшествиях в городе и близлежащих к урочищу деревнях немедленно сообщали нам. Даже о самых ничтожных… Поезжай в райотдел милиции. Необходимые распоряжения будут даны. Я это обеспечу.
Генерал Порошин утвердил план без особых замечаний. Обещал обеспечить всемерное участие и поддержку со стороны милиции.
А вскоре пришло ещё одно подтверждение слов Лукова. Удалось найти и мины, и взрыватели к ним, сброшенные с парашютами.
Происшествие в Сосновке
Капитан Гостомыслов доложил полковнику Чернышёву, что хочет сам выехать в Сосновку, ближайший населённый пункт к месту высадки десанта, указанному Луковым.
– Езжай, – согласился Чернышёв. – Действительно, может кто-то что-то видел или слышал. Надо ухватить хоть за какую-то ниточку. Возьми с собой толковых ребят и езжай.
– Достаточно взять старшего лейтенанта Гвоздева, – решил Гостомыслов, – Может ещё и ничего там не найдём.
– Какие-то следы должны остаться, – возразил Чернышёв. – Четыре группы – не иголка в сене.
– Но искать их в таком огромном массиве, как раз, что иголку в сене, – парировал Гостомыслов.
– Они десантированы не для того, чтобы в лесу отсиживаться, – заметил Чернышёв, – Наверняка будут пробираться в город, на вокзал. Так что ищи следы. Нам сейчас важно установить, действительно ли был десант. Пока Луков кажется сказочником. Впрочем, свою ликвидированную группу точно показал.
– Будем искать! – капитан Гостомыслов, взяв с собой старшего лейтенанта Гвоздева, отправился в райотдел милиции всё на том же армейском вездеходе Газ-61.
В милиции уже получили указание оказывать полную поддержку армейской контрразведке.
Дежурный по отделению, немолодой уже капитан, судя по наградам, фронтовик, сказал:
– Эх, с вами бы мне поехать. Ну да ладно… Сейчас подойдут наши ребята и поедете. Отличных ребят выделим вам.
Гостомыслов спросил – так, на всякий случай – о происшествиях.
– Вот…, – дежурный подвинул журнал. Гостомыслов прочитал все сообщения, поступившие к этому часу, но ничего сколь-нибудь относящегося к высадке диверсионных групп не обнаружил.
Вскоре подошли два сотрудника – старшина и младший лейтенант, оба вооружённые автоматами ППШ. Гостомыслов поздоровался с ними за руку и сказал:
– Все собрались? Тогда в путь.
– Начните с Сосновки, – посоветовал дежурный. – Там председатель сельсовета толковый. С нами постоянный контакт держит.
– Хорошо, – кивнул Гостомыслов, садясь рядом с водителем. – В Сосновку, так в Сосновку.
Машина миновала городские окраины и гремя, и дребезжа всеми своими изношенными частями, выкатилась на изрытый бомбами и снарядами большак. Повсюду видны были следы ремонтных работ. Движение на дороге, хотя она и не вела к передовой, оказалось довольно оживлённым. По большей частью встречались крестьянские подводы с самым различным скарбом. Местные жители возвращались из эвакуации, поверив, что немца прогнали уже довольно далеко и прогнали навсегда. Встречались и грузовые автомобили.
Скоро впереди показалась околица деревни.
– Это что ль Сосновка? – спросил водитель.
Гостомыслов достал из планшетки рабочую карту, развернул так, чтобы перед глазами оказалась местность в районе урочище Заозёрного, и что-то прикинув, сказал:
– Судя по карте, Сосновка. Но сейчас спросим. Изменили карту фашисты. Сколько деревень дотла сожгли.
Но спросить долго было не у кого. Деревня словно вымерла. И вдруг, впереди показалась, целая толпа, собравшаяся у обычного крестьянского дома с палисадником.
– Смотрите-ка! Вот где народ-то, – сказал водитель. – Почитай, вся деревня собралась? Митинг что ли?
– Митинги бывают возле сельсовета, – возразил Гостомыслов. – Верно что-то случилось.
В небольшой толпе выделялись два старика с такими же старыми как они, если ещё не старее, ружьями. Видно откопали их из тайников, в которые спрятали при подходе немцев.
Едва машина остановилась, её тут же обступили в основном, конечно, женщины и стали все разом, одновременно рассказывать о происшествии, не дожидаясь, когда кто-то обратится к ним.
Гостомыслов открыл дверцу, поднял руку вверх и попросил:
– Товарищи, можно не всем сразу?! Вот вы, – указал он на одного из стариков, что держались поодаль, – подойдите, пожалуйста, сюда, – и когда старик подошёл, представился сам и спросил его имя и отчество.
– Матвеич, – сказал тот.
– Это имя? – улыбнулся Гостомыслов.
– Ай. Я имя то и забыл, – попытался пошутить старик. – Илья. Илья Матвеич. Вот так вроде звали…
– Что произошло?
Но отвечать стала, опередив старика, бойкая женщина лет пятидесяти, коренастая, плотно сбитая, уверенная в себе.
– Да вот утром дед один, Ансифорыч, по грибы пошёл… Говорили ему, что место гиблое, а он не послухал… А в лесу том – сила нечистая. Попадёшь в чащу, леший закружит…
– Вот его и по сей час нет, деда то, – подхватила другая, немного по моложе, да постройнее, и столь же бойкая.
– Так, дорогие мои, мы ничего не решим, – остановил Гостомыслов, – Дайте сказать Илье Матвеичу.
Тот с достоинством выдержал дерзкое вмешательство в разговор бойких крестьянок и сказал:
– Дед вот из этой избы рано утром ушёл по грибы в лес. Обычно то он уж часам к десяти утра, ну разве, к полудню возвращается, а тут… По сей час нет. Бабка его и разволновалась.
Гостомыслов мельком взглянул на часы, хотя нужды в том и не было – знал и так, что уж за полдень перевалило. Высказал предположение:
– Ну так может на место грибное попал. Мало ли, увлекся. Ещё придёт? Не волки ж съели.
– По лесам ещё двуногие волки бродят, – сказал Матвеич, – А тут дело такое… Собака его вернулась. Прибежала, нырнула в будку свою и сидит, носа не показывает. Только скулит.
Действительно, в небольшой будке во дворе скулила собака.
– Вот хотим взять её, что б отвела к деду то, а она забилась в угол и вылезать не хочет. Напужал кто-то, сильно напужал, – прибавил к сказанному дед.
Гостомыслов слушал и размышлял: «Конечно, старика найти надо помочь. Но имеет ли это отношение к диверсантам? Хотя, с другой стороны, а если этот самый пропавший старик, собирая грибы, наткнулся на диверсантов? У них иного выхода и не было, как свидетеля убрать. Но прежде надо сделать то, ради чего поехали по деревням».
Он поднял руку, призывая к вниманию:
– Деда мы поможем отыскать. А ко всем такой вопрос. Не заметили ли что-нибудь подозрительного сегодня утром? Или ночью. Посторонних людей, может, военных каких, что в часть свою шли через деревню?
– Машины с солдатами проезжали, – сказала бойкая женщина, которая вступила в разговор первой, – и повернулась к другой, светловолосой стройной, – Нюр, скока машин-то, ты считала.
– С десяток будет…
«В этой деревне, на большаке, толку не добьёшься, – подумал Гостомыслов, – Тут и диверсанты пройти могут, даже составив маленький строй. И поди пойми, кто. Так как же быть с дедом?»
– Вот что, – сказал он старшему лейтенанту Гвоздеву. – Ты поезжай с младшим лейтенантом милиции по деревням, а я всё-таки отправлюсь на поиски деда…
Подумал: «Надо было, конечно, взять с собой уж если не взвод, то хотя бы отделение, но теперь поздно. Не вызывать же? Времени на то сколько уйдёт!».
Машина ушла в соседнюю деревню, которая была в стороне от большака, собственно, как и все намеченные для опроса населённые пункты. Там скорее можно было установить что-то необычное, если таковое было.
Оставалось решить, кого брать на поиски Ансифорыча. Рвались чуть не всей деревней. А ведь в лесу могло быть всё что угодно. Диверсанты, если таковые всё-таки десантировались, могли устроить там небольшой лагерь. Конечно, от города далековато, зато не так опасно. В городе то как!? На постой куда-то устроиться сложно. Порядок строгий – хозяева дома обязаны регистрировать в военной комендатуре всех постояльцев.
Решил взять с собой двух вооружённых стариков. Остальным сказал:
– Ждите здесь.
Искать иголку в сене бесполезно. Вся надежда была на собаку, обычного двортерьера. Конечно, случалось, что такие вот дворняги оказывались поумнее декоративных существ, совсем недостойных наименования собак, ибо основные функции этого друга и защитника человека ими давным-давно утрачены.
– Ну, давайте вашу собаку, – сказал Гостомыслов хозяйке дома. – На неё у нас вся надежда. А так искать бесполезно.
Хозяйка неуклюже склонилась над будкой, держась за её крышу, позвала:
– Ирма, Ирмочка, ну выходи… Ансифорыч, Ансифорыч… Ищи, ищи…
Собака показала из будки свой мохнатый нос. Втянула воздух. Осмотрелась.
– Надо на поводок взять, – сказал Гостомыслов. – А то сейчас уговорим деда искать, а она и рванет так, что не догоним.
– Она к поводку не приученная, – сказала хозяйка. – Будет брыкаться да ошейник кусать. Ни чо… Я с вами пойду, не убежит.
Хозяйку брать не хотелось, но выход то какой? Впрочем, он понимал, что очень и очень вряд ли диверсанты сейчас в этом лесу. Они уж давно далеко отсюда. И снова подумал о том, что, если они, конечно, вообще есть. Вот сейчас найдётся дед. Выяснится, что действительно просто задержался. И окажется, что только время зря потеряли. Но и не помочь найти человека он не мог.
Здесь, вдали от города, в котором остались следы боёв, всё дышало тишиной, всё казалось мирным и спокойным.
Сказал старикам и старшине милиции:
– Не будем терять времени…
Жена Ансифорыча, всё-таки уговорила Ирму искать хозяина. Та действительно сначала рванула вперёд, но послушалась хозяйку и пошла рядом с ней, настороженно озираясь. Вооружённые люди её, видимо, одновременно и успокаивали, поскольку были дружелюбны по отношению к хозяйке, но и чем-то пугали. Потому что иногда, оборачивая к ним морду, прижимала уши.
Хозяйка периодически повторяла:
– Ансифорыч, Ансифорыч. Ищи, ищи…
И, обращаясь к Гостомыслову, поясняла:
– Любит она деда, уж как любит… Не пойму, как могла его бросить и убежать. Не пойму.
– Может медведь напал? – сказал старшина.
– Какие здесь медведи?! Как бои были, все звери разбежались, – возразила хозяйка.
– Так вернуться могли, – не согласился старшина. – Вот прошлый год помню… Служил я в гвардейской стрелковой… Долечивался после ранения в госпитальном взводе медсанбата. Уж выписать собирались. И вдруг нас, уже почти выздоровевших, вооружили и оставили ещё там. Оказалось, столько волчьих стай собралось, что пришлось обороняться от них. Совсем обнаглели. И война им не война. Потому как голодные. Детство то моё на Орловщине прошло, а там немало волчьих стай бродило по полям, подступало к деревням, в поисках добычи, а затем скрывалось в лесах. Волки – ночные охотники. Днём они отдыхают, весь день проводят в норах, каждая пара в своей. Ну а в сумерках выходят на охоту. Вой – это сигнал сбора. Просто так волки редко воют. Ну а уж если огласил окрестности протяжный дикий вой, от него всё замирает вокруг, от него начинает нервничать домашняя скотина, прижимают уши лошади, а собаки рвутся в бой, хотя далеко не всякая собака может выстоять против волка. Ну и не все рвутся.
Старшина рассказывал, не спеша, до леса было ещё далеко. Гостомыслов слушал с интересом, но внимания не ослаблял. Из всей группы, наверное, только он один понимал, какие волки могут им в лесу встретиться.
А старшина продолжал:
– Конечно, война дала волкам много пищи. Если наши войска, особенно в период наступления, следили, чтобы не оставалось не погребённых воинов, то немцы легко бросали не только убитых и раненых. Немало гибло лошадей, которых немцы, отступая, не считали нужным утилизировать. Ну а основной пищи во время войны как раз мало. Основная пища для волков не только крупные, но и мелкие зверьки – зайцы, суслики, сурки, даже мыши-полёвки. Бывает, что и рыбку едят, конечно если поймать смогут.
– Это что ж, оборонять медсанбат от волков вас оставили? – спросил Гостомыслов.
– Ну не совсем, конечно. Двуногие волки по лесам бродили. Из окружения прорывались. Ну а если на медсанбат натыкались, сказать страшно, что вытворяли… Это я так, чтоб народ развлечь…
– Тихо! – поднял руку Матвеич, что более других был собран и сосредоточен. – Чу, птицу кто-то спугнул… Во-он там, на опушке.
Гостомыслов сказал старшине:
– А ну разведай, а мы вон там, в мелколесье подождём. Только осторожно. Не забыл ещё как дозорным ходить?
– Не забыл… И сейчас бы служил, коли не ранение… Годен к нестроевой. Вот и попал сюда.
Он не спешил идти, проверил автомат, дослал патрон в патронник. Сказал, обращаясь к Гостомыслову:
– Ну я пошёл?
– Короткими перебежками, – посоветовал Гостомыслов. – Ну а мы будем держать опушку под прицелом.
– Думаешь, капитан, немец в лесу ховается? – спросил дед Матвеич и сам же ответил, – Могёт, всё могёт быть.
Но старшина вскоре подал сигнал: путь свободен.
Вошли в лес. Тишина, покой. Птички щебечут. И особо не боятся. А там, вдалеке, вдруг сорвались с деревьев.
– Что же птиц-то испугало? – спросил Гостомыслов.
– Да мало ли? Может зверь какой пробежал…, – сказал второй дед.
По лесу шли долго. Ирма вела уверенно. Рвалась вперёд.
– Рядом Ирма, рядом…, – сдерживала хозяйка.
Даже говорливый старшина приумолк и не развлекал своими рассказами, не лишенными некоторых фантазий.
Неожиданно Ирма свернула с тропинки…
– Вот тут, видно, Ансифорыч и начал грибы собирать, – предположил Матвеич.
Впереди открылась поляна. Подошли ближе. На самом её краю приметили присыпанное кострище.
– Ирма, искать…
Собака рванулась вперёд и углубившись в лес, взвизгнула.
Гостомыслов со старшиной подбежали первыми, думая, что найдут там Ансифорыча, живого ли раненого ли, или… Но нашли только перевёрнутую корзину с рассыпанными вокруг грибами.
– Стоп… Близко не подходить! – предупредил Гостомыслов и стал медленно, шаг за шагом обследовать всё вокруг.
Через минуту он что-то поднял с земли и показал:
– Вот… Гильза от ружейного патрона. Он что, в лес с ружьём отправился?
– А то как же…, – сказала жена Ансифорыча: – Мало ли что? Старшина же говорит волки. И четвероногие, и двуногие.
– Это точно, много, сказал старшина, – заметил Матвеич: – А вот которых Ансифорыч встретил, пока не ясно.
В это время старшина воскликнул:
– Товарищ капитан, глядите…
Он поднял окурок.
Гостомыслов подошёл и посмотрел:
– Папиросы «Казбек». Если диверсанты оставили, продумано… Знают, что солдату у нас махорка, а офицерам – папиросы выдают. Вот в частности, «Казбек».
– Так то наши? – с надеждой спросила жена Ансифорыча. – Может проводить куда попросили… Он местность эту хорошо знает. Всё исходил вдоль и поперёк.
Но Матвеич сразу сообразил, почему у диверсантов, если это действительно они, оказались советские папиросы. Не со своими же разгуливать по нашим тылам. Спросил:
– Гости-то оттуда?
– А что Ансифорыч разве «Казбек» курил? – спросил Гостомыслов.
– Да что ты, милок? Откель ему взять. Махорку в самокрутку скручивал, – замахала руками жена Ансифорыча и спросила растерянно: – А где же он сам-то? Увели с собой что ли?
Что было отвечать? Отвечать было нечего, и Гостомыслов сказал:
– Будем искать.
Ирма повела через чащу. Вскоре впереди показался просвет. Вышли к затону с топкими берегами.
– Дале болота на много вёрст, – сказал Матвеич.
– Через них что ль пошли? – спросил старшина.
– И-и, мил человек, через такие болота даже местный житель едва пройдёт. Сгинуть можно.
– Значит, если даже у них в группе кто-то из местных, вряд ли пройдут?
– Не то слово… уметь надо по болоту то топать.
Старшина обошёл всё вокруг и принёс ещё один окурок всё того же «Казбека». Ирма же снова бросилась в куты и вынесла в зубах шапку-ушанку.
– Ай! – воскликнула жена Ансифорыча. – Евоная…
– Летом, в шапке? – спросил старшина.
– А он в ней зимой и летом…
– Как дед Щукарь что ль? – засмеялся старшина.
– Какой ещё Щукарь? – недовольно спросила жена Ансифорыча.
– Шолоховский… Из «Поднятой целины».
Первый том романа был издан в 1932 году, и образ Щукаря, как и прочие образы, вошли в жизнь.
Гостомыслов с сержантом обследовали берег, нашли следы сапог с ярко выраженным протектором. И всё. Диверсанты, а Гостомыслов всё более убеждался, что они действительно есть, никаких следов не оставили.
Пора было возвращаться в деревню, куда, наверное, уже вернулись Гвоздев с младшим лейтенантом милиции.
Назад шли молча. Никто не сказал, что Ансифорыч погиб, наоборот, попытались как-то завуалировать это, но … разве не ясно, что могла сулить встреча с головорезами, заброшенными в наш тыл.
Машина уже стояла возле дома Ансифорыча.
Гвоздев, увидев Гостомыслова, подошёл со словами:
– У нас кое что есть…
– Что?
– Молодая парочка в Выселках гуляла до утра. На завалинке сидели. И вот на самом рассвете, только чуть брезжить стало, загудел самолёт. Они, конечно, вскочили – вдруг немец. Вышли на взгорок, чтоб вовремя заметить, если бомбить станет, но самолёт ушёл к урочищу и из него стали падать какие-то продолговатые капли. Так издалека виделось. Думали бомбы. Но над этими каплями раскрылись парашюты.
– Кому-то сообщили?
– Говорят, что думали учения наши проводят. А мне, кажется, молчали, потому как из дома сбежали ночью погулять. Родителей боялись.
– Ещё что?
– В Антиповку заглянули, как они сказали, продуктами разжиться, несколько человек. Из госпиталя они. То ли в части свои добирались, то ли вообще списанные домой по ранению.
– Как выглядели? – спросил Гостомыслов.
– Похоже на тех, что Луков описал. Похоже на группу «Лёва». А там, кто его знает.
– Ну что ж, всех благодарю за работу. А нам пора в город, – сказал Гостомыслов.
– А как же мой дед? Как Ансифорыч? – растерянно спросила хозяйка дома.
– Вот возьмём этих пришельцев, тогда и узнаем, куда его спрятали, – сказал обтекаемо, оставляя надежду, которой, конечно не было.
На обратном пути капитан Гостомыслов думал о предстоящем докладе генералу Порошину: «Вот ведь… прошло больше половины дня, но пока удалось установить лишь то, что диверсанты действительно высажены. Луков это всё не выдумал. И только».
ЧП в эшелоне с горючим
Генерал Порошин уже вернулся из штаба фронта, и работал в кабинете. Гостомыслов приоткрыл дверь:
– Разрешите, товарищ генерал?
– Да, да, заходи. Садись… Только что говорил с твоим отцом…
– Интересовался как служу?
– Как служишь, он знает, – возразил Порошин. – В их ведомстве получено сообщение о том, что немцы выбросили диверсионные группы для диверсий на железной дороге и не только. Поставлена цель покушения на командующих нашими соединениями. Точно неизвестно, на кого конкретно. Сказано так – на тех, кто сильно им досаждает. В отделы СМЕРШ армий ориентировки я направил.
Ведомство, в котором служил отец капитана Гостомыслова, генерал-майор Гостомыслов, не было «конкурирующей фирмой», как выразился об отделе «Смерш» НКВД Порошин. Оно не являлось и старшей командной инстанцией. Да и вообще о нём мало кто знал – недаром осталось оно в истории, как личная секретная разведка и контрразведка Сталина. Генерал Порошин о её существовании знал, потому что, во-первых, занимал очень высокое положение в иерархии спецслужб – как никак начальник управления контрразведки «Смерш» фронта, а, во-вторых, с генералом Гостомысловым они являлись однокашниками по кадетскому корпусу, юнкерскому училищу и по службе в разведывательном органе Генерального штаба русской императорской армии. То есть, оба, как тогда говорили, «из бывших».
Ну а капитан Гостомыслов не мог не знать, где служит отец. Впрочем, если бы он был обычным войсковым офицером, командиром взвода, роты или батальона, может быть и не посвятил его отец в такие таинства своей службы.
Выслушав Порошина о том, что в нашем тылу уже действует несколько диверсионных групп, Гостомыслов проговорил:
– Не густо… Информация самая общая…
– Какая есть. Дело в том, что в той разведшколе, из которой группы, у нас как раз нет зафронтового разведчика, – пояснил Порошин.
– Ну вот, теперь будет… – заметил Гостомыслов, – Думаю Лукова подготовим для этого…
– Сначала надо диверсионные группы ликвидировать. Докладывай, что ещё установил…
– Одна группа проявила себя в Сосновке. Там исчез старик. Ушёл в лес по ягоды да грибы и не вернулся. Собака вернулась, а он нет. Собака нас вывела на место, где, судя по всему, старик этот случайно встретился с диверсантами…
Гостомыслов подробно доложил всё, что удалось установить.
– На краю болотистой местности, говоришь? – задумчиво переспросил Порошин. – А если они его использовали в качестве проводника, чтоб через болото провёл?
– Смысла не было, – пояснил Гостомыслов. – Они уверены в безопасности. Зачем через топкое болото лезть? Да и в деревне мне сказали, что если бы заставили старика этого вести их, он бы поступил с ними, как Сусанин с поляками. Думаю, что старика они убили и утопили в болоте… А сами отправились в город. А вот вторая группа проявила себя в деревне Антиповке. Заходили, якобы, продуктами разжиться. По описаниям жителей деревни, это очень похоже на группу «Лёва».
– И это всё, что удалось установить? – спросил Порошин.
– Не совсем… Один диверсант ранен. Из одностволки старик его ранил. Это я взял на заметку.
– Да, это важная деталь…
– Остальное не существенно… Один, в форме капитана, угощал деревенских «Казбеком». Даже сказал, вот, мол, в госпитале выдали. Нарочито так сообщил.
– Ясно… Что-то им надо было в деревне. Ну и осторожничали, – предположил Порошин.
– Что-то нужно в деревне?! – воскликнул Гостомыслов. – А я и не подумал, что не случайно туда зашли. Действительно, какие там харчи? Наверняка ведь снабдили их провизией.
– Положим, много с собой не возьмёшь. Но не в первый же день по деревням ходить? Возьми на заметку эту Антиповку. Ну и приступай к поиску. Помни, что мне завтра ровно в девять тридцать докладывать в Москву. А докладывать не о чем. Поручаю тебе возглавить оперативно-розыскную группу. Цель, противодействие диверсантам, нацеленным на мост.
– Состав? Сколько человек могу взять?
– С людьми туго… Задач целый воз… Возьми трёх толковых… Дурягина возьми, Гвоздева, Серикова…
– Можно ещё Ткачёва? Он немецкий хорошо знает…
– Ну немецкий-то вам, наверное, не очень нужен. Впрочем, забирай и Ткачёва. Добро… Ну всё. Жду доклада в двадцать один тридцать – ровно за полсуток до моего звонка в Москву. Понял?
– Так точно…
– Не один мост на нас висит. И другие задачи важны, – заметил Порошин. – Так что вперёд. Занимайся. И помни… Дали-то нам на всё про всё трое суток!
С генералом Порошиным капитан Гостомыслов держался просто, хотя ни на йоту не нарушая субординацию. Всё-таки генерал, а он то капитан, да и по возрасту в сыновья годится. Так уж получилось, что попал он в подчинение к другу и однокашнику своего отца. Хорошо это или плохо? Порошин относился к нему, как к сыну. Давно знал. По существу, рос на его глазах. Но в годы войны сыновей не щадили не прятали, зачастую посылая на самые ответственные и сложные задания. Вот и теперь… Нужно было вступить в единоборство с диверсантами, о которых почти ничего не известно. А в таких случаях у врага всегда преимущество в нанесении удара. Вот ведь и не на передовой, да передний-то край на каждом шагу. Там он обозначен окопами, траншеями, здесь невидим. Вот, к примеру, идёт навстречу такой же как ты офицер, даже, может, и в воинском звании равный. А на самом деле никакой он не капитан, а враг, лютый враг, и ведь у него преимущество в нанесении удара – выстрел, бросок ножа.
Но и это не всё, в данном случае. Если диверсанты переиграют, если им удастся выполнить задачу, отбить атаки на мост, то не сносить головы… Да и понятно. Слишком важный объект – этот самый стратегический железнодорожный мост.
Вышел из кабинета генерала Порошина и сразу в свою небольшую комнатку. Нужно было собрать группу. А поди собери. Никто в управлении без дела не сидит. Все на заданиях. Надо было ещё вырвать ребят из других групп. А время летело стремительно. Посмотрел на часы. День клонился к вечеру.
Раньше других нашёл старшего лейтенанта Ткачёва. Он случайно оказался в управлении – в допросе какого-то типа участвовал.
– Вот что Стас… Поезжай в Антиповку. Срочно поезжай. Генерал разрешил воспользоваться любой свободной машиной или мотоциклом. Утром в Антиповку наведалась группа офицеров и солдат, будто бы из госпиталя выписанных. Есть подозрение, что не случайно они туда заходили. Может быть там их человек. Зашли открыто. И ведь меньше подозрений. Если б ночью прокрались, а тут средь бела дня. Кто они? Вот это надо осторожно установить. Там Гвоздев утром работал. Он открыл себя. А ты… Ты назовись, скажем, заготовителем продуктов…
– Какие продукты? Немцы все под чистую выгребли… Деревня сильно разрушена? – спросил Ткачёв.
– Гвоздев говорил, что даже школа уцелела. Деревня то на отшибе. Боёв там не было.
– Вот… Тогда, значит, скажу, что прибыл место для полевого госпиталя подбирать… Откуда им знать, как это делается? Послали искать… Ну и пройду по домам, поспрошаю, кто может поработать в госпитале санитарками там или ещё кем-то.
Гостомыслов покачал головой:
– Да уж, придумал. Впрочем, можно и так…
– Понял… Всё будет в лучшем виде…
– Людей поспрашивай… Гвоздев докладывал, что председатель сельсовета там фронтовик. После ранения списали вчистую. Скажи, что нужны самые благонадёжные люди, госпиталь-то особый… Придумай, какой…
– Это запросто…
– Ухватить бы хоть какую ниточку… Не исключено, что они там что-то типа базы устроят. Место глухое – леса да болота кругом. С хорошим проводником можно легко уйти и скрыться. Словом, всё может быть. А ты, ты главное держись попроще…
– Одному ехать? – спросил Ткачёв.
– Да, поезжай на мотоцикле. А одному несподручно. Возьми сержанта Курилова. Он только что в батальон прибыл после госпиталя. Пока не удел. Слышал, что хорошо сапёрное дело знает. Мало ли, может этот навык пригодится. Ну, желаю удачи…
Старший лейтенант Ткачёв вышел из комнаты, и вскоре за окном затрещал мотоциклетный мотор. Гостомыслов выглянул на улицу. Ткачёв усаживался в люльку, а сзади мотоциклиста взгромождался сержант Курилов, выделенный в помощь, и через плечо у него была переброшена самая настоящая санитарная сумка с красным крестом. Гостомыслов вспомнил, что недавно удалось взять диверсанта, который маскировался под санинструктора. Ну и сумка и ещё какие-то атрибуты так и остались в управлении. А вот теперь сумка была очень кстати, раз уж Ткачёв решил представиться посланцем госпиталя.
Мотоцикл рванулся с места, и треск его мотора вскоре уже оглашал улицу где-то у перекрёстка. Проводив Ткачёва, Гостомыслов подумал, а не напрасно ли послал в эту самую Антиповку? Неужели диверсанты всем скопом отправились туда, где находится их человек? Может, действительно за продуктами заходили? И тут же вспомнил размышления Гвоздева, который убедительно заявил, что деревня ну совсем не на большой дороге, а вот когда шли из леса оказалась на пути. Ну и презрели опасность уверенные в надёжности документов. Да и хотелось поесть не суррогат сухого германского пайка, а деревенского, домашнего. На родину прибыли, с усмешкой подумал он. Обычная человеческая слабость. А о том, что от большака далековато, и не подумали. Или не могли выбирать? Если в деревне кто-то их ждал.
Он знал, что бывают проколы и у опытных разведчиков, когда кажется, что можно и рискнуть что-то сделать не так как велено.
«Так с чего же начать? С чего?»
Сколько раз ему приходилось срываться по тревоге на поиски и задержания диверсантов, сколько раз устраивать засады, когда поступали данные о высадке разведывательно-диверсионных групп в том или ином районе, сколько раз выезжать на место диверсий, где начинать распутывать клубок, но не со всеми неизвестными. А на этот раз всё было по-иному – уравнение именно со всеми неизвестными. Диверсионные группы, когда о них стало известно, высадились и растворились в прифронтовой полосе, где офицеров и красноармейцев пруд пруди, где масса самых различных тыловых частей и учреждений.
Он сел за стол, раскрыл план города, который попросил принести ещё утром. Стал изучать подходы к железнодорожному вокзалу, близ которого теперь – сплошные развалины. Да это и понятно. Немцы бомбили и обстреливали из орудий крепко ещё в сорок первом, потом наши бомбили вокзал, когда освобождали город. И снова немцы, пока город оставался в досягаемости артогня, расстреливали его, причем конечно преимущественно вокзал.
В развалинах легко можно было укрыться. Их много. И из них действовать.
Что же? Тщательно прочесать? А если диверсанты не там? Только насторожишь их, только подскажешь: знаем, что вы здесь, ищем. Будут осторожнее.
В комнату заглянул Дурягин. Этот коренастый крепко сбитый лейтенант с суровым почти всегда лицом, был с виду медлителен и нерасторопен. Но Гостомыслов помнил, как однажды, когда они раскручивали одного шпиона, не будучи вполне уверенными, что перед ними шпион, и тот внезапно выхватил пистолет, Дурягин показал, что нерасторопность – только видимость. Гостомыслов и глазом моргнуть не успел, как у шпиона окрасилась кровью щека, а пистолет глухо ударился об пол. Боксёрский удар был мгновенным и результативным.
– Заходи, заходи, Виктор, – сказал Гостомыслов. – Тебе вот какое задание. Забирай Лукова и дуй на вокзал. Кабинет начальника вокзала в твоём распоряжении. Очень удобно расположен, в угловом помещении. Окна в две стороны – одно выходит на перрон, а второе хоть и с торца, но из него видно и автобусную остановку, и коновязь, где не только подводы, но и машины в сторонке останавливаются. С Луковым особо по вокзалу не разгуливай. Сразу в кабинет его посади. И пусть глядит в оба. Вдруг да признает кого из диверсионных групп. Но сам пусть не высовывается… его видеть не должны.
– Разрешите выполнять?
– Выполняй!
Осталось дождаться Серикова с Гвоздевым.
«Так… Лейтенант Сериков рослый, статный… Его в патруль. Начальником патруля. – решил Гостомыслов. – Ну а старшего лейтенанта Гвоздева направлю на вокзал. Вдруг да признает кого Луков из окна. Надо будет либо срочно брать, либо следить…»
Вскоре появился лейтенант Сериков.
– Вот, читай. Приметы диверсантов. Запомни. Ну и поезжай в комендатуру. Получишь двух патрульных, повязки и вперёд, на вокзал. Комендантский патруль там есть. Организуй с ним взаимодействие. В комендатуру все указания даны.
На вокзал отправились всё на том же Газ-61 вместе с Гвоздевым, который уже занимался диверсантами утром и был в курсе дел.
Вокзал встретил обычной суетой. Воинские эшелоны шли один за другим. На запасных путях их старались не держать. Начали уже ходить и редкие пассажирские поезда. Город оживал.
Гостомыслов перебирал в памяти приметы. Напомнил их Гвоздеву, которому предстояло в случае чего первому броситься на диверсантов. Дурягину то надо было ещё спуститься со второго этажа.
Начальник вокзала, пожилой, с усталым лицом, в потрёпанной форме железнодорожника, что-то кричал в телефонную трубку. Когда Гостомыслов вошёл и молча предъявил удостоверение, трубку бросил и спросил:
– С чём пожаловали, товарищ капитан? Ваши ребята давно у меня здесь работают.
– Пришёл оценить обстановку, – сказал Гостомыслов.
– Обстановка видите какая… Как на бочке пороховой. Все чего-то просят, требуют, а то и грозят. Как пассажирский пустили, с билетами сплошная морока.
– Мои не мешают? – спросил, имея в виду соседство Дурягина и Лукова, внимательно наблюдавших за происходящем на перроне.
– Нет-нет, что вы. Тем более дело важное!
– Скажите мне вот что… В данный момент на путях есть эшелоны с боеприпасами и горючим?
– С горючим стоит на путях… Контрольная проверка… Тормоза и прочее.
– Эшелон с горючим нужно отправить немедленно.
– Это я знаю, – сказал начальник вокзала.
Гостомыслов подумал: «А ведь могут попробовать прикрепить мину к вагону с боеприпасами в такой суматохе! Но как же рассчитают, чтобы взрыв был именно на мосту?»
В этот момент дверь открылась и на пороге появился пожилой железнодорожник.
– Разрешите…
– В чём дело? – спросил начальник вокзала.
– Пропал машинист с эшелона с горючим.
– То есть как пропал? – спросил Гостомыслов, сделав шаг навстречу пожилому железнодорожнику. – Кто вы?
– Это мой заместитель! – представил начальник вокзала.
– Так что случилось?
– Время отправления, а помощник прибежал и сообщил. Он вроде как вышел-то на минуту, и не вернулся…
Гостомыслов с тревогой подумал:
«Эшелон с горючим! На станции… А машинист? Куда делся? Выкрали? Не хотят ли подсунуть своего?»
Он представил себе, как эшелон выходит на мост, гремит мощный взрыв – и ни моста, ни эшелона…
«Выкрали. Наверняка выкрали! Значит они здесь и может быть уже на паровозе… А это… Даже представить себе страшно…»
Тайник в развалинах имения.
В Антиповке Ткачёв сразу разыскал председателя сельсовета. Это был уже немолодой, довольно подвижный и весёлый крепыш. Ходил с суковатой палкой – последствия ранения ещё ощущались.
Встретил приветливо. Ткачёв о том, что он из того же ведомства, что и побывавший здесь Гвоздев, не сказал. Сразу представился хозяйственником полевого госпиталя. Вот, мол, отправил начальник подыскать подходящее помещение. Фронт движется на запад, ну и госпитали вслед за ним перемещаются.
– Святое дело. Могу предложить школу. Правда, в школьном здании немчура размещала госпиталь. Здание целехонько. Пошли покажу. Всю ихнюю немецкую вонь удалили. Кто придумал, что чистоплотная нация? Вшивота… Обовшивели. Те, кого заставили работать на них, говорят, до тошноты… за версту воняло… Хлам ихний повыкинули. Хотели уж к осени ремонт сделать, но коли треба здание, занимайте. Тем паче, полагаю так, до осени то уж далеко вперёд уйдёте… Так что успеется ещё. Школу подготовим к первому сентября.
– Как величать то вас? – спросил Ткачёв.
– Да зови дядя Петя. А лучше просто, Михалыч. Все так кличут. Ну по отчеству значит…
Он сразу перешёл на «ты», поскольку и постарше был, да и в звании, хоть и в запасе, тоже старше – капитан, о чём сразу и сообщил. К тому же Ткачёв-то представился завхозом госпиталя, то есть тыловиком. Одно дело медики – это уважение вызывало, а всякие там завхозы, начвещи и начпроды у тех, кто на передовой, почётом не пользовались.
– Ну пошли, покажу тебе школу… Она недалече. Вон там, почитай в центре деревни.
Впереди, на взгорке, виднелось жёлтое одноэтажное здание. За ним, за поломанным забором, кое где кустарник и дальше пустота. Ткачёв догадался, что был там до войны школьный сад. Рядом со школой ещё небольшой домик с крылечком, на которое вели поломанные ступеньки.
– Сельпо что ль было? – спросил Ткачёв.
– Было да сплыло, – пояснил Михалыч.
Спрашивать не стал, что случилось. Не хотел останавливаться на том, что, наверное, болезненно примется.
Школу, конечно, должен был посмотреть, но так, для проформы. Ему было важно другое, выяснить, кто чем в деревне дышит и нет ли таких или такого, в кому наведывались утренние гости.
Остановились у здания, и Ткачёв, осмотрев его внимательно, сказал с уверенностью:
– Вот что, Михалыч, вижу, здание вполне подходит.
– Да ты внутрь глянь… Говорю ж, от немчуры всю вонь убрали. Погляди, где палаты сделать, где операционные…
– Посмотрю, обязательно посмотрю, – сказал Ткачёв, направляясь к входу в здание.
Остановившись перед ступеньками, повернулся к председателю сельсовета и сказал:
– Тут вот что ещё… Деревушка ваша вдали от шума. Тишина. Хотим госпиталь сделать непростой. Для старшего комсостава. А тут, знаешь, всегда нужны помощники по хозяйству, уборщицы, ну и прочие. Вот мне надо бы выбрать надёжных из деревенских твоих.
– Надёжных, говоришь? – с прищуром спросил председатель сельсовета, – А все надёжные… Если до войны кто и чем недоволен был – так, немного, не по-кулацки – то немчура воспитала любовь к Родине… сейчас все как один готовы для фронта, для победы.
– Тогда так… Кто вызывает подозрение? Есть такие? Чтоб не привлечь к работе в госпитале случайно? Ну кто себя вёл не очень достойно когда немцы пришло?
Михалыч усмехнулся.
– Такие, старлей, думаю, понимаешь, где теперь. Ну а подозрение? Как тебе сказать?!
– Так и скажи…
– И скажу… Не темни старлей, не здание для госпиталя тебя интересует. Кореш твой, что утром был, не темнил. И ты не темни. Я хоть и попроще служил – в разведбате – но дело знаю. Тебе нужно выяснить, как вели себя те воины странные, что утром побывали у нас.
– Почему странные?
– Чутьё у меня, старлей, чутьё.
– Да что ты заладил, старлей, да старлей, я ж тебя не зову, ну скажем, кэп… Старший лейтенант Станислав Ткачёв…, – он протянул руку, и Михалыч крепко пожал её.
И сразу быка за рога:
– Ну так давай, Стас? Выкладывай, что интересует. Я, между прочим, кое что и сам узнал…
– Что же?
Ткачёв не стал ни отрицать, ни подтверждать то, что служит там же, где Гвоздев, но Михалыч и не требовал. И так всё ясно.
– А то, – сказал он, отвечая на вопрос о гостях незваных, – что вели-то они себя простецки, вроде как наши, да они и есть, небось, бывшие наши. Так вот, по простецки-то по простецки, да как-то уж очень старались показаться своими. И что интересно. Верховодил вроде не тот, что в погонах капитанских. Этакий мордоворот. А другой, лейтенант, сказывал, что учительствовал до войны. Ну и расспрашивал про разрушенный дом господский, что неподалёку от деревни на берегу озера. Про каких-то графьёв знаменитых талдычил, а потом взял с собой одного, кажись в погонах рядового, да и туда отправился, пока остальные вроде как отдыхали здесь.
– У кого отдыхали?
– На сеновале у бывшего сторожа школьного.
– При немцах сторож что делал?
– А ничего. Жил себе и жил. На постое у него какой-то офицер был из госпиталя, но сказывали мне, что вроде как не врач. Я то недавно сюда попал. После того как прогнали немчуру.
– На постое немецкий офицер? – уточнил Ткачёв.
– Это как раз ни о чём не говорит. У всех немчура жила. Врачи и прочие госпитальные. Тут другое… Сказывали мне наши, деревенские, что, уходя, немцы у всех выпотрошили, что только можно. А вот сторожа пощадили. Он потом оправдывался, мол, постоялец не велел его обижать, а почему, он, мол, и не знает.
– Тогда вот что…, – решил Ткачёв, – Прежде чем к этому сторожу идти, надо наведаться в развалины имения. Не зря же туда ходили двое. Сам понимаешь – если что-то взяли из тайника, следы этого тайника мы сможем обнаружить.
Ткачёв вспомнил ориентировку. Если это группа «Лёва», то по словам Лукова она десантировалась без радиостанции, но с радистом.
– Понятно, что следы, как ни прячь, останутся, – сказал Михалыч и прибавил: – Ну что, поехали…
– Погоди… Сержант Курилов, – крикнул Ткачёв сопровождавшему его автоматчику из комендантского взвода, – Подойдите ко мне… – и, когда тот подошёл, поставил задачу: – Мы сейчас уедем. А вам поручаю наблюдение за домом школьного сторожа. Вон, за тем.
Он указал на дом, ближайший к школе, спрятанный в зелени акаций и окружённый невысоким забором.
– Если сторож… Как его звать то? – спросил, повернувшись к Михалычу.
– Дед Андрей? Фамилия Полищук.
– Так вот, – Ткачёв снова обратился к сержанту: – Если этот Полищук спросит, куда это мы уехали, скажи, что командир – то есть я – хочет посмотреть, можно ли восстановить разрушенный дом, что на берегу озера и разместить там госпиталь.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
– Погоди, не все… Понаблюдай за поведением. Если куда-то пойдёт, навяжись в попутчики, заговори о чём-нибудь. А сейчас сядь на лавочке возле школы. Что там было? Курилка что ль, ну и наблюдай. Думаю, он непременно к тебе подойдёт.
Ткачёв уступил Михалычу место в люльке мотоцикла, сам устроился на заднем седле и сказал:
– Ну, с Богом…
Дорога к имению давным-давно заросла. Ею пользовались разве что во время сенокоса, да и то до войны. Развалины встретили мёртвой и какой-то гнетущей тишиной. Что таили они? А может и ничего? Может, эти двое из состава странной, как её окрестил Михалыч, группы действительно заинтересовались историей какого-то графского рода. Точнее, заинтересовался тот, что с погонами капитана, ну а второй, рядовой, просто отправился за компанию. Одному то пока бродить по этим местам не слишком здорово. Ну а то, что не капитан, а старшина верховодил в группе, так ведь капитан-то мог быть по должности армейской своей не командиром… Мало ли специальностей в войсках.
Мотоцикл остановился у выщербленных ступенек, ведущих к колоннаде, имевшей плачевный вид.
– Ну и с чего начнём? – спросил Михалыч.
– Откуда, с какого направления, они могли сюда прийти? – вопросом на вопрос ответил Ткачёв.
– Оттуда же, откуда и мы приехали… Дорога, какая никакая, – предположил Михалыч, – А с той стороны имения лес подступает. Раньше, до революции, были тропки, так заросли.
– И не пройти?
– Почему, не пройти, пройти-то конечно можно. Но это если тайно продираться, а вот вон открыто пошли, да и не только Полищука о том известили.
Михалыч как-то сразу оживился в поездке. Вспомнил былую службу. Сделал несколько шагов к колоннам, нагнулся и сказал:
– Окурок… Свежий. Папиросы «Казбек». Видно, здесь перекурили. Вот и второй… Спичка, сожжённая. Никакой конспирации…
– А зачем? – пожал плечами Ткачёв. – Им и в голову не могло прийти, что кто-то их здесь искать будет. А тем более окорки искать.
– Нас однажды в батальоне привлекли к поиску, который ваши проводили. Тоже диверсанта ловили у самого передка… Так вот я…
– Потом расскажешь. Не время сейчас. Надо понять, для чего они сюда ходили. Все эти родословные графов сказки…
– Ясное дело, – согласился Михалыч и вдруг втянув воздух, заметил: – Кострищем попахивает…
– Костром? – удивился Ткачёв.
– Не костром, а кострищем – затушенным костром. Интересно… Что они здесь пикник что ли устроили?
– А ну пошли, глянем, – сказал Ткачёв.
Вскоре действительно прямо в развалинах нашли кострище, в котором ещё слабо искрились угольки. Ткачёв носком сапога отбросил в сторону тлеющую головешку, склонился над ней и проговорил:
– Остатки какого-то ящика. А ну посмотрим…
Он поискал глазами какую-нибудь палку или слегу. Нашёл и стал разгребать костёр. Все выгорело дотла, но недогоревшая дощечка всё же сохранилась. Перевернул её палкой. Там остались две буквы латинского шрифта. Что-то видно было написано по-немецки. Пригляделся и предположил:
– Видно буквы от маркировки остались. Ящики здесь сожгли. Оставить ящики с надписями по-немецки было действительно опасно.
– Ящики? – удивился Михалыч.
– Скорее всего. Где-то тайник. Возможно, немцы, отступая, оставили для своих диверсионных групп.
Михалыч с сомнением проговорил:
– А может, просто ящики нашли да сожгли… Хотя, если бы этакие добротные ящики здесь немцы бросили, их бы забрали – в хозяйстве пригодились бы. Замазали их поганые надписи и вот тебе тара для того же зерна…