– Пирожные?.. – переспросила Даша, будто не понимала, о чём речь. – А. Пирожные. Пирожные давай. – Те.
Она направилась в кухню, на ходу, с каждым шагом, расправляя плечи и стирая выражение обречённости с лица. К тому моменту, когда она села за стол, ей даже удалось натянуть на лицо улыбку. Но Паша задницей чувствовал, что это всего лишь дань вежливости и умение держать хорошую мину при плохой игре. Сам Кощей на такой случай предпочитал противопехотную. Даша, судя по тому, что питается овсянкой, пишет ночами рефераты, но матери обещает новые окна, оружия, сильнее острого взгляда, не знает.
– Возьми в сумке, я пока со стола уберу, – попросил Поляков.
Томность и лёгкость вечера растаяли, как лёд в бокале виски. Паша бы от него сейчас не отказался. Настроение у Дарьи было не из тех, когда демонстрируют любовь к себе – в приземлённом смысле этого слова. В конце концов, он не ждал быстрой победы. Но и уезжать несолоно хлебавши тоже был не намерен. Не потому что его жаба давила за впустую потраченную еду. А потому что не хотел.
Он хотел Дашу. Грубо, непритязательно, по-мужски. Хотел спать с нею в обнимку. Может, он не умел так спать. В конце концов Поляков всё равно сворачивался и закрывался, но засыпать он хотел с Дашей. Ощущения можно было описать одним словом: «Моё!». В это слово не помещался как-то непонятный «Николай Владимирович». И даже для Дашиной мамы места в нём не было, хотя Кощей был готов иногда ненадолго подвинуться.
Как нормальный взрослый мужчина он понимал, что у Дарьи на его хотелки сейчас настроения нет. Но, как говорили древние, «если у женщины нет настроения, создай его». Паша был опытным настройщиком. Пирожные, баллончик вбитых сливок и чулки хорошо подходили для этой программы.
Даша выставила на стол прозрачную коробку-тортницу с набором пирожных и села за стол. Молча.
Паша в очередной раз поразился её реакциям на очевидные вещи. Ну правда, он же чулки, наверное, прикупил какой-то левой бабе? Или себе. Поэтому вопросы о них задавать нельзя ни в коем случае. Вдруг в Кощее Синяя Борода проснётся?
– Даша, чулки я тоже тебе взял, – уведомил Поляков. – Взамен тех, которые порвал прошлый раз.
– Спасибо. Но вы мне только одни чулки порвали, – невозмутимо напомнила Даша.
– У меня большие планы. А почему ты их не достала?
– Вы сказали взять пирожные.
– А ты делаешь только то, что тебе велят? – фыркнул Паша и потянулся с ножом к верёвке, которая крест-накрест перетягивала коробку.
– Зачем резать, я развяжу, – остановила его девчонка и потянула тонкие пальчики.
– Это же долго!
– Мы куда-то спешим?
Это «мы» внезапно утихомирило Пашину язвительность. Правда, не до конца:
– Тебе верёвок не хватает?
– Мало ли, – пожала плечами Дарья, действительно споро справляясь уже со вторым узлом на верхушке коробке, осталось столько же. – Если честно, мне просто нравится. Успокаивает. Но и верёвка тоже… Вдруг пригодится? У меня действительно их нет.
Наверное, говоря о востребованности верёвки, она думала о том, чтобы, например, стопку книг перевязать. А не то, о чём подумал Паша. А он подумал.
Наконец все узлы веревки оказались распутаны.
Дарья сняла прозрачную крышку с таким торжественным видом, будто под фанфары. И с таким предвкушением, что у Паши ёкнуло под грудиной от внезапной мысли, что он каждое утро жрёт перед ней дорогую сладкую булочку и даже не поперхнулся ни разу. Совершенно точно: щепетильная Дарья ничего не покупает себе за его счёт. Кроме того, что он велит.
– А какое можно взять? – девчонка с трудом оторвала взгляд от сладкого разнообразия. Каждое пирожное было в единственном экземпляре.
– Любое.
– Совсем-совсем? Можно каждое на два поделить, – щедро предложила Даша, вновь бросив взгляд на пирожные и на гостя.
– Совсем-совсем любое! – уверил Кощей. – И столько, сколько хочешь.
Он хотел добавить, что в любой момент может купить себе такое же, но вовремя поймал слова на языке. Она опять всё вывернет наизнанку и обидится.
Даша придвинула к себе всю коробку:
– Что, даже и не попробуете? – спросила она потрясённо.
Паша опешил. Не то чтобы ему было жалко, просто знал бы, два набора купил. Но тут Даша рассмеялась и сдвинула пирожные на центр стола:
– Не пугайтесь, я пошутила. В меня столько не влезет.
– Это если за один раз, – возразил Поляков.
– Об этом я не подумала, – согласилась Дарья и изобразила мыслительную деятельность.
Паша разлил по кружкам кипяток, плюхнул туда по пакетику зеленого чая (нужно в следующий раз чёрный купить) и сел.
– Леди фёст, – сказал он на чистом русском языке.
Девчонка быстро выхватила шарообразное коричневое с кремовым листочком сверху.
– Любишь картошку-пирожное? – Паша взял из коробки безе.
– Это, знаете, привет из детства. Тогда всё казалось вкуснее, – рассуждала Дарья тоном старушки, убелённой сединами. – От того, что любил в детстве, ожидаешь большего.
Поляков дожевал кусок тающего во рту пирожного с нежной сердцевинкой и был вынужден признать, что, да, в её словах была доля правды. Безе любила мама и часто покупала в кондитерской неподалеку. Это было в далёком Давно. Паша из него помнил мало, но это были яркие и солнечные воспоминания, где папа и мама были счастливы. Они хранились где-то глубоко и сейчас всплыли, полные красок, света и звуков. А ведь до этого Поляков даже не задумывался, почему именно он предпочитал безе среди других пирожных. Это конкретное было действительно вкусом из детства.
– И как? – Паша мотнул подбородком в сторону картошки.
Дарья пожала плечами:
– Ничего особенного. Мама делала сладкую колбасу из Альпен Гольда, молока, масла, сахара и дешёвых печенек. Никогда больше ничего подобного не пробовала.
– Давай сделаем.
Даша посмотрела на него так, будто ей предложили на выбор две волшебных палочки: одну красную, другую синюю. Обе рабочие, но без инструкции по применению.
– Ну а что такого сложного? Не прямо сейчас, но все ингредиенты не далее как сегодня я видел в магазине.
– Так всё равно не получится, – тоном ослика Иа заметила Дарья.
– Не попробуешь – не узнаешь. Заедем завтра с работы в магазин и всё купим. Хочешь?
– Не знаю.
Почему-то Паше показалось, что в этом ответе было больше искренности, чем во всём, сказанном девчонкой сегодняшним вечером. Глупости, конечно. Учитывая её лицедейские таланты, эти слова с равной вероятностью могли оказаться как правдой, так и лютой ложью. Как и в любые другие, произнесённые сегодня или раньше.
Но почему-то Пашу это не пугало и не отталкивало. Заводило – да. Будило азарт. Требовало экспериментальной проверки. Археологических раскопок в поисках истины. Главное – вместе с Дарьей.
В напряжённом молчании, которое маскировалось под непринуждённое поедание десерта, Даша потянулась за следующим пирожным – корзиночкой с кремом. Корзиночка с кремом – это вызов для едока. Особенно, если к ней не прилагается ложечка. А Дарья Владиславовна не из тех, кого останавливают сложности.
В общем, очень скоро взбитые сливки – или чем там пользовались кондитеры? – украсили Дашин нос, уголки рта и даже подбородок. Поляков крепился, но в конце концов и не удержался и заржал.
– Испачкалась, да? – переполошилась девчонка, пытаясь стереть, но только размазывая крем по лицу.
– Подожди, – Паша выбрался со своего места и присел перед ней на корточки.
Его голова казалась напротив испачканного лица, и тут до Паши дошло, что стирать крем ему нечем. Из того, что принято использовать, типа салфетки, платочка, прочих признаков цивилизации. Поэтому он бесхитростно слизнул крем с носа застывшей каменным изваянием Дарьи. А потом сцеловал с подбородка, уголков губ и, чтобы уж дважды не вставать – и не садиться, ‐ поцеловал сами губы. Сладкий рот, хранивший ванильный аромат взбитых сливок. Паша прихватил зубами эту чёртову нижнюю губу, пытаясь понять, что заставляет её снова и снова мучать его воображение. Потом ещё раз, потому что одного было мало.
Стоять на корточках было неудобно, и Кощей опустился на одно колено, как средневековый рыцарь. И на то колено, которое не опустилось, перетянул безропотную девчонку, податливую, как глина в руках скульптора. Или гитара в руках музыканта. Хотя твердолобый и приземлённый Пашка был далёк от искусства от слова совсем.
– Паша, – тихий голос вывел его из состояния транса. Но так, ненадолго. Чтобы погрузить ещё глубже. – Паша! – в интонациях слышалась просьба, и Кощей усилием воли выдернул себя из нирваны.
– Да?
– Мне нужно сегодня поработать. Я как дура проспала почти всё время, как от тебя приехала. А у меня уже сроки по паре работ поджимают.
«Сроки поджимают» – эти слова Кощей понимал. Хотя конкретно сейчас понимать не хотел.
– Если мы продолжим, я уже ничего сегодня не сделаю.
Да и хрен с ним!
Тут Паше пришлось сделать над собой ещё одно, просто невероятно героическое усилие. Такое, что он прямо загордился весь от собственной щедрости.
– Хорошо, – сказал он, стараясь не показывать, насколько у него сбито дыхание. – Давай ты поработаешь, а потом мы продолжим.
– Это не пять минут. И даже, наверное, не час.
– Я подожду.
– Мне будет сложно сосредоточиться в твоём присутствии.
Это было почти признанием в любви. Разве Кощей мог отступить после этого?
– Я поеду домой. А как только ты закончишь, позвони мне, и я вызову такси.
– Это может быть поздно, – упрямилась Дарья.
Испугали ежа голым задом. Голым задом нашего ежа не испугать. Только возбудить.
– Значит, возьмёшь с собой одежду на завтра. И что там тебе ещё нужно будет на работу.
– Ты правда будешь ждать?
Поляков чувствовал себя чемпионом международного класса по разрыву шаблонов.
– Очень, – заверил он.
– Ладно.