Прохлада московского мая,
Сгущённого серою мглой,
Заката полоска кривая
Сменяется звёздной иглой.
Вещички уже приготовив
К приходу незваных гостей,
Привычно, как в гибельный омут,
Ныряет столица в постель.
А месяц в сирени вселенной
Похож на кривой ятаган,
И тени Тезея с Еленой
Скользят по эгейским волнам.
Путями, ведущими к Риму,
К Голгофе, к Синайским холмам
Под утро пройдут пилигримы
По серым, как пыль, облакам.
Того ж, кто уйдёт по дороге,
Где шествовал некогда Дант, —
Наметит в лубянском чертоге
Чекистский угрюмый педант.
О, вёрст каменистых наука!..
Пока же будь счастлив, пиит,
Что есть ещё хлеба краюха
И чайник на кухне кипит.
Пусть строки толпятся без страха,
Да славится труд этот твой
И письменный стол сей, что с плахой
Увенчан одной высотой.
Что проку в Шуберте в Воронеже постылом
Душе и телу тонущим в нужде,
Когда к зиме сместился вместе с тылом
Осенний фронт с обозами дождей.
Тоска и слякоть, хриплый хор вороний
И лужи вполверсты – не обойдёшь,
Но пламенно к труду и обороне
Готовится стальная молодёжь.
Ей, как знамена РККА, закаты алы,
Уверенная, радостью горя,
Она вздымает маршами кварталы
В честь годовщины новой Октября.
Она упорно вписывает главы
В историю великих перемен,
А мысль, что эти годы – волкодавы
Чужда ей, как Шенье или Верлен.
И тёмен смысл отдельных фраз безумца,
Его глухого бормотанья пыл
О чепухе каких-то там презумпций,
Дверном звонке, что с мясом вырван был.
Гекзаметры и ямбы —
Свидетели потерь,
Воронежские ямы
Примеривает тень.
То вóроны над ними,
То дождик моросит…
Навеки твоё имя
Одной из них носить.
Оставь чернила ручке и перу,
Без слов давно известно Мельпомене,
Что горек мёд и на чужом пиру,
И на чужом, как вздорный сон, похмелье.
Печаль (всегда) – минувшему оброк
В пространствах, где значенье утеряли
Сплетения взахлёб рождённых строк
Тебе ли от друзей, им – от тебя ли.
Какая муть бывает на душе —
Тому свидетель лермонтовский Демон
И – листьев опадающих клише,
Чтобы печатать тягу лезвий к венам.
Барак, собак конвойных лай тревожный,
Ненастной доли тёмная узда,
И отдаёт тоской и тусклой ложью
На гимнастёрке вохровца звезда.
Взгляд ледяной и щёк обрюзгших студень,
Что обжигает ветер по утрам…
Ну, вот – тебе, чуждавшийся литстудий,